Боль. Кто не чувствовал её хоть раз в жизни? Возможно, ударившись головой о косяк двери, сломав руку, порезав ногу до мяса об острые скалы, ощутив лезвие ножа в плече... Да, викинги привыкли к боли. И не только к физической. Каждый год сотни храбрых воинов отправляются в Вальгаллу, закончив свой земной путь героической смертью. Сколько боли причиняет их смерть друзьям и родным! Но викинги - сильные люди, они привыкли видеть смерть и страдания. Когда у тебя деревяшка вместо ноги, а ты смеешься над этим, словно тебе и не особо жалко конечность, невольно хочется задуматься: а над чем еще я могу посмеяться? А стоит ли вообще насмехаться над болью? Викинги не думали, что их презрение к смерти, насмешки над ней, пренебрежение к боли, отсутствие страха перед ужасами войны когда-нибудь обернется чем-то невыносимо страшным, что Боль и Смерть однажды посмеются в ответ...
Тихий плеск воды за кормой драккара был единственным, что нарушало тишину раннего утра. Ночной туман только недавно развеялся и открыл прекрасный вид на далекий горизонт, освещаемый лучами восходящего солнца. Облака, еще час назад казавшиеся серыми, сейчас отливали пурпуром и золотом. Солнце только-только начало подниматься из воды и создавалось впечатление, что где-то вдали море горит огнем. Только здесь, на просторах моря, вдали от суеты земли, вспаханных полей, каменных городов и небольших деревушек, можно было увидеть всю красоту утреннего солнца...
Облокотившись на борт корабля, немного печальным взглядом за рассветом следил мужчина. Со спины могло показаться, что это старика снова мучает бессонница. Его белоснежные волосы вполне могли сбить с толку. Однако, ему было всего тридцать пять, он был викингом, сильным воином, закаленным в битвах. Его любили друзья, уважали враги. Он был спокойным и рассудительным, когда нужно - милосердным, никогда не убивал без причины, он любил жизнь, но уважал смерть. Ведь только он один видел её настоящий гнев, только он видел настоящее свирепство её детищ - Боли и Страха, и только он выбрался живым из того кровавого ужаса. Возможно, его охраняли боги, а, может, просто Смерть решила, что маленькому запуганному мальчишке еще не за что платить, что слишком чиста его душа...
- Абсалон? Друг, ты снова не спал? - Седовласого викинга окликнул вышедший на палубу темноволосый мужчина. На его голове с правой стороны был внушительный след от ожога, поэтому волос там не было, а на лице красовался шрам от левого виска до центра щеки - след от когтистой лапы дракона. Мужчина мог внушить страх, но в душе был тихим и добрым человеком, каких не часто встретишь среди воинов.
- Я вздремнул пару часов, - не отрывая взгляда от горизонта ответил Абсалон и замолчал. Его друг тоже больше ничего не сказал, только подошел и стал рядом. Он не считал такой ответ убедительным, но не имел привычки спорить и укорять. Абсалон и сам знает, как важен сон, но иногда он не может сомкнуть глаз.
- Ты снова видел его? - наконец, нарушил тишину викинг со шрамом. Абсалон, не ответив, продолжал смотреть на водную гладь. В его глазах застыли картины давно минувших дней. Дней, когда он был ребенком, когда случился весь тот ужас, который до сих пор преследует его в кошмарах. Да, сегодня он снова видел его, снова ощущал на лице чужую кровь, жар безумного пламени, крики обезумевших драконов, опять видел повсюду лишь страх...
Седовласый викинг не любил говорить о том дне и той ночи. Никто, кроме него не знал, что там произошло. Все, что он говорил в ответ на просьбу рассказать о той битве, были слова: "Это был рай, но он пал в тот день". Больше от него ничего нельзя было услышать. По ночам он часто кричал, звал во сне людей со странными именами. Друзья предполагали, что это его родители, но спросив об этом, получили в ответ лишь пустой взгляд и упрямое молчание. Абсалон не хотел никому рассказывать о том, что сделало его волосы белыми, как снег, что убило в нем радость, почему его взор всегда печален. Никто из друзей не слышал его смеха. Только слабая улыбка иногда появлялась на его лице, когда он наблюдал за маленькими детьми, так беззаботно резвящимися около деревянных домиков в деревнях, где приходилось останавливаться, и ухмылка - когда другие викинги хвастались своими шрамами, военными походами, убитыми рептилиями...
