Полуденный танец

      Жарко, как в аду.

      Эти слова бились-пульсировали в голове, повторяясь снова и снова. Они расходились, как круги по воде, от головы к телу, но в этом не было никакого облегчения. Кожаная куртка плавилась на взмокшем теле и обжигала, в перчатках будто бы собрались целые лужи пота, а ремешок, перехвативший голову через лоб и затылок, грозился оставить под собой алую полосу ожога. Крупными градинами катился по лицу пот, заливался под треугольный воротник рубахи, где раскалённый медальон в виде ощерившейся волчьей морды дрожал от магии. Шагая по грудь в высохшей пожелтевшей траве, он вдыхал знойный воздух, опаляющий ноздри дурманным ароматом малины и гинации. Он шёл налегке, вращая в руке пылающий на солнце серебряными гранями клинок. Лезвие, точно коса кмета, скашивало траву, оставляя за ним видимую глазу тропу. Дорогу, по которой он шёл уже не в первый раз за последние дни. Жёлтые глаза с вертикальными зрачками неотрывно смотрели на холм.

      Полуденная невеста кружилась в своём танце, и на обезображенном смертью лице застыла улыбка. Та, с которой она думала о своей свадьбе и возлюбленном. Венок из полевых цветов на светлых волосах, заплетённых в косу, контрастировал с иссохшей кожей и безжизненными, но всё ещё яркими лазурными глазами. Она кружила у мёртвого дерева в малиннике, не зная, что мертва, и щебетала о том, как ей нужно готовиться к бракосочетанию. «Мне надо собрать малины для моего возлюбленного», — часто повторяла она и не переставала улыбаться.

      Жарко. Цикады заходились своим пением. На губах горчило от эликсиров.

      Держа одной рукой зеркало Нехаленны, другой он не торопился убирать меч на тот случай, если призрак нападёт. Точно не видя и не замечая его, полуденница продолжала танец. Изорванный подол белого платья взвивался за ней следом и тут же воздушно опускался, прикрывая ноги. У привычного к таким историям ведьмака не должно было сжаться очерствевшее сердце, но отчего-то дрогнуло в груди, когда дух погибшей невидящим взором скользнул по нему и… ничего.

      — Алина? Ах, да, это я, — взглянув в отражение, пропела полуденная невеста и покружилась вокруг своей оси, обхватив себя за плечи неестественно длинными худыми руками с когтистыми пальцами. — Мне надо готовиться к свадьбе. Это так…

      — Романтично, — обессилевшим голосом закончил он за призрака и с трудом удержался от того, чтобы занести над ней меч.

      Нет, нельзя. Юлиан просил упокоить невесту безболезненно. Но как это сделать?

      Жарко. Будто ад разверзся и выпустил в мир свой нестерпимый жар.

      Он был мокрым до нитки, и даже кожаные сапоги уже можно было выжимать, но несмотря на усталость плёлся через поля, изрытые бывшими руслами рек, вздыбленные холмами и взгорьями. Пожухшие деревья отбрасывали куцые тени, но толку от них в такую жару не было. С саркастичной насмешкой вспоминал он слова старого Весемира, который любил говаривать, что жар костей не ломит. Сейчас ведьмак готов был отдать, что угодно, лишь бы проснуться в выхоложенной комнате Каэр Морхена и вдохнуть воздух Синих гор. «Это всё потому, что ты молодой, конечно же у тебя не болят кости», — как наяву представился ворчливый голос наставника. Каждый шаг обжигал ноги. Когда впереди замаячил проход к берегу, Геральт испытал облегчение, хотя с куда большим удовольствием погрузился бы в медитацию, чтобы дождаться заката и спада жары. В Темноводье он работал только по ночам, когда была такая возможность — здесь не было острой необходимости, как в столице, придерживаться режима обычных людей, не нужно было подстраиваться под них.

      Жарко. Ведьмак утёр предплечьем пот со лба, но новые капли незамедлительно появились через какую-то минуту, а он сам не почувствовал облегчения.

