Он осторожно потрогал языком зуб. Слегка шатается. Чтоб у этих идиотов сел аккумулятор в монодиске в самый неподходящий момент!
Лекс Бёрнс уныло плёлся домой. В очередной раз пришёл на стрелку, в очередной раз огрёб так, что от родичей не удастся скрыть. Но от этой мысли помимо воли на губы наползла ухмылка — по крайней мере, остальные не ушли менее разукрашенными. Что, правда, не спасало в целом от до скрипа зубов знакомой ситуации — положение аутсайдера, даже внутри столь небольшого коллектива, как клуб Летучих Огней, теперь за ним закреплено прочно. Аутсайдера с правильно повёрнутыми мозгами — а значит будет кому одёргивать самых вспыльчивых от выпадов в его сторону. Хоть что-то хорошее. Благо, свои права отстоял, всю неделю как проклятый — или идиот — приходивший на вызовы “поговорить”. С ровесниками, по одному, всё честно — а потом они привели старшака. Ну, этому достался памятный шрам от “розочки” на мягком месте.
Лекс Бёрнс не был хорошим ребёнком. Это признавала немногочисленная родня, учителя и те, кого называли хорошими вместо него. А Лекс всю свою жизнь страдал — или, может, наслаждался — обострённым чувством справедливости, требующим делать что-то прямо сейчас и своими руками, не дожидаясь, пока кто-то поможет.
Потому что он почему-то всегда знал — не поможет никто.
Так он прибился к Летучим Огням, так отстоял право быть там не только на положении “подай-принеси”. Но даже взлетая на самостоятельно собранном монодиске над очередной заброшкой в компании похожих любителей пощекотать себе нервы, Лекс не чувствовал удовлетворения. Чего-то всегда не хватало. Причём чего именно — никогда не удавалось понять даже близко. Иногда казалось — вот оно, сейчас наконец разберётся! — а потом чувство рассеивалось как дым, оставляя досаду и злость, которую подросток часто вымещал на окружающих, едко и метко плюясь ядом. Так и получил в узком кругу кличку Ядозуб и репутацию отъявленного мизантропа.
Хотя порою казалось бы — с чего мальчишке из семьи среднего, но вполне приличного достатка вырасти в такую проблему, словно воспитали под боком беспризорника? Что сделали не так? Где не доглядели? Никого из предков с таким же паскудным нравом вспомнить не смогли и в итоге развели руками — паршивая овца, не иначе. Но своя овца, а значит — не бросят. И вот уже за это семье Лекс был искренне благодарен. Потому не сбегал, как многие сверстники. Потому не попрекал тем, что он — не свой.
Свой он, свой. Только больно уж проблемный.
— Опять? — вздохнула тётка, стоило парню нарисоваться на пороге.
— Угу, — а что он ещё мог ответить?
Немолодая уже женщина покачала головой — но лекцию так и не начала.
— Приводи себя в порядок. Ужин скоро. И подумай, что будешь говорить отцу.
— Да как обычно...
Единственное, в чём признаваться Лекс не собирался никогда — так это в том, что как-то раз на спор сдуру слазил в Старый Собор, мрачным мёртвым пятном торчавший в центре Ярнама. На этой громаде с давних времён лежало гласное и негласное табу, нарушать которое охочих было на удивление мало. Даже когда Церковь Исцеления начала сдавать позиции во власти, попыток приспособить огромный кусок пространства было… немного. И ни одна не закончилась так, как планировалось, чем только подкрепляла жуткий ореол необъяснимой даже сейчас мистики вокруг этой ярнамской достопримечательности. Да Бёрнс и сам бы не сунулся, если бы сгоряча не проспорил одному мудаку. Тот был уверен, что у сопляка кишка тонка, и уже предвкушал приз — но Лекс пошёл на принцип. Вопреки здравому смыслу, вопящему, что это очень плохая идея.
И Лекс никогда не забудет багровый свет под высокими потолками. Не забудет и не расскажет, сам потом не поняв, что вместо этого наплёл любопытствующим. Кажется, вышло неплохо. Да и выигрыш того стоил.
