– Ты можешь быть понежнее? – Шиён чертыхается в возмущениях, старательно сдерживая руки Боры, которые царапают под рубашкой кожу.
– Если хочешь нежности, не к той пришла, – отвечает резко, делая рывок бёдрами, чтобы Ли копчиком ударилась об поверхность стола.
Бора кусает плечо, сдергивая с него полурасстёгнутую рубашку, вызывая от Ли недовольное ворчание. У Шиён на теле остатки красных полумесяцев от зубов старшей, на которые Бора смотрит и улыбается довольно. Сама не понимает, почему злится, когда Шиён у неё в руках извивается, стараясь сдерживать стоны.
Шиён права – сегодня Бора несдержанней обычного. Она, уставшая от мученического лица младшей, рывком разворачивает её спиной к себе, дышит жарко на ухо:
– Не хочу видеть тебя.
– Так кончай быстрее, это ты медлишь, а не я.
Ким хочет этот язык острый вырвать, вынудить Шиён молчать вечно, оставить только возможность стонать этими выпачканными смазанной помадой губами. Но рассеивается эта грозная мысль, когда младшая слабо опускает голову, а потом откидывает её назад, дрожащими руками расстёгивая свою рубашку до конца. Бора думает: «хорошая девочка», но говорит:
– Отвратительная у тебя одежда.
И срывает мешающий кусок белой ткани, на мгновение чувствуя эту терпкую сладость шиёновского запаха.
Ким бесится ещё сильнее – такие наваждения её преследуют, как демоны врождённые. Мысли о Шиён, другие, те, что она отвергает. Она держится на лодке здравомыслия царапая Ли и закусывая свои губы до крови. Но воспоминания о ослепительной улыбке Шиён злобные, ворчливые, ходят за ней, наступают на ноги. Она головой мотает, сильнее вжимается в оголённую спину младшей, кусая позвонки.
Кажется ей, что все мысли вытеснить можно такими поступками – когда она требовательно тянет Ли, скрепляя руки на животе, подчиняя себе, чувствуя контроль.
Шиён не только дышит рвано, смиряясь, как сводит низ живота, но и пытается не признаваться себе: такой секс с Борой для неё самый лучший. Когда Ким гневается, пускает искры походкой, а после вымещает напряжение на теле Шиён, забывая, что существуют грани болевого порога.
Тут даже неизвестно – кто от кого зависим сильнее.
Бора выворачивает голову Шиён под опасным углом, как бы шея не сломалась, подтягивается на носочках совсем немного, и целует полубоком. Губы съезжают на щёку и подбородок, когда Ли дергается в реакции на маленькие пальцы Ким, что забираются под ремень штанов. Бора целует её по-своему, предназначенным только для шиёновских губ поцелуем. Врывается языком, проводит по зубам, а там сбивается с ритма, хаотично вжимается, мнёт опухшие губы, отставляя влажность.
Во мраке комнаты их тяжелое дыхание остается судорожными вздохами в помещении. Бора видит это красное свечение похоти, чувствует под своими пальцами, легко проходя по ткани трусов. Доводит Шиён до пика, до мольбы оставшейся в горле, ведь просить она точно не станет.
Казалось бы, пройдя через бесчисленные встречи, наполненные безумным сплетением рук и языков, когда ноги подкашиваются до ощущений подстреленных конечностей, Шиён должна была привыкнуть к тому, как накрывает её снова и снова от Боры. От её осипшего голоса, который бывает только в эти моменты; от её тёплого маленького туловища, что обманчиво слабое; от раскрашенных в фиолетово-бордовые отблески на обратной стороне век, когда Ли с силой зажмуривает глаза, – тоже из-за Боры.
Бора ползёт руками к животу, царапает, оставляя полосы. Она вжимается спресованным металлом в Ли, упирается коленями в голени, отчего Шиён вот-вот упадёт. Младшая может только бессвязно цепляться за кухонный стол руками, желая целовать Бору, заглушая свои стоны.
Но с Борой не так. С Борой – действия, действия, действия. А из чувств – только возбуждение и ярость.
Руки старшей добираются до груди, покрытой чёрным лифчиком, пока сама она целует (в первый раз за этот день без укуса) лопатку.
– Шиён? – зовёт Ким, от неожиданности Ли дергается, не понимая, чего от неё хотят.
