Жажда трофея

Прикрывая голову шёлковой накидкой от света солнца, отражаемого шифоновой тканью-хамелеоном жёлто-оранжевого оттенка, Чимин шёл размеренным шагом по громадному дворцу с парусным куполом кораллового цвета. Минуя многочисленные причудливые фонтаны с цветущими садами, он переходил из одного двора в другой: над головой то голубело небо, то громоздились своды — мукарны, которые, словно пчелиные соты, нависали друг над другом замкнутыми перегороженными складками. Чимин не останавливался ни на мгновение, чтобы насладиться искусным дизайном флористической лепки. Омега, не замедляя шаг, лишь обогнул полукруглую стену, покрытую настенными панелями-изразцами звёздообразных форм или объёмной резьбой цветочных фигур на алебастре. 

      Проходной зал, через который он сейчас шёл, поражал, впрочем как и все остальные помещения, своим богатством и изысканной роскошью. Стрельчатые многослойные своды, опирающиеся на толстые полуколонны; нескончаемая керамическая мозаика, будто полотно картины невероятных размеров, тянулась по всему коридору, жёлто-коричневой арабеской охватывая стены и потолок – ничего из этого невозможно было пропустить. Великолепие было настолько очевидным, что у любого гостя не возникало ни капли сомнения: это владения поистине могущественного человека. Знал об этом Чимин или нет, но его взгляд всё так же был направлен вперёд, не отвлекаясь ни на что вокруг – омега стремительно шёл к своей цели, мимолётно скользя кончиком языка по губам.

      Его путь вёл из помещения вновь наружу, к сахну внутри дворца с видом на роскошный сад, сочный от зелени. Первое, что бросалось в глаза, это простор и масштаб помещения, декорированного дорогим голубым мрамором, настолько идеально отполированным, что в нём можно было разглядеть своё отражение. По сторонам возвышались величественные белые колонны, создавая плавные подковообразные арки, которые словно взлетали вдоль стен. А в центре лежал великолепный ковёр, расшитый сверкающими бриллиантами, что сияли, как звёзды. У стен росли южные, насыщенные тёплыми красками цветы с большими, раскидистыми листьями. И среди них, на впечатляющем ложе, будто на троне, с мягкими, расшитыми бисером и блестящими парчовыми нитями подушками, восседал молодой альфа. Тот был наряжен в молочно-белые одеяния, голову венчал тюрбан слоновой кости с оправленным золотом ромбом рубина надо лбом.

      Чимин мягко упал коленями на приготовленную подушку у его ног, подбородок почти касался ключиц, так низко он склонил свою голову. 

— Хозяин? 

      Альфа важно закинул ногу на ногу, приложив указательный палец к губам: 

— У меня сегодня гость. Я хотел бы, чтобы ты составил нам компанию. 

      Ресницы Чимина дрогнули.

— Это... большая честь, хозяин. Что я должен делать?

      Тот нахмурился, с неодобрением уставившись на Чимина:

— Тебя разве не учили?

      Кристально-чистая вода мерно журчала в декоративном фонтанчике. Нарушая тишину, она переливалась живительным блеском под горячим южным солнцем, лучи которого пробивались к сахну через открытый потолок здания. Часть внутреннего дворика была затенена живой крышей, сплетённой из густых зарослей зелёной листвы. Те расползлись по стене и свисали с неё по специально протянутой изгороди, чтобы владетель дворца мог в любое удобное ему время насладиться свежим воздухом под сенью растений. Жаре внешнего плебейского города – не место в господских хоромах. 

— Простите, хозяин... я... — Чимин сглотнул, закусывая губу. — Я – новенький, меня ещё не успели обучить... 

      Альфа вскинул брови и поменял положение, опустив ногу вниз и деловито уложив локти на колени.

— Новенький?.. — он выдержал задумчивую паузу, а затем слегка усмехнулся. — Что ж... так даже лучше. Пойдёт.

— Но... — вскинулся Чимин, наконец-то устремляя взор в тёмные орбиты глаз своего собеседника, забывшись и нарушив правила общения с господином, — ...что же я должен делать?.. 

      На удивление, тот простил ему ошибку, его глаза улыбались. 

— Прислужи нам за обедом. Подливай вина. Поддерживай беседу и отвечай на вопросы. Выполняй просьбы. В остальное время – сиди неподвижной симпатичной куклой. Это всё, что от тебя требуется. 

      Чимин заторможенно кивнул, чуть успокоившись. Он ожидал более... сложных для себя задач, весь подобравшись, когда хозяин принялся описывать его обязанности. Что ж... всё перечисленное вполне выполнимо. Чимин позволил себе ещё один вопрос:

— Когда... вы ожидаете гостя?

      Молодой альфа вдруг встал, расправляя подолы своего костюма. 

— Он уже здесь. 

      Глаза Чимина расширились, нервозность вернулась, заставляя тело подрагивать от волнения. Сбоку послышался шорох. Омега резко обернулся, даже не задумываясь о невоспитанности и дерзости своих действий. Он в шоке уставился на входящего в сахн гостя - одеяния того были чёрными, как ночь, а на голове возвышался точно такой же тюрбан, как и у господина Чимина, только тёмный: ещё один кровавый яхонт** сверкнул под солнцем и тут же померк в тени, как только его хозяин сделал шаг навстречу. Чимин потерял дар речи. Гость его хозяина и сам господин выглядели идентично, словно разлучённые в детстве близнецы-альфы. Те же самые большие чёрные глаза, как оливки, тот же классически-восточный крупный нос, аккуратные маленькие губы – совершенное привлекательное лицо и подтянутое телосложение. 

      Абсолютно одинаковые. 

      Сердце Чимина пропустило удар.

— Чимин, это господин Чон. Отныне зови его так, а меня – просто "хозяин".

      Чимин нерасторопно кивнул, всё ещё впитывая в себя образ гостя их дворца и не веря, что видит перед собой точную копию своего хозяина.

      Господин Чон обошёл Чимина, искоса его разглядывая и как будто оценивая, а затем положил руку хозяину дворца на плечо, приветственно его сжимая. Тот кивнул и указал ладонью на мягкий ковёр, бросив в это время на Чимина многозначительный взгляд, от которого тот тут же вскочил с места и поспешил за подушками и подносом с едой, заранее приготовленного у дверей в покои. Уложив подхваченные плотные подушки для того, чтобы господа сели по-турецки и начали о чём-то общаться между собой, Чимин так же поспешно принёс фрукты и сладости с напитком в золотом кувшине. Однако он замялся, не зная, когда можно прервать разговор и спросить, что высокоуважаемые альфы хотят отведать. Его хозяин, заметив колебания наложника, поманил его пальцем, приказывая просто сесть рядом и подготовить две чаши с вином. Тот сразу же послушался, спеша угодить и взяв торопливый шаг. Из-за чего тут же споткнулся о складку ковра от невнимательности. Охваченный ужасом, омега неуклюже летел прямо на альф, благо, падающий на них кувшин был направлен носиком к Чимину, в итоге окатив вином его, а не их. 

      По покоям эхом разнеслись грохот падающего на пол тела и звон золотого сосуда, покатившегося по мрамору, который вмиг окрасился алым, как кровь, напитком. 

— П-простите, хозяин, простите меня, прошу, я случ–... — забормотал Чимин, таращась на свои лёгкие полупрозрачные одеяния, что до нитки пропитались бордовым соком винограда, прилипая к телу и очерчивая его формы. — О боги... 

      Спустя длинную паузу его хозяин обречённо вздохнул, качая головой, и подцепил указательным пальцем край туники Чимина, мокрый и пахнущий пьянящим алкоголем. 

— Знаешь ли ты, сколько стоит эта ткань?

      Чимин в страхе поднял голову, его глаза уже лезли на лоб от отчаяния.

— Господин... 

— Хозяин, — поправил его тот, склонив голову набок. — Хотя нет. И правда, зови меня господином. Господином Чонгуком. 

      Чимин готов был умереть на месте. Называть хозяина по имени?!

— Как можно...