Только вот именно после этого мальчишку и стала одолевать эта странная тоска, это недовольство, будто что-то было совсем рядом — а он не дошёл, не понял.
А ещё он начал чувствовать на себе чьё-то внимание. Не постоянно, но с каждым разом всё больше. Иногда когда работал, чаще — когда дрался или общался. Спасибо хоть не в туалете или во время дрочки. Такого вуайеризма Лекс точно не вынес бы. Что всё равно не прибавляло душевного спокойствия, зато увеличивало количество изливаемого на окружающих яда. Дошло даже до того, что Лекс начал откровенно избегать окон — после того, как однажды ночью вместо огней города по стеклу разлилась чёрная дымка, похожая на ожившие снимки далёких созвездий. Убеждать себя, что это всего лишь спросонья показалось, он перестал после того, как заметил похожую дымку в углу ангара, который клуб Летучих Огней с помощью чьих-то родителей выбил в мастерскую-полигон.
И чем дальше — тем чаще он начал замечать эту звёздную черноту, проявляющуюся то тут, то там. Она осторожно проскальзывала в поле зрения — прохладой чужого внимания — и растворялась в обычных тенях, даря затухающие уколы мигрени.
Лекс не понимал, что это. Давил в себе панические мысли про паранойю. Будь он более “тонкочувствующим”, может и сразу вспомнил бы о некоторых ярнамских легендах — но какой в них прок в век технического расцвета и освоения ближних планет? Мистические пережитки старых верований, которых открыто продолжала придерживаться разве что отмороженная элита Кейнхёрста, которой многое позволено. Шутка ли, Королева у них, якобы, бессмертная! Лекс вообще, как и большинство, считал, что там просто давным-давно штампуют клонов, воспитываемых как на подбор, создавая отличную иллюзию.
Но багровый свет луны, когда снаружи проклятого Собора была низкая непроглядная хмарь? Отголоски живого космоса, глядящие на него из темноты?
Ещё Лекс много слышал о Невесте Великого. Вечно молодая девушка, жившая в древнем домике где-то в среднем кольце Ярнама и бесследно пропавшая за несколько десятков лет до его рождения. Тётка тогда была маленькой, но всё равно рассказала, что помнит неожиданно и беспричинно охватившую душу печаль. Такую жуткую, что перепуганная девочка бросилась мириться с матерью, с которой перед этим успела разругаться, казалось, насмерть. И такое ощущали почти все из старших знакомых, к кому Лекс рискнул обратиться с необычным вопросом. Он с досадой сетовал про себя, что Невеста не дожила до нынешних дней — преследуемый неведомым, он уже был готов обратиться даже к ней за ответами! Может, конечно, это была только попытка подражания Аннализе, причём явно неудачная, но вдруг?
***
— Эй, Крис, — рослый крепкий мужик обернулся и хмуро смерил взглядом хорошо знакомого невысокого жилистого парня с вечно торчащими в стороны пепельно-русыми волосами и недобрым взглядом тёмных глаз. Головная боль и источник как неприятностей, так и странных неожиданностей, принявшийся зачем-то копаться в замшелых мифах города.
— Чего тебе, Лекс?
— Ты слышал что-нибудь про тот древний домик в Среднем Ярнаме?
Крис поморщился.
— Малец, вот нахуя ты в этом мистическом старье решил покопаться?
“Малец” поджал губы, продолжая ожидающе сверлить взглядом. И не послать же теперь, не взять за ухо — в семнадцать люди начинают огрызаться на взрослых всерьёз, а этот и в пятнадцать кидался. Крис сплюнул и закурил, мстительно сделав вид, что не заметил завистливого взгляда. Выдрать бы паршивца, да не его сын.
— Слышал, несколько раз сносить порывались, пару раз перекупали участок, — наконец нехотя отозвался он. — Так и чехардились, пока кейнхёрстские не встряли, ловко прибрав к рукам. С тех пор и держат, устроили “Музей Старого Ярнама”, провокаторы бледные.
Лекс так скривился, что Крис, силой привычки почувствовав подвох, нахмурился.
— Только не говори…
— Не скажу, — мигом вздыбился парень. Как пить-дать волчонок. Только ещё не огребавший по загривку от вожака.
