О Кроликах и том, что не напишешь в отчетах

Эмбер очень этого хочет, честно. Иногда ей кажется, что больше всего на свете; что она готова отдать пост, снять полицейский жетон и все-все полномочия, которые только получила, продать небольшой светлый стол, вентилятор с ленточками, статуэтку зайчика и тонну бумажной работы и уйти обратно в академию, прям на первый же свой день или тогда, когда она выиграла забег на длинную дистанцию и провалила уголовное право. Все, что угодно, лишь бы Кэйе можно было доверять.

К сожалению, Эмбер могла сделать все из вышеперечисленного, но не это.

Кэйа не особо любил раскрывать карты, а на ее резонные вопросы подмигивал (или мигал, хрен поймёшь с этой его повязкой) и говорил:

– У меня свои методы.

Эмбер эти «методы» вводили в заблуждение, раздражали и совсем не вязались с присягой и обещанием ловить плохих парней. Иногда ее начинало потрясывать, особенно, когда "методы" Кэйа начинал использовать один, оставляя ее в машине, как ребенка, с приоткрытым окном в июльскую жару, потрясывать от Ярости. Ее достали «методы» Кэйи Алберика, она не знает, больше ли от них пользы, чем вреда, и не имеет малейшего понятия, почему Кэйа вообще пошел в государственный орган, а не частную детективную компанию, например. Там как раз приветствуются «свои методы». В полиции приветствуется «гласность» и «командная работа», это она выучила еще в академии.

Собственно, последнему и должна была научить Эмбер, когда Джинн сказала, что ставит ее в напарницы Кэйе Алберику. Частично, чтобы Эмбер набралась опыта, частично - чтобы сбить с него спесь. Так решила Эмбер, когда Кэйа в первый раз в их смену нарушил устав. Джинн, кажется, просто достало, что он вечно работает один, но одно другому не мешает.

Это не Кэйю заставили «нянчиться» с новенькой. Это новенькая донимает его своими нравоучительными «это-не-по-уставу».

***

Они выходят в ночную смену, на патруль, но Кэйа просит, чтобы Эмбер остановилась. Кэйа снимает полицейскую куртку и складывает в бардачок жетон.

– Кэйа, это…

– Не по уставу, - весело выдыхает Алберик, хотя Эмбер чувствует легкое напряжение. – Там, куда я иду, значок добра не сделает. Так что оставляю его под твоей охраной.

Эмбер, насупившись, зло смотрит ему в спину. Как же ей надоело, что Кэйа постоянно куда-то едет, идет, исчезает в дверях, подворотнях и подвалах, а потом возвращается с информацией, уликами, иногда даже тащит в машину подозреваемых. Хотя вроде как над делом работают они вместе. Она его напарница, черт возьми. На-пар-ни-ца, а не прицеп и не камера хранения значков, чтобы эта тощая задница могла пойти в места, в которых «значок добра не сделает». Поэтому Эмбер нервно сжимает руль, считает до пяти и стягивает с себя полицейскую куртку и значок. К счастью, Джинн не заставляла их носить в середине июля рубашки.

– Я иду с вами, - она догоняет его и шлепает по локтю, чтобы обернулся. Кэйа удивленно выгибает бровь и хмыкает, разводя руками.

– А кто же присмотрит за значком?

– Машина, - цедит Эмбер и складывает руки на груди. – А не возьмете – расскажу Джинн, что вы покинули пост без жетона и бросили напарника без объяснений. И что это – не первый случай. И что не пристёгивались, пока мы ехали.

Такое «не-по-уставу» действовало даже на Кэйю. Он, не мигая, смотрит на Эмбер, тяжело вздыхает и машет рукой, призывая идти за ним. Эмбер улыбается. Вроде победила.

Они проходят несколько приличных домиков, круглые зеленые кусты, белые заборчики, отсвечивающие в вечерней тьме. На улице тихо, изредка они слышат, как кто-то шумит, поливая бегонии, и Эмбер это не очень нравится; для ограбления, которое они расследовали, скорее подходили гетто, допросы маргиналов и разборки между бездомными, а не вылизанный и безопасный «престижный район». Эмбер с недоверием смотрит в черную спину.

– Так, - выдает Кэйа, не поворачиваясь к ней. - Сейчас мы окажемся в очень интересном месте, где тебе придется соблюдать несколько правил. Во-первых, будь осторожнее с напитками, если тебе их предложат. Во-вторых - не болтай много. Тем более, о том, где работаешь. В-третьих, ну... Раз ты пошла со мной, то попробуй что-то выведать о месте, в которое мы идём. Можешь считать это заданием. И не говори об ограблении, хорошо.

