monster in me

…I take all the light and make it go black

Who could love somebody like that?

MILCK — Monster.

В лофте я совершенно один, дверь в спальню закрыта, чтобы кот не смог пробраться. Как-то не хочется из-за приступа случайно убить своего любимца, даже несмотря на то, что порой он сам не слишком добр ко мне.

Я чувствую, как внутри меня что-то скребётся, пытается выбраться, проложить себе путь наружу, заставляя выть в подушку от боли. Ещё не хватало, чтобы соседи прибежали на крики. Сворачиваюсь на постели, пытаюсь сдержаться, но это не сильно помогает. Тело дрожит, а с рук непроизвольно срываются всполохи магии, окутывая комнату своим синим свечением. Можно даже подумать, что это красиво, но только если бы не было так опасно.

Взгляд невольно падает на прикроватную тумбочку, где стоят часы, а с губ слетает стон. Казалось, что с пробуждения прошло не два часа, а целая неделя. Натягиваю одеяло до подбородка, закрываю глаза, в надежде, что смогу провалиться в объятья спасительного сна, но всё тщетно. Слышу мягкий мужской смех и вздрагиваю, скорее из-за неожиданности, чем удивления. Не могу понять: это реальность или воображение? Зажмуриваюсь и надеюсь, что всё-таки галлюцинации, вызванные помутнённым разумом.

Где-то внутри чувствую страх. Никогда за все столетия моей жизни такого не происходило. Из горла вырывается смех. Истеричный, на грани. Хочу остановиться, но не могу, тело не слушается. Контроль потихоньку растворяется, но я пытаюсь удержать те ничтожные крупицы, что остались.

Я так рад, что тебя нет дома. Я готов даже отослать букет цветов Маризе за то, что она вызвала тебя в Институт с утра пораньше. Не хочу, чтобы ты видел меня таким. Не хочу причинять тебе боль.

— Хочешь, — шепчет монстр моим же голосом. Я вздрагиваю и натягиваю одеяло на голову, полностью укрываясь от внешнего мира, надеясь, что всё это безумие пройдёт как можно скорее. Главное, чтобы всё это прошло до твоего прихода. Но он внутри меня, кажется, придерживается иного мнения.

Он хочет видеть тебя в агонии и слышать твои мольбы. Он хочет видеть, как твоя кровь потечёт по его — моим — рукам, окрашивая в ярко-красный один из моих светлых дизайнерских пиджаков. Это он, не я. Если я позволю себе расслабиться хоть на секунду, то я уже ничего не смогу поделать, не смогу ничего остановить.

— Отпусти меня, — слышится злобный рык. Обхватываю себя за плечи, стараюсь держаться. Я не позволю этому случиться. Я выдержу, соберу остатки контроля и одержу победу в этой смертельной схватке. Ради тебя.

В противовес моей уверенности комнату наполняет запах жжёной кожи. Не сразу понимаю, в чем дело, пока плечи не опаляет ужаснейшая боль. Одёргиваю руки, открываю глаза и вижу красные следы от ожогов. Одеяло уже не накрывает меня, обгорелые ошмётки разметались по всей кровати. Видимо, я его спалил. Осознание обрушивается обухом по голове: магия окончательно выходит из-под контроля и оборачивается против своего же хозяина.

Хочется позвонить Рагнору или Катарине, попросить помочь, но тело теперь совсем не слушается. Я будто уплываю куда-то вглубь сознания, но становлюсь зрителем безумного действия. В это время монстр ликует. Поздно я понял, что допустил ужаснейшую ошибку. Я теперь не смогу остановить это. Не смогу подать хоть какой-то знак предупреждения людям, которые будут в опасности рядом со мной.

Я подрываюсь с кровати и натягиваю на себя первый попавшийся костюм, особо не заботясь над внешностью. Тут же останавливаюсь. Если я хочу, чтобы никто ничего не заподозрил, то придется привести себя в более подходящий вид. С помощью магии навожу макияж и привожу волосы в порядок.