— Лекс…
— Да не собираюсь я с этими благородными отморозками связываться, — сплюнул тот, после чего неожиданно утомлённо потёр глаза и помотал головой. — Ладно, спасибо, Крис. На следующей неделе забегу.
— Шею не сверни.
— Лучше за мехами своими следи.
Глядя вслед удаляющемуся слегка ссутуленному парню, Крис размышлял, стоит ли позвонить отцу этого принципиального паршивца. Уж больно дёрганый стал Лекс, слишком дёрганый и злой, может влип во что-то, с чем справиться не может, а попросить помощи — гордыня удавит?
“Да не говорит он, — устало отозвался в трубке голос старого соперника. — Скрытный засранец, но морду ему точно украшают не больше обычного, — пауза. — И он не боится”.
Это Крис, по счастью, и сам видел.
***
Пришлось на время действительно отложить поход в этот “Музей Старого Ярнама”. Лекс без особого интереса пролистал экскурсионную брошюрку, заглянул на сайт — ну что интересного может быть в деревянном частном домике? Ну собрали ржавых железок, разложили под стеклом. Повесили голографы, типа воссоздающие жилую обстановку былых времён. Даже на смазливую экскурсоводку пялиться, и то неинтересно будет: профессионалка с пластмассовым лицом и наклеенной улыбочкой в антуражных шмотках. Только и годится, что для туристов.
Но вот попавшаяся архивная фотография времён, якобы, ещё Невесты, почему-то зацепила взгляд. Слишком… жилым вдруг показался этот домик, хотя за буйно разросшимися садовыми деревьями уже торчали привычные высотки. Всё-таки странно, что за столько веков он уцелел.
Разумеется, идти и платить за экскурсию Лекс не собирался. Он не ценитель истории. Вместо этого, раздражённо мазнув взглядом по пролетевшим в углу комнаты звёздным искрам, он собрался как на вылет с ребятами из клуба. Неприметно, невзрачно, но с чем-нибудь ярким. Например, с нерабочими наушниками вырвиглазно-лилового цвета. Всё равно выменял по дешёвке, не жалко будет расстаться.
И только откинув с головы капюшон тёмной толстовки, практически готовый к выходу Лекс вдруг осознал, что что-то изменилось.
Чужое внимание, всегда безмятежное, стало ожидающим.
Парень подозрительно оглядел комнату и передёрнул плечами. Нет, сходит сейчас — и к демонам, пойдёт к мозгоправу. Кажется, у Джесси были знакомые…
Территория почти не охранялась. Лекс стоял в тени переулка и глупо хлопал глазами. Ни высокого современного забора, ни столбов с камерами… Да даже охрана — пара шкафов в форме с нашивками принадлежности к кейнхёрстским служащим — и те только у ворот стояли! Единственного, к слову, современного элемента на всей видимой территории. В остальном — слегка покосившийся деревянный забор примерно по грудь высотой, неухоженное буйство растительности — домик буквально утопал в одичавшей зелени, весело бросая вызов закатанным в асфальт и бетон окрестностям.
Лекс подозрительно осмотрелся — и облегчённо вздохнул: хотя бы на домах камеры висели. Так гораздо понятнее. Ну и что, пару “глаз” не сможет заставить немного поглючить?
Итак, он на месте. Молча матерясь от густых колючек, в которые угодил одним боком, но не смея даже пикнуть.
Густая тишина, напоенная запахом зелени, почти звенела. Лексу показалось даже, что звуки города за забором стали словно дальше, глуше.
Очень медленно и аккуратно высвободив рукав и штанину из плена цепких плетей кустов, он начал красться вглубь сада, дёргаясь и замирая на месте от каждой хрустнувшей под ногами ветки. Но то ли удача ему благоволила, то ли ещё невесть что — но пока несанкционированное проникновение на охраняемую территорию тревоги не вызывало. И вернулось ощущение чужого внимания. На этот раз оно было особенно чётким, и Лекс ощутил в нём… любопытство? Это было чем-то новеньким. Да, любопытство, да ещё и с лёгкими нотками веселья. Скотина невидимая!
Веселье стало отчётливее, и Лекс застыл, неверяще заморгав.