Эмбер кивает с тихим "угу", сдерживаясь, чтобы не закатил глаза: как будто от нее снова пытаются отмахнуться, избавиться, оставить саму по себе.

Он заворачивает на ровную белую дорожку, Эмбер следует за ним. Прямо у красивой деревянной двери со стеклянной мозаикой вверху он останавливает ее, так, что Эмбер случайно тыкается в руку, и просит подождать и помолчать, а сам стучит несколько раз, игнорируя замок. Дверь открывается, на них смотрит человек в костюме и с белым проводом из-за уха. После слов Кэйи неизвестный кидает на нее холодный взгляд. Кэйа строит дружелюбную мину.

– А, это зайчонок, мы уже три месяца встречаемся. Загулялись, я и забыл о встрече, - смеется он. - А потом поздно стало, темно, домой одна идти боится. Вот я и решил, что пусть она с тобой посидит. Ты же не против, Хосе? Эй, да все в порядке. Зайчата абсолютно безвредные, - воркует он, а Эмбер противно. Она честно сдерживается, чтобы не закатить глаза. Что-то все-таки подсказывает, что ей в этом доме с мраморной дорожкой лучше помалкивать.

Их пускают в темное фойе, отделанное деревом, с парой столиков, картинами и старым длинным ковром. В воздухе Эмбер чувствует что-то терпкое, отдающее зеленью, цитрусом и жженым сахаром одновременно, что-то дорогое и запретное. Она слышит где-то вдалеке смех, звон стаканов и веселое «Опять стрит-флэш, господин Рагнвиндр!» и "Ну что же вы, герр Дитрих, проиграли в домашней партии".

Эмбер начинает догадываться. И злиться – тоже. Единственный Дитрих, которого знал этот город, был Дитрих Лоуренс.

Лоуренсов им только не хватало. Лоуренсов, которые все время уходили от полиции, и теперь ясно, почему.

Она зло кусает щеку и сжимает-разжимает пальцы, готовя в голове самый гневный и оригинальный рапорт в своей жизни.

Идущий впереди по узкому дубовому коридору Кэйа одет в черную рубашку и темные брюки - вполне подходит под то, чтобы под бодрое «камера, мотор!» зайти в кабинет к Дону или Донне, нагнуться и поцеловать перстень, или что-то такое – это первое знакомство Эмбер с миром мафии, и она, откровенно говоря, готова к нему меньше, чем кто-либо еще, переминаясь в джинсах, кроссовках и белой футболке с радугой по рукавам. И в этом тоже был виноват Кэйа. Она догадывалась, что он не поведет ее в приличное место, но ожидала увидеть какой-нибудь притон, бойцовский клуб, бордель, наконец. Но не гнездо криминальных авторитетов, собравшихся просто так, поиграть в покер и пообсуждать планы на… на что-то криминальное.

И по тому, с какой легкостью их (ее) пустили внутрь, Эмбер понимает, что Кэйа в это гнездо вполне вхож. Какими путями – остается неясным, но она обязательно это выяснит. Потому что подилзывать_ся и дружить с мафиозными семьями – не то, что должен делать порядочный полицейский.

Перед тяжелой дверью, из-за которой доносится смех, Кэйа останавливается и поворачивается к ней.

– Постой тут, ладно? – говорит он тихо, почти шепотом, отчего у Эмбер под кожей просыпаются мурашки. – И не делай глупостей, пожалуйста. Не гуляй по дому, не привлекай к себе внимание. Я постараюсь скоро вернуться.

"Уж постарайся", думает Эмбер, вздыхая и падая плечом о стену со сложенными на груди руками. Она украдкой заглядывает в щелку большой двери, видя людей в красивых костюмах и дымнку от табака, но потом дверь закрывается. Она тоже закрывает глаза, иногда поворачиваясь и холодно смотря на того самого охранника с белой ниточкой, который тоже смотрел на нее.

Гениальная легенда, офицер Кэйа. Девушка, которая боится идти домой одна. Поэтому пусть постоит с большим дядей в коридоре, пока другие взрослые дяди решат взрослые вопросы. Эмбер поправляет волосы. За дверью слышится взрыв хохота. Эмбер чувствует себя запертой в рождественскую ночь вне комнаты с елкой, вне веселья, хотя стоило ей подумать о мафии как о чем-то "веселом", как по загривку снова ползут мурашки. Она точно не должна так думать.