      Пологий берег озера был влажным и приятно прохладным. То тут, то там кораблики водяных лилий проплывали мимо, блистая белоснежными лепестками и золотыми сердцевинами. Это зрелище должно было бы радовать, однако Геральт смотрел мимо всей красоты, не отмечая про себя даже чудесную прозрачную воду, в которой видно, как резвятся мелкие рыбёшки. Голова была занята совершенно другим. «Мне надо готовиться к свадьбе, — звучал радостный тонкий девичий голос в ушах. — Я собрала для любимого сочной малины». Мимо ходили эльфы, которые не обращали на него ровным счётом никакого внимания: рядом рыбачил ремесленник, Хиреадан перекидывался в кости с эльфийкой, а Торувьель сидела в одиночестве. Обычно Геральту было комфортно среди нелюдей, да и они в меру своих способностей дружелюбно относились к белоголовому, однако мысли о погибших сёстрах и способах снять проклятие вытеснили всё остальное. Перед внутренним взором вновь и вновь вставал образ полуденной невесты: пребывание под проклятием ещё не успело окончательно стереть её прелестные черты, изуродовать облик и превратить в одно из тех жутких полуденных приведений, что гуляют по полям в самые жаркие дни. Она танцует, звонко и заливисто хохочет, а потом замолкает и смотрит на него мёртвыми лазурными глазами: «Мне так холодно, мастер Геральт».

      Чертовски жарко. От воды озера веет прохладой, но даже она не может остудить натруженное тело ведьмака. Кожаная куртка и сапоги валялись рядом на песке, придавленные мечами, а ноги мужчина опустил в воду. Неподалёку играл Альвин, но белоголовый его не слышал. Ему было жарко.

      Со стороны костра скоя’таэлей пахнуло жареной рыбой. Следовало убить полуденную невесту до того, как в полях стали умирать люди, но просьба её несостоявшегося супруга жгла не хуже беспощадного солнца. Во рту осталось приятное послевкусие вишнёвой настойки, бутылку которой Геральт подержал в прохладной воде озера. Смеркалось. Становилось легче дышать и думать. Следовало побеседовать с местными и попробовать набрести на решение в житейской мудрости простых крестьян. Благо, на примете была Абигайл, к которой ведьмак и направился. Чем ниже было солнце, тем проще было идти, и у ворот деревни Геральт чувствовал себя бодрым и ожившим. Сапоги больше не казались пыточным инструментом, куртка не сдавливала тело обжигающими объятиями, а кожаный плетёный поясок на лбу просто выполнял свою работу и придавливал длинные волосы, не давая им разлетаться во все стороны. В сумерках стоял он на пороге знахарки.

      Мёртвые слышат только мёртвых и поэзию.

      Подсказанная мысль помочь проклятым сёстрам встретиться на закате воодушевила Геральта, а хранящийся подарок от отшельника, венок из бессмертника, лежал поверх сумки ведьмака, наталкивая на правильное решение. Даже если дух Алины успокоится от встречи с сестрой, отплатившей за её убийство, Селине понадобится другая помощь. Подбить Лютика на написание короткой песни для освобождения души погибшей девушки оказалось не так уж и сложно: тщеславный поэт мигом понял, какой сюжет может взять для своих баллад, и удалился с вином в дальний угол деревенской таверны.

      В Темноводье было красиво. Подобной простой, естественной и дышащей жизнью красоты он не видел ни в одной из темерских деревень. Так, по крайней мере, ему казалось. Утраченная память манила его, как Святой Грааль, а постоянно встречающиеся якобы его знакомцы из прошлой жизни только бередили свежую рану. Как бы хотел он самостоятельно знать, без этих надоевших вусмерть «ка-ак, ты не помнишь?», что было с ним и что он делал. «Устойчивая модель личности» вроде бы вырисовывалась перед ним, но сомнения терзали душу. Он стоял возле постоялого двора и вдумчиво рассматривал вбитые в землю деревянные столбики, украшенные разноцветными лентами. Они лениво колыхались в ночном тёплом и почти неподвижном воздухе, вздрагивали. Как изорванный подол белого платья полуденницы. Утром, как взойдёт солнце и прогреются поля, она снова закружится в танце над малинником и огласит плавящиеся от жара поля своим смехом. Впитает в себя солнечный свет, точно цикада, и ослепит яркой вспышкой.

      Ведьмак отвернулся и окинул уставшим взглядом здание таверны. Она была много более ухоженной и привлекательной, чем тот же «Новый Наракорт» в Купеческом квартале столицы. Тот был внешне неприглядным, а на стенах его остались разводы от мочи и рвоты вываливающихся из дверей пьянчуг, которых гоняли здоровяки-вышибалы. Внутри самое приличное заведение Вызимы отличалось от «Кудлатого мишки» только тем, что пол там выложили гладкой плиткой, а за столы пустили разодетых в пух и прах горожан. Неприветливые, как один, трактирщики неохотно даже за плату пускали его погреться у камина, а официантки выглядели затасканными и уставшими от всего на свете. А Темноводье, украшенное лентами, увитое ползучими растениями, наполненное звуками лютен, бубнов и флейт дохнуло на Геральта радушием, теплом и неуловимым ощущением, которое ему было незнакомо. Это домашняя еда, смех вроде бы близких людей, тепло очага, приятная усталость в теле — спокойствие постоянства, неведомое ведьмаку, но такое, чёрт побери, в глубине души желанное.

