— Так когда ты разорвешь помолвку? — убеждая себя, что совершенно спокоен, ровно спросил Кэйа, обводя большим пальцем плавный край стакана, глядя прямо перед собой, на щедро налитый алкоголь, на древесные узоры барной стойки, но никак не на Дилюка.
— Я не собираюсь ее разрывать, — не менее ровно ответил тот, отвернулся, возвращая бутылку со своим вином высшего сорта на положенное ему место, и рыцарь на пару секунд вскинул взгляд на его спину.
Снова этот ответ. Такой же он получил четыре месяца назад, три, два, потом переполох из-за нападения Двалина, а теперь задавал этот вопрос при каждой их встрече, редкой из-за вечно занятого то работой, то геройствованием, то поисками чего-то Дилюка, но ничего не менялось.
Кэйа уже даже не знал, что хотел бы услышать в ответ.
У господина Рагнвиндра столько важных дел, а помолвка — самое ненужное из них, расторгнуть ее можно минуты за три.
Чего же он внезапно стал таким нерешительным? Если не любит, то пусть отпустит.
— Свадьба скоро состоится, — коротко добавил Дилюк, и это что-то новенькое, так что рыцарь, не знающий, то ли он не в настроении пить, то ли он в настроении напиться, удивленно вскинул брови.
— Что-то мне в это не верится, — фыркнул он, потому что сколько можно ее откладывать? Скоро и контракт на помолвку истечет.
Да и не хотелось этой свадьбы совершенно. Кэйю и так уже едва терпели, вечно не знали, что сказать ему в ответ, старались поскорее его выпроводить, с глаз долой, из сердца вон, каждый не недовольный, не осторожный взгляд как нечто небывалое, предпочитали вовсе и не смотреть на него, и прядь, которую рыцарь отращивал последние почти десять лет из-за него, стоило уже отрезать, потому что смысла в ней не было никакого, можно просто молча отдать на память.
— Мне нужно еще немного времени, — чуть помолчав, сказал тот, и Альберих ухмыльнулся, чувствуя, что неопределенное настроение всё больше клонится к варианту с напиться.
На что Дилюку нужно время? Зачем он его тянет? Что за этим скрывается? Кэйа помрачнел, никак не находя ни разумного объяснения, ни хотя бы неразумного, догадок не было ни-ка-ких, и на его расспросы ничего никогда не говорили. Подозрительно.
Может, тому просто нравилось видеть его в таком подвешенном состоянии.
Тогда почему тот так нервно выглядел, словно ему это вовсе не в радость, и один и тот же стакан протирал в пятый раз?
Альберих вздохнул, отодвигаясь, упираясь ногой в перекладину барного стула, запрокинул голову, недовольно глядя в потолок, но решил довериться Дилюку, раз времени всё равно почти не осталось, скоро уже ясно будет, потянулся к вину, но вздрогнул от резкого дребезга и повернулся в сторону, с которой тот донесся.
Ничего не было видно, и Кэйа откинулся на стуле, балансируя на задних ножках и не обращая внимания на негромкое недовольное «Эй», заглядывая за мешающую деревянную опору и обнаруживая на ней путешественницу со своей неизменной спутницей. И если Люмин еще как-то удавалось держать лицо, если не считать удивленно распахнутые глаза, то у Паймон с контролем эмоций всё плохо — и челюсть шокировано отвисла, и вилка из рук выпала прямо на тарелку.
Он этих двоих даже не заметил, когда вошел в таверну. Смотрел только вперед, на этого никудышного непьющего бармена, а осмотреться не осмотрелся.
Нервничал.
Зато теперь заметил и приветственно замахал рукой, предложил, повысив голос, чтобы его было слышно даже за бренчанием барда, присоединиться к нему за барной стойкой, видя краем глаза, что Дилюк снова начал хмуриться, но подруги переглянулись, понимая друг друга без слов, и перебрались к ним.
Точнее говоря, Паймон подлетела и почти что застенчиво начала виться рядом, а Люмин перетащила все заказанные ими блюда в одиночку. У ее спутницы почему-то был достаточно большой желудок, чтобы вместить в себя целую порцию, но недостаточно большие ручки, чтобы донести ее.
Они дружелюбно обменялись любезностями и улыбками, но подобрались к ним эти двое явно не из-за того, что соскучились, раз кидали такие очевидные взгляды на хмурого бармена, и летающего чуда хватило лишь пару минут попыток сдержать льющееся через край любопытство, прежде чем она перестала намекающе глазеть и наконец задала терзающий их обеих вопрос:
— Господин Дилюк, так Вы… с кем-то помолвлены?
Что-то такого Кэйа от них и ожидал, но посмеяться всё равно хотелось.
— Да, — донельзя коротко ответил тот, и подлетевшая было слишком близко Паймон от его взгляда поспешно установила уважительную дистанцию.
На лицах обеих подруг появилось такое выражение, будто они мысленно желали огромнейшего терпения тому человеку, который собирается связать свою жизнь с этим невероятно богатым на положительные эмоции человеком. От этого Кэйе на мгновение захотелось перетянуть с этой ледышки нежеланное внимание на себя, отвлекая, но он в последние полгода получал от него маловато улыбок для того, чтобы это желание повлекло за собой действие.
Так что он просто пил и ухмылялся, глядя на этот презабавный спектакль.
— И что же это за девушка, которой удалось очаровать самого господина Дилюка? — Паймон вернулась к Люмин, взбудораженно закружившись рядом с ней. — Может ли это быть… принцесса?!
— Или простая девушка, — сказала та, и ее подруга взволнованно заперебирала ногами в воздухе. — Которой удалось украсть сердце некоронованного принца Мондштадта, научив его красоте жизни обычных людей…
От всё сильнее проступавшего в изгибе бровей Дилюка недоумения Кэйа, не выдержав, фыркнув, рассмеялся, отвернувшись и прикрыв лицо ладонью.
— Я и не знал, что ты такая романтичная, наша дорогая путешественница. Должно быть, ты прочла в библиотеке немало занятных книг? — предположил он, и Люмин, задержавшаяся отчего-то ненадолго взглядом на Рагнвиндре, уставилась на него с таким зардевшимся видом, что даже жаль было обманывать ее надежды. — Никто никого не очаровывал, это всего лишь брак по договоренности.