— Снимай, — вернул своему голосу строгий тон Чонгук, его гость молчал всё это время, взглядом не отрываясь от тела омеги. — Нужно срочно отдать слугам для стирки, иначе её уже не спасти.  

      Не мешкая и секунды, Чимин в панике стянул с себя всю одежду, оставаясь лишь в набедренной повязке, на которую взгляд альф сразу и упал, заметно задержавшись. Чонгук явственно сглотнул, его кадык дёрнулся, вторя адамову яблоку гостя дворца, который уже зачем-то снял с себя тюрбан, позволяя волосам цвета вороного крыла чёлкой свисать по линии висков.   

— ...а это что? — тихо начал Чонгук, большим пальцем плавно касаясь белой газовой ткани, плотно облегающей бедро Чимина широкой полосой. 

      Рядом сидящий Чон тоже не отставал, очарованный открывшимся ему совсем не целомудренным видом. Он протянул руку и невесомо коснулся своей подрагивающей ладонью золотистой кожи Чимина, прямо у пробитого жемчугом пупка омеги, пальцем нагловато играясь с перламутровым шариком. 

      Чимин тут же возмущённо охнул и сузил глаза:

— Разве может господин Чон касаться того, что не принадлежит ему?

      Гость дворца моментально замер, его рука так и зависла уже на полпути к паху наложника, завуалированному и почти что оголённому одновременно, ведь очертания его члена дразняще проглядывали сквозь полупрозрачный материал. 

      Господин Чон растерянно посмотрел на Чонгука в немом вопросе, и тот повернулся к Чимину, сжимая губы в полоску: 

— Разве я не гостеприимный хозяин, Чимин?

— Так и есть, господин Чонгук, — покорно согласился Чимин, стоя на широко раставленных коленях и чуть прогибаясь в пояснице, подставляясь под ласки. 

— Именно. Так почему я не могу угостить кого-то лакомствами, принадлежащими мне?

— Можете, — горячо выдохнул Чимин, прикрывая веки. — Вы можете всё, господин Чонгук.  

— Тогда ты как моя собственность должен предоставить господину Чону всё, что он ни пожелает. 

      Чимин скользнул рукой по своей ноге ко внутренней части бедра, длинные блестящие серьги в его ушах качнулись и зазвенели.

— А чего желает господин Чон?

— Отведать лакомств, разумеется, — с этими словами Чонгук уверенно подвинул своего гостя прямо к омеге, из-за чего тот потерял равновесие и случайно налетел на Чимина, опрокинув его спиной на ковёр среди мерцающих бриллиантов. Руками рефлекторно сдерживая запястья наложника, Чон и сам не заметил, как упёрся пахом прямо между расставленных, ослабших ног омеги, в замешательстве глядя ему прямо в лицо. Чонгук подсел к ним ближе, находясь позади своей точной копии, тоже легкомысленно скинув тюрбан, позволив ему укатиться по полу в сторону, тёмно-каштановые волнистые волосы обрамляли лицо.

— О, нет... — застонал Чимин, ёрзая и пытаясь отстраниться от паха незнакомца, но хватка того стала вдруг сильнее, не отпуская. 

      Господин Чон не выдержал и пробно потёрся тазом об омегу, скользя зачарованным взглядом по впадинке ключицы к соскам и ниже. За слоями пусть и полупрозрачных, но всё же скрывающих всю красоту тела тканей таились потрясающие пропорции. Гибкий, сильный и явно выносливый. Чонгук в это время ободряюще погладил своего гостя по спине, а затем сполз ладонью вниз. Без промедления пробираясь ему под чёрную тунику, он юркнул в чужие штаны, средний палец лёг прямо вдоль ягодичной ямочки. Господин Чон, даже не вздрогнув в ответ на поползновения альфы, всё ещё поедал Чимина взглядом, застыв, как статуя. Чонгук подтолкнул его вперёд, прямо в Чимина, побуждая быть смелее, носом при этом зарываясь в затылок альфе и вдыхая запах его возбуждения, нарастающий с каждой секундой. 

— Вам нравится Чимин, господин Чон? — начал он, шепча ему на ухо. — Если честно, я сам его ещё не успел распробовать, но поскольку вы – мой уважаемый гость, первый кусочек достанется вам. 

      Чимин всхлипнул в ответ, уставившись на альф влажными глазами. Однако что-то в том, как он смотрел на них, отдавало лёгкой наигранностью.

— Но... но... у меня это впервые... 

      Чонгук отметил пробежавшиеся от слов омеги мурашки по коже Чона и вновь подтолкнул своего гостя, намекая действовать – тот в ответ закопошился, чем-то шурша. Чонгук не видел чем именно из-за его широкой спины, всё ещё занятый ягодицами альфы. Вслушиваясь лишь в его частое дыхание, полное нетерпения и капли аффекта от всей этой щекотливой ситуации. Он понимал Чона, понимал как никогда, но в этом и прелесть такого первого раза – эмоции и чувства неправильного, когда с тобой это случается впервые: нарушение чужих границ и снятие табу с недозволенного. От такой страсти страшно, но ты легко становишься зависимым, желая большего. А Чимин – идеальный партнёр для такой игры, для осуществления невозможного. 

      Чон скоро это поймёт. Совсем скоро. 

      Чонгук закрыл глаза, перенасыщенный витающим в воздухе предвкушением. Его пальцы "ножницами" уже пробирались внутрь Чона, растягивая податливые горячие стенки, явно заранее смазанные маслом для лёгкости проникновения. Губы Чонгука спускались поцелуями по задней части шеи альфы, его аромат забивался в ноздри, смешиваясь с навязчивым запахом омеги: приторно-пряным, который давно уже окутал их всех своей заманчивой пеленой, дурманя голову и взывая к инстинктам.

— Хозяин!.. — воскликнул Чимин, охая, и Чонгук, облизывая губы, очнулся от того, как жалостливо звучал его голос. — Посмотрите, он... он!..  

      Заинтригованный, Чонгук с любопытством выглянул из-за плеча Чона, и его взгляд так и застопорился на виде распластанного Чимина: снятая, растянутая набедренная повязка застряла на коленях и мешала сопротивляться тому, что между его ягодиц уже торчал чужой член – сердито-пунцовый, пытающий пробраться вглубь омеги и лишить его девственности, сжатый тугим колечком мышц, который всё пытался ему помешать. Чон настойчиво пробивался внутрь, тяжело дыша и сжимая глаза до морщинок у висков. Капля пота свисала с носа, через секунду падая на грудь Чимину и смешиваясь с застывшими разводами вина на содрогающемся теле. 

      Живописно. 

      Чонгук еле выдержал иголочки тока от истомы, пронзившие всё его тело. Он добавил третий палец к остальным двум, греющимся в Чоне, и с силой надавил на альфу, протяжный стон омеги под ним томным эхом разлетелся по помещению. Чонгук снова выглянул из-за плеча гостя, чтобы лицезреть его мошонку прямо под членом наложника. Паховые волосы альфы наверняка щекотали чувствительную кожу округлых, раздвинутых ягодиц Чимина – господин Чон со всего размаху вошёл в наложника всей своей длиной. Поджарый живот омеги содрогался, а глаза закатывались от зашкаливающего давления.

— Возьми его, не бойся.

      Чон кивнул и осторожно вышел, чтобы налечь на омегу снова, успокаивающе гладя его по бокам и талии. Особенно талии, каждый раз к ней возвращаясь, чтобы провести пальцами вдоль плавных линий и ущипнуть упругую кожу. Чавкающая смазка лишь помогала ему, обильно сочась из Чимина и капая на испорченный вином ковёр, пачкая его ещё больше. 

      Влажно, грязно... постыдно.

      Чонгук подождал немного, пока тихо постанывающий и охающий Чимин не привыкнет к размерам Чона, а затем стянул с себя штаны. Приставляя кончик набухшего кровью члена к входу альфы перед ним, через минуту он уже со вкусом его трахал, как в последний раз. Имея альфу, Чонгук имел и Чимина, цепочкой задавая им темп и контролируя все резкие и граничащие с оргазмом рывки. Непрерывное "ах!" омеги, казалось, навечно останется в его голове, надрывное и сладкое, как мёд, поднимающее самооценку и доводящее до края. Посасывая кожу под шеей Чона, Чонгук впитывал в себя как губка выражение лица Чимина: его заломленные брови; широко открытый рот с краснеющими от прилива крови губами. Всё, чтобы уловить тот самый момент, когда омеге останется лишь мгновение перед разрядкой. 