      Отвернувшись от этой радужной развесёлой картинки, белоголовый зло зашагал размашистым твёрдым шагом в сторону полей. Оставаться на ночь в таверне ему теперь не хотелось. В руке покачивался венок из бессмертника, а сумка давила на спину. Если бы только его телепортировали сюда с Плотвой, которая бы помогала тащить вещи, и теперь ему было жалко лошадь. В городе и на болотах верхом было особо не поездить, но здесь она бы ему очень даже пригодилась. Прохлада укутала поля, и трава уже не казалась такой отвратительной, а слабый аромат цветов и ягод вызывал подобие улыбки на тонких губах. Он слышал, как возятся полевые чёртики, как перекликаются в высоких травах насекомые, а где-то вдалеке кричали виверны, залетевшие в поля с берега и отмели. Краем сознания отметив, что надо уничтожить их гнездо, чтобы не выжрали потом всю деревню, мужчина сложил пальцы в знак Игни и разжёг огонь на костровище наподалёку от малинника.

      Поверх языков огня он глядел на холм с высохшим мёртвым деревом, и казалось ему, что в рыжем пламени кружится силуэт несчастной девушки. Она то поднимала тонкие руки к раскалённым небесам, то раскидывала их широко в стороны, будто желала объять весь мир и прижать к своей хладной груди, то обхватывала себя за плечи. Смотрела на него лазурными глазами и смеялась: «Мастер Геральт, а вы останетесь на свадьбу? Маэстро Лютик пел о вас такие красивые баллады! Это так романтично!» Но мёртвые губы, красные, как сок малины, не шевелились, не вздрагивали веки. В травах он видел блуждающий дух Селины, и сердце его снова неприятно сжалось. Изорванный подол синего платья волочился за ней, а белое лицо с будто бы зашитыми веками и ртом поворачивалось то в одну, то в другую сторону. Пальцы ведьмака в перчатках коснулись венка бессмертника на коленях, но он остановил себя. Рано. Сначала Алина.

      Бедная её младшая сестра. Как часто она слышала эту и подобные фразы? Неудивительно, что девушка не совладала со своими ревностью и злостью. Быть постоянно задвигаемой на второй план, всю жизнь смотреть на все успехи и славу первой красавицы Темноводья (после, конечно, Владычицы озера) и кусать губы. Ведьмак покачал головой из стороны в сторону. Он не мог судить кого-то или наказывать, но решать человеческие проблемы — мог и был должен. Медальон на груди пару раз вздрогнул и замер. Полуночница убралась восвояси, не став нападать на него. Глаза закрывались. Грудь вздымалась в спокойных уравновешенных вдохах. Глубокое дыхание помогало погружаться в медитативный сон.

      Жарко.

      Он распахнул глаза и автоматически прикрыл их рукой, прикрывая не привыкшие ещё к свету вертикальные зрачки от палящего солнца. Снова. Ему казалось, что в Вызиме под вечными дождями плохо, но теперь готов был продать душу за один затяжной ливень. Ноги от сидения в одной позе слушались плохо, и подняться удалось только со второго раза — без должного стимула в виде монстра подскакивать тут же Геральт не видел смысла. За ночь ненужные мешающиеся мысли о своём доме и семье выветрились, ушли тяжкие сожаления о судьбе девушек. Его работа сделать так, чтобы из-за двух духов не погиб кто-то ещё. В уши лился стрёкот надоедливых цикад. Ведьмак их ненавидел.

      Вишнёвая настойка нагрелась и была премерзкой на вкус, как и кусок свинины, обёрнутой в вощёную бумагу. Жаловаться на подобные мелочи белоголовый отвык уже давно, да и теперь не видел в этом какого-то смысла. Живот набит? Замечательно. Алкоголь для эликсиров и избавления от назойливых мыслей бренчит в сумке? Что тебе ещё, ведьмак, надо?

      Чтобы проклятущая жара немного стихла. От пота резало глаза, не спасал даже ремешок.