Абсалон не убивал драконов. В ту ночь, перед тем, как усадить его в байдарку, отец взял с него клятву, что он никогда не убьет дракона. И тогда семилетний мальчишка поклялся не поднимать меч на крылатых огнедышащих созданий. До сих пор, он не сожалеет о клятве и все так же её соблюдает. Ни один дракон не пал, сраженный его мечом. Это кажется многим странным и глупым - щадить клыкастых убийц, но Абсалон всегда говорит, что эта клятва и камешек, висящий на шее - единственное, что осталось от его родителей, от того мира, где он раньше жил, и никто не смел над этим насмехаться.
- Вальтер, я снова кричал? - после долгой паузы спросил викинг. Вальтер на мгновение смутился, вспомнив, что рассказал ему Лелль, несший ночную вахту, но затем все-таки ответил.
- Нет, Абсалон, ты не кричал... А плакал... - Вальтер сказал это с искренним сочувствием, не решаясь ещё что-либо говорить. Он не знал, как отреагирует его друг. Но седовласый викинг промолчал, лишь коротко взглянув на Вальтера, и снова уставился на водную рябь. Но этого взгляда было достаточно, чтобы передать чувства. В его глазах было столько скорби, печали и горя, что Вальтер невольно вздрогнул. Он не мог себе даже представить, что чувствует его друг, да и не хотел представлять. Он был уверен, что увиденное Абсалоном ужасно, ведь как еще можно объяснить то, что он седой с детства?
- Я видел свою мать, - тихо сказал Абсалон. Вальтер удивленно выпучил глаза, но не проронил ни слова. Впервые его друг упомянул кого-то из своей семьи, пусть и не по имени. - Она звала меня к себе и к отцу, - Абсалон снова взглянул на Вальтера, но теперь в его глазах можно было увидеть еще и отчаяние. - Я хотел пойти с ней. Вальтер, она звала меня в Вальгаллу!
- Ты же знаешь, что туда можно попасть, лишь погибнув как воин в честном бою, - ответил викинг, делая вид, что не заметил, как его друг признался, что хочет смерти. Нельзя позволить ему совсем пасть духом.
- Я знаю. Да и это лишь сон, - сказал Абсалон, вглядываясь вдаль. - Не волнуйся, я не скоро планирую оставить мир живых.
Это немного успокоило Вальтера. По крайней мере, Абсалон никогда не врал, а значит за ним не придется следить, чтобы он не совершил какую-нибудь глупость. Но он все-таки тоже не безумец. До сих пор Абсалон жив, многого достиг в этой жизни, много повидал, даже слишком много. Он давно мог погибнуть, но до сих пор крепко держится за жизнь и хранит свою страшную тайну...
Неожиданно Абсалон вздрогнул, увидев что-то вдали. Он стал напряженно всматриваться, а затем закрыл руками лицо и отвернулся.
- Локи, прошу тебя, пусть я ошибусь, - тихо произнес он скорее себе, чем Вальтеру. - Один, дай мне сил, если это он...
Затем Абсалон отошел от борта и направился в трюм, оставив Вальтера одного. Викинг в недоумении стал всматриваться вдаль, пытаясь представить, что испугало его друга, почему он вдруг с видом мученика стал просить богов о помощи. Но у Вальтера было не такое острое зрение, как у Абсалона, и он не увидел в далекой дымке очертания серых скал...
- Гуннар, Кеннет, Херлиф, Лелль, Эйнар, просыпайтесь! - послышался снизу голос Абсалона, сменившийся недовольным ворчанием разбуженных викингов и лязгом оружия. Все, кто был на корабле - друзья. Всех их собрал Абсалон, дав каждому новую жизнь. Дольше всех седовласого знал Вальтер. Однажды, когда он был еще мальчишкой и жил в одном из больших городов на архипелаге, он встретил Абсалона на улице. Над ним смеялись дети и взрослые, да и сам Вальтер с презрением отнесся к нищему седому мальчику. Но когда на их город напали, и он оказался один, без родителей, без друзей, когда чуть не погиб в пожаре, именно Абсалон спас ему жизнь. Он ни разу не упрекнул его за то, что Вальтер над ним посмеивался, не злорадствовал. Он залечивал ему раны в своей лесной хижине, вдали от разрушенного города, кормил, прятал от захватчиков, учил драться, охотиться, выживать... Да, Вальтер сбился со счета, когда пытался вспомнить, сколько раз был спасен другом.