      Сейчас!.. 

      Быстрым жестом вытащив золотое кольцо из кармана, Чонгук нагнул Чона чуть ли не вполовину – по инерции тот вошёл в рыкнушего от натуга омегу ещё глубже, хотя казалось, что глубже уже некуда. Колени Чимина были намертво зажаты с двух сторон его собственной грудью и грудью Чона – они почти что задевали верхушкой подбородок, лишь благодаря гибкости тела наложника. Достав до омеги через Чона, Чонгук быстро раскрыл ободок из золота и защёлкнул его вокруг основания члена огорошенного Чимина, перекрывая просящемуся наружу семени выход. Лишённый долгожданной неги, омега чуть ли не взвыл, так громко и разочарованно, что до этого бездумно имеющий его Чон даже очнулся от хмеля угождения своим первобытным инстинктам, замерев и перепуганно обернувшись к Чонгуку. Тот успокоил альфу ласковым поцелуем, языком вылизывая помятые зубами губы. Сам в него толкаясь, он возобновил ритм секса скачком от земли до небес. Его кожа горела от шлепков, как, наверняка, и кожа Чимина. Вязкая смазка текла по ягодицам омеги, вульгарно хлюпая – так, будто тело Чимина изнывало по узлу альфы, его первый раз должен был быть плодотворен и принести потомство, предначертанное природой. 

— Прошу!.. Т-толь–ах!.. Только не в меня! Прошу, хозяин! Господин, не кончайте в меня!.. 

      Если Чон и мог прислушаться к омеге, то Чонгук не давал ему и возможности отстраниться или вытащить вовремя член. Весом своего с силой навалившегося тела он выбил из альфы порцию спермы прямо в Чимина, наперекор мольбам наложника, эгоистично пренебрегая его желаниями. Нутро омеги распирало от чужой спермы, заставляя сердце ёкать от урчания довольных инстинктов и ужаса здравого рассудка, которого быстро заткнула боль зажатого кольцом члена. Уставший от контроля, Чонгук отпустил себя и наконец излился в альфу с немым стоном, так и не сорвавшимся из горла, всё клубящимся под шеей бурей эмоций. Они оба кончили, оставив омегу с ничем... оставив его извиваться, комкать бесценный ковёр под собой, вырывать из него бриллианты и рассерженно откидывать их в сторону катиться по мрамору. А затем упираться ладонями в пресс за тканью туники Чона и пытаться его оттолкнуть от себя – безуспешно. 

      Чонгук выскользнул из разнеженного альфы, не желая разрывать крепнущим узлом его и так неласково насилованный проход, не предназначенный для такого агрессивного секса. Вместо этого он быстро подтянулся к Чимину и приоткрыл его безвольный рот большим пальцем, любуясь разбитым видом омеги, в глазах которого не улавливалось ни капли отказа. Убеждённый в том, что делает, Чонгук приподнялся на руках, удерживая на них свой вес, чтобы усесться омеге на лицо и погрузить в горячее нутро его рта член с твёрдым шариком узла, блаженно закрывая глаза, будто опускаясь в пенную ванну. Подавившись стволом альфы, омега как мог расслабил горло, теряя себя и уже не понимая, кто он и где он, в голове пульсировало лишь одно: он умрёт, если не кончит. Поднимая голову и аппетитно посасывая член Чонгука, истощённый эмоционально Чимин не отдавал отчёта тому, что у них с Чоном происходила связка, узел закупорил сперму внутри него, до невозможного растягивая сфинктер. 

      Наглухо замкнутый с двух сторон. 

      Омега не смог сдержать катящихся по щекам слёз, даже не представляя себе, как сейчас выглядит его член в кольце – наверняка уже граничащий с пурпурным цветом, весь увитый взбухшими венами и опухший. Его живот болел от напряжения, горло саднило, грудь раздирало от всхлипов и стонов. Чимин был на краю потери сознания, когда запоздалое облегчение вдруг пришло из ниоткуда, невыносимое давление на член вдруг прекратилось, и омега даже и не понял, когда кончил, настолько всё в районе его паха онемело, лишая его возможности как следует насладиться оргазмом. Отсутствие горячей и тяжёлой, как камень, плоти на его языке позволило вдохнуть полной грудью и сразу же закашляться от непривычки, хриплый стон утробно резонировал с диафрагмой. Как только белёсые капли его семени распластались на рельефной груди Чона, Чимин забылся в цветных пятнах, летающих перед глазами, постепенно темнеющими и превращающимися в чёрную бездну...

***

      Влага купален обволакивала, пар туманной дымкой струился до потолка, обдавая лёгким жаром обнажённые тела. Размякший в тёплой минеральной воде, Чимин расслабленно облокотился на бортик бассейна, локтями упираясь в плитку и глубоко вдыхая нагретый воздух, его веки были плотно закрыты, а лицо сияло от умиротворения. Он любил редкие моменты тишины, когда в ушах не гудели голоса советников и ворчание старейшин. Единственный шум, который приносил ему радость – это глупые забавы его альф. Например, как сейчас. Рядом послышался новый всплеск и смех с каплей вибрации в юном голосе – вторжение в покой Чимина, которое он ждал с нетерпением. Омега искоса глянул в сторону ребяческой возни, глаза еле-еле приоткрылись, лениво и с одолжением. В воду опустились два хорошо знакомых ему альфы, улыбаясь друг другу и что-то шепча, время от времени шаля, брызгаясь, и тихо хихикая. 

      Губы Чимина тронула улыбка. 

— Развлекаетесь?

      Оба альфы вздрогнули, выпрямляясь как по команде, и уставились на омегу бесхитростными глазами. Стоя по пупок в воде они сверкали ладными торсами, украшенными здоровыми мышцами и небольшими шрамами от боёв.

— Как ты себя чувствуешь? — тут же подплыл ближе один из них под руку Чимину, подставляясь для того, чтобы ему покровительственно взъерошили волосы, целуя в лоб.

— Лучше некуда, — ответил омега, не отнимая ладони от затылка альфы, завивая прядь его волос себе на палец. — Спасибо за заботу, Чонгук. 

— Мы были не слишком грубы? — виновато поинтересовался всё ещё державший дистанцию второй альфа, переминаясь с ноги на ногу.

      Чимин склонил голову набок, рассматривая его и плутовски улыбаясь. 

— Могли быть и грубее, если честно. Ты снова выпадал из роли, Чон.

      Тот обиженно насупился. Так и не решившись подступиться к омеге, он явно всё ещё чувствал вину, пока его близнец нежился в объятиях Чимина, уложившись макушкой ему в местечко между шеей и предплечьем.  

— Это просто... немного для меня в новинку. Заниматься любовью с такими играми.

— Я же говорил, чтобы ты не волновался и брал меня жёстко.

— Но... 

— Хмп, — выпятил губу Чимин, обиженно и растроенно, притягивая к себе Чонгука ближе. — Чонгуки справился лучше. А ты знаешь, что это означает.

      Чон замер, а затем опустил голову вниз, сжимая челюсти от досады. Чонгук бросил на него сочувствующий взгляд, но свою награду всё же принял, отдаваясь поцелую с омегой всем своим сердцем, сминая его губы и млея.

— Чего ты хочешь, Чонгуки? — благосклонно спросил Чимин, отрываясь от его клубничных губ с последним протяжным чмоком. — Сегодня я выполню любой твой каприз. 