— Вот оно как… — совершенно очевидно расстроенно поникла Паймон.
— Это принц, — после затянувшегося молчания, когда подруги уже решили удрученно вернуться к своему ужину, наконец подал голос Дилюк.
— Эээ?! — возглас крохи снова нарушил привычный мирный гул в таверне. — П-принц? Значит, мужчина? Неужели это… запретная любовь?!
Он ведь только что сказал, что это брак по договоренности, о какой запретной любви может идти речь…
— Мондштадт — это город свободы, — совершенно спокойно ответил Рагнвиндр, смешивая следующий заказ. — Подобных запретов здесь не существует.
— Вот оно как… — озадаченно проговорила Паймон, и у нее на лице была написана тысяча вопросов. А что насчет детей? А что это за принц? А из какой страны? — Господин Дилюк, у Вас такое интересное выражение лица, когда речь идет о Вашем женихе…
От ее ехидного намекающего тона Кэйа удивленно вскинул на бармена взгляд, опасаясь, что у того лицо человека, готового убивать, но Паймон явно просто подначивала на пустом месте без причины.
— Должно быть, это замечательный человек, — с улыбкой заключила Люмин, укрепляя его уверенность в том, что он в самом деле пропустил что-то интересное.
Обидно немного, ведь как только он взглянул на Дилюка, тот сразу сделал непроницаемое лицо.
— Да, и в самом деле замечательный, — с ехидно-довольным видом подтвердил Альберих, кивая и почесывая подбородок.
— Ооо, так ты с ним знаком, Кэйа? — с нетерпением перебросила всё свое внимание на него Паймон, понимая, что он явно лучше утолит их любопытство, чем один красноволосый бармен.
— Хватит быть таким самодовольным, — со вздохом одернул его Дилюк, отдавая свое творение одному из подошедших посетителей.
— Самодовольным? — непонимающе переспросила Паймон, а затем, в ужасе приложив ладони к щекам и отшатнувшись в воздухе, повторила. — Самодовольным?! Вы с Кэйей… Быть того не может!
— Почему не может? — не менее непонимающе поинтересовался Дилюк, за прошедшие десять лет с помолвки совершенно отвыкший, что кто-то может сомневаться в факте ее существования.
— Так ведь… вы ведь… — та попыталась найти подходящие слова, но не сумела, переглянулась с подругой и без слов пришла с ней к полному согласию, горячо закивав друг другу.
— Не слишком-то похожи на помолвленных, так? — с ухмылкой закончил за нее Кэйа, подпирая подбородок ладонью.
— Тем не менее, это так, — уже не таким спокойным голосом заключил Дилюк и отставил следующий готовый коктейль в сторону, освобождая руки.
Альберих отвлекся от насмешливых улыбок в сторону ошеломленных подруг, холодно глядя на то, как жених стаскивает перчатку, а затем молча последовал его примеру, вместе с ним показывая не местным, но уже родным идентичные кольца-контракты, словно вытатуированные на их безымянных пальцах и в последние годы всегда скрытые от взгляда, лишь бы не вспоминать об их существовании.
— Как можете видеть, нас клеймили словно скот, — со сладкой улыбкой сказал Кэйа, и Дилюк, предоставивший двоим достаточно времени, чтобы они могли убедиться, что «кольца» имеют одинаковый дизайн, и уже начавший натягивать перчатку обратно, заметно вздрогнул, напрягаясь.
— Ты… так об этом думаешь? — ровно спросил тот, буравя внимательным взглядом, заставляющим Альбериха нервно улыбаться еще шире.
— А как мне еще об этом думать? — ответил Кэйа, тоже спрятав кольцо под перчаткой, вопросом на вопрос, и в голове против воли пронесся текст их контракта, словно выжженного черным на коже, на редкость болевшего первые несколько дней после его заключения, текст, который он тогда вызубрил наизусть, врезав в память, чтобы ненароком ничего не нарушить.
Тот ведь наверняка думал точно так же, как он. Кто был бы рад помолвке с незнакомцем черт знает откуда?
Зная Дилюка… Его внимание и доброта в прошлом к навязанному жениху могли быть просто рвением оправдать каждую из надежд отца.
— Ты никогда не говорил подобного, — со вздохом заметил Рагнвиндр, словно это был какой-то весомый аргумент.
— Мило с твоей стороны думать, что раньше я бы посмел, — со смешком парировал Кэйа и, наконец заметив, что в какой-то момент выпил всё, лениво пододвинул к бармену свой пустой стакан. — Налей еще.
— Напьешься, — безрадостно предупредил тот, даже не шелохнувшись.
— Не напьюсь. Меня не уносит с двух бокалов, я ведь не ты, — под его пристальным взглядом Дилюк, раздраженно цокнув языком, наконец потянулся за вином, и расслабленный своей маленькой победой Альберих усмехнулся. Затем заметил, как подруги смотрят на них во все глаза, и улыбнулся более искренне. — Зачем такие серьезные лица? Ваша еда скоро остынет.
Детям незачем забивать себе головы подобной ерундой.
«Дети» снова принялись за ужин, но при этом и они, и Рагнвиндр словно пытались пробуравить Кэйю взглядом. Но Дилюк был не из тех, кто проводит личные беседы при посторонних, поэтому мог только молча хмуриться.
Но рыцарь не собирался послушно ждать конца его смены ради неприятных разговоров. Одно дело, когда он пытался выбить из жениха хоть какую-нибудь реакцию, кроме спокойной обреченности, и совершенно другое, когда припертым к стенке оказывался он.
Разрывает тот наконец помолвку или нет? Больше его ничего не интересовало.
— Так Кэйа… принц? — осторожно спросила Люмин, когда повисшее гробовое молчание стало уж слишком очевидным.
— Именно так. Разве по мне не видно? — улыбаясь с наигранным возмущением, прикладывая руку к груди, спросил Альберих, словно это было что-то очевидное, словно он, пока еще жил на родине, приобрел какое-то видимое с первого взгляда королевское достоинство, а не голодал вместе с остальными детьми. — Но раз мы с вами друзья, я разрешаю вам звать меня просто по имени.
Не то чтобы хоть кто-то в этом городе обращался к нему с бесполезным почтением, как к принцу.