Истории других викингов также были полны боли и несчастий, но Абсалон оживил их сломленный дух. Гуннар был одноруким калекой в своей деревне, ни на что не способным, но когда седовласый викинг научил его владеть мечом и предложил ему путешествовать, тот согласился и вскоре к нему вернулась жажда жизни. Кеннет был пьяницей, презираемым всеми. Все знали, что он потерял жену и двоих детей во время налета драконов, но никто не сочувствовал ему. Кроме Абсалона. Он смог заставить его снова взять меч и вступить в бой уже вместе с новыми друзьями. Херлиф и Эйнар - спасенные с пиратского корабля пленники. Они не были родственниками, но готовы были пожертвовать жизнью друг за друга, словно братья. Лелль - совсем молодой парнишка, был беглым рабом. Он даже не имел ничего общего с викингами, будучи южанином, но Абсалон не мог его бросить. Когда он просился на корабль, чтобы уплыть на север, его вид был жалок - рваная одежда, грязные волосы, исхудалое тело, босые ноги, измученный взгляд. Уже на корабле он признался, что бежит от жестокого хозяина. А когда он показал свои еще не зажившие раны под лохмотьями, Абсалон решил, что он останется. И сейчас уже трудно представить, что этот крепкий румяный парень когда-то был похож на саму Хель. Никто не знал, откуда Абсалон пришел, что с ним произошло, почему он так молчалив, но все были готовы за него умереть. Для кого-то он был другом, для кого-то братом, для кого-то отцом...
Единственное, что точно знали друзья, так это то, что Абсалон родом с небольшого острова, о котором ходило много легенд. Но, как и каждая история, эта была где-то преувеличена, где-то приуменьшена, и уже нельзя было точно сказать, в чем правда. Поговаривают, что на этом острове викинги и драконы жили бок о бок, в мире и спокойствии. Они были сильны и непобедимы, летали верхом на крылатых тварях. Никто не осмеливался нападать на них, и жизнь на острове была спокойной. Кто-то говорит, что это был рай. Ведь только там нет войны... Но однажды все закончилось. Никто не выжил в тот день. Ходит слух, что вождь - всадник мифической Ночной Фурии - сражался, как дьявол, борясь за свой народ, что его жена до последнего держалась за жизнь, одной оставшейся рукой вытаскивая раскаленные клыки из своего тела... Никто не выжил. Никто. Так говорят лживые рассказчики. Но только Абсалон знает правду, и только его друзья знают, что он последний с того острова, острова со странным названием... Олух.
Вдали уже были хорошо различимы черные скалы, укутанные туманом. Драккар изменил курс, направившись к беловатой дымке. Ветра не было, и парус недвижимо свисал с мачты, отчего гребцам приходилось прикладывать вдвое больше усилий. Но никто не жаловался. Никогда. Абсалон стоял у руля и напряженно вглядывался в приближающиеся преграды.
- Эй, Абби! Тут одни скалы! Ты уверен, что тут что-то есть? - обратился к другу Херлиф, с сомнением поглядывая на пелену тумана, в которую им предстояло войти. Но Абсалон не ответил. По его лицу было видно, что он напуган и взволнован, но ничто не заставит его повернуть назад. Он не обратил никакого внимания на вопрос и покрепче взялся за руль. Его взгляд помрачнел. Викинги редко видели его таким. Херлиф, не получив ответа, пожал плечами и продолжил грести.
Драккар вошел в туман. Абсалон стал медленно поворачивать руль, сосредоточенно смотря вперед. Здесь не было солнечного света, словно светило вдруг погасло и оставило мир в серой тьме. Гребцы сидели спиной к носу корабля и не видели, что открывалось взору их друга, а оборачиваться не спешили. Любопытство взяло верх только тогда, когда с правой стороны они увидели гигантское изваяние викинга. Точнее его остатки. Все, что выше пояса, было разрушено. Когда драккар случайно задел статую, от нее откололись и попадали в воду маленькие камешки - время не щадило каменного воина.
- Стражи, - пояснил Абсалон, провожая взглядом статую. Викинги молча продолжали грести, отметив, что "Стражи" - во множественном числе, а значит такая статуя не одна. Но они ни о чем не спрашивали. Когда придет время, седовласый сам все расскажет. А пока, им нужно лишь ждать и грести.