      Чонгук прерывисто выдохнул, теряясь в вариантах. Взгляд поплыл - свечи по периметру бассейна отражались в его глазах, как закат солнца в южном море. Вместо слов он наклонился и подхватил омегу за ягодицы, чтобы подсадить его выше, на плитку. Вытаскивая из воды так, что его грудь и плечи были прямо напротив лица альфы, ручейки воды дорожками, поблёскивая, стекали по коже. Не теряя больше ни минуты дозволенного ему времени, Чонгук приложился губами к одному из сосков Чимина, основательно проводя по нему распластанным языком. Уже посасывая горошину, он планировал не отрываться от влекущей ареолы ещё столько времени, сколько потребуется, пока она не набухнет до болезненного красного. Щедрость его омеги не раздавалась направо и налево, поэтому ему совсем не было стыдно показаться жадным и нетерпеливым. Чон наблюдал за ним завистливыми глазами, кусая губы до заострившихся скул, пока Чимин не выдержал и не поддался его немой просьбе:

— ...пусть Чонгуки и справился лучше, ты тоже хорошо меня взял, Чон, — он вытянул руку, приглашая. — Потому я разрешаю тебе разделить награду с Чонгу...-ай!

      Чонгук собственически укусил омегу за сосок, больше игриво, чем злобно, отчего тот в наказание властно припечатал его лицом себе в грудь ещё сильнее, не давая возможности брыкаться. Чон самодовольно хмыкнул, наблюдая за тем, как воспитывают его брата, примыкая ко второму боку Чимина и нагибаясь, чтобы оставить дорожку поцелуев от бедра ко второму, ещё не тронутому соску, время от времени встречаясь взглядом с Чонгуком и тайком показывая ему язык. Так ему и надо!.. 

      Чонгук напыжился:

— Чон не умеет играть в наши игры, потому что слишком послушный. Он готов выполнить всё, что ты ни скажешь, не понимая, когда ты притворяешься, а когда нет. А я зато умею не выходить из роли, — горделиво выпятил он грудь, отрываясь от ласк и просто лежа на плече Чимина, не сводя глаз от брата, который рьяно всасывал розовую ареолу, ни на что не отвлекаясь, даже на ехидные провокации близнеца.

      Чимин хмыкнул, лукаво ухмыляясь и суживая глаза до опасных щёлочек. 

— Ты тоже не был идеален, Чонгуки. Я столько раз нарушал правила и приличия поведения, провоцируя тебя, но ты мне всё прощал, так ни разу и не наказав. Думаешь, настоящие господа так ведут себя по отношению к своим наложникам?

      Чон навострил уши и расплылся в хитрой ухмылке, победно глянув на Чонгука, всё терзая зубами сосок омеги. Чимин зашипел от лёгкой боли и шлёпнул его по спине, вызывая у альфы ещё более широкую улыбку. 

      Отчитанный Чонгук смутился, оправдываясь:

— Я... просто я...

      Чимин посмотрел вниз, выжидательно приподняв брови. 

— Он по уши влюблён, поэтому всё и прощает тебе, Чимин, даже если ты намеренно пакостишь, — коварно добавил Чон, на что его брат тут же возмутился: 

— Я не специально! В следующий раз сделаю всё так, как надо!

      Звонкий смех Чимина музыкой раздался по купальням. 

— Это хорошо, потому что в следующий раз я хочу попробовать сыграть в разбалованного сыночка вельможи и поймавших его диких разбойников. 

      Оба альфы застыли, как один, Чон вскинулся, не отрывая от омеги взгляда:

— ...а разбалованный сын вельможи будет так же девственен, как и наложник господина Чонгука?

      Чимин понимающе дёрнул уголком рта, потемневшим взглядом встретившись с чёрными глазами альфы:

— ...возможно. Разбойникам предстоит узнать, невинен он или нет. 

      Чон громко сглотнул, прекрасно понимая, что это означает: во время их с братом отсутствия, Чимин не станет играться с собой даже пальцами, не то что игрушками. Всё для того, чтобы сымитировать девственность при их новой встрече, терпеливо ожидая возвращения альф со службы в его войске. Зажатый, тугой, преданный и недоступный другим – только им. Заново растягивать омегу своими размерами? О, боги... Слюнки собирались во рту, щёки румянились от одного лишь только воспоминания о недавних "играх", сердце заколотилось, разгоняя кровь по телу. 

      Чон уже не мог дождаться, а ведь до следующей встречи оставалось целых три месяца!..

      Альфа вздрогнул, ощутив вдруг руку брата на его полувставшем члене, сжимающем и разжимающем постепенно твердеющую плоть, любезно помогая ему с возникшими фантазиями – их частое занятие в палатках, когда рядом не было сослуживцев, а гормоны играли и требовали отдушины. Да, без Чимина было тяжело, но они научились довольствоваться друг другом, пользуясь одиночеством на постах как возможностью пошалить, пока никто не видит. И сейчас их взгляды понимающе пересеклись, утонувшие в вожделении и надежде. А их вид друг на друга слегка перекрывали эрегированные соски Чимина, напряжённые и красные, как зёрна граната, так и манящие укусить. Чонгук собрал ладони в колодец, мягко мастурбируя Чону, губами вновь прикладываясь к груди омеги, чтобы осыпать её гроздью поцелуев, не оставляя своего господина без внимания.

      А если бы и оставил, тот обязательно напомнил бы о себе, не позволяя альфам своевольничать.

      Чимин в райской усладе откинулся на выставленные за спиной прямые руки, его обычно шёлковые угольные волосы, прядями спадающие на глаза, были сейчас мокрыми и убранными назад, чтобы не мешались во время купания. Разгорячённую кожу обдало прохладным сквозняком из открытых окон, заставляя поёжиться от ночного воздуха. Уже не сдерживающий охи и стоны, омега вслепую начал искать правой рукой свой небрежно брошенный ранее на плитку халат, пестреющий ослепительными драгоценными камнями, витиеватыми цветами усеявшими дорогую ткань. 

      Одно лишь это одеяние стоило целое состояние, что уж говорить о коллекции тюрбанов Чимина, которые он так любезно одолжил своим любовникам ради натуральности их небольшого спектакля. Для него это всё мелочи, побрякушки, как и дорогостоящий ковёр, который он испортил во время преданию похоти, поотрывав все редчайшие камешки и позволив им катиться со ступенек куда-то в землю дворовых садов, теряясь под листьями. Чимин не сожалел, когда приказал слугам выбросить его, прекрасно зная, что те не выполнят его веление и примутся делить великолепный ковёр, как гиены – мясо, кусаясь и пытаясь отобрать себе кусочек побольше. 

      Что ж, ему не жалко поделиться своим несметным богатством, достойным звания могущественного правителя омегацентрической империи. 

— Довольно, — с глухим полустоном приказал покусывающий себе губы Чимин, собственный член уже набухал от раззадоривающих ласк альф, а одинокий халат так и позабыт на полу. — На ложе, быстрее... 

      Словно только этого и добиваясь, Чон и Чонгук не стали отказываться от такого заманчивого предложения, напоследок лизнув припухшие соски омеги и оставив их наконец в покое. Оперевшись ладонями на округлое ребро бортика и ловко выпрыгнув из бассейна купален, они забрызгали песочную плитку водой, лужицами отражающую танец пламени свечей. Не желая ждать, пока Чимин встанет сам, альфы бесстыдно подхватили его под мышки, увесистым броском закидывая его Чону на плечо – Чонгук напоследок легонько шлёпнул онемевшего от такой наглости омегу по ягодицам, не пытаясь сдерживать расплывающуюся на губах улыбку. Точно поймавшие свою добычу голодные дикари, не дав Чимину и мгновения на возмущения, они радостно побежали к покоям, укромным коридорчиком примыкающим к купальням, ликующе переглядываясь и приглушая довольное хихиканье. 

      Широкая и необъятная кровать, будто главное произведение искусства, стояла в самом центре роскошной спальни, размерами так же ей далеко не уступающей, как и дарящий ощущение простора высокий потолок. Переливающееся небесным атласом ложе прикрывалось подвешенным на колоннах кофейным балдахином из шёлкового дамаста. Невесомая ткань складками спадала к позолоченной фигурной резьбе передней спинки кровати, над которой нависал купол масляной лампы из цветного стекла, расписанный знаками и курсивным шрифтом, переплетённым между собой лозой винограда. Пара мягких кушеток с одним длинным столиком в углу и устланный коврами проход в гардеробную – единственное, что заполняло пространство помещения, подчёркивающее и возносящее императорское ложе. В покоях царил интимный полумрак, а от томных витражных стёкол, единственных во всём дворце, блики света играли на полу неяркими тёмно-бордовыми красками.