Уважение и любовь, которые он получал, будучи ротмистром Фавониуса, были для него намного важнее.
Но на его великодушие откровенно не обратили внимание, вместо этого уставившись с абсолютным недоверием. Не то чтобы Кэйа их винил после того, как сам и разыграл, но…
— Господин Дилюк, это правда? — отвернулась от него Паймон, глядя на бармена, и Альберих притворно оскорбленно рассмеялся.
— Правда, — несколько удивленно подтвердил тот, и Кэйа спрятал отсутствие улыбки за вином.
— И твое… королевство? Что это за место? — с любопытством продолжила она.
Он криво усмехнулся, пару мгновений и не зная, что на это ответить.
— Весьма бедное, семья Рагнвиндр одна уже будет богаче всего населения вместе взятого. И оттого агрессивное. Но еще одного похода рыцарей они бы не пережили, так что продали меня в заложники, — Альберих задумчиво щелкнул пальцами. — Хотя я не знаю, как там сейчас обстоят дела. Почти десять лет прошло с моего отъезда.
Вряд ли стало сильно лучше.
— Ты не был дома так долго? — спросила Люмин, и по ее голосу можно было понять, что она тосковала по родным.
Но Кэйа не такой. Точнее, его родину с трудом можно было назвать домом. Он предпочел бы никогда туда и не возвращаться.
— Сейчас мой дом в Мондштадте, — спокойно ответил он, и на душе от этого и плохо, и хорошо.
Это был худший вариант событий, когда он никак не мог повлиять на решение о собственном будущем.
— Мы подслушали… — начала Паймон, но, поймав предупреждающий взгляд подруги, неестественно громко прокашлялась. — Мы совершенно случайно услышали… что-то про разрыв помолвки?
— Я не разорву помолвку, — с тем же уставшим видом повторил Дилюк еще раз, и Кэйа медленно перевел на него взгляд, не зная, что делать с этим упрямством.
— Можешь и не разрывать. Скоро контракт сам по себе истечет, — заметил он. — Я прождал четыре года, пока ты шлялся неизвестно где. Прожду и еще пару месяцев.
— Четыре года?! — вразнобой ужаснулись подруги и дружно уставились на Рагнвиндра.
— У меня были на то причины, — спокойно отозвался тот, не отвлекаясь от работы.
— Что это могут быть за причины, из-за которых Вы заставили своего жениха ждать так долго? — недовольно спросила Паймон, подлетая чуть ближе.
— Это не касается посторонних, — тяжело заявил Дилюк, кинув взгляд на Кэйю, невинно допивавшего свое вино и не собиравшегося мешать этим упрекам в чужую сторону. От них как-то становилось немного легче, потому что всякий раз за эти четыре года, когда ему хотелось пожаловаться, ему разве что совсем немного сочувствовали, а затем приходило большое но, заключавшееся в объяснении того, что у его жениха трагически погиб отец, что тому нужно время, чтобы справиться со своим горем, что сейчас нельзя того ни в чем винить, и так далее и тому подобное.
По большей части в то время всем было нужно хотя бы раз в день взглянуть на его безымянный палец, чтобы убедиться, что их контракт еще на месте, а значит, их любимый некоронованный принц еще жив, и большего не нужно.
Паймон всё никак не успокаивалась, распекая Дилюка, уткнув руки в бока, и ладно-ладно, Кэйа ему поможет, так уж и быть, можно так и не смотреть.
— Всё хорошо, всё хорошо, — рассмеялся он, ущипнув кроху за крыло, привлекая ее внимание к себе. — Я ведь дождался, а остальное неважно.
Та задержалась на нем каким-то странным взглядом широко распахнутых глаз, а затем подлетела к Рагнвиндру совсем близко, поднимая свою ножку так, словно собиралась пнуть самого богатого человека в Мондштадте, но передумала от его одного-единственного предупреждающего взгляда, отпрянув. В итоге она лишь топнула ногой в воздухе, возмущенно тыча в него пальцем.
— Как Вы могли заставить его ждать? Еще раз так сделаете, и Вам не поздоровится! — заявила она и могла бы выглядеть угрожающе, если бы была Дилюку не по колено.
От его недружелюбного молчания она боязливо отлетела еще дальше, поравнявшись с тем, кого пыталась защитить. Кэйа, недолго думая, поднял руку и легонько похлопал ее по голове, заставляя удивленно округлить глаза. Легонько, но она всё равно немного ухнула вниз.
— Спасибо, Паймон, — с улыбкой поблагодарил он, убирая руку. — На тебя всегда можно положиться.
Это, возможно, стало последней каплей, раз на ее глаза тут же принялись наворачиваться неожиданные слезы, заставившие рыцаря невольно напрячься по привычке.
— Кэйа, может, иногда противный, но хороший, не обижайте его! — всхлипнув, повернулась Паймон к Дилюку с упреком.
— Кто еще кого обижает… — ошарашенно пробормотал тот, тоже не понимая, в какой момент этот спокойный вечер скатился к подобному представлению, затмевавшему даже барда.
— Вы его. Иначе свадьбу бы уже сыграли, — спокойно заметила Люмин, и Рагнвиндр недовольно нахмурился, явно готовый повторять, что его весомые причины всё откладывать не касаются посторонних. — Не боитесь, что Кэйе надоест ждать, и он наконец-то разорвет помолвку?
— Не разорвет, — ответил тот с такой уверенностью, что Альберих на мгновение окаменел.
Это правда, правдивее некуда, но от этого тона, словно он собака на привязи, у которой нет собственной воли, которая не может просто взять и уйти, если пожелает, ему совсем не по себе.
Кэйа глухо рассмеялся, чтобы Люмин с Паймон ненароком не подумали, что ему больно от этих слов.
— Не разорву, — со спокойной улыбкой, спрятав свои чувства подальше, подтвердил он.
Под неловкое молчание он снова пододвинул свой опустевший стакан к бармену, возмутительно долго размышлявшему перед тем, налить ему все-таки еще вина.
Зато получил лучшее из того, что было в баре.
— Ты так сильно любишь господина Дилюка, Кэйа?.. — озадаченно спросила Паймон, и от этого вопроса, невинного настолько, что задать его мог только ребенок, он подавился этим самым лучшим вином.