Улыбка в зеркале пугает, скорее напоминает оскал. Никогда бы не подумал, что можно бояться собственного отражения, но сейчас это так. Новый светло-голубой костюм сидит превосходно, но явно не подходит для прогулки по Нью-Йорку. Будь тело подчинено моему контролю, я бы вздрогнул, потому что сказанные ранее слова обретают смысл, в них угадывается цель. Он хочет видеть, как твоя кровь потечёт по его — моим — рукам, окрашивая в красный один из моих светлых дизайнерских пиджаков.

На улице пасмурно. Вот-вот польёт дождь, раскаты грома загоняют людей в первые попавшиеся здания. Пытаюсь контролировать хоть какие-то движения, но безуспешно. Даже обычные пальцы на руках не хотят слушаться, а шансы заставить тело остановится и вовсе растворяются.

Навстречу идёт парень в наушниках, опустив взгляд под ноги. Я бы и не обратил на него внимания, если б он не натолкнулся на меня. Наушники съезжают с его головы, а сам парень виновато смотрит мне в лицо. Но меня уже не сдержать, ярость будто закипает в крови.

— Прости, — отрешённо и тихо говорит он.

Руки тянутся к его куртке и, схватив, припечатывают его худощавое тело к кирпичной стене какого-то китайского кафе. Он испуганно смотрит и пытается вырваться, но затихает, поражённо смотря в мои жёлтые кошачьи глаза.

Хочу свернуть его шею, сломать каждый палец на руках, разорвать одежду в клочья и оставить тело в какой-нибудь грязной и Богом забытой подворотне, где его труп, который смогут найти не менее чем через два дня, обгрызут голодные бродячие животные. Хочу видеть боль, боль, боль. Рука тянется к шее, но останавливается…

Растерянно смотрю в перекошенное от страха лицо. Парнишка убегает прочь, как только пальцы разжимаются на его куртке. Я снова могу контролировать свои действия? Неужели это одна из многих предстоящих побед? Разворачиваюсь в сторону лофта, но дальше идти не могу, будто что-то мешает сделать шаг.

— Чёрт, — срывается обречённый стон, а монстр внутри заливается смехом. И снова я не я. Снова не могу своевольно шевелить конечностями. Я опять отхожу на второй план.

Ноги несут моё тело в метро, а спустя некоторое время мы выходим на Манхэттене, и меня накрывает волной паники. Мы неумолимо приближаемся к нью-йоркскому Институту, а я понятия не имею, что делать. Пытаюсь бороться с тёмной стороной с удвоенной силой, но она лишь смеётся, а мне остаётся лишь оставить все попытки и смириться с неизбежным, потому что я абсолютно бессилен, как и в день смерти моей матери и отчима.

Прости меня, Александр.

Институт — то самое место, где живут все дорогие ему люди. Нефилимы. Подлые полу-ангелочки, возомнившие себя вершителями судеб. Эта кучка не кажется уж такой невинной, они все приходят к нему лишь за одним — магией. Что ж, сегодня они её получат сполна. У него слишком тесные отношения с Сумеречными охотниками. Не могу позволить этому безумству продолжаться.

Ты улыбаешься, как только замечаешь меня. Я улыбаюсь в ответ, но не потому что мне приятно тебя видеть, а потому что вынужден держать эту маску, чтобы не выдать себя. Мне хочется видеть страх на твоём лице, заставить рыдать, вымаливать пощады. Потому что ты не заслуживаешь его.

— Институт полностью пуст, я надолго не задержусь, — тебе не терпится уйти. Отлично, так даже проще.

— Куда пропали Джейс и Изабель? — <i>делаю вид, будто мне очень интересно куда делись эти нефилимы, в голове формируется план, приобретает ясные черты.</i>

— Пошли на двойное свидание с Клэри и Саймоном. Должны скоро вернуться, — идёшь к стойке с оружием и задвигаешь её в стену.