Шиён только открывает рот, чтобы спросить, что ей нужно, как Ким сжимает в своих руках грудь младшей, сквозь ткань зажимая соски. И звуком вопроса у Шиён вырывается:
– Чег…ах.
Ли хочет отомстить, ударить Бору ногой, или вмазать по щеке. Но старшая забирается под лифчик, стаскивает его вверх, оголяя чувствительную кожу, снова касаясь. Ким играется с сосками, крутит с силой между пальцев, отмечая, как идеально вписывается грудь в её ладонь.
– Ненавижу тебя, – она шепчет это слабо, развязно, мокро.
Бора на этих словах расплывается в оскале.
– Взаимно.
\
Октябрьские рассветы разливаются серо-фиолетовым, переменно с кровавостью за плотными тучами. Бора смотрит на эту смутную и пугающую картину, чувствует, как легкий озноб терзает тело. Ежится, согревая себя руками. Она бросает взгляд на экран телефона, понимая, что пора собираться на работу.
– Ты мешаешь моему сну.
– Так иди спать к себе.
Шиён ответом её не удосуживает. Она кидает слабо подушку с кровати в Бору, но промазывает, и переворачивается на другой бок.
Дальше они даже не встречаются в коридоре бориной квартиры – Ким идёт на работу через сорок минут, зная, что Шиён уходя закроет за собой.
Подобный образ жизни, как приевшаяся мелодия из девяностых, играющая из старого автомата в кафе. Незначительное и забытое, но всё равно отчего-то привычное и нужное. Ким раз за разом говорит: это последний раз. Шиён же, одеваясь, только и хмыкает, заваривая чай.
Скребётся об стенки желудка противное и жгучее, впивается ржавыми нитями и горелой тканью.
Бора живёт, даже весело, даже интересно. Бора ходит на выступления любимых артистов, перекусывает в любимых местах, знает новинки кино и лучшие места для смотрения салютов. Бора дышит и смеётся, обнимает Минджи при встрече, рассказывает обо всём.
А потом приходит Шиён.
И всё летит в такой беспросветный пиздец, от которого отгородиться киношными заставками никак не получится, ведь то – на коже и под, в венах и артериях, на кончиках нервов и языка.
Шиён носит обтягивающие штаны с прорезями на подранных, из-за Боры, коленках; скрывает оставшиеся синяки длинными рукавами, а иногда и нет; улыбается разбитой губой и просит: ещё, ещё, ещё. От неё пахнет цедрой лайма после душа (кимовский гель), а когда та сидит в забытом всеми месте, высматривая на стекольных разводах растерзанных мошек, и крутит в сильных пальцах серебряный медальон неизвестной птички, Бора в ней видит что-то необычное, что-то скрываемое ранее за хриплыми стонами обеих и остервенелой хваткой. Что-то хрупкое и сломанное, что-то задумчивостью прекрасное.
Боре удобно использовать Шиён для удовлетворения своих потребностей. Шиён удобно делать вид, что она игрушка, причиняя бориному сердцу глубокие чёрные раны, что сразу прижигаются её взглядом тёмно-карих, оливкового оттенка, глаз. Ли дозволено быть стервой, дозволено иронично смеяться, издевательски смотреть соблазном и сводит Ким с того самого пути, что зовётся «правильным». С Шиён же, непонятно куда идёшь, куда стремишься и чего хочешь, помимо её. Она заполняет звуком своего смеха всё пространство вокруг. Бора себя чувствует – как запутанная рыба в сточных водах, которую выбросили в гнилую воду, заставили хотеть жить, но не сказали как.
У них нет социальных ролей друг для друга, они не разговаривают по вечерам о том, как прошёл день, не обсуждают любимые блюда, не узнают ничего. Они как две проекции помещённые ради эксперимента. На них смотрят через зеркальные стены – не видят их, а они, наоборот, пялятся на безлико проходящих людей, пугаются, не подходят друг к другу.
Потом Шиён усмехается, шепчет, что она идиотка, и заваливает Бору на кровать, думая, какая всё это хрень. Ли просто нужен секс, а не приём у психолога, когда Ким рассуждает сама с собой. Шиён видит это в отражении её карамельных глаз и скорее собирается прервать.
Удобство и только.