Это было даже почти смешно, надо было посмеяться…
Не получалось.
— Не в этом дело. Просто… — он вздохнул, думая о том, как же это странно, — что они с Люмин, внимательно глядящей на него, знакомы всего ничего, но у него есть чувство, что ей можно довериться. — Если эта помолвка не увенчается успехом, кто знает, куда меня закинет семья ради следующей? Не хотелось бы жить в какой-нибудь пустыне.
Дилюк буравил его нечитаемым взглядом, и Кэйа ответил тем же, ничуть не улыбаясь.
— Ты не останешься в Мондштадте? — ошарашенно спросила девушка.
— Одного лишь звания ротмистра маловато для того, чтобы я мог здесь остаться, — задумчиво протянул он, наклоняя голову, зная, что большего бы чужак добиться и не смог, независимо от стараний, а затем, когда Паймон издала совсем расстроенный звук, чуть опомнился. — Вы ведь будете путешествовать и дальше. Мы наверняка встретимся вновь, где бы то ни было.
— Я тебе столько раз повторил, что не разрываю помолвку, зачем ты нагоняешь тоску? — резко спросил Дилюк, явно разозленный его словами, и раздраженно хмыкнул, отворачиваясь, когда все трое уставились на него с нечитаемым выражением лица.
Да что с ним такое… Кэйа его уже совершенно не понимал.
— Ты жил всё это время в Мондштадте с мыслью, что в один день тебе, возможно, придется покинуть его навсегда? — ровно поинтересовалась у него Люмин, вновь заставляя замереть, и, бросив на Рагнвиндра быстрый взгляд, она внезапно вскочила со своего места, заставляя всех вскинуть голову, и приложила руку к груди. — Тебе не придется уезжать! Если он не хочет за тебя выходить, то это сделаю я!
— Что?! — выпалил даже не Альберих, лишившийся дара речи от такого предложения руки и сердца, а Дилюк, резко поставивший очередной бокал на стойку так, что расплескал на себя содержимое, но даже не заметил этого.
— Я — почетная рыцарка Ордена Фавониус, победившая Ужас Бури и спасшая Мондштадт, я сражалась против древнего архонта Озиала, грозившего уничтожить Лиюэ, я далеко пойду, и мое имя прогремит на весь мир! — проговорила она на одном дыхании, и если бы Кэйа сидел чуть дальше и не смотрел на нее так внимательно, ошеломленный происходящим, то мог бы даже поверить, что ее уверенность была самой настоящей, а пальцы совсем не дрожали. Не обращая внимания на непонимающие возгласы Паймон, та продолжила, решительно протягивая ему руку. — Поэтому у моего супруга будет достаточно влияния. Так ведь?
Достаточно-то достаточно, но…
— Люмин, ты ведь… Тебе даже алкоголь пить нельзя, о каком замужестве может идти речь… — она сделала страшные глаза, явно намекая ему на что-то, и Альберих, в кои-то веки не бывший причиной переполоха, удивленно моргнул, и, на мгновение скосив взгляд на Дилюка, напряженно стискивавшего зубы, решил ей подыграть. — Впрочем… Почему бы и нет?
В любом случае это не всерьез. Поэтому он потянулся к ее руке, далеко не похожей на нежные ручки городских девушек, не прошедших через сотни боев, и, бережно обхватив ее ладонь своей, притянул к себе, оставляя на тыльной стороне поцелуй.
Чувство было такое, словно он наконец взбунтовался, и от этого почти весело.
— Хорошо. Тогда свадьба завтра вечером, — ничуть не покраснев от его действий, уверенно заключила Люмин.
— Есть одна загвоздка, — чуть помедлив, заметил Кэйа и, протянув руку, намекающе постучал пальцем сквозь перчатку в том месте, где было кольцо, и девушка, нерадостно прищурившись, догадавшись, что он не может заключить брачный контракт, пока связан помолвкой с другим человеком, повернулась, взяв его за руку, и взглянула «загвоздке» прямо в глаза.
— Господин Дилюк, пожалуйста, разорвите помолвку, — попросила она так, словно в этом не было ничего особенного, а тот не смотрел на нее то ли совершенно растерянно, то ли просто неверяще.
— Я не стану этого делать, — тем не менее мгновенно ответил Рагнвиндр.
— Разорвите, — повторила Люмин, и Кэйе было очень интересно, в какой момент она успела научиться такому непримиримому тону, что могла сравниться с этим занудой.
— Нет, — тоже не отступился от своего Дилюк, складывая руки на груди.
— Ясно, — выдохнула девушка, почти фыркнув, явно поняв, что препирания их никуда не приведут. Значит, это всё, на этом игра окончена? Альберих был даже немного расстроен, но многого ожидать и не стоило… — В таком случае у Вас есть время до завтрашнего вечера. Приглашаю Вас на свадьбу.
Люмин перехватила чужого жениха за запястье и резко потянула на себя, вынуждая подняться, и это выглядело довольно забавно, ведь она ниже его не на одну голову да и выглядит хрупкой, но хватка внезапно оказалась стальной, такой же, как и ее упрямый взгляд, и Кэйа совершенно неожиданно был немного очарован и даже не знал, что сказать.
Говорить ничего было и не нужно, лишь последовать за ней, не оборачиваясь в кои-то веки на Дилюка в желании бросить тысячу прощальных слов, чтобы получить, если повезет, пару в ответ, прочь из «Доли ангелов», до главной улицы, вверх по лестницам, так и не отпускавшей его руку, переговариваясь с откровенно паникующей из-за случившегося Паймон.
— Извини, — выдохнула она, остановившись на полпути неизвестно куда, и наконец повернулась к украденному из-под носа жениха Кэйе. — Я только всё усложнила. Просто не могла сидеть сложа руки.
— Не беспокойся, — с улыбкой успокоил ее тот. — Хуже, чем было, ты не сделала.
Люмин нерадостно нахмурилась и, чуть сжав его запястье напоследок, наконец отпустила, грустно глядя в землю, обдумывая случившееся.
Он же уставился в сторону, откуда они пришли, как-то глупо ожидая, что Дилюк, может, рванул за ними следом и вот-вот нагонит.
Минута, другая, а переулки всё такие же тихие.