Ну конечно, она ведь не Кэйа. Если увидеть его без формы, то и не поймёшь, кто он такой. Он очень хорошо смотрелся бы на фоне таких вот домов, карточных столов с зелёной отделкой, таких вот господ. Не то, что она, в этих кроссовках и глупой футболке с радугой на рукавах. Эмбер начинает жалеть о том, что увязалась за ним. В голову даже прокрадывается мысль, мол, а может к черту его? Пускай занимается, чем бы он там ни занимался? Пользу-то приносит.

Тут же после этой мысли громыхнули воспоминания обо всем, за что ответственна семья Лоуренс. Эмбер трясет головой.

Очередной взрыв хохота и внезапно приближающийся цокот каблуков, который заканчивается скрипом дверной ручки. Эмбер отскакивает от стены и делает несколько шагов назад, поднимая взгляд и быстро пытаясь набрать в голове достаточное количество вариантов побега.

Вышедшая женщина одета в черный брючный костюм с белой рубашкой и длинным, глубоким вырезом; у нее свежие духи, напоминающие водопад в тропиках, которые она смогла сохранить и пронести сквозь то самое дорогое и запретное, и холодный взгляд. Она удивленно вскидывает брови, увидев Эмбер, и изучающие смотрит на нее.

– Все в порядке?

Холодный, вежливый, бархатный. Эмбер вздрагивает, тут же выпрямляясь в спине и кивая. Эола Лоуренс улыбается и продолжает тихо:

– Это ты боишься ночью идти одна? - она неохотно кивает. Эола хмыкает, произнося тише, почти с укором. - И почему он тебя тут поставил? Как собачонку какую-то, ей-богу... Пойдем.

Эмбер отчетливо помнит, что сказал ей Кэйа. И почему-то ей кажется, что в вопросах "с кем водиться, а с кем - нет" он больший специалист, чем она.

– Д-да не, я его тут подожду, - она тянет улыбку.

– А если он "тут" на несколько часов? С Албериком любят играть в покер, - спрашивает Эола, а потом ведет в воздухе рукой, указывая путь и не терпя возражений. - Пойдем, посидишь со мной. Мне среди них скучно, да и... - она усмехается. - Никто не обращает на тебя внимание, когда в комнату заходит Кэйа Алберик.

Это уж точно. Эмбер тяжело вздыхает и идет следом, подумав, что, наверное, это будет лучшим решением. А может, она просто струсила отказать дочери главы мафиозной семьи.

Она ведет ее в небольшую светлую комнату с зелеными обоями с едва заметным рисунком и деревянными панелями книзу, с диваном, низеньким зеркальным столиком, на котором стоит цветочная ваза, с плазмой на стене. Она впускает ее внутрь, а сама останавливается, чтобы что-то сказать охраннику, после чего тот уходит, а Эола идет следом и говорит, что просто попросила принести им колы, после чего неожиданно падает на диван, широко расставив ноги и положив руки на спинку, и глубоко выдыхает.

– Как же хорошо... - расслабляется она, и ухмыляясь и закрывая глаза. Эмбер думает, что вряд ли перед людьми, сидящими в той комнате, можно так развалиться, снять каблуки и откинуть голову с облегчением. Охранник ставит две бутылки колы на столик и уходит к двери. - Специально попросила закрытую, чтобы ты не беспокоилась. Ну, не стесняйся, садись, - она хлопает по месту рядом с собой и сама отодвигается к другому краю.

Эмбер от такой заботы становится по-хорошему странно. Она осторожно садится. Ледяная маска дочери главы семьи вновь ломается в лёгкую улыбку.

– Как тебя зовут? Или предпочтешь, чтобы тебя звали Зайкой? - она усмехается и бросает косой взгляд на Эмбер. Та ищет выдох, который потеряла ещё до "Зайки".

Спокойно, спокойно. Тут ничего такого нет. Она такой же человек. Человек, который не оставлял оружие в машине и не вторгался в гадюшник, где это самое оружие наверняка растасовано по всему дому. Эмбер случайно вспоминает картинки с женщинами и длинными черными платьями с вырезом, гартером и пистолетом на бедре, накладывает все эти картинки на высокую Эолу Лоуренс и чувствует, как где-то в животе что-то острое и лукавое подминает под себя тревожность.

– Эмбер. Я... Эмбер.