Шиён пишет раза четыре в неделю: я приеду к восьми. Бора читает, кивает, продолжая делать, что делала. Не думает даже. Сама пишет Шиён раза три в неделю, пишет: приезжай. Ещё пишет: в этом месяце чтобы не приезжала.
Приезжать, уезжать, приезжать снова, вжимать в кафель ванны, в дерево кухни, в чистоту постели, и неизменно уезжать.
Ли живёт вместе с сестрой Гахён, пока та учится. Ведь зачем общага, когда такая вот добрая сестра, у которой своя квартира. Боре было всё равно, что там у Шиён, интересно было только – как скрыть засос прямо у линии челюсти, или как убедить младшую (себя), что это в последний раз, и вообще ненадолго?
Её время от времени кидает по разным мыслительным фракциям. Одна воюет за секс без обязательств: ведь, как прекрасно кусать чувствительную кожу, после чего удовлетворённо раскидываться на кровати, ощущая вибрации усталости по телу. У каждого есть хобби, говорит первая фракция, в которое люди весь негатив выплёскивают, почему бы тебе не. Другая фракция, которая с пришествием времени укрепляется в правдивости, трактует оглушительно: остановись, пока не поздно.
Ким эту полосу конечной остановки видит близко, она маячит перед носом упрямо, визжит машинными колёсами. Но Бора не может сделать остановку, или перестать.
Так, верно, думают наркоманы:
– Я в последний раз. Если мне нужно, я могу завязать. Но мне не нужно, и я не хочу.
Она начинает видеть Шиён. Замечать, как та морщит нос от солнечных лучей по утрам, как закидывает ногу на ногу, или смеётся невпопад. Как расчёсывает волосы рассеяно, откидывая тёмные пряди взмахом головы. Как аккуратно убирает чашку с допитым чаем у раковины, всегда моет, всегда ничего после себя не оставляет. Кроме шлейфа плотных духов, въедающихся кислотой в Бору.
Ким хочет открыть окна и вздохнуть, избавиться от шиёнового присутствия. Но на улице октябрь. На улице холодно, а Бора и так, кажется, болеет.
Очередное оправдание.
И то, почему простые смазанные движения для получения разрядки, переходят в долгие прелюдии кусачих поцелуев, Бора оправдывает как: «я люблю тело Шиён, в отличие от её самой». Что правдой является, но в извращённом смысле. Как и их (не)отношения.
Бора любит смотреть, как Шиён губы в полоску сводит, стоит старшей до синяков вцепляться в бока. Как Шиён реагирует на укусы у уха, или же шлепкам; как надуманно изумляется тем игрушкам, что время от времени предлагает Бора. Или то, как она изгибается в пояснице, когда Бора уже в ней, исключительно трахая пальцами. Шиён рёбрами отчаянно упирается в Бору, тянет ту за затылок, чтобы ударить её губы об свои, и целовать, смешивая остатки алкоголя с кровью.
И всё это, только потому, что Шиён сексуальная и красивая. Она доказывает это больше себе – никто другой не требует. Ли даже не появляется рядом в моменты без секса, они даже ни разу на улице незнакомцами не пересекались.
Бора рада этому. Бора не хочет знать о другой жизни младшей, не хочет обнаружить там что-то неприятное (или же то, что растерзает её сердце).
Она хочет отвлечься. Идёт в клуб с Минджи, после обнаружив себя с этой же Минджи в туалете целующейся. Бора снова выпила больше положенного, несошедшие укусы Шиён остались на губах, а она ими уже блуждает по Минджи, которая пьяна не меньше.
У Ким, наверное, вся жизнь во фразе: нужно остановиться, пока не поздно.
Она же не останавливается, вжимается рукой в минджиновы плечи пахнущие сладкой ванилью (противоречие Шиён, от которой тяжелые молекулы духов ещё более опасней, чем она сама. Ведь Бора чувствует их везде) и целует, целует, целует.
Ей не нравится. Но она продолжает. Ведь, снова оправдывается она, какая разница, с кем секс, если он нужен, говорит в пьяных мыслях Бора.
И на утро, когда ни одного засоса Минджи не оставляет, только скомканную неловкость после ухода, Бора осознаёт, что она на конечной станции. Где на указателе рисуются скучные буквы: пиздец.