Он…
— Так ты его любишь? — без лишних разговоров спросила его Люмин прямо, как таран, и Кэйа ощутил себя примерно на уровне Паймон, если судить по шоку. — Ты хочешь за него выйти?
— Какие же внезапные вопросы ты задаешь посреди… — отдаленно начал он, но его расплывчатые слова тут же прервали.
— Так любишь? — серьезно спросила она еще раз таким тоном, что было ясно, что шутки шутить или уж тем более врать ему не следует.
Люмин в самом деле ничего не понимала в политических играх. Кэйа был здесь, чтобы не началась бойня, чтобы люди в Каэнри’ах могли мечтать о мечтах, держал все волнения и страхи в себе, пока они не перестали ему досаждать, оставив после себя лишь пустоту, притворялся, что его нисколько не волнует факт, что он для родных лишь товар, делал что угодно, лишь бы понравиться жениху, который, узнав в его первый промах, что Альберих вовсе не так идеален, как пытался казаться, облегченно рассмеялся, сказав, что теперь и ему будет не страшно совершить перед Кэйей ошибку, и о какой любви могла идти речь, когда они…
— Да, — ответил он, признаваясь в этом впервые, и сделать это оказалось намного проще, чем он думал.
— Хорошо, — кивнула Люмин, выглядящая так, словно была готова к серьезнейшему сражению. — Тогда я сделаю всё, что в моих силах!
Впервые за многие годы Кэйе стало немного страшно.
***
— Сделайте всё так, словно свадьба настоящая, — попросила Люмин следующим же утром, запустив в движение огромный переполох, связанный с приготовлениями, чтобы церемония была как можно более броской. — Никто не должен узнать, что она фальшивая!
Пришлось взять вынужденный выходной в ордене и спрятаться в церкви, потому что за одну короткую прогулку на него уже напала целая толпа услышавших от знакомых-друзей-родных слухи о том, что всеми обожаемая почетная рыцарка, несколько недель назад получившая в знак признательности города мондштадтские крылья, сделала предложение их обожаемому ротмистру прямо на глазах у его жениха, и всем было необходимо узнать, правда это или нет.
Кэйа загадочно улыбнулся, а на вопросы о бывшем-или-нет женихе только наигранно печально вздохнул.
Дилюк не приходил.
Ни пока он целый день носился по церкви, помогая подготовить ее к совершенно неожиданной церемонии, на проведение которой Люмин сумела уговорить Барбару лишь из-за крепкой дружбы, и то с огромным трудом и привлечением крайне грустно выглядящего Кэйи.
Ни пока Джинн, с трудом вырвавшись с работы, пыталась с тревогой разузнать, что происходит.
Ни пока он переодевался в одном из подсобных помещений в свою спешно принесенную из казарм одежду, наиболее подходящую под определение свадебной.
Дилюк не приходил.
— Не могу не сказать, что ты сегодня выглядишь просто великолепно, — разорвал гнетущую тишину бездумной болтовней Кэйа, неловко, сложив руки на груди, стоя рядом с алтарем, над которым беспокойно кружила Паймон, напротив Люмин, нарядившейся так, словно сегодня был счастливейший день ее жизни, но крайне очевидно впопыхах, и задумчиво глядел на роскошный синий цветок-артефакт у нее в волосах, временно заменивший ее любимые. Очаровательно. — Такая прекрасная девушка притворяется моей невестой, если бы всё было взаправду, от счастья можно было бы и умереть.
— Я бы поверила, если бы не кидал так часто взгляды в сторону дверей, — веско возразила она, и Альберих, резко перестав смотреть туда, негромко рассмеялся, делая вид, что не замечает, как Барбара, которая обычно сочетала влюбленных браком, буравит его недовольным взглядом.
Люмин сумела уговорить прийти помочь им и вовсе целую толпу народа, занявшую почти все скамьи в церкви, но это была по большей части лишь терпеливая, а также терзаемая любопытством массовка для вида, чтобы любой зашедший не посмел засомневаться, что свадьба невзаправду.
Не придет ведь, да.
— Ты в порядке? — негромко спросила она.
— Я-то? Я всегда в порядке, — с напускной легкомысленностью ответил Кэйа и ехидно улыбнулся. — А что такое? Беспокоишься за меня?
— Конечно беспокоюсь. Мы ведь друзья.
Это заставило его наконец растерять все слова. Да, он говорил Люмин, что не хочет очередных деловых отношений, да, они вместе сражались, путешествовали какое-то время, она приготовила из пойманной им путем заморозки озерца рыбы самое вкусное блюдо, которое он ел в своей жизни, они шутили, смеялись, делились друг с другом многим, но так прямолинейно сказать, что они друзья…
— Просто думаю, чем займусь завтра, — перевел Кэйа тему как можно скорее, чувствуя и тепло, и неловкость. — Не хотелось бы сталкиваться кое с кем после этого фарса…
Можно будет даже покинуть город. Он, рассчитав подобный конец, готовился последние пару месяцев, расправляясь со всеми делами, так что негативные последствия его ухода должны быть минимальными.
Дилюк ведь вернулся, и город под его защитой.
Нет, лучше Альбериху всё же оставаться в Монде как можно дольше, а то Джинн ведь снова перетрудится…
— Господин Дилюк обязательно придет, — неожиданно заявила Люмин. — Так что нет нужды думать о планах на завтра. Он их все сломает.
— Я бы не был так уверен, — усмехнулся Кэйа.
Девушка вздохнула так, словно он был совершенно безнадежен, и повернулась к подруге:
— Барб, давай начнем.
Альберих бывал пару раз на чужих свадьбах и примерно помнил содержание этих древних текстов о браке, оставленных Барбатосом, которые епископка сейчас зачитывала недовольно, считая почти что святотатством, но не в силах отказать тем, кому нужна была ее помощь. Любовь, помощь, поддержка, уважение, свобода, романтичные, но такие пустые слова. К нему не относились.
Барбара прочитала всё полностью, растерянно взглянула на мрачную Люмин и, чуть помешкав, начала с начала, пока люди на скамьях перешептывались.
Кэйа прикрыл глаза, чувствуя, как эти пустые слова врезаются в память, угрожая остаться в ней навсегда.
Начала снова.
Как долго они еще собирались стоять здесь? На улице уже начало торопливо темнеть.