Оно… то, что наблюдало… теперь... отзывалось?!
Ладони взмокли, идти вперёд резко расхотелось, и парень начал медленно отступать. Чужое веселье сменилось недоумением. Дала о себе знать мигрень.
Нет, к демонам, к демонам это всё!
Лекс торопливо пробирался к забору, едва заставляя себя соблюдать прежнюю осторожность, перевалился через забор и что есть духу понёсся прочь.
Неудивительно, что там охраны нет, нарушители сами с ума сходят!
Сознания коснулось стихающее печальное разочарование.
***
— А долго продержался.
— Я уж думал, до дома дойдёт. Прикинь, как разорался бы шеф?
— Да мы бы успели завернуть.
— Угу. Но ты всё равно продул.
***
Со времени памятной вылазки прошёл месяц. Посоветованный Джесси психиатр развёл руками — кроме повышенной нервозности и агрессивности он не нашёл ничего особо выбивающегося за рамки, посоветовав пару препаратов недельку пропить, а о звёздной темноте Лекс почему-то так и не смог рассказать, отделавшись невнятным мямленьем о чувстве слежки. На что лысый как яйцо, но очень бородатый учёный муж мягко усмехнулся.
— Этим страдает немало людей. Желание ощутить себя нужным и важным иногда принимает… причудливые формы.
И посоветовал больше общаться, кивнув на уже прописанные таблетки.
Прочитав же дома парочку возможных побочных эффектов, парень решил, что в гробу видал эти самые таблетки. К тому же, с тех пор он всё равно больше не чувствовал чужого внимания. Совсем. И искренне обрадовался — так или иначе, авантюра сработала!
Правда радость эта как-то быстро потускнела и стёрлась. Чувство нехватки же, напротив, усилилось, добавив к себе ещё смутное чувство потери. Лекс не думал, что успел так привыкнуть к этим лоскуткам космического мрака на краю зрения. Хотя сколько лет-то прошло, немудрено...
Но вот поймать себя на мысли, что почти начал скучать по этому незримому вниманию, он точно не ожидал. И это уже ни в какие ворота не лезло.
В первый раз Лекс пришёл сюда, чтобы узнать о происходящей с ним мистике и по возможности избавиться от этого сомнительного багажа. А сейчас?
Охрана другая, но всё равно столько же и на том же месте. Всё те же камеры на окрестных домах. Всё та же одичавшая зелень. И древняя выцветшая черепичная крыша в глубине запущенного сада. По-настоящему запущенного — художественной обработке подвергся только парадный вход, остальное аккуратисты из Кейнхёрста почему-то трогать не стали.
Лекс подавил порыв сплюнуть и раздражённо дёрнул кончик ярко-алой банданы, повязанной на плечо. Стоит и топчется как девственница, провоцируя всяких добропорядочных граждан обратить на себя внимание. Это если бы они тут ходили в такое время, конечно...
Зайти на этот раз Лекс решил в другом месте, точно так же на несколько секунд “подвесив” пару ближайших камер. И точно так же молча проклиная вездесущие колючки.
Чужое внимание окутало вздрогнувшего парня как-то разом, на полушаге, отчего он чуть было не упал — отвыкнуть всё-таки успел. А потом по спине прокатилось удивление. Незримый наблюдатель не ожидал возвращения Лекса? Словно в ответ на недоумение парня, по нервам прошлось что-то похожее на смятение. А потом тонко зазвенела… радость?
Тут Лекс опять чуть не споткнулся и предпочёл всё же остановиться. Внимание окрасилось вопросом. Кажется, с прошлого раза парень стал ещё чётче различать эти перемены — или неведомый кто-то решил активнее включиться в общение, если это можно было так назвать.
”Ты хочешь, чтобы я продолжал идти?”
Согласие.
”К дому?”
Оно же.
”А… охрана?”
От коснувшегося разума тугого клубка образов мгновенно и очень остро заболела голова, и Лекс подавил недовольное шипение. Давление тут же исчезло, сменившись отчётливым чувством вины. Оно… извинялось? Да, извинялось.