Ненавидит Шиён ещё больше. Проклятья шлёт, обнаружив тёмный волос на своей подушке; матерится в кружку с кофе, когда чиркает по зажигалке, а руки из-за синяков не слушаются.
Когда Ли на следующей недели вновь приходит, флегматично сбрасывая ботинки и снимая пальто, – Бора накидывается прямо у двери и берёт доминирующе.
Шиён ей в губы усмехается:
– Что, соскучилась?
В ответ Ким лязгает ремнём, расстегивает ширинку, сразу проникая на всю длину трёх пальцев.
Шиён дышать не успевает, глотает крик, замазывает его в сухом поцелуе, и сама поддаётся навстречу толчкам. Цепляется за хрупкие плечи Боры, чувствуя под пальцами твёрдость мышц, зная, что навалиться полностью может – старшая не упадёт.
Именно таким был когда-то их первый секс – сумбурный, неудобный, быстрый и яркий.
И, закончив, Бора понимает, этого ей стало недостаточно. Теперь ей нужно больше Шиён. Нужно тянуть разрядку, дразнить натянутые нервы, слышать в ней всю тональность стонов и криков. Или же заставлять видеть всполохи электричества в закрытых глазах от удовольствия, граничащее с болью.
– День выдался ужасным? – спрашивает, поправляя обычными жестами одежду, даже не смущается на время от произошедшего. – В любом случае, мне всё равно.
Бора кивает как-то рассеяно, вытирает руку об ткань домашних шорт и впервые не знает, что ей делать.
У Ли со временем тоже меняется привычный ход вещей. Она считала, что усталость во время сессии снимается бориными пальцами и языком превосходно.
А получается что – она кайф ловит запредельный, когда Бора сжимает челюсть крепко-крепко, смотрит яростно из-под свисающих прядей, когда Ли специально прерывает ритмичные толчки. Или как вскрикивает Бора высоко, стоит зацепить зубами сосок, кусая старательно. Бора вообще умела голос свой громкостью возить туда-сюда: то хрипеть басом на ухо Шиён, а потом визжать, как актриса дешёвого порно, когда Шиён вдаривает по ногам, принуждая развести их в стороны.
Приходит к старшей не только во время сессии. Неосознанно. Так же, как и кладёт руки, по-нежному даже, на ягодицы Ким утром на кухне, и сама отдергивает руку, как от раскалённой плиты, стоит действительности определиться в сознании.
Потом как-то, Шиён увидела Бору впервые вне дома, впервые в верхней одежде. Увидела, как та страстно, и явно пьяно, целуется с блондинкой на улице.
За эти дни она свыклась с увиденной картиной. Но вот теперь, снова находясь у Ким, вдыхая полной грудью запах полевых цветов, моющих средств и шоколадных ароматизированных свеч (запах её дома, что совсем не подходит образу девушки, которая вся как осколки стекла и жало скорпионов), начинает внутри себя находить этих пищащих человечков, что так и кричат: месть, месть, месть.
Шиён не нужны причины, чтобы наматывать светлые волосы старшей на кулак, оттягивать голову, и вжиматься губами в стучащую артерию на шее. Даже для себя её не надумывает – просто кидает Ким на кровать спокойно. Сдерживает пламя злости с таким холодом во взгляде, которое Бора прознала давно – от такой Шиён удовольствия она получит сильнее прочего.
Вот Ким и устраивается на кровати, когда низ живота ожидающе сводит. Она зачесывает волосы рукой, которые из-за Ли в хаосе.
– Ты ведь хочешь меня, да? – спрашивает Шиён. Младшая плавно, но проскальзывая сталью иногда, подходит к кровати, забираясь на неё.
Шиён смотрит нечитаемо. Бора в истоме сладкой сглатывает, наблюдая за хищными движениями. Ведёт от вида такой грозной Ли, что бить умеет правильно, не оставляя синяков. Она кивает на вопрос, потом облизывает пересохшие губы и говорит:
– Прекращай считать, что мы в ебучем фильме, и мне нужны эти твои взгляды.
И, подумав, добавляет:
– Неужели, ты менее функциональная, чем моя рука?
Шиён почти смеётся, тянет за ворот футболки Бору, но не целует, останавливается от губ на расстоянии одного дыхания. Смотрит ровно в глаза, которые удивительно светлые, неестественно тёмно-оранжевые.