А я уже не могу сдерживаться. Магия загорается в руке и синий шар летит прямо в твою сторону. Ты задыхаешься, падаешь, хватаешься рукой за кровоточащий бок и с шоком и неверием смотришь на меня.

— Что за?.. Магнус? — говоришь на выдохе.

Нет, сладкий, ошибся. Жжение сводит с ума, правда? Пытаешься подняться, но я накладываю заклинание. Теперь ты прикован к полу, не можешь пошевелиться. Медленными шагами подхожу, не отводя взгляда с твоих и вправду прекрасных голубых глаз, которые сейчас смотрят больше с шоком, чем испугом. Мне это не нравится. Наступаю на руку, прикованную к полу моей магией и слышу крик. Надо же, мне казалось, Сумеречные охотники менее восприимчивы к боли.

Хочется умолять, делать всё, что этот монстр хочет, но только не видеть страдания на твоём лице. Почему же с каким-то неизвестным парнем я смог вернуть контроль, хоть и на короткий миг, а когда в руках садиста мучается любимый человек, то сделать ничего не получается? Отчаяние накрывает с головой, но бороться не прекращаю.

Позади слышится стук каблуков и весёлый смех, который тут же обрывается. Я в смятении. С одной стороны, хорошо, что ребята вернулись — они смогут помешать монстру убить тебя, но с другой — они могут тоже пострадать.

— Какого чёрта происходит? — раздаётся крик Изабель.

Да, кричи, пока можешь. Поворачиваюсь и одним взмахом руки сношу блондинчика с ног, и он с немалой скоростью летит через всю комнату. Когда его тело встречается со стеной, слышится хруст, и он сразу же отключается. Не думаю, что он придет в сознание в ближайший час.

— Джейс, — хрипишь ты.

Нет-нет, мой малыш, не сейчас. Веду рукой по груди и надавливаю на рану, вызывая ещё один крик. Настоящая музыка для моих ушей, слушал бы вечно, если бы только не был занят другими делами.

Крошка Иззи разматывает свой хлыст и осторожно подходит ко мне, думая, что я слишком отвлечён тобой. Слышу щелканье хлыста, и кончик обвивается вокруг запястья, не давая ещё больше навредить тебе. Чувствую, как кожу жжёт из-за металла, плотно обхватившего кожу. Слишком наивная девчонка. Дёргаю рукой, но не помогает, затягивается лишь сильней. Раздражённо вздыхаю и обхватываю хлыст двумя руками. Магия струится через него, разрушая и отталкивая девушку, которая с шипением отдергивает руку. С ухмылкой смотрю в карие глаза полные бесстрашия и начинаю медленно подходить.

— Саймон, нет, — кричишь ты.

Я машинально оборачиваюсь на крик и чувствую, как живот пронзает боль. Опускаю взгляд и вижу стрелу. Это не может закончится так просто. Только не так…

Ноги подкашиваются, и я падаю на холодный плиточный пол. Удар головой об него только усугубляет ситуацию, и в глазах темнеет. Последнее, что я вижу — твои обеспокоенные и полные обречённости голубые глаза. А дальше только лёгкость.

***

Реальность возвращается ко мне. Чувствую прохладу. Такое ощущение, будто я нахожусь в подвале, но мягкая кровать подо мной опровергает эту догадку. Кто может поставить такую удобную кровать в каком-то наверняка грязном и промозглом подвале? Глаза получается открыть не с первого раза, в основном проблема в слишком ярком освещении, которое пробуждает головную боль. Свет — ещё одно доказательство, что меня не заперли как особо опасного преступника где-нибудь под Институтом (хотя я не уверен, что подобные помещения были в распоряжении нефилимов).