Вскоре вдали показались отвесные скалы острова, на которых виднелись обломки досок. Когда-то здесь был порт, лестница, доки, платформы... Сейчас от них остались лишь обожженные деревяшки, прогнившие балки, разрушенные почти до основания сигнальные факелы. Раньше здесь было шумно и красиво, стояли десятки драккаров и кнорров, а сейчас о былом великолепии могли прошептать лишь торчавшие из воды обломки мачт и обшивки кораблей. Только Абсалон помнил, как здесь было хорошо, в сердца его друзей это зрелище внушало лишь ужас...
Драккар остановился у полуразрушенного причала, засыпанного пеплом и обломками, и викинги ступили на остров. Абсалон пошел первым, твердо став на деревянные доски, но в глазах его был страх. Он боялся увидеть то, что осталось от его родины. Годами он плавал, надеясь никогда не найти это место, но в то же время страстно желая снова оказаться здесь, увидеть дом, пусть и разрушенный.
Друзья стали подниматься по разрушенной лестнице, цепляясь за обломки балок, торчащие из стены жерди, закидывая верёвку на уступы, до которых не дотянуться рукой. Местами попадались доски с отметинами драконьих зубов. Абсалон, подтянувшись на очередной балке, вздрогнул. Перед его глазами снова предстала ужасная картина того дня. Ладьи, драккары... Их были сотни... Враги пришли из ниоткуда, непонятно зачем... Они не боялись драконов... А те не могли прокусить их железные панцири... Вот, один из чужаков на глазах мальчика отрубил Ужасному Чудовищу крыло, когда тот был еще в полете. Он просто пытался сбежать из этого ада, но полетел вниз, схватившись клыками за горящую лестницу. Дерево не выдержало и переломилось... Дракон погиб, не долетев до воды. Чье-то железное копье настигло его раньше...
Викинги, преодолев подъем, ступили на ровную землю, черную, покрытую пеплом и усыпанную костями. То, что открылось взору путников, было неописуемо страшно. Лелль закрыл рукой рот, сдерживая вопль. Каждый сейчас осознал, что эта битва была ужаснее, чем рассказы о ней...
Первое, что увидели викинги, были кости. Кости драконов и людей. Их были сотни... Тысячи... Они были повсюду. Ими была усыпана земля... Можно было встретить расколотый надвое череп змеевика, повешенный на высохшем дереве скелет человека с отрубленными руками, людские головы на кольях, вытесанных из костей драконов. Все дома были разрушены до оснований. Только дверные косяки и обломки деревянных стен свидетельствовали о том, что здесь жили люди. Посреди этого ужаса стоял прогнивший деревянный помост с плахой - видимо, тут казнили пленных.
- Что же тут все-таки случилось? - не выдержав, спросил Кеннет. И впервые Абсалон открыл им свою тайну. Из уст полилась печальная речь - плач души, рассказ о том, как жестоки люди, как адом становится рай, как маленький мальчик остался совсем один в жестоком и холодном мире...
- Это случилось осенью, во время заготовки еды, - начал Абсалон. - Тогда мне было всего семь. Я рос счастливо. Моя мать была сильной воительницей, женой вождя - моего отца. Астрид и Иккинг. Так зовут моих родителей. Я наследник трона Олуха. Но здесь больше нечем править, некого вести за собой... - Он обвел печальным взглядом развалины деревни и продолжил: - Викинги жили в мире с драконами. Другие народы пытались подчинить рептилий, а те не хотели быть рабами. Нам же драконы были друзьями и братьями, дракон был готов умереть за викинга, а викинг за дракона. Это была истинная преданность! Никто больше не был на это способен. И именно мой отец построил этот мир. Он и моя мама.
Абсалон замолчал, подходя к одному из домов. Среди обломков стояла расколотая наковальня, были разбросаны обгоревшие инструменты и кости...
- Здесь жил учитель моего отца - Плевака, кузнец, воин и лучший друг дедушки Стоика. - Абсалон возобновил рассказ, наклонившись, и, набрав в руку пепел. - Он рассказывал, что тот героически погиб защищая своего сына, моего отца. Ему посчастливилось умереть быстро, не увидев, как уничтожили его народ. Это... - Тут он запнулся, когда его взгляд упал на какой-то обломок. Абсалон резко вскочил и, подбежав к куче костей, запустил туда руки. Его друзья с изумлением наблюдали, как он, откопав скелет, прижал его к груди и заплакал. Из костлявой руки выпало древко секиры... Абсалон рыдал, обнимая кости, и даже не хотел думать, как отвратительно это выглядит. Да, он нашел свою мать. И она умерла от удара мечом, не потеряв руки, как говорили рассказчики легенд. Наверняка, она погибла, как герой, защищая свой народ. А может, она думала о нем, о своем сыне, который, возможно, не выживет. Но он выжил.