– Явно более функциональная, чем та всратая блондинка.
Сказав, подминает старшую под себя, нависая сверху.
Бора моргает часто-часто, хмурится, откидывается на подушку, чтобы не быть так близко к Шиён.
– А это ты сейчас о чём.
Ли улыбается настораживающе, гладит рукой щёку старшей и замирает в таком положении. Бора отталкивает от себя Шиён, хочет встать с кровати, ведь ей совсем не нравится, что Шиён каким-то боком её смогла увидеть, или же могла следить за ней. Происходящее неприемлемо переходит границы безмолвной договорённости.
– Шиён, объяснись, – старшая старается отойти к стене, чтобы чувствовать себя защищённой, но тут Ли хватает за волосы (снова), опрокидывая на кровать. На этот раз приземляется Бора неудачно, выворачивая лодыжку под странным углом. – Блять. Что ты… сука… Что ты творишь?
– Собираюсь тебя трахнуть, – выдыхает слова в губы, прижимая руки сопротивляющейся Ким к кровати.
Бора на неё исподлобья смотрит, прожигает, испепеляет. Шиён такое только заводит сильнее. Младшая ловко преграждает любые пути отхода, своими коленями надавливая на бёдра, чтобы наверняка.
В глазах младшей что-то новое, невиданное Борой ранее. Пелена чёрная, плотная, расползается по зрачку, делая глаза Ли почти красными. Бора замирает в трепыханиях, замечая блеск влажных шиёновских губ. Вновь ненавистно для себя понимает – Шиён красива. Она раскрасневшаяся в желании, вжимает с силой запястья Боры, что та даже видит это усердие на её лице, так же как видит целое созвездие фиолетовых пятен на открытых ключицах и шее. Так Ким и лежит с секунд пять, всматривается, отмечая, как хочет поставить младшей ещё больше своеобразных меток.
– Передумала сопротивляться? И правильно. Не так больно будет. Хотя, тебе такое только нравится, – ухмыляясь, Ли хотела было выпрямиться, чтобы снять с себя одежду, что начала мешать разгорячённому телу. Только вот Бора дёрнулась резко и недовольно.
– Обойдёшься.
Ким, пользуясь элементом неожиданности, ухитряется ударит коленкой Шиён в живот, сваливая с себя.
– Ты такая упрямая, – младшая даже не утруждается встать со своего полулежащего состояния, – но я ещё упрямее.
Бора подчиняться против воли не станет. Бора скрежет зубной глотать будет, уже в ярость приходя.
– Тебе пора. Дверь знаешь где.
Шиён позволяет старшей встать, даже отойти от себя на расстояние. Сама же остаётся где была, всем видом показывая, как ей всё равно.
– Не хочешь услышать, откуда я узнала про ту блондиночку? – Ли потягивается на кровати, якобы вот-вот уснёт. Но Бора знает, что та возбуждена не меньше прежнего. И, ненавидя себя и Шиён всём нутром, понимает – она тоже. Из-за покалываний на коже запястья, где точно появятся синяки; от жжения собственных губ; от тягучего, неумолимо-издевающегося, прямо как Ли, ощущения внизу живота.
– Нет.
– Я расскажу всё равно. Не думай, я не следила за тобой, мне это не нужно. Случайно увидела тебя, м-м-м, то была пятница? Я как раз с пар шла, поздно было. А ты у стенки там с этой блондой. Так-то. И, знаешь, что, Бора?
– Что?
– Не хочу больше тебя ни с кем видеть.
– Что… – она выдыхает неприемлемо громко. Шиён кажется на её кровати чем-то лишним, но в тоже время самым обосновательным. Её фигура – растрёпанная, с по-блядски расстёгнутыми пуговицами, с опущенными брюками, – манит, манит. – Какого ты несёшь?
– Ты как игрушка старая. Которую отдать никому не можешь, но самому тебе уже нет резона с ней играть. Я и сама не в восторге от этого, – младшая медленно поднимается, скривившись от собственных слов.
– Тогда уходи, – повторяет, но чувствует, как земля уходит из-под ног.
Боре было страшно только от своих мыслей (те самые, что возникают, стоит за младшей наблюдать, когда та не видит). Куда ещё могло привести такое раздумье? А Ли прямо говорит, никак не оправдываясь.