Глаза получается открыть, и взгляд упирается в скучный серый потолок, замечаю боковым зрением такого же цвета стены. Слабость в теле не позволяет хоть как-то сдвинуться, а раздирающая боль в животе не улучшает положение. Единственное, что у меня получается — повернуть голову направо. Прямо рядом с кроватью стоит тумбочка из тёмного дерева, немного поцарапанная, да и вообще на вид давно не новая. Глаза скользят по этой части комнаты, подмечая необычайную пустоту, не свойственную для спален. В дальнем углу комнаты стоит деревянный стул такого же цвета, на серых стенах нету совершенно ничего: ни фотографий, ни постеров.

Пытаюсь хотя бы приподняться, но ничего не выходит — вспышка боли пронзает всё тело. С левой стороны расположено маленькое окно, которое пропускает дневной свет в помещение. Ощущение холодного металла на запястье не сразу достигает моего заторможенного сознания. На левой руке виднеются кандалы, уходящие куда-то под кровать, видимо, цепляющиеся за пол.

Встать я не решаюсь, потому что состояние не позволяет. Голова гудит и кружится, помимо этого, жутко хочется пить. Меня удивляет то, что я не чувствую струящуюся по телу магию, которая окутывает меня всю сознательную жизнь. Но всё дело в кандалах — на них аккуратно выжжены нефилимские руны — это старое и древнее оружие против магов, которое не использовалось Конклавом уже несколько столетий, поэтому то, что сейчас они были на мне, заставляет нервничать и ёрзать на кровати.

Дверь открывается, как только я начинаю думать о том, как от них избавиться. На пороге стоит Катарина, её вид оставляет желать лучшего: волосы растрепаны, лицо выражает крайнюю степень усталости, а в глазах стоят непролитые слезы. Вид давней подруги вселяет беспокойство за неё, оттесняя радость, так что улыбка сползает с моего лица, как только я вижу её.

— Катарина, что происходит? — из-за сухости во рту слова звучат хрипло. Катарина не подходит к кровати, а садится на отдалённый от меня стул. Когда из её глаз начинают струится слёзы, оставляя на щеках мокрые дорожки, падая на белый больничный халат, меня охватывает настоящая паника. Тошнота подбирается к горлу, перекрывая возможность выдавить хоть слово.

— înrobit*, — произносит она на румынском.

— Что всё это значит? — чуть поднимаюсь, в упор смотрю на подругу. Она, кажется, даже и не думает приближаться. Это нервирует ещё больше и в какой-то степени раздражает. Я её старый друг, и такая отдалённость задевает меня.

— Ты не помнишь? — мне лишь удается отрицательно покачать головой. — Твоя демоническая часть подчинила твоё тело. Ты пришёл в Институт и ранил Джейса и Алека. Если бы не Саймон, то Изабель и Клэри тоже бы пострадали. Джейс находится в бессознательном состоянии уже третий день, как и ты до этого момента, а Лайтвуд пытался пробраться к тебе пару раз, хотя Мариза настрого запретила приближаться к этой комнате. А ещё… — Катарина останавливается, опускает глаза в пол. — Старшие Лайтвуды отправили в Конклав запрос на твоё заключение. За то, что ты проник в Институт и ранил двоих Сумеречных охотников.

Переварить всю информацию трудно, но в памяти всплывают ужаснейшие мысли и картинки. Ты весь в крови, прикованный мною к полу; блондинчик, тело которого впечаталось в стену; напуганные, но решительные глаза Изабель; стрела в собственном теле, кровь и темнота… Мариза не тратила время, чтобы избавиться от неподходящего объекта. Мне срочно надо увидеть тебя, сказать, что мне жаль, что я был не в себе, не контролировал собственные действия, что у меня и в мыслях не было делать всё, что же было сделано. Но нервы сдают окончательно, дышать становится трудно, будто кто-то невидимый пытается меня задушить. Я безуспешно пытаюсь ловить ртом воздух. Катарина подрывается с места.

— Но я не...

— Тише. Успокойся, — шепчет она, вплетая синюю ладошку мне в волосы, посылая по телу волны спокойствия с помощью магии, хотя её саму трясёт не меньше.