Начала еще раз.
Он решил, что самое время подумать о том, кому бы оставить свой меч Фавониуса, который ему явно не следовало брать с собой в Каэнри’ах.
Дверь в церковь распахнулась, оглушительно врезавшись в стену, кажется, немного сломавшись, и все уставились в ее сторону, на запыхавшегося от злости Дилюка.
Первый шок Кэйи, заставивший его окаменеть на месте, быстро сменился из-за молчания ворвавшегося в церковь подавленной уверенностью, что тот здесь лишь затем, чтобы подойти, молча разорвать их помолвку и уйти, так и не сказав ни одного лишнего слова.
Но Дилюк всё же пришел, и они неотрывно смотрели друг на друга через всю церковь, тот — растерянно, словно в самом деле не ожидал подобного расклада, Альберих — жадно, ровно до того момента, как фальшивая невеста без предупреждения схватила его одной рукой за прядь, заставляя взглянуть на нее, и пребольно и резко притянула за нее к себе слишком близко, чтобы это можно было считать приличным расстоянием, положив ладонь другой руки ему на щеку, перекрывая вид так, что могло показаться, будто они целуются.
Еще и Дилюк оказался по слепую сторону из-за глазной повязки, не увидеть, не повернув головы, а рыцарка держала жестче некуда.
— Люмин… Что ты делаешь… — ошеломленно пробормотал он, застыв в этой неловкой позе.
— Подстегиваю упрямого увальня, — недовольно прошептала она в ответ, отпустила его пострадавшую прядь и взамен положила ему ладонь на плечо, а затем чуть улыбнулась, смотря туда, куда он сейчас не мог взглянуть, и явно видя то, что ему безумно хотелось бы увидеть.
Должно быть, самые долгие и неловкие полминуты в его жизни. Прерванные тем, что его схватили за плечо и грубо отпихнули прочь, подальше от с готовностью отпустившей его Люмин. Потом обхватили, оттаскивая еще чуть дальше, так, словно он был огромной мягкой игрушкой, награждая на редкость сердитым взглядом, а затем в одно движение закинули на плечо, будто он ничего и не весил, и поспешно рванули прочь от алтаря и из церкви.
Всё еще находившийся в состоянии легкого шока из-за того, что его ставший крайне неразговорчивым жених послушно заявился на фальшивую свадьбу, которую устраивали только для того, чтобы его выманить, да еще и молча украл его с нее, Кэйа смог только охнуть, хватаясь за Дилюка, чувствуя, что еще мгновение и его уронят, и ошарашенно уставиться вперед, на крайне довольно улыбающуюся Люмин, махавшую ему на прощанье рукой.
— Эй-эй-эй! Отпусти меня! — спохватился он, когда Рагнвиндр вырвался на свежий воздух, не сбавляя ходу, и, оперевшись о него, обернулся как раз в тот момент, когда Дилюк, так упрямо и не говоря ни единого слова, забравшись на перила, спрыгнул вниз и расправил крылья, врезав одним из них ему прямо по лицу.
Альберих хотел было встревоженно проверить, не сбило ли этим подлым ударом ему повязку с глаза, но до земли было слишком далеко, чтобы осмелиться не хвататься хотя бы одной рукой, и это даже хуже того раза, когда давным-давно жених потащил его, только прибывшего в Мондштадт, едва-едва осилевшего полет с крохотного холма рядом с винокурней и невероятно гордого собой за это достижение, на самую верхушку церкви и спихнул его вниз, утверждая, что это самый лучший метод научиться летать увереннее.
Нет, всё-таки ничего не могло быть хуже того раза.
— Я не уроню тебя, — хмуро пообещал Дилюк, и был бы Кэйа не таким разбитым и не в таком положении, у него бы, может, и екнуло сердце.
Но Рагнвиндр тяжело приземлился, не долетев из-за лишнего веса до желаемого места, и, недовольно цокнув языком, просто побежал дальше.
— Отпусти меня? — ошеломленно выдохнул рыцарь, не веря, что это нужно проговаривать вслух, а затем, когда тот снова спрыгнул вниз, расправляя крылья, раздраженно крикнул, дергаясь, но опасаясь отпустить. — Дилюк!
— Даже не господин Дилюк? — мрачно спросил тот, но вздохнул, и в следующее мгновение Кэйа уже не на его плече, а на руках, надежнее, и от этой резкой перестановки в воздухе они бы растеряли всё равновесие и рухнули кубарем вниз, если бы его жених летал хоть немного хуже.
— Господин Дилюк, отпустите меня? — не зная, может, тот пристрастился во время отъезда к странным играм, попробовал он еще раз, одной рукой вцепившись в его плечо, а другой поспешно поправляя съехавшую повязку.
— Нет. Пока что, — упрямо ответил тот, и Кэйа нервно рассмеялся, отвлекаясь на то, как оборачиваются на них прохожие, и он бы, может, обрадовался, что его несут на руках, словно знак внимания, но это было больше похоже на то, что его тащат куда-то, чтобы расправиться.
Что? Они уже в центре Монда?
До того, как он успел принять решение защекотать забывшего о защите Дилюка, чтобы его наконец отпустили из этого неловкого положения, тот добежал до телепортационной точки и, совершенно бесцеремонно упершись в нее ногой, раз руки были заняты, активировал ее, перенесясь в желаемое место где-то на окраине земель под защитой анемо архонта, всё это время бывший слишком занятым для того, чтобы бросить на жениха хотя бы один взгляд.
Кэйа, вскинув бровь, огляделся, понимая, что его в самом деле притащили в совершенно безлюдное место, разве что чуть поодаль занималась своими делами стайка хиличурлов, и Рагнвиндр, наконец поспешно отпустив его еще даже до четвертого требования сделать это, тоже взволнованно огляделся, напоминая этим Альбериху о том, как этот безнадежный увалень в прошлом не мог подойти и банально поцеловать его, пока они не были наедине.
Неужели он до сих пор оставался таким?
Дилюк задержался взглядом на хиличурлах, заколебавшись на несколько секунд, а затем потянулся одной рукой к своему оружию, заставляя Кэйю настороженно прищуриться, и рванул к ничего не подозревающим противникам.
