Толе за двадцать — не очень взрослый,
но и не мальчик, уж это верно.
Толя мечтает сбежать на остров,
Толя желает крутой карьеры,
Толя хотел бы больших открытий,
чтоб всю Европу — на самокате,
чтоб насовсем переехать в Питер,
чтобы штурвал, океан и катер.
Толя писал бы такие песни,
что закачаешься просто слушать,
Толя лечил бы от всех болезней,
Он бы, конечно, всем сделал лучше!
...Только — не гений, не популярен,
Не шахматист, не поэт-писатель.
Толик — всего лишь обычный парень,
провинциальный дневной мечтатель.
Море в инсте и попса в плейлисте
(он подпевает всегда фальшиво),
Может, не станет он новым Листом,
только в саду расцветают сливы.
Толя о них не напишет повесть,
не изрисует скетчбук гуашью,
только у бабушки в старом доме
пахнет цветами, теплом и кашей.
Он бы, наверное, мог решиться
бросить с концами, рвануться к югу...
Только под крышей гнездятся птицы,
А в январе завывает вьюга.
Значит, и эти простые жизни
надо кому-то прожить до срока:
кто-то себя посвятит Отчизне,
кто-то себя возомнит Пророком,
кто-то останется в старом доме,
будет расти и потом окрепнет.
И — чтобы честно расставить роли
— мало кто здесь попадёт в учебник.
Да, не о нас будет помнить Гиннес:
Ты не герой, не актёр, не сыщик.
Но — представляешь! — ведь мы случились,
Значит, возможно, нас кто-то ищет.
Да, нам не спеть с грандиозной сцены
— знаешь, наверно, так даже лучше:
пусть мы не знаем на гений цены,
но гениально умеем слушать.
Пусть не для нас назовут планету,
что-то другое судьба готовит.
Может, сейчас, в бесконечность лета
кто-то
о нас
адресует
слово.