– Вот как. А я Эола. Приятно познакомиться, Эм-бер, - мягко, но холодно. Как если бы слова, выброшенные в воздух, могли подлететь к ее лицу, пристально его рассматривая. Эмбер ежится в коленях от этого рычащего "р". Эола берет пульт и лениво нажимает на кнопки, переключая цветные картинки на плазме. - Что посмотрим? Мультфильмы? Природа? Культура? История? Только не политику, пожалуйста.

Эмбер обречённо выдыхает. Кажется, она снова стала маленькой и несмышленой, запертой вне рождественской комнаты, за детским столом. Но, увидя мельком на экране ринг, Эмбер поворачивает голову к плазме. От Эолы это не скрывается.

– Значит, бокс? - Эмбер неровно улыбается, краснея в ушах. - Не переживай. Ты такая же гостья, как и господин Кэйа.

Конечно, усмехается Эмбер у себя в голове. Тогда почему она сидит в комнате с телевизором, а не целует перстень какого-нибудь Дона или Доньи?

Хотя, если так подумать… Вот она, вот комната с бугаем с белым проводом за ухом, стоящим возле арки, вот и Эола Лоуренс, на чью белую руку надета пара перстней. Насмешливая мысль пробегает галопом в голове, намекая, что она, в прочем-то, и не прочь их поцеловать, если прикажут. Естественно, во имя сохранения собственной жизни.

Эмбер неопределенно ведет плечом и отвлекается на телевизор, на шум черных штор из толпы и редких вспышек фотоаппаратов, на ринг и на две толстые кляксы, одна в черных трусах, другая в розовых.

– И что они делают? – неожиданный холодок прямо над плечом заставляет Эмбер вздрогнуть и еле удержаться на диване, а Эолу – тихо рассмеяться. Она склоняет голову вбок и смеется, полностью повернувшись к Эмбер. – Не бойся, я не укушу. Просто, раз мы выбрали бокс, мне бы хотелось узнать, что происходит на ринге.

– Ну… я не думаю, что справлюсь лучше, чем комментатор.

– А я хочу послушать тебя. 

Эмбер, к счастью, знает, о чем рассказать. Она нагибается, кладя локти на колени и лицо – в ладони, бегает глазами по экрану и, наконец, начинает тихо:

– Так, ну… вот тот, который в светлых шортах, выглядит легче, чем второй. Смотри…те, он предпочитает уворачиваться, наверное, работает на износ, но… - она украдкой смотрит на Эолу. Та напрямую смотрит на нее, положив на спинку дивана руку и подперев ею подбородок. Эмбер глотает обратно тревогу и то самое «что-то еще». – Но видно, что он не особо, ну, привык к такой технике. Пропускает слишком много ударов и слабо парирует, – о, а это называется кросс-пари… вроде, - а еще чересчур активно передвигается по полю. Мне кажется, он сам быстрее устанет. Вот, он начинает отходить, и… оуф, - Эмбер морщится на особо жесткий удар, делая вид, что не замечает слева от себя заинтересованного взгляд. – Больно. О, вот ему защиту пробили, и… сейчас будет нокдаун, да? Да? – спрашивает она у телека, а когда камера переводится на черные шорты, поднимающие руки вверх, на рефери, выдыхает и будто бы с облегчением падает на спинку дивана, резко отскакивая обратно, когда ее макушка натыкается на руку Эолы. – Простите…

Эола кивает, едва улыбнувшись, и касается тыльной стороной ладони щеки Эмбер.

– Ничего. Я не ледяная, не рассыплюсь, даже если ты на меня сядешь, - Эола улыбается и едва щурится, а Эмбер теряет воздух в легких. – Ты довольно хорошо разбираешься в боксе. Занималась?

– Не особо. У нас в семье любят бокс, да и спорт в принципе. Футбол, там, хоккей… да, - Эола склоняет голову, задумавшись, а потом внезапно тихо смеется, буквально на пару секунд, пару выдохов, но и этого Эмбер было достаточно, чтобы закусить губу и быстро поправить и без того заправленную прядь, скрывая ладонью красное ухо.

– Представила, что моя семья собирается на кухне, например, и смотрит какой-нибудь чемпионат по боксу. Наверное, это весело.

Лоуренсы вряд ли проводят совместный досуг за настольными играми или просмотром олимпийских игр. Лоуренсы скорее будут играть в покер, точить ножи и считать деньги. Наверное, так проводят семейные вечера мафиозные семьи, думает Эмбер, которая до этого дня не особо просвещалась в данном вопросе. Надо будет спросить у Кэйи.