Да подарит ему Барбатос выдержки. Альберих прикрыл лицо ладонью, чувствуя что-то среднее между весельем и обреченностью, наблюдая сквозь пальцы за тем, как тот разносит бедняг, спокойно подмечая его непривычную торопливость.
Рагнвиндр ведь понимает, что хиличурлы никому бы ничего не рассказали, даже если бы услышали что-то с такого расстояния, верно?
Пара таких слабаков для Дилюка не должна были составить никаких проблем, но после крайне непродолжительного сражения тот вернулся чуть запыхавшийся, раскрасневшийся и всё такой же взволнованный, и Кэйа, убирая ладонь, поддался бы этому лицу, столь непохожему на то беспристрастное или раздраженное, к которому привык в последние месяцы, но слишком невовремя вспомнил, как на следующий день после смерти господина Крепуса и их сражения он пытался с ним поговорить, но его отпихнули с ледяным выражением лица, бросив, что между ними всё кончено.
Больно.
Дилюк спустя несколько месяцев после возвращения выдавил из себя слова извинений, Кэйа тоже, но они толком не помогли, и отношения между ними оставались крайне напряженными.
Рыцарь и сам не знал, чего именно хотел, его бросало из берега в берег.
— Так ты пришел наконец разорвать помолвку? — глухо спросил он, мысленно моля, чтобы ему уже перестали давать ложную надежду. — И зачем было меня красть?
— Между тобой и Люмин… всё серьезно? — неверяще выдавил из себя Рагнвиндр.
Вот тут уже точно хотелось рассмеяться, но приходилось держать серьезное лицо.
— А разве тебе со стороны было не видно? — в отместку ответил Кэйа так же вопросом на вопрос.
Дилюк уставился на него так, словно надеялся, будто всё еще умеет читать его мысли по лицу, как лет пять назад, и рыцарь просто дружелюбно улыбнулся, без слов предлагая тому попробовать угадать, что он сейчас чувствует.
Что он сам мог сказать о своем собеседнике… Тот, стягивая перчатку с левой руки, был растерян, взволнован, взбудоражен, не верил, что это в самом деле происходит, и было очень-очень лестно, что жених еще мог вызывать в нем такие сильные чувства, и…
Перчатку?..
— Я, Дилюк Рагнвиндр, разрываю помолвку с Кэйей Альберихом, — ровно сказал тот, протягивая ладонь с кольцом-контрактом вперед, заставляя рыцаря замереть на несколько секунд перед тем, как тоже стянуть перчатку чуть дрожащей рукой.
Ясно.
— Я, Кэйа Альберих, разрываю помолвку с Дилюком Рагнвиндром, — проговорил он свою половину и молча уставился на то, как кольцо, сопровождавшее его последние десять лет, исчезло, словно разбившись.
Так просто.
Дилюку следовало сделать это еще до своего отъезда, чтобы они оба не теряли время понапрасну.
Понапрасну…
От накативших чувств ему стало тошно, и он, отдернув руку, резко развернулся, готовый наконец уйти, ведь до телепортационной точки всего два шага, но его тут же перехватили за запястье, останавливая. Резко взволнованно рухнули на одно колено, не ослабляя хватки, поспешно вытащили из кармана коробочку, слишком роскошную для этой глуши, и, потратив пару секунд на понимание, что одной рукой не справиться, отпустили лишь на мгновение, чтобы открыть ее.
— Кэйа Альберих, ты выйдешь за меня? — выпалил Дилюк на одном дыхании, и одно большое ошарашенное «Что» было написано, должно быть, у Кэйи на лице слишком очевидно, раз тот продолжил почти без остановки. — Не думай о Каэнри’ах, думай только о себе. Вне зависимости от твоего ответа, семья Рагнвиндр не перестанет их поддерживать. Ты можешь просто… остаться в Монде. Если хочешь.
— Что с этим кольцом… — с едва уловимым намеком на вопрос пробормотал рыцарь, переводя взгляд туда и обратно, и вновь, не зная, куда смотреть — на только-только решившегося наконец отпустить его руку Дилюка или на символ брачных уз. Точнее говоря, на незаконченную оправу и сиротливо лежавший рядом Пиро камень высшего качества.
— Понадобилось слишком много времени, чтобы достать лучший… Все-таки Пиро враги… не совсем моя специальность, — ответил тот совсем не на тот вопрос, и Кэйа не расслышал в его голосе ни смущения, ни раздосадованности, он сам был просто в шоке, окаменев.
— Но какой смысл давать Пиро мне?.. — всё еще ошарашенно, не осознавая до конца, что происходит и почему, но пытаясь понять, что творится в чужой голове, выдохнул Альберих, и кто угодно на свете согласится, что обладателю Крио глаза бога Пиро артефакты ни к чему.
— У тебя руки теперь… всегда холодные, — выдавил из себя тот, и можно было списать на чересчур холодный вечерний воздух то, как на его слишком бледной коже проступил совсем предательский румянец.
Кэйа хотел было, красноречиво ухмыляясь, спросить, сделал ли это Дилюк ради самого себя, чтобы эти вечно холодные руки были теплее и не такими неприятными, если коснутся, но весь флирт застрял посредине горла, и он мог только смотреть застывшим взглядом.
Он мог… решить сам? Не думая ни о родине, ни о долге, ни о ком и ни о чем другом, только о самом себе? Это… слишком хорошо, чтобы быть правдой, и Кэйа с облегчением, что просто не мог в самом деле оказаться в подобной ситуации, шелохнулся, натянуто улыбаясь, готовый обратить предоставленную ему свободу выбора в шутку, конечно же соглашаясь на это предложение, ведь он ждал этого большую часть своей осознанной жизни, ведь это то решение, которое от него ждут все, но замер, встретившись взглядом с Дилюком, который был, как обычно, без улыбки, но вместо этого смотрел так, что голова вмиг непривычно опустела, и он позабывал всё, что хотел сказать, осталась только мысль о том, что иметь такие глаза просто противозаконно.
Такого нежного взгляда Альберих от него давно не получал.
Возможно, из-за того, что старался не видеться с ним наедине.
— Тебе, разумеется, не обязательно решать прямо сейчас, — спохватился тот, когда молчание совсем затянулось. — В любом случае для колец еще понадобится некоторое время.