Лекс потёр виски и неслышно выдохнул. Расскажи он кому, что общается в древнем саду кейнхёрстцев со своей шизой…
“Ай!”
Кажется, незримый “собеседник” немного оскорбился. Хорошо, убедил, не шиза. Обалдевшего от новых впечатлений сознания мягко коснулся вопрос.
”Да иду я, иду…”
И огромных усилий Лексу стоило не побежать прочь, уловив мимоходом пронёсшийся недобрый холодок предупреждения. Начавшаяся было после этого мешанина образов грозила взорваться новой болью, но вовремя стихла, и вместо этого парень получил волну ободрения. Ну, если ободряет…
”А я могу уйти?”
Сильное удивление, согласие. Лекс опять перевёл дыхание.
”И сейчас тоже?”
Согласие, отголосок непонимания. Неужели незримый “собеседник” действительно позволит…
Сознания коснулись уже знакомая печаль и смирение.
”Но зачем тебе я?”
Обрушившегося на него чувства одиночества Лекс не ждал и успел только вцепиться зубами в рукав куртки, чтобы не взвыть — настолько всеобъемлющим оно было. На глазах вскипели незванные слёзы, и парень зло стёр их. Ну спасибо за впечатление!
Незримый “собеседник” вздохнул виной и отстранился, больше не мешая Лексу преодолевать последние метры до домика. А тот пытался унять вспыхнувшее в душе сочувствие — такой... пустоты он никому бы не пожелал. Главное, и усомниться-то в искренности неведомого существа не получалось.
Правильно, вместо древних рам здесь давным-давно стояли стилизованные под старое дерево стеклопакеты. И сейчас Лекс смотрел на них со всем доступным ему скептицизмом. Пусть охрана его не заломала на пути сюда, но наверняка стоит только коснуться окна…
Лекс подавился мыслью и некультурно вытаращился на сгустившуюся за ближайшим стеклом до боли знакомую черноту. Она определённо была живой, и изумрудные искры точно парню не мерещились. Тихий щелчок заставил вздрогнуть — и окно приоткрылось! Лекс мог поклясться, что видел мелькнувшее в зазоре тонкое щупальце, а потом чернота просто рассосалась, оставив проход, точнее “пролаз” открытым. Сознания коснулось чужое ободрение с отголоском смеха. Ещё и ржать умеет, гад!
Воровато оглядевшись, Лекс аккуратно приоткрыл окошко, отодвинул занавеску и ловко втянулся внутрь, поспешно прикрыв раму обратно и задёрнув прозрачный тюль.
”Ну… Я здесь”.
Обосраться и не жить! С помощью непонятно кого пробрался не просто на территорию кейнхёрстцев — в охраняемое здание, объект культурного наследия, между прочим!
Чужое веселье уже открыто прокатилось по разуму, и рядом со старинным креслом, оцеплённым алым шнуром, тени шевельнулись и принялись подниматься, уплотняясь и разворачиваясь. Лекс застыл, почти не дыша, даже почти не моргая, глядя на формирующийся из космического мрака силуэт.
Человеческий.
Старинная одежда отливала багряными бликами, как и всё угольно-чёрное тело, а изумрудные искры сбежались к голове, сформировав шесть глаз. Вскоре четыре закрылись — и будто ушли под кожу незнакомца. А Лекс обречённо подумал о том, что от такого точно не убежит. Потому что в психушке бежать будет некуда.
— Не бойся меня, Лекс, — голос создания шелестел тысячью песен, забивался в уши, не давал ни шанса не услышать и не понять. От чёрной фигуры пришла волна печали и понимания. — Я не причиню тебе вреда. Не буду удерживать. Выбор всегда будет только твой.
Не верить ему не получалось.
— Я не умею лгать, — бесхитростно кивнул наконец-то видимый собеседник. — И не вижу смысла.
На грани понимания назойливо забрезжила догадка. Та самая, которую никогда не получалось поймать, осознать.
— Ты… — горло Лекса пересохло. — Ты… Великий?
Изумрудные глаза без зрачков блеснули ярче.
— Да.
Вот и приехали. Лекс бессильно сполз по стенке, глядя на древнее божество, одного из тех, кому поклонялись в