– Не уйду же.
Младшая оказывается рядом, радуется, что Бора не убегает снова. И всё идёт по привычной схеме: Шиён руками преграждает путь, сильнее прижимая к стене.
– Мне так нравится твой рост. Ты маленькая, сжать тебя разок – и не вырвешься. Мой кулон чем-то тебя напоминает. Выглядишь, точно как птица в клетке, – в мимике Шиён отражается, совсем на мгновение, мягкая улыбка.
Для Боры это становится гранью непереносимого.
– Выходит, ты ревнуешь? – усмехается. – Ты так уверена, что у меня единственная? Правда? Какая же наивность. Не зря ты ребёнок, – выпад в сторону Ли намеренно выводящий, сказанный ядом и снисхождением.
Бора выпрямляется, гордливо отражает взгляд шиёновских глаз, в которых борьба и огонь пушечными выстрелами. Старшая стоит без возможности выпутаться из клетки рук, но точно знает – она над Шиён властна всегда и везде. Поэтому провоцирует. Хочет уничтожить промелькнувшую теплоту.
Срабатывает.
Ли рычит кратко, разворачивая Бору лицом к стене.
– Ты же у нас любишь вечно меня со спины иметь? Твоя очередь.
– Думаешь, ты единственная так делаешь? – отвечает, упираясь лбом об поверхность. Она хочет выбесить Шиён до предела, до черты бесовских движений.
– Теперь – да. Выебу тебя настолько сильно, что позабудешь обо всех остальных.
Младшая рывком снимает штаны, вместе с нижним бельём, тянет до щиколоток, опускаясь на колени. Реальность смешивается в адреналиновый приток, который захлестывает и Бору.
– Разведи-ка ножки, – милым голоском произносит, пытаясь вклиниться между ног.
Но Ким против, она сильнее сжимает ноги, отчего-то становясь ещё более вредной, чем есть. Младшая фыркает на сопротивление и кусает ягодицу, врезаясь зубами в кожу. В ответ получая раздражённый вскрик и ослабленные ноги.
– Блять, Шиён, ты меня съесть решила? – Ким руками держаться за стену старается, лишь бы не упасть.
– Ага. Ты вкусная.
Ли зализывает место укуса, проводит пальцами по промежности, собирая влажность возбуждения. Она тешит себя мыслью – что такой Бора бывает только с ней. Позволяет кусать и терзать себя, делать что угодно со своим телом. Шиён никогда не видела на ней чужих отметок, хочет верить, что Ким злит её специально, говорит такое тоже. Но когда Ким сломано стонет, затыкая рот рукой, Шиён отчего-то думает – а какая Бора с другими?
Узнать этого не выйдет, для неё это всё перекрыто жёлтыми лентами. Выходит зато подниматься поцелуями по спине, водить руками по шее, цепляя соски.
Шиён ловит руки Боры, заламывает за спину, прижимая к себе и к стене упрямее. Закусывает мочку уха, чтобы сказать:
– Мне кажется, или с каждым разом ты становишься всё более чувствительной?
В ответ Бора хнычет грозно, дергает плечами. Но Шиён держит крепко, ещё и ухмыляется.
– Например, – она продолжает, перехватывая сжатые руки Ким одной ладонью, чтобы второй провести по рёбрам, забираясь под футболку, – если я дотронусь тут, ты начнёшь беситься сильнее обычного, – в подтверждение Шиён слышит, как громко дышит Бора. – А если тут, – теперь она уже губами скользит по плечам, целуя косточку выпирающей ключицы, – ты точно словишь кайф. Раньше же такого не было. Поразительно.
– Ты со своим обещанием выебать меня не спешишь, я погляжу, – у Боры всё тело, как мятая бумага, которая наливается жидкой наэлектризованной смесью возбуждения. Она говорить старается внятно и уверенно, но вырывается слабо и яростно.
– Знаю ведь, тебя сначала нужно дразнить долго. Чтобы потом результат вышел наиболее ярким, верно?
– Пошла ты.
Бора ударяет Шиён в нос, порывисто откинув голову. Хватка на руках ослабляется, позволяя Ким развернуться. Младшая держится за нос, окрашивая свои пальцы кровью, кряхтит что-то матерное. Ли даже не злится, только морщится от боли.