Предав земле тело матери, Абсалон окропил её могилу своими слезами. Да, его друзья не могли полность понять его горе, но из их глаз тоже катились слезы.
- Я рад только одному, - тихо всхлипывая произнес Абсалон. - Я не видел смерти родителей.
Астрид была похоронена не по обычаю викингов, не отправилась на горящей ладье в Вальгаллу, но Абсалон был уверен - сейчас его матери хорошо. Она с Иккингом, пьет вино за столом воинов.
Вскоре викинг продолжил свой рассказ. Он поведал друзьям, как однажды под утро на них напала огромная армия людей в панцирях. Они были сильны, но тоже погибали, зарубленные топорами, секирами и мечами. Они не боялись драконов и убивали их так, словно просто смерти им было мало. Они смертельно ранили несчастных и те умирали в муках.
- С людьми они были еще более жестоки, - говорил Абсалон. - На моих глазах один из них, сражаясь с другом отца, сначала отрубил ему руки, затем пронзил мечом и обезглавил. Я раньше никогда не видел столько крови. Из его тела и отрубленных конечностей вытекала багряная жидкость, разливаясь по горящей траве. Да, земля горела... Я видел, как дракон, обезумев от страха, схватил одного из врагов и отгрыз ему голову. Он не проглотил её из-за шлема и сплюнул. Раздавленное железо, расколотый череп, глаз, выпавший из порванной глазницы... Это было мерзко. Драконы разрывали людей на куски, плевались плотью и железными пластинами, извергали огонь. Мне велели остаться в доме, но какой викинг пропустит сражение? Я был запачкан чужой кровью, её запах был мне противен, меня тошнило, а страх приводил в оцепенение. Только чудом меня не замечали... Но другим не так повезло. Я видел, как моего друга - совсем еще маленького мальчика, раздавил своей огромной лапой дракон. Когда я подбежал, то увидел лишь оголенные переломанные кости, сломанный череп и окровавленное мясо с переплетением вен. Меня тогда вырвало. Сквозь лязг мечей я слышал крики и видел фиолетовые вспышки. Я знал, что мой отец будет сражаться до последней капли крови. Мне удалось спрятаться от огня, и я краем глаза увидел, как в Беззубика летят копья. Он не мог увернуться от всех сразу...
- Беззубик - это дракон твоего отца? - перебил Гуннар, глядя на поблескивающее лезвие секиры в руках друга. Он не отпускал его ни на миг и иногда прижимал к груди или смотрелся в свое отражение, после чего с отвращением отворачивался.
- Он был последней Ночной Фурией и пожертвовал собой, спасая отца, - сжав кулаки, сказал Абсалон. - В последний момент он оттолкнул его в сторону, приняв на себя врага. Ему проткнули глаз, отрубили крылья и хвост, вырвали язык, сломали лапы и бросили истекать кровью. Я до сих пор по ночам слышу его вопль, исполненный дикой боли... Скажи, Гуннар, почему люди так жестоки? - обратился он к другу. - Отчего они так жаждут крови?
Гуннар пожал плечами. Он и сам не понимал, откуда в людях эта непомерная ярость. Он считал, что те, кто любят убивать - безумцы. В сущности, так и было. Нормальный человек хочет мира, счастья, любви, но никак не чужой смерти ради собственного удовольствия...
- Отец и мать вовремя заметили меня среди горящих обломков, успели незаметно вывести и усадили меня в байдарку. Мама плакала, обнимала меня, целовала, и отец тоже крепко прижал меня к груди и взял клятву, что я не убью дракона никогда в жизни. И я поклялся. Мама надела мне на шею свой камешек и снова поцеловала. Я чувствовал её соленые слезы на своем лице и тоже плакал, умоляя родителей не бросать меня. Да, мне было всего семь, но я понимал, что остаюсь один и никогда больше их не увижу. Я хотел остаться, рвался из лодки, но отец с силой её оттолкнул, и мне было не вернуться. Лишь спустя годы я принял свое одиночество, перестав злиться на родителей. Ведь они защищали свой народ и спасли мне жизнь. Мне и больше никому. Я - последний олуховец и считаю это честью и проклятьем... Я - вождь мертвого острова, властелин белых костей.
