Олег не спал уже три дня.
Обессиленно оторвав голову от подушки, мужчина уронил лицо в ладони, и тихо выдохнул. Какой-то солдат на одной из соседних коек, сонно пробурчав что-то на арабском, перевернулся на другой бок и затих.
Три дня.
С тех пор, как он отправился на службу в Сирию, прошло уже несколько лет.
С тех пор, как был подписан документ о признании его погибшим, прошла ровно неделя.
Теряя надежду, Олег отбросил в сторону душное одеяло, и стянул с себя армейский пиджак.
Четыре дня. Ровно столько требовалось, чтобы весть дошла до России. В том, что её доставят, Олег не сомневался — будь даже на то его воля, он бы не оставил чёртову бумажку при себе. Слишком высока цена. А, в конце концов, причины этого решения ему были известны лучше, чем кому-либо другому.
Так почему же бессонница всё не хотела отпускать?
Проведя ладонью по чуть взмокшим волосам, Олег измождённо надавил на виски пальцами, и обернулся. В сетчатом окне палатки, на фоне чернильного неба, занавешенный облаками, виднелся край луны.
Спёртый, жаркий воздух застревал в груди, не давая вдохнуть глубже, мешая между собой и без того беспорядочные мысли. «Стоит ли пытаться сегодня?..»
Кто-то, шумно перевернувшись с бока на спину, икнул — и протяжно, со свистом захрапел.
Досадливо почесав затылок, Олег чертыхнулся в мыслях. Присев на колени, он дождался, пока глаза окончательно привыкнут к лунному полумраку — и, бесшумно минуя всех спящих солдат, крадучись направился к выходу.
Ночь встретила его сухостью воздуха, бескрайностью пустошей и плотной тишиной. Осторожно закрыв за собой палатку, Олег кое-как натянул на ноги ботинки, и выпрямился. Свет в остальных палатках давно погас, и лишь в командирской, в паре сотен шагов отсюда, едва теплился огонь ламп. Повертев головой, мужчина тут же приметил двух часовых, клюющих носами невдалеке, и, пригнувшись к земле, на чуть пошатывающихся ногах побрёл в противоположном направлении.
Ночь — единственное время, когда он мог позволить себе быть слабым.
Пожалуй, так было всегда.
Лишь оставив позади последние палатки, Олег, наконец, замедлил и без того вялый шаг, и остановился среди пожухлых кустарников. Голова на короткую секунду предательски закружилась — и стихла. Подняв мутный взор в небо, минуя облака, он машинально отыскал глазами яркую звезду.
«Справа и ниже от лунного диска».
Даже спустя годы она была там.
Ничего не менялось.
***
«Когда ты вернёшься, Олег — сходим сюда ещё раз?»
***
«Обязательно» — оставалось на листах пожелтевшей бумаги неотправленным письмом.
Ровно неделю назад в Россию было отправлено последнее письмо, в котором Олег — навеки нем.
«Погиб».
Всеми остатками спутанных мыслей лишь хотелось надеяться — не поверит, усомнится, догадается… Почувствует.
Изнутри — то ли грудь, то ли душу — оцарапало.
«Да ни за что на свете».
Серёжа никогда не разуверился бы в нём. Ни единое слово его не подвергал сомнению, сколь странным или бестолковым бы то ни казалось.
Потому что они друг другу не лгали. Ни в семь лет, будучи друзьями, ни в двадцать, будучи…
И если кто-то вкладывал в руки друга нож, уповая на призрачное чудо — Олег подарил бы Серёже целый арсенал.
Но лишь потому для Серёжи единственное слово — «Погиб», написанное сухими чернилами под именем «Олег Волков» — будет его последним, самым честным словом. Слово, что било больнее самого острого из ножей.
Олег утомлённо опустился коленом к земле, втягивая носом прохладный воздух. Интересно, спит ли уже? В Питере, должно быть, тоже глубокая ночь. Наверное, и звёзд от извечного смога совсем не видно…
Мысли в гудящей от усталости голове никак не складывались, обваливаясь куда-то в пропасть, распадаясь на пыль, не успев появиться. «Что я несу такое?..» Может, до него весть и не дошла вовсе…
Мозг, казалось, безуспешно надеялся обмануть сам себя.
«Он не мог не узнать первым».
Кое-как поднявшись с земли, Олег напоследок запрокинул голову. Луна по-прежнему мутно сияла с небес, освещая равнину холодным прерывистым лучом, и неприятно слепила глаза, что почему-то вдруг стали закрываться. Пальцы, коснувшись шеи, сами по себе нашли истёртую временем подвеску. Что-то в груди треснуло по швам. «Не смей только…»
…До палатки Олег добрался словно бы в тумане, проскользнув мимо часовых, наощупь забравшись внутрь, и кое-как дополз до собственной койки.
И прежде чем веки его окончательно сомкнуло тяжестью вдруг накатившего сна — в самую последнюю секунду, где-то далеко-далеко… на задворках мысли прошелестело тихим эхом.
«Прости уж меня, Серёж — за мою единственную ложь».
***
***
***
Дрожащей рукой дотянувшись до прикроватной тумбы, Серёжа кое-как коснулся выключателя лампы, и рвано выдохнул. Голова раскалывалась — от гудящей боли, усталости, истощённых мыслей. В который раз за ночь вытерев опухшие от слёз глаза, он упал головой на подушку, и хрипло кашлянул в одеяло. «Больше не могу…»
Чуть скосив сонный взгляд, он нашёл им окно, что тускло светилось затянутой густым облаком луной. Наверное, сегодня их звезды совсем не видно…
В голове, затянутой непроглядным туманом, обрывком мелькнуло знакомое (родное) лицо. Улыбка, поблёкшая от времени. Злополучный документ… Сознание, летя куда-то в пустоту вперёд мысли, проваливалось в тяжёлый, как и всегда, бессвязный, беспросветный сон… «Наконец-то…»
Серёжа неуклюже перевернулся на спину, нахмурил лоб, моргнул пару раз — и недоумённо раскрыл глаза.
«…Не спится?..»