– Раз ты не хочешь, я сделаю всё сама, – Бора толкает Шиён в грудь, отодвигая её шаг за шагом, но Ли спотыкается и падает, не дойдя до кровати.
Смотреть на Шиён сверху вниз, когда та распласталась на полу, вытирая тыльной стороной кровоточащий нос, – настоящее извращение. Бора бы хотела сесть на это вымазанное красным лицо, тогда бы Ли точно заткнулась, но вместо этого усаживается на бёдра, пока Шиён наблюдает заинтересованно.
– Тебе доставляет эстетическое удовольствие видеть меня вымазанной в крови? – спрашивает, ухмыляясь, успевая уложить свои испачканные руки на талию Ким.
– Ты замолкаешь, когда на твоих губах или во рту кровь, – Ким касается кончиком языка подбородка, слизывая, чувствуя привкус железа. – И, как оказалось, ты и правда менее функциональная, чем моя рука.
– Целуюсь зато лучше.
– Докажи.
Шиён расплывается в улыбке, тянет Бору за затылок, и вжимается в губы. Ким податливая. Впервые не перенимает инициативу, отвечает на напористый поцелуй, наслаждаясь цепкими укусами. Пальцы скользят по горячему телу Боры, что выгибается, когда Шиён начинает мять её грудь, водить по ореолам, почти прикасаясь плечами к бориным плечам – настолько близко. Губы становятся влажными, красными, они сталкиваются носами раз за разом, не желая прекращать. Ким, голыми бёдрами, елозит на ногах Шиён, забывая про дискомфорт, когда одежда младшей липнет к ней.
– Будь добра, – говорит Бора в губы, почти шепчет, облизываясь, – использовать свои пальцы по назначению.
– Ты просишь? – хрипло спрашивает, на секунду отрываясь от губ, чтобы прикусить у шеи и у ключиц, оставляя багряный засос. Её руки блуждают по внутренней стороне бедра, старательно обходя требующее её внимание место. Она щиплет пальцами, короткими ногтями царапает.
– Приказываю.
Сказав, Ким не дожидается, хватает ладонь Шиён, смещая её. Укладывает между своих ног, надавливает, и приглушённо стонет сквозь зубы. Ли чувствует такой чистый восторг от вида Боры, ощущая тепло руки старшей и жар, когда входит в неё. У Ким волосы неприлично растрепались, прилипая к губам, так, что она их сплёвывает; глаза закрытые, видно, как под веками мечутся, когда Шиён делает толчки, ведомая рукой Боры.
Ли снова целует, собирает стоны своими искусанными губами, придерживает Бору второй рукой, и нагло ухмыляется. В положении таком по максимуму неудобно. Шиён хочет сместиться на что-то более мягкое, но Бора гипнотизирует собой. Она ругается скомкано и упирается носом в щеку Шиён.
Младшая рывком наваливается, наклоняется, почти роняя их обеих, и сгибает пальцы внутри Ким. Ей нравится слышать гортанные стоны Боры, которые идеально сочетаются с высокими криками. Делает для этого всё: царапается, сжимает чересчур сильно, специально оставляя синяки, целуется с дикостью, с голодным остервенением. Впитывает этот вкус Боры: кровавая сладость, отдающая гранатовым соком и пóтом.
Шиён всё же опрокидывает Бору на спину, заваливает на пол, не прекращая толчки, наваливаясь сверху. Становится удобней, отчего движения Ли – грубее, резче, точнее. Проходит большим пальцем по клитору, надавливает круговыми движениями. Бора не перестает выгибаться, тянуть за плечи, царапая спину поверх одежды. У Ли саднит вся кожа, но останавливаться она и не думает. Видит мельтешение Боры, свою застывшую кровь на её губах и щеках, красноту от жара – и накрывает снова и снова, вызывая бурное стремление заниматься сексом с Борой всегда, лишь бы видеть её такой.
У младшей трезвость давно расплывается, становится чем-то мутным и сомнительным, зато тело Ким под губами, руками, пальцами – настоящее, мягкое, желаемое. Дышится тяжело, в носу один запах Боры, который вдыхать получается через силу. Ли почти падает полностью на старшую, не удержавшись на трясущихся руках.