      Как и Чонгук, замедлив от благоговения шаг, Чон бережно усадил омегу на его роскошную кровать, чтобы тут же получить в ответ осуждающий и строгий взгляд выразительных глаз. Вот только в их глубине жило такое же озорство, как и у молодых альф, пусть и придушенное весом многолетней ответственности за империю и необходимостью сдерживать юношеские эмоции. Чон и Чонгук знали, что Чимин на самом деле не злился на них за их выходку, всего лишь по привычке играя в чинность. Они толком никогда и не знали омегу действительно по-настоящему злым, знакомые лишь с его милостью и всепрощающей любовью. И не особо-то и хотели знать. Почему-то образ разгневанного Чимина пугал их одной лишь своей мыслью: скорее всего, император не стал бы кричать на слуг или в ярости разбивать дорогую посуду, как делают многие ветреные аристократы, а молча убивал бы взглядом неугодного, унижая осуждением. Зная возможности пленительных глаз омеги, Чону с Чонгуком оставалось только гадать, на что те были способны в редкие моменты жестокости и смертоносного яда, направленного в сторону недоброжелателей.   

      Наверняка это было то ещё зрелище. 

— Разве я разрешал себя касаться? — прищурился Чимин, когда нетерпеливый Чонгук обогнул замершего в раздумьях Чона и запрыгнул на кровать, чтобы бессовестно полезть к омеге за поцелуями. 

      Так и застыв от повисшего в воздухе вопроса и почти приложившись губами к его коже, Чонгук подождал с секунду, а затем из вредности всё-таки чмокнул омегу в плечо, чтобы затем послушно выпрямиться. Как раз тогда, когда его игриво оттолкнули, упираясь ладонью в упругую грудь – Чимин не сдержал полуулыбки, качая головой в фальшивом неодобрении. Он демонстративно отсел ближе к гигантским подушкам у задней спинки кровати, словно шедевр руки мастера, освещённый красочным светом лампы и витражей: идеальный, но недоступный. Его нельзя было трогать – Чимин чётко расставил границы, и Чон, в отличие от Чонгука, планировал его беспрекословно слушаться, присев на край постели и не отрывая от омеги взгляда в волнительном ожидании. Так было всегда: Чонгуку нравилось вредничать и очаровательно действовать на нервы Чимину. Тогда как Чон предпочитал без вопросов повиноваться каждому его слову, находя своё наслаждение в том, как омега одаривал его поощрительным взглядом, лишний раз лаская и придумывая специально для него маленькие награды.  

— У меня есть кое-что для вас. Чон, — глянул в это время на него император, плавно откидываясь спиной на подушки и упираясь в них расставленными локтями, с каплей обольщения прикрыв веки. — Открой сундук под столом и достань все дары. 

      Просочившаяся в его голосе хрипотца на "р" в последнем слове вызвала пробежавший по коже Чона табун мурашек. В чём подвох? Как толковать возникший из ниоткуда флёр лёгкой похоти в воздухе? Не мешкая, заинтригованный Чон встал и быстро подошёл к столику у кушеток, где располагался массивный сундук из розовой слоновой кости с нагромождением выпуклых рубиновых дисков по его поверхности. Присев на корточки, он осторожно открыл тяжёлую крышку ларца подрагивающими руками, тень от крышки постепенно сходила на нет, являя содержимое. Затаив дыхание, Чон широко распахнул глаза, явственно сглатывая. Пристально наблюдающий за ним Чонгук заёрзал от любопытства, вытягивая вверх шею и пытаясь разглядеть, что же там внутри. Чон не стал томить его ожиданием. Он исподлобья глянул на брата красноречивым взглядом, запуская руки внутрь сундука. Поддерживая снизу ладонями, альфа поднял плоскую однотонную подушку со свисающими кисточками, на которой лежали сверкнувшие от приглушённого солнечного света три загадочных предмета. 

— Неси их к нам, — выдохнул Чимин, мельком скользнув языком по губам. 

      Чон безропотно ступал голыми ступнями по дороге к кровати, обнажённый и прекрасный, скульптурно сложенный с широким разворотом плеч и пропорционально им – узкой талией в контрасте. Чонгук имел возможность в полной мере рассмотреть его с ног до головы, чтобы понять, как желанно выглядит сам, будучи его точной копией. Его сердце пропустило удар, когда дары в руках приближающегося к нему брата наконец-то удалось рассмотреть: двойной фаллоимитатор из тёмной хромированной стали, цепочка из стеклянных шариков с градацией в размере и непонятная маленькая золотая клетка из колец с рубиновым навершием, внутри неё – утончающийся стержень. Одного только вида этих бесценных безделушек ниже живота заныло, отдаваясь в пах. Они явно должны были добавить островатой перчинки к их плотским утехам в постели. Но... кому что достанется? Что Чонгук точно знал и не должен был спрашивать, чтобы понять: последняя диковинка предназначалась Чимину и только ему. Сочетание литого золота с любимым красным камнем омеги несомненно являлось почерком правителя их империи. 

      Чимин всегда выставлял все свои богатства напоказ, будь то золото, драгоценности или же сам омега как самое бесценное сокровище – однако только для избранных. Чонгук, как, скорее всего, и Чон, до сих пор хранил в памяти свою первую встречу с императором, когда лишился воздуха в лёгких от блеска позолоченной ткани на знойном теле и града украшений с россыпью созвездий красных яхонтов** в их благородном металле. Лик, достойный титула омеги, который Чонгук до сих пор так и не сумел полностью запомнить, тянущийся более чем на пять строчек, выписанных на пергаменте глашатая. Как истинный наследник своего императорского рода голубых кровей Чимин обожал подвески, браслеты, кольца и серьги со всевозможными сапфирами, алмазами и бриллиантами, но кровавые рубины всегда царствовали среди его предпочтений, из-за его пристрастия повышая спрос на них во всей империи. Поэтому Чонгук не удивился, когда Чон с почтительным трепетом подхватил длинными пальцами вытянутую полукруглую клетку и молча передал её на своей ладони Чимину, точно так же догадавшись о том, кому она принадлежит. 

      И не ошибся.

      Омега и правда довольно принял один из даров, но на этом не остановился, напрягая мышцы живота и сам подтягиваясь, чтобы стянуть с поверхности подушки ещё и стеклянные шарики, оставляя альф только с металлической игрушкой, имитирующей половой орган в двух концах. Чон и Чонгук уставились на искусственный фаллос в недоумении, а затем обернулись к Чимину с немым вопросом, на что тот в ответ лишь вздёрнул бровь, словно намекая: инструкции здесь излишни. Всё и так было более чем понятно. Сражённый наповал Чон хрипло выдохнул, не сдержав отчаянный стон за губами, и обернулся к брату, глядя ему прямо в глаза. Он всё ещё помнил крупный член Чонгука внутри себя, его растянутый вход слегка опух, пусть и не болезненно, благодаря предварительной подготовке – лишь неприятно. Хотя одна только мысль о том, чем они сейчас могут заняться, перекрывала все страхи и сомнения, дурманя рассудок. Такое у них было бы впервые. А Чон всегда любил пробовать что-то новое, огонёк интереса и вызова уже зажёгся внутри, не желая гаснуть. 

      Вот только Чонгук успел уловить его колебания, нахмурившись и взяв брата за руку. Чимин, остро отреагировавший на этот успокаивающий жест, сам весь подобрался, маска игры в невозмутимого императора слетела, давая волю истинному облику омеги. Спохватившись, он ловко скользнул к альфам по постели и озабоченно заговорил, накрывая сцепленные пальцы Чона и Чонгука своей нагретой горячей водой купален ладонью, сжимая их и подбадривая:

— Ты не хочешь? Прости, я думал, вам понравится. Ничего страшного, если ты откажешься. Вместо этого вы можете просто снова взять меня, как и всегда, — он взволновано пытался прочитать выражение лица Чона, заглядывая в него снизу, между его выразительно сведёнными бровями залегли встревоженные складки кожи.