Абсалон снова остановился. На этот раз он дрожащей рукой поднял череп в расколотой обожженной маске. И снова его грудь вздрогнула, снова по лицу потекли слезы, а он прижимал к сердцу кости. Его отец погиб страшной смертью. Обезглавлен. На плахе. Абсалон был уверен, что до последней секунды своей жизни он проклинал врагов. А может, гордо молчал...
Вскоре вождь, отец, воин, друг и защитник близких, был похоронен рядом с любимой. Он хотел бы быть рядом с ней. Он, несомненно, проклинал себя, что не спас её от того клинка, вонзившегося в плоть и пронзившего её сердце. Не было сомнений, что убийца Астрид пал от его руки в следующую минуту...
Абсалон молча шел по черной земле, оставляя следы на пепле. Его история не была рассказана полностью, но он смог излить душу. Теперь его друзья узнали кто он и что пережил. Будут они сторониться или укрепятся в верности - ему было все равно. Он стоял на черной земле, черной от крови, пролитой людьми. Здесь ничего не росло и не могло вырасти. Остров, некогда бывший прекрасным садом, умер, оставив о себе лишь память и кости...
- Твоя клятва... - Вальтер, подойдя сзади к Абсалону, положил руку ему на плечо. Тот вздрогнул и повернулся, стерев слёзы, и оставив на лице темные полосы пепла и черной крови, в которых были испачканы его руки. - Твоя клятва... Она больше, чем память об отце. Он хотел, чтобы ты...
- Восстановил мир, - закончил Абсалон. Его лицо вдруг сделалось серьезным, а глаза исполнились решимости. - Восстановил разрушенный рай. Я единственный, кто может это сделать. Мой отец был великим человеком! Драконы подчинялись, стоило ему кивнуть головой. В моих венах его кровь...
- И с тобой мы, - добавил Вальтер. - Я принимаю твою клятву. Никогда более мой меч не поднимется на дракона. Во имя мира.
Друзья обнялись. Абсалон снова плакал. Его тронули слова Вальтера. Его лучший друг готов был пойти против всех устоев викингов, против того, чему его учили с детства, что драконы - враги, пойти против всех. Ради лучшего друга. Ради мира.
Один за одним викинги произносили клятву, роняли слёзы на пепел. Они клялись во что бы то ни стало вернуть утраченный рай. Рай, где жили счастливо и люди, и драконы, где не было места войне, безумным зверствам и кровопролитию, где люди были братьями, а не зверями, где слышался смех, а не плач. Семеро друзей поклялись, что в следующий раз прилетят сюда верхом на драконах, а не на корабле, что когда-нибудь этот остров, ставший кладбищем, снова зацветет...
- Я клянусь, отец, - Абсалон стоял на коленях перед могилой родителей, - твое имя будет произноситься с таким же благоговением, как имя Тора и Одина. Память о тебе станет вечной и никогда не будет предана забвению. Я клянусь, мама, что тебя уподобят Сиф, и легенды о вас с отцом будут жить вечно. Я вырежу ваши имена на каждом городе, который обретет мир. Иккинг и Астрид будет звучать так же, как Один и Фригг. И, когда мы встретимся за вратами Вальгаллы, я снова вас обниму и верну тебе, мама, твой камешек...
***
Спустя годы, грозная клятва, данная воином, стала произноситься все чаще. Снова и снова с уст людей слетали слова "Во имя мира!". Имена семерых всадников были известны почти на каждом острове. Их называли послами Асгарда, Вестниками Мира. Все чаще у костра викинги рассказывали другу другу легенды о храбрых воинах, павших за свой народ, все чаще слышались имена "Иккинг" и "Астрид", все более тесно истории сплетали их трагичные судьбы. Вскоре на свадьбах люди клялись, что будут верны другу другу, как эти великие воины.
Абсалон исполнил клятву. Он умер с раной в груди под крылом своего дракона и был похоронен с честью. Наконец, он мог обнять отца и мать. Провожая взглядом горящую ладью, его друзья плакали, не стыдясь своих чувств, плакали на глазах остальных воинов. Они знали, что их путь тоже скоро завершится, но не могли принять смерть друга. Брата. Вождя. Человека, восстановившего рай.