— Я хочу его увидеть, — на самом деле не хочу. Не хочу видеть презрение, боль, разочарование в твоих глазах, хотя полностью этого заслуживаю. Катарина понимает, о ком я говорю.

— Хорошо, — подруга поднимается с постели. — Ты же знаешь, что… — начинает она, но осекается, видимо, замечая мою отрешённость. Но я понимаю, о чём она.

— Он не ушёл, — выдавливаю я. Не могу больше произнести ни слова. Катарина уходит, оставляя меня сидеть и ненавидеть самого себя за совершённые ошибки. Я виноват. Я допустил это. Я выпустил этого монстра наружу…

***

Время подходит к вечеру. Около четырёх часов я провожу в собственных терзаниях. Меня впервые так пугает будущее, впервые я не знаю, что я должен делать. Ты тихо заходишь, но скрипучая металлическая дверь выдаёт твоё появление, привлекая внимание. Мой взгляд цепляется за перебинтованную руку. Даже иратце не смогла исцелить травмы, которые я собственноручно нанёс. Чувство вины охватывает мен полностью.

— Прости — шепчу я, из глаз предательски льются слёзы. — Мне так жаль.

Я боялся выпустить наружу монстра, но он прорвался. Теперь же меня одолевает страх твоего ухода, непринятия, отторжения. Не могу поднять взгляд на тебя, слишком больно. Наверное, так же больно, как было тебе и Джейсу. Стискиваю голову руками и зажмуриваюсь. Кажется, что она вот-вот развалится от переполняющих её мыслей.

Чувствую, как твои ладони накрывают мои и отнимают руки от головы. Мне всё ещё страшно, не хочу видеть отвращение в твоих глазах. Но любопытство пересиливает и сквозь пелену непролитых слёз я ловлю твой полный беспокойства взгляд. Мой ангел, ты слишком мягок в этом жестоком мире, ты не должен смотреть на монстра с таким беспокойством и заботой. Твоя задача — убивать таких как я. Ты так наивен, Александр. Наверное, ты надеешься, что монстр во мне навсегда ушёл. Но он спрятался, чтобы потом опять выйти на свободу и причинить страдания людям, которых я люблю.

— Александр, — всё ещё тихо шепчу, не могу нарушить эту хрупкую тишину.

— Магнус, всё в порядке, — твой голос тоже не громче шёпота, а глаза наполнены слезами. Не хочу, чтобы ты плакал. Не хочу видеть тебя таким подавленным. Ты не заслуживаешь этого. Тебе так же плохо, как и мне? Но почему? Потому что твой парень на самом деле монстр, который причиняет боль всем, кто его окружает? Или всё дело в усиленной эмпатии, и ты чувствуешь сейчас все мои эмоции?

Твои руки обхватывают меня за талию, ты льнёшь всем телом к моему, и я отвечаю. Мне спокойно. Впервые за весь этот безумный день я расслабляюсь. В твоих объятьях безопасно и это дает мне уверенность в следующем дне. Ты будешь со мной, и в большем я не нуждаюсь. Я найду выход, чтобы подавить всё плохое в себе. Я обещаю.

Чувствую боль в шее, и всё тело парализовывает. Ты разрываешь объятья, но не отстраняешься далеко, мельком я замечаю в руках шприц. Всхлипываю и смотрю на тебя. В моих глазах можно найти множество невысказанных вопросов. Но сейчас меня мучает один единственный: зачем? Ты такой потерянный, сломленный. Взгляд извиняющийся, перемешанный с уверенностью.

— Всё будет хорошо, Магнус. Я не могу тебя потерять. Я никому не дам причинить тебе вред, — твой голос звучит будто в вакууме.

— Это не конец, — раздаётся тихий шёпот на грани сознания. Чувствую, как голова касается подушки, и за много часов я чувствую эту облегчающую темноту, что поглощает меня.