      Неужели он всё-таки слишком поспешил, и двух отклонений от норм в постели за один раз для его альф было многовато?.. 

      Как будто в противовес его мыслям, Чон тут же отрицательно качнул головой, немного выпятив грудь. Больше всего на свете он ненавидел разочаровывать Чимина и казаться слабым перед ним. А сейчас именно это и происходило. По правде говоря, ему самому до постыдного хотелось опробовать многообещающую игрушку – он совсем не был против, как думал омега, поэтому и смущался своей мимолётной трусости, словно предательства и любовников, и самого себя. Пусть и скоро ушедший, но испуг был, и Чон ничего не мог с этим поделать: и Чонгук, и Чимин слишком хорошо его знали и слишком сильно заботились о друг друге, чтобы закрыть на это глаза. Иногда он и не знал, дар ли это или наказание — быть настолько открытой книгой перед ними. 

— Нет... нет, всё в порядке. Я хочу, — с надеждой заверил он Чимина. 

      Вот только тот предсказуемо не собирался так легко сдаваться, упёрто стоя на своём:

— Не нужно жертв, я всё понимаю. Для тебя это всё в новинку, и я люблю в тебе твою честность. Всему своё время. А сейчас можешь просто расслабиться: я сделаю тебе приятно, и мы с Чонгуком как следует позаботимся о тебе...

      Щёки Чона тут же заалели. 

— Н-не надо... я правда хочу, чтобы... чтобы мы... — он не закончил, украдкой глянув на отложенный в сторону металлический фаллоимитатор. — Мне интересно, но...

— Но ты хочешь понежнее? — догадался молчавший всё это время Чонгук, придвинувшись ближе и оставив невесомый поцелуй ему за ухом. 

— М... да...

— Конечно, золотце, — тут же отозвался успокоившийся Чимин, сплетая их пальцы, когда Чонгук отнял руку, чтобы погладить Чона по щеке. — Всё для тебя. Я буду очень аккуратен. Вот, пока займись мной, — он подхватил пальцы альфы и завёл их себе за спину, приподнимаясь. 

      Зрачки Чона как по волшебству расширились, заполняя собой всю радужку расползающейся чёрной дырой, едва фаланги погрузились во влажную теплоту смазки омеги, уютную и родную, будто он наконец-то оказался дома – там, где и должен был быть. Чимин накрыл его губы ласковым поцелуем, сладким и сжимающим сердце в тиски, пока Чонгук оставлял небольшие засосы на его шее, выводя ладонью круги на груди близнеца. Чон тонул в их любви, задыхался и одновременно дышал ею, не веря, что заслуживает всё то, что получает безвозмездно. Поднимаясь к подбородку брата, Чонгук в итоге случайно столкнулся губами с Чимином и сразу же голодно утянул его в поцелуй, перехватывая стоны омеги от блаженных движений пальцев Чона внутри него. Пикантный аромат альф насыщался глубокими нотками возбуждения с каждым участившимся тактом сердцебиения. Врезавшиеся в шёлк постели колени всех троих создавали рябые разводы по ткани, звездой растягивающиеся от самого центра до краёв. Упиваясь пухлыми губами Чимина, Чонгук не сразу понял, когда они перестали прижиматься к его рту, упругие, медовые, открытые для слов:

— Растяни себя моей смазкой, Чонгуки... 

      Чонгук встретился расфокусированным взглядом с омегой, ему потребовалось пара мгновений, чтобы полностью осознать, о чём его попросили. Сглотнув, он с замирающим сердцем подобрался ближе к Чимину и обхватил ладонью его ягодицы, чтобы вслепую опуститься ниже и раздвинуть половинки, между которыми уже хозяйничал Чон. Подвинув брата, он с осторожностью попросился внутрь омеги, добавляя к пальцам уже одного альфы свои собственные, внимательно следя за каждым резким вздохом, который делал Чимин, в этот момент закрывший глаза и тонко прислушивающийся к себе. Чон, не отрывая от омеги глаз, благосклонно дал своему близнецу возможность присоединиться. Его вдруг осенило: он был так занят переживаниями за себя, что и не подумал о том, что их омеге тоже было нелегко. Ведь тот целых три месяца не позволял никому и ничему, даже самому себе, быть там, внутри, сохраняя тугость мышц. Так как же он справлялся со своей течкой?.. Чон похолодел. Интересно, задумывался ли об этом Чонгук или был в таком же неведении, как и его брат? Как много Чимин страдал ради полноты ощущений этого дня, их долгожданной встречи, которая снилась им по ночам? Уважение к омеге новой волной захлестнуло его до самой макушки, восхищение его силой воли и терпеливостью переполняли, как непрерывно лившееся вино – кубок.

      В который раз вызывая чувства ублажить и защитить. 

      Чон с любовью зарылся носом в смоляные волосы Чимина, чувствуя пальцы своего брата, прижавшихся к его фалангам и двигающимися без остановки. Они оба теснились внутри омеги, до костяшек погружаясь в него и собирая вязкую смазку, пока тот поддавался навстречу, уши ласкало его судорожным дыханием и сдерживаемыми стонами. Чонгук вскоре оставил брата одного, убирая свою мокрую, блестящую и липкую руку, чтобы в спешке заняться собой, его член уже стоял камнем, а ведь он даже не начал растяжку колечка мышц. Благо, подготовка не должна была занять много времени, ведь лишь пару дней назад они с Чоном не выдержали предвкушения перед встречей с их императором и уединились ночью. Чонгук принимал брата в себя, лежа на животе и отдыхая от службы, пока тот всё делал сам. В отличие от своего близнеца, Чон не слишком любил вбиваться в партнёра рваным ритмом, предпочитая затяжные, чувственные толчки, от которых скрипели зубы в нетерпении, от которых оргазм приходил не резко и головокружительно, а лениво и изматывающе, выжимая все соки. Воспоминания о том дне отдались пробежавшим током по коже, окончательно лишая выдержки. 

— М-м... не могу больше, — пожаловался Чонгук увлёкшимся друг другом Чону и Чимину, его ствол болезненно окреп, сочась смазкой. 

      Чимин сразу же отреагировал на его просьбу, хватая Чона за кисть и плавно выталкивая из себя под обиженный взгляд альфы, напоследок прикусив его за подбородок, чтобы не выпендривался. Они оба прекрасно знали, что омега уже был более, чем растянут, как и у Чона было достаточно смазки на ладони для себя. Но тот всё равно продолжал находиться фалангами в Чимине просто потому, что ему было приятно от теплоты его нутра ввиду собственнических альфьих порывов. Как обычно, оба брата не могли надышаться Чимином, насмотреться на него, перестать его касаться – тоска по омеге снедала их каждый день, тянула обратно, в столицу, во дворец, к нему на колени или к его ногам. Только и оставалось, что спускать пар поединками, от которых всё не слишком-то и становилось лучше: когда Чон и Чонгук спарринговали друг с другом, они увлекались скачками адреналина до такой степени, что бои обычно заканчивались их агрессивным сексом за скалами – там, где никто не увидит. Не полностью удовлетворённые и уставшие тогда, они уже и представить себе не могли, каково это – быть без Чимина навсегда, не иметь возможности даже раз в месяц обладать им и быть его. 

      Они стали настолько зависимыми, что не было уже даже страшно это признать. 