— Ты… — зарываясь пальцами в челку, выдохнул Кэйа и был слишком смущен, чтобы смотреть ему в глаза. — Но зачем новые кольца? Чем тебе не угодили старые?
— Старые я продал, — с заминкой ответил Дилюк, и Альберих удивленно вскинул брови, но промолчал, решив никак не озвучивать свою догадку, по какой причине Рагнвиндр, взявший в привычку не хранить ничего бесполезного, избавился от колец, предназначавшихся им двоим. — Когда я только вернулся, дела шли не слишком хорошо…
Ох.
Сначала продал особняк отца, теперь еще и драгоценности своей семьи.
Ясно было, куда ушли все деньги. В бесконечную подземную дыру, являвшуюся его родиной.
Дилюк был просто… слишком хорош.
Кэйа завороженно уставился на него, уровень смущения превысил критическую отметку, и он начал нести чушь.
— Дилюк-Дилюк… — тоже опускаясь на корточки напротив, очаровательно выдохнул он, глядя на то, как у и так раскрасневшегося Рагнвиндра предательски дрогнули ресницы, выдавая волнение. — Разве предложения делают в подобных местах? Что тут у нас есть… Грязь, хиличурлы, ветер, холод, ночь. Я так и знал, ты… — он медленно потянулся рукой и закрыл коробочку с несчастным кольцом, забывая о нем и сосредотачиваясь на кое-чем намного более интересном. — Понятия не имеешь, что такое романтика, так?
— Романтика? — оторопело переспросил тот, совершенно не улавливая, к чему клонят.
— Да, романтика, — подтвердил Кэйа. — Знаешь, когда парочка гуляет, умилительно держится за руки, портит деревья своими именами и пялится на звезды, тайком кидая взгляды, обещая друг другу всё, в целом, к примеру, когда люди на свидании.
— Это… не совсем то, чем мы с тобой занимались во время свиданий, но если ты этого хочешь… — пробормотал Дилюк неожиданно не ворчливо, и рыцарь, рассчитывавший, что тот сочтет его слова полнейшей глупостью, немного растерялся, внезапно осознав, что тот с ним сейчас совсем мягок, а с собой — с точностью до наоборот, выглядя так напряженно, словно переволновался о тысяче вещей, заработав себе усталый вид не спавшего всю ночь человека, то ли переживал из-за их с Люмин розыгрыша, то ли думал о больно ударивших вчера словах о том, что Кэйа на самом деле думал об их помолвке и своем положении, то ли разбирался в своих чувствах, пытаясь окончательно понять, нужен ли ему этот жених, шпионивший за ними, пусть и утверждавший, что теперь сменил сторону.
В любом случае осторожничал с ним.
Альберих изогнул губы в улыбке, готовый сначала загнать его в угол, отрезая пути к отступлению, отвлекая, а затем дразниться столько, сколько понадобится, чтобы снова начать раздражать.
— Господин Дилюк, у нас же с тобой ни разу не было нормального свидания, — лукаво заметил он.
— Ни разу? — недоверчиво отозвался тот.
— Ни разу, — подтвердил Кэйа, и Рагнвиндр вздохнул, наконец убирая коробочку обратно в карман.
— Быть того не может. Мы часто гуляли по городу, — спокойно возразил он.
— Ты хотел сказать, выполняли просьбы жителей, — поправил Кэйа, и раз тот не собирался подниматься, то и он не станет, просто подопрет щеку ладонью, с улыбкой глядя на этот комок ворчания.
— Мы и на природе часто бывали.
— Это называется патрулирование.
— Мы и поесть вместе ходили, — уже почти беспомощно припомнил Дилюк.
— После работы. Вместе с твоими подчиненными, ты их всегда щедро угощал, — дополнил Кэйа, совершенно удрученно качая головой.
— У нас в самом деле… не было ни одного свидания? — отведя взгляд, колеблясь, спросил тот.
— Не было. Я бы запомнил, — с безутешным вздохом заверил Альберих, вовсю пользуясь чужим пристыженным состоянием. — Мы с тобой ни разу не проводили время только вдвоем, не срываясь на помощь другим, а спокойно развлекаясь, поцеловавшись хотя бы, что ли, под конец. Ты что тогда, что сейчас… очень занятой человек.
Дилюк промолчал, нисколько не защищаясь, лишь тихо вздохнул, глядя вниз, и Кэйа удивленно наклонил голову набок, поражаясь тому, что вечно громкий, веселый и взбалмошный юноша превратился в это чувствительное и слишком много думающее нечто, затем потянулся и бесцеремонно ткнул его указательным пальцем между бровей, недовольный чужой хмуростью, и, когда тот вскинул на него вопросительный взгляд, коротко поцеловал его, придвинувшись, в губы.
— Не думай ни о чем из прошлого. Думай только о том, куда позовешь меня завтра вечером, — назидательно проговорил Кэйа, который никак не смог бы сейчас избавиться от улыбки, и, заметив, что тот всё еще упрямо хмурится, обхватил его лицо ладонями, расцеловывая щеки, одновременно и опасаясь, что его оттолкнут, и не собираясь больше сдерживаться, за четыре года почти в одиночку истосковавшись по близости.
— Что ты так улыбаешься? — пробормотал Дилюк, тем не менее с каждой секундой становясь всё менее недовольным.
— Знаешь, я просто счастлив, что ты хотя бы совместные тренировки за свидания не принимал, — отстранившись, доверительно сообщил ему Кэйа и рассмеялся, когда тот раздосадованно пихнул его в плечо.
— Хватит строить из себя незаслуженно обиженного. Кто поверит, что такой наглец, как ты, не вытребовал бы себе свидания, если бы правда его хотел? — неодобрительно осадил его Рагнвиндр и, когда Альберих только хмыкнул, нисколько не возражая сказанному, притянул его к себе, слишком резко, чтобы тот смог удержать равновесие и не упасть неловко, охнув, в объятья.
Хотелось спросить, соскучился ли тот настолько сильно, но язык не повернулся. Неловкости, оставшейся после того, как они полгода перебрасывались напряженными взглядами, не зная, как подступиться и стоит ли того попытки, еще только предстояло исчезнуть.
— Завтра в шесть у «Дани», не опаздывай, — уверенно назначил ему время Дилюк, и Кэйа усмехнулся.