      Чтобы не протирать штаны просто так, Геральт добрёл до отшельника, и тот с радостью согласился скоротать время за игрой в покер. Играли на мелочь. Везло с попеременным успехом, но это впервые мало волновало ведьмака, тяжёлый кошелёк которого грел ему руку. В последнее время от заказов не было отбоя, и он почему-то решил копить. «На зимовку пригодится», — говорил он себе. Кубики задорно стучали в деревянном стаканчике, любовно обтянутом кожей, заглушая цикад. Их стук о дощечку не давал уйти в себя, как и умеренное брюзжание старого слуги Владычицы озера. Пусть себе болтает о Святом Граале, пока есть, кому это рассказывать. Наверняка деревенские не балуют его своим обществом, а ведьмаку было всё равно. Лишь бы не думать.

      Жарко. Даже дом отшельника не спасал от проклятущей удушливой жары и духоты.

      Настойка остыла и уже не казалась такой отвратной. Его противник по покеру с радостью угостился и ответил тем, что отпотчевал домашними малосольными огурцами, приятно хрустящими на зубах. Мысль о том, что что-то подобное могло бы быть на свадьбе, заставила сердце вновь неприятно сжаться в груди. Ему чудилось, что в лачуге витает запах малины, а не рассола. Нотки гинации вкрались в общее полотно. Как же от этого было тошно. Едва только солнце начало клониться к горизонту, а небо — темнеть, ведьмак тепло распрощался с отшельником и направился к малиннику. Видел издалека двух-трёх полуденниц, уже закончивших своё превращение, но не спешил подходить. Смотрел, как они витают в воздухе вокруг друг друга, точно девицы, водящие хороводы. И всё бы ничего, если бы не иссохшая кожа, чёрные провалы глазниц да вываливающиеся из разодранных глоток языки. Когда-то наверняка прекрасные девушки превратились в неприкаянных и жаждущих мести чудовищ. Их уже было не спасти. Искать предметы, к которым они привязаны, было себе дороже — поля-то немаленькие.

      Всё ещё не ослабевала жара, и струи пота катились по спине и лицу.

      Рукоять серебряного меча податливо легла в ладонь, замелькало острое лезвие, ловя алые блики клонящегося к горизонту солнца и заманивая полуденниц в танец, как они привлекали одиноких путников и не успевших спрятаться крестьян. «В этот раз вас танцую я», — отрешённо промелькнуло на краю сознания. Он быстро переставлял ноги и ещё стремительнее крутился в едва уловимых взгляду пируэтах, нанося удары не только серебряным мечом, но и выкупленным у кузнеца кинжалом из Махакама. Ослепительная вспышка вызвала у ведьмака вскрик боли и заставила приложить ладонь к глазам. Но этого было мало, чтобы всерьёз навредить ему или испугать.

      Невероятно жарко. Капли пота падали на землю, когда он наклонялся, чтобы собрать пыльцу смерти, оставшуюся от духов.

      Чем ближе он подходил, тем ярче становился запах малины. Лютик уже поджидал его с лютней, но Алина не нападала на него. Смотрела на него заинтересованно и что-то щебетала о своей свадьбе. У трубадура заметно глазу дрожали коленки. Ещё бы! Встретить призрака и при этом выжить не многим обычным людям удавалось. А жить этот неисправимый бабник любил, в чём его нельзя было обвинить.

Стиснуты зубы, опущены веки,

Сердце не бьётся — оледенело.

Здесь он ещё и не здесь уж навеки.

Кто он? Он — мёртвое тело.

Живы надежды, и труп оживился,

Память зажглась путеводной звездою.

Видишь — он в юность свою возвратился,

Ищет лицо дорогое.

Затрепетали и губы, и веки

И появился в глазах жизни признак.

Снова он здесь, хоть и не здесь он навеки.

Что он такое? Он — призрак

      Какое же облегчение он испытал, когда до Алины наконец дошло, что с ней случилось. Она смогла обрести покой, встретившись со своей сестрой, а та — надев на голову венок из бессмертника. Сёстры исчезли ещё до того, как окончательно сгустились сумерки. Замолкали цикады. Потянувшись, ведьмак сорвал с куста крупную ягоду малины и закинул в рот. Сочная, зернистая. Сладкий сок смочил пересохший рот и перебил привкус вишнёвой настойки.

      Проблему можно решить не только мечом.

      От земли исходило тепло, которое она накопила за день. Пахло гинацией и малиной. Над полями Темноводья наконец-то воцарились тишина и покой. Ему пора было уходить.