      И сейчас в их глазах, в пристальных взглядах, чутко следящих за Чимином, как раз и читалась та самая безумная любовь, неосознанное обожание, полная отдача ему и друг другу. Любая инициатива омеги или его сокровенное желание всегда принимались с распростёртыми объятиями, и альфы делали всё, чтобы их осуществить. Как и сейчас. Расслабленный, Чимин подхватил металический фаллос и, не мешкая, плавно ввёл его в себя одной стороной, а затем вытащил и вставил другой, основательно смазывая твёрдый ствол для своих альф. Его густая смазка и так ручьями текла по бёдрам и не собиралась останавливаться: сколько бы он её не вытирал – собиралась новая до тех пор, пока омега не будет удовлетворён. Так почему же он не мог облегчить своим альфам занятие любовью благодаря ей? Он обещал, что будет нежен, а обещания император сдерживает всегда, даже в постели со своими любовниками. Скользкий же имитатор члена весьма бы ему в этом помог, нагретый от высокой внутренней температуры омеги для комфорта и готовый быть охваченный тугими стенками. Чимин закусил губу, взвешивая его в своей ладони. 

— Поворачивайтесь, — хлопнул он по постели, как только закончил, и альфы, не сказав ни слова, послушно развернулись к нему спиной друг напротив друга, прогибы их позвоночников впадинкой создавали тень на коже. Чимин недолго полюбовался, оставив на ямочках их поясниц короткие поцелуи, опасно близко к округлости мускулистых ягодиц, а затем выставил горизонтально меж ними металлический ствол, выдыхая: — Ближе...

      Братья зашуршали коленями о ткань и сократили дистанцию, безропотно следуя его указаниям. Чонгук охнул, вздрогнув, когда придвинулся ближе, чем Чон, отчего головка фаллоса первой уткнулась ему прямо в промежность. Чимин принял это как знак, направляя ствол сначала в него, вставляя до самого конца и беспрерывно гладя альфу в утешении по бокам, приговаривая, какой он умница. Чон впитывал в себя тяжёлые вздохи брата и покрывался от них мурашками сладострастия. Загипнотизированный голосом Чимина, полного похвалы и комплиментов, он только и представлял, как они бы звучали в его адрес. Чон опустил голову вниз, закусив губу, и бездумно уставился в постель, разглядывая то, как она складками следовала движениям Чимина и Чонгука, позволяя ему гадать, что у них там происходит. Долго разгадывать загадки ему не пришлось – спустя минуту крепкий металл коснулся и его сжатого колечка мышц, просясь внутрь. Чон поджал губы сильнее, сдерживая ноющий стон: это означало, что фаллос был уже внутри Чонгука и ему оставалось лишь замкнуть длину с другой стороны. 

      Никогда бы он не подумал, что одна только эта мысль будет настолько горячей. 

      Влажные губы на его плече и шепчущий какие-то ласковые слова Чимин, пока игрушка оказывалась всё глубже и глубже, своим весом немного оттягивая и заставляя Чона сжаться, чтобы удержать её внутри. Короткий глухой стук, когда он насадился до конца и уткнулся своими ягодицами в ягодицы Чонгука, который внезапно утробно застонал в ответ, дёргаясь и заставляя металлический ствол двинуться и в Чоне. Теперь они были связаны как никогда, зависимы друг от друга, каждое перемещение вызывало цепочку электрического тока, бегущего по позвоночнику в пах. Как только Чимин убедился, что его альфы в порядке и он может себе позволить поиграться с самим собой, он шлёпнул обоих напоследок ниже спины и откинулся на свои любимые набитые верблюжьей шерстью подушки. 

      Чон глянул на него искоса и тут же об этом пожалел. Чимин расставил ноги, щёлкая той самой золотой клеткой, и вознёс её над своим членом, полумечтательным взглядом опуская её так, что тонкий стержень внутри целился прямо в дырочку уретры. Глаза Чона полезли на лоб, и он неосознанно закачался от шока, заставляя постанывающего Чонгука дёрнуться вслед за ним и мотнуть головой в сторону омеги, чтобы понять, что же такого произошло, что его брат потерял равновесие. Время вокруг них, казалось, замедлилось до невозможности. Чимин надевал клетку мучительно неспешно и осторожно, шипя, как змея, когда стержень вошёл в его член сверху, позволяя золотым кольцам в это время охватывать ствол и сжимать в своих тисках. 

      Чонгук, до этого всё никак не справляющийся с тем, как сильно надавил тяжёлый металл фаллоса на его простату, насильно разгоняя кровь от удовольствия по всему телу, наконец-то нашёл положение, в котором мог немного передохнуть, уставший от непрекращающейся стимуляции. Вот только вид Чимина, который ему открывался, был ничем не лучше, отдаваясь прямо в и так замученный член, которого всё никто никак не касался – Чонгук должен был держать себя на одной руке, чтобы дотронуться до него, иначе он бы упал и потащил Чона за собой, смещая центр их тяжести. В обычном состоянии поменять положение для него было простейшей задачей – он отжимался одной рукой каждое утро, так что стоять на ней не было проблемой. Вот только когда он попытался сдвинуться, чтобы найти точку опоры перед собой, горячий металл ствола внутри него тоже зашевелился и вновь перекатился к простате, безжалостно на неё давя и лишая Чонгука всех сил на сопротивление. 

      Лишённый свободы действий, альфа готов был взвыть от безысходности, часто дыша и не отводя опущенный взгляд от своего пунцового члена, торчащего под ним и как будто умоляющего дотронуться до него хотя бы на секунду. 

      Если бы он только мог!.. 

      Чонгук вскинулся было к Чимину с просьбой помочь, но слова так и застряли в горле: омега ввёл стержень клетки до самого конца, навершие рубина блестело прямо там, где был выход уретры, плоть ствола багровела под нажимом золотых колец, замыкающихся у её уздечки и основания. Чон, зависший рядом в том же положении, что и Чонгук, застыл статуей. Его мышцы и правда как будто окаменели от напряжения, пытка на выносливость никогда не была настолько жестокой. Металлический член внутри него не достал пока до простаты, как у его брата, но альфа всё равно боялся покачнуться, чтобы одной рукой добраться до своего вставшего члена: каждое его мимолётное движение тут же отзывалось в Чонгуке, в его протяжном и резонирующем в груди стоне, болезненном, но одновременно головокружительном. И всего этого было просто слишком. 

      Не зная, может ли он эгоистично продолжить начатое и дотронуться до ствола вопреки такому влиянию на своего близнеца, Чон в итоге замер, не решаясь ублажить себя. Всё его тело бросило в жаркий пот, капельки стекали по вискам, носу, шее, спине, сияли на свету и оставляли влажные дорожки – его будто осыпали порошком из бриллиантов. Он блестел и сверкал, как и Чонгук, их мокрые волосы липли к коже и мешались на глазах, но сделать с этим те ничего не могли. Выдержка – главное звено в этой жгучей пытке, как и абсолютная отдача. Альфам ничего не оставалось, кроме как терпеть, пока Чимин не поможет им. А омега пока был занят, привыкая к тому, как его член распирало от иглы бужа в уретре и одновременно сжимало спаенными золотыми кольцами. Он слишком давно не занимался этим, жизнь мнимого девственника месяцы сказалась на его болевом пороге и выносливости. Грудь ходила ходуном и покрылась красными пятнами, и это не говоря о возбуждении, которое пульсировало уже в голове, требуя срочной разрядки. 

      Но, несмотря на это, он не мог распоряжаться временем так, как ему было угодно. Его ждали двое альф, с которых стекал и капал на кровать пот с такой же частотой, как и смазка с их багряных членов, лишённых ласки и любви. А Чимин всегда холил и лелеял их стволы так, как и подобало омеге. Взяв себя в руки, он привстал, сцепив зубы, и сгрёб в кучу стеклянные шарики, откатившиеся в угол кровати, стуча ими. Не теряя и секунды, омега легко толкнул их в себя один за другим, уже давно готовый принять их или даже что побольше – те ловко проскальзывали внутрь без сопротивления, просвечиваясь и отражая солнечные блики. Прохладное стекло опалило его изнутри, заставляя закатывать глаза от смеси противоречивых ощущений, но с каждым новым мгновением оно плавно нагревалось, играя в контраст градусов. Когда последний шарик впечатляющих размеров толкнул остальные в Чимине, омега облегчённо выдохнул и полежал немного, размякший, отдыхая. Его ресницы трепетали от изнеможения, приоткрытые губы краснели во время душного выдоха, мышцы ног и пресса дрожали в напряжении. 