– Ну да, весело, пока вы болеете за одну команду, - усмехается она. Эола молчит. Эмбер все еще чувствует, что ее изучают, но теперь хотя бы такой взгляд не жжет, а увлекает. Она поворачивается к ней, переставая смотреть исподтишка, и улыбается в ответ.

Эола спрашивает о боксе, о спорте, о ней, об увлечениях – и Эмбер отвечает так полно, как может, при этом не говоря лишнего, потому что мало ли. Она все еще идет по минному полю, отшучиваясь по поводу Олимпийских игр и собственной хорошей формы и запихивая обратно желание поделиться умением стрелять. Она все еще маленький зайчик, сидящий в пяти метрах от охотницы с пепельным блондом, брючным костюмом и длинным, глубоким вырезом, обнажавшим ложбинку меж грудей.

– М-м-м, - Эола замолкает на какое-то время, отрывая взгляд от Эмбер и переводя его на стену. – Ты была когда-нибудь на боксе?

– На ринге? Ха-ха, нет, я больше по единоборствам… А, ты про просто бой, - быстро добавляет Эмбер и слегка мотает головой. – Не-а, не ходила.

– А хотела бы? Я могу достать билеты на ближайший… это можно назвать матчем? – она склоняет голову, а Эмбер думает, что Эоле можно обозвать это каким угодно словом. Она делает вдох, тянет улыбку.

Гулять с дочкой Лоуренсов – это что-то новенькое. В духе тех, кто носит черные рубашки и темные штаны, бросает машины за три квартала и легко вхож в подобные круги. Эмбер живет немного в другом мире, который неожиданно решил пробраться лазейкой в виде спорта, где два человека пытаются набить друг другу морды в то, что она полчаса назад назвала бы «простым заданием». Внезапно ее поражает вопрос, как много ее глупых (но смешных!) шуток можно было посчитать за флирт. Это свидание? Это желание просто погулять? Дочки мафиозных семей же тоже могут хотеть завести друзей? Она обо всем догадалась, и теперь хочет заманить Эмбер в темную подворотню и стрельнуть в затылок? Она… Она…

Стук у арки вытягивает ее из вопросной чащи, грубо и за шкирку, но очень вовремя; она поворачивает голову и видит Кэйю, его вроде как теплую улыбку и холодный взгляд, направленный явно сквозь и не на нее.

– Кажется, уже пора, - Эола отвечает точно таким же взглядом, и Эмбер очень неуютно сидеть где-то посередине. Но вся нервозность и беспокойство моментально выколачиваются из головы, как и все остальное, когда Эола тянется к Эмбер и легко, но ощутимо целует в щеку. Поцелуй стирает абсолютно все, оставляя за собой гладкую, полированную поверхность, с которой соскальзывает прощание, какие-то слова, еще какие-то слова, но уже со стороны Кэйи, и хлопок входной двери. Что-то возвращается только когда перед глазами щелкают пальцами. Эмбер оборачивается, видит вечернюю улицу и зажженные фонари. Благо, ушли они всего на пять-шесть шагов. Кэйа улыбался.

– Слава богу, - выдыхает он и продолжает шаг. – Я уж подумал, что тебя там чем-то напоили.

Эмбер вспоминает закрытую колу. Вроде ничего необычного, хотя она помнит, что не все наркотики влияют на вкус. Увидев ее раздумья, Кэйа смеется:

– Не бойся, не напоили. Я точно знаю.

– Почему? – она догоняет и выравнивается вместе с ним.

– Потому что я попросил Эолу тебя занять и проследить, чтобы к тебе никто не приставал, - Эмбер смотрит на него с широко раскрытыми глазами и не знает, стоит ли Кэйю за это благодарить, или снова упрекнуть в том, что он, вообще-то, мог таким образом помешать ей… да какое «работать», боже. Смогла бы она собирать «улики», находясь в мафиозном гадюшнике с элементарной инструкцией, которая как максимум гарантировала ей сохранность собственной задницы?

Они идут молча, хотя у Эмбер, конечно же, роется много вопросов. Но что-то подсказывает ей, что все, что касается мафии, стоит обсуждать как минимум в машине. И Кэйа это чувствует: сев в кресло слева от водителя, он ждет, пока Эмбер повернет ключ зажигания, и говорит наконец, разбивая тишину:

– Если есть вопросы, то можешь их задать. Мы же, как-никак, напарники, - на последнем слове он по-лисьи улыбается. Эмбер выдыхает.