Шиён поражается, насколько громкой бывает Бора, ей даже боязно становится от той тональности стонов, ведь точно сорвать голос можно. Особенно когда её настигает оргазм – она трепетно цепляется за шею, сжимает бёдра вокруг руки Ли, и протяжно отдаётся моменту, даже не смущаясь от своих реакций.
Приходит в себя старшая быстро – раздражённо вынимает пальцы Ли из себя, хватая за запястье, и переворачивается на бок, усаживаясь. Шиён, уставшая, взмокшая, смеётся тихо. Бора так же в футболке, но с полностью голым низом, дышит тяжело и пытается вспомнить, к чему это всё.
– И как тебе моя функциональность? – спрашивает Шиён, неловко поднимаясь с пола. Распрямляется в плечах, разминает затёкшую руку.
– Слабовато, – Бора награждает её равнодушным взглядом, но её распухшие губы, полуголый вид, и засосы по всему телу – мешают производить нужный эффект.
– Можем повторить.
Ли подаёт Боре руку, чтобы та встала. Старшая принимает, с силой тянет Шиён на себя, будто уронить хочет.
– Ты меня и так утомила, хватит с тебя, – отрезает Бора, встаёт и толкает Шиён на кровать. – Спи. И не говори со мной, я устала от тебя и от твоих глупых слов.
– Оденься, чтобы не провоцировать меня, – Ли хмыкает, но начинает медленно раздеваться, укладываясь. Про себя улыбается, ведь Ким не выгоняет её, как было ранее.
– Заткнись и спи, невыносимый ребёнок. С утра чтобы свалила по-быстрому.
– Как прикажешь, онни, – специально говорит игриво, добавляя обращение, закусывая нижнюю губу. Дергается, скривившись от боли, ощущая, как недавно появившаяся рана снова кровоточит.
Бора только головой качает, сдерживая желание ещё раз ударить Ли, и идёт найти свои штаны. Но, покрутившись, мелко хромая из-за побаливающей лодыжки (как бы не было вывиха. А всё Шиён) забивает, и идёт в душ. Смывает быстро с себя прикосновения и поцелуи младшей, только потом понимая – что они уже как часть её самой. Ким трёт мочалкой по ранам и засосам, напоминая себе гаркнуть в сторону Ли, чтобы та прекратила ставить их так высоко. Ведь заметны были неистерпимо – вся шея и плечи усеяны. Смотрит на свои запястья, от которых шугаться только и остаётся, – выглядят нездорово с этим кольцом синяков.
Старается выкинуть из головы те слова Шиён и сама себя не понимает. Самым логичным было бы сейчас попрощаться с Ли, выгнать сразу, как закончили, ведь не нужны Боре те собственнические чувства. Но возвращаясь в комнату, и видя, как Шиён спит свернувшись на кровати, утопая головой в подушке, она говорит себе: откажусь, когда посчитаю нужным. Ведь, снова говорит она себе, какая разница, что чувствует этот ребёнок, если самой Боре нужен только секс? А его Шиён даёт лучше, чем кто-либо другой.
Ким усаживается на край постели, капая с мокрых волос, и наблюдает с минуту.
Подчиняется порыву, тянется к открытой кожи плеч, проводит едва уловимо. Не думает в этот миг. Напоследок целует холодными губами и сама себя после бьёт по щекам. Что за тупость. Бора угрюмо укладывается в кровать, не замечая, что Шиён во сне улыбается как-то детско и невинно.
Один секс и только.
Поэтому-то Шиён и приходит через неделю, примерно, к зданию офиса Боры. На улице всё так же октябрь. Холодно, но листьев пёстро-жёлтых невероятно много. Прорезает ветер, благодаря которому в шарф закутаться можно, пряча больше участков кожи от любопытных глаз. В такой вот день Ли появляется.
От её вида Бора хмурится, уже готовая прогнать подальше, из-за того, что её ранее выстроенный мир их встреч и отношений ломается. Прямо, как срывающиеся листья с деревьев, так же падают на асфальт, где на них наступают, где по ним топчутся.
Шиён стоит недалеко от неё, не чувствуя никакого противоречия или неправильности. Стоит, и говорит своими разбитыми губами:
– Как насчёт попробовать потрахаться в кино? Я взяла билеты на «Джокера».