      Наблюдающие за ним альфы пожирали взглядом вход в его тело, открытый и доступный, вот только не для них, где до этого каждая стеклянная сфера игрушки растягивала колечко мышц и тут же скрывалась за ним, будто её там и не бывало. Омега был ладен, но не хрупкой и утончённой красотой хилых сыночков вельмож, а мужественной и при этом живописно изящной, как вековые статуи из мрамора, крепкие и нерушимые, но плавные в своих изгибах. Как хищник в прериях – с гонором и нравом, опасный, но игривый и ластящийся временами. Ткань постели под Чимином темнела от влаги смазки, которая собралась уже маленькой лужицей под ним, прилипая к упитанным бёдрам. Чон как никогда хотел дотянуться до них и слизать все катящиеся капли со вспревшей кожи, попробовать их на вкус и сглотнуть, и, может, потом поцеловать Чонгука, чтобы поделиться своим восторгом. Но он не мог. Как и не мог даже задеть свой опасно налившийся кровью член, который просто разрывался, так ему нужна была ласка. Каждая секунда растягивалась в час, долгий и невыносимый, и в какой-то момент всему пришёл предел.

— Чимин… — страдальчески выстонал Чонгук, будто читая мысли своего брата, и омега сразу же распахнул глаза, отвлекаясь от своего странного самочувствия пытки и истомы в одном флаконе, к которому он всё это время прислушался. 

      Спохватившийся Чимин со сжатыми до предела челюстями поднялся, каждое движение смещало шарики внутри него и провоцировало содрогание зажатого золотой клеткой члена, выматывая. Но омега всё ещё держался. Он целеустремлённо придвинулся к альфам и взялся большим и указательным пальцами вокруг доступной узкой полоски в центре фаллоимитатора, не скрытую внутри близнецов, цепко его держа.

— Двигайтесь, — еле слышно прошептал он глухим, хриплым голосом, в глазах плыло. 

      Ниточка самообладания Чимина на глазах утончалась.

      Чон послушался сразу же и потянулся, отстраняясь от ствола из металла, за что омега его моментально наградил, второй ладонью ухватив за член, чтобы яростно мастурбировать. Так сильно, что альфа остановился, почти, но ещё не до конца вытащив фаллос из себя, вместо этого рефлекторно поддаваясь руке омеги, содрогаясь бёдрами. Вот только Чимин заметил, как его повело, и сразу же прекратил ублажение, переметнувшись к Чонгуку, который чуть плавней и не так резко подавался вперёд, аккуратно вынимая из себя ствол. Скользкая от смазки Чона рука омеги вокруг его члена казалась раем, и Чонгук охотно дёрнул навстречу ей тазом, случайно позволяя стволу внутри него выскочить и перевеситься, выскальзывая и из Чона, одиноко оставаясь в руке Чимина. Омега нахмурился, в итоге так и не дав альфам кончить, когда отнял от них руки, оставляя их эрегированные члены ни с чем. 

      Он безмолвно устанавливал правила. 

      И дураку было ясно, чего он хотел, а сжавшаяся пружина терпения Чимина могла вот-вот лопнуть – омега и так сдерживался как мог, сходя с ума от золотых тисков на своём члене и постоянного движения стеклянных шариков внутри. Поэтому сейчас он не был таким же снисходительным, как совсем недавно. Его осуждающее молчание и бездействие казалось красноречивее любых слов. Осознав это, Чонгук вздохнул и завёл руку за себя, находя конец металлического члена, чтобы насадиться на него снова, пока Чон делал то же самое, его лопатки ярко выпирали за бархатом кожи, мышцы спины перекатывались волнами. Умостившись как можно удобней широко расставленными коленями, оба альфы вцепились пальцами в складки ткани постели и как ошпаренные заёрзали, одновременно трахая себя двойным фаллосом. Рвано и быстро, скача на нём и сталкиваясь ягодицами, но не обращая на это внимания. Задевая простату и охая каждый раз, когда металлический ствол проезжался по ней, заставляя её набухать сильнее. 

      Довольный, Чимин, как заведённый, в благодарность угождал их членам по очереди – задевал и подтягивал мошонку, пальцами кружил вокруг растянутого игрушкой входа или поддевал вдруг уздечку, в кулаке сжимал головки, пальцами пробно пробираясь под крайнюю плоть. Чонгук в особенности не испытывал к себе никакой жалости, временами забирая на себя больше длины фаллоимитатора, чем Чон. Он ускорялся до такого невозможного края, что вскинул вверх голову и застонал на всю спальню, выгибаясь и опускаясь вниз грудью так, чтобы ствол давил ещё сильнее на простату, когда он несдержанно кончал. Чон, недовольный, пытался и себе отхватить кусок, но Чонгук застрял в оргазме, не отдавая ему искуственный член, пока Чимин сам его не достал из альфы и не вставил чуть ли не до основы в Чона, почти подкидывая его от жестковатой стимуляции. Обещания о нежности куда-то испарились, вот только альфа и сам не был против, подставляясь и уже свободно водя ладонью колодцем вокруг своего члена вместе с Чимином, накрывая его ладонь, до самого пика, скуля и выпуская семя белеть разводами на постели. 

      Их отрывистое и громкое дыхание гармонией звучало в унисон, ласкало уши, заполняло простор объёмного помещения, отдавалось куда-то в грудь, к сердцу. Сбросив с себя ответственность за удовольствие альф, которые разнеженными распластались на постели, Чимин завалился на спину с мученическим лицом. Сдерживаемая до этого боль в паху резко ударила по телу, напоминая о себе. Он не мог больше её игнорировать и даже просто выносить, страшась дотронуться до своего члена, но и понимая, что только это ему поможет и подарит облегчение. Чимин пальцами вошёл внутрь себя и потащил за цепочку стеклянные шарики наружу в такой спешке, что каждая их выпуклость особенно сильно давила на мягкие стенки от скорости, только сильнее возбуждая и так до невыносимого твёрдый ствол. Избавившись от одной из игрушек, омега легкомысленно откинул её куда-то в сторону, не боясь разбить даже фарфоровые декоративные вазы, полученные в подарок от правителя с дальнего востока. Сейчас ему было всё равно: главное, побыстрее освободить свой член от захвата драгоценного металла. Чимин на пробу качнул свой ствол толчком указательного пальца и тут же в который раз зашипел, выгибая спину и закидывая голову назад, вытягивая идеальную шею. 

      Безумие!..

      Грудь вздымалась холмом и тут же опускалась вниз, выравниваясь долиной, и так пару раз за секунду, бесконечно, пока Чимин заламывал брови и влажными глазами вглядывался в свой перетянутый, вспухший член, не зная, как к нему подступиться. Он слишком затянул с этой игрой, отдав всё своё внимание альфам, а не себе, и теперь сполна расплачивался за это. Вот только его не собирались оставлять мучиться в одиночку: пришедшие в себя Чон с Чонгуком, игнорируя свои увеличивающиеся узлы, подползли к нему и разделились – Чон подготовился снять золотую клетку со ствола омеги, а Чонгук приобнял его со спины и зашептал утешения на ухо, прихватывая мочку губами. Чимин зажмурился, когда Чон потянул стержень наверх, держась за рубиновое навершие и не обращая внимания на протесты омеги, зная своё дело, пока Чонгук удерживал его, увлекая в смазанный поцелуй. Атмосфера накалилась до такого зноя, какой не видел ни один город империи, казалось, откроешь окна – и из ложа пойдёт пар. Чон с перфекционизмом подходил к вытаскиванию бужа, пока внезапно поймавший предоргазм Чимин не крикнул ему “Быстрее!”, теряя рассудок и заметавшись на кровати, безжалостно кусая Чонгука за губу. Рискуя, Чон резко дёрнул рукой и наконец-то полностью снял клетку с члена Чимина, порция спермы омеги брызгами оросила его лицо, стекая по носу и щекам прямо на губы, где тот их слизал, закрыв глаза. 

      Чимин не мог поверить, что умудрился потерять сознание во время оргазма второй раз за день.