– Джинн знает о твоих… связях с Лоуренсами? – Кэйа кивает. – Ладно, хорошо… - неожиданно Эмбер понимает, что все эти роящиеся муравьями вопросы касаются не клана Лоуренс, не связей Кэйи, а конкретной персоны, любящей глубокие вырезы и приглашать незнакомок на матчи. Поэтому она возвращается к более распространенной теме. – Погоди, Джинн знает?.. А как тогда…

– Ну, работа полиции – это не всегда гласная работа, - выдыхает Кэйа, прикрывает глаза и разминает шею. – Иногда обмениваешь кое-какие сведения о, например, облавах и предстоящих задержаниях, на имена и адреса.

– Звучит логично, - давит из себя Эмбер, немного погодя. – А, еще один вопрос. Ты раньше меня с собой не брал, даже если я угрожала рассказать Джинн, хотя понятно теперь, что угроза была ерундовая… - Кэйа смеется. – Так почему сейчас взял?

Кэйа озирается, проверяет, закрыто ли окно.

– Не было нужды больше скрывать, или опасаться, что ты оттуда не выйдешь, - он усмехается. – Через пару недель Лоуренсов сотрут из списка семей, имеющих иммунитет к полиции.

– В каком смысле?

Кэйа долго и задумчиво смотрит на нее, а затем все-таки выдает:

– Мы планируем штурм на несколько притонов и казино. Мне нужно лишь заручиться иммунитетом против самих Лоуренсов, хах, чтобы потом не отправиться рыб кормить, но с этим, вроде как, помогут Рагнвиндры, - он усмехается, переводя взгляд на лобовое стекло. – Только не говори Джинн о том, что я это рассказал, ладно?

Эмбер кивает, неосознанно сжимая руками руль. Значит, вот как работает полиция, и вот какие «методы» у офицера Кэйи Алберика – запутаться в сетях этих чертовых семей и скакать от одной к другой, в случае чего, бросая все нажитое и наговоренное. От этого на душе неожиданно ноет гадостью, она тяжело выдыхает, кривя губы в темнеющей улице, медленно текущей назад. От Кэйи это не скрывается, и он, читая напряженное лицо напарницы, пытается ткнуть пальцем в небо.

– Неужели ты за Эолу переживаешь?

Эмбер, погодя, кивает.

Сказать правду, сказать: «мне противно», и «ты как-то не особо отличаешься от них, хотя вроде как давал клятву бороться с преступностью», будет самым глупым ее поступком за этот вечер.

– У Эолы тоже будет «иммунитет». Собственно, она единственная знает о том, что произойдет.

– Так значит, она…

– …пошла против своей семьи. И такое бывает, - выдыхает он, прикрывая глаза. Не открывая их, он ухмыляется и мурчит. – А что, тебе она приглянулась? Видела бы ты себя - вся красная, сидит там, сжалась на этом диванчике, прелесть...

Эмбер едва сдерживается, чтобы не нажать на тормоза. Кэйа тихо смеется. Она поворачивает голову, злобно щурясь.

– Ремень безопасности.

- Ой-ей, точно. Только Джинн не говори, а то за дружбу с плохими дядями она еще может простить, а вот если ты разгонишься и впечатаешь меня в стекло, то не очень. И я, главное, - бухтит он, ворочаясь и застегивая ремень. – Буду виноват.

До участка они доезжают молча. На правах водителя Эмбер не разрешает Кэйе включить музыку, которая может заглушить полицейскую волну, и Кэйа какое-то время жалуется, что он, вообще-то, старше и мудрее. На Эмбер это не действует, в конце концов, он - не высокая пепельная блондинка в брючном костюме и белой блузке.

Они выходят из машины, доехав до участка, но, прежде, чем зайти внутрь, Кэйа достает из бардачка какой-то засаленный блокнот и карандаш и пишет что-то, а потом протягивает Эмбер. Та видит на желтой бумаге телефонный номер.

– Я бы на твоем месте созвонился. Ну, так. На всякий случай, - он улыбается, подмигивает (или мигает) и уходит в сторону участка: ему нужно переписать всю новую информацию касаемо ограбления, которое они вроде как расследовали вместе. Эмбер тяжело выдыхает.

Чертов Кэйа Алберик и его "методы". Эмбер сомневается на несколько мгновений, а не стала ли она с этим телефоном частью этих самых "методов".

Убедившись, что Кэйа точно не подсматривает и уже зашел внутрь, Эмбер аккуратно складывает телефон и кладет себе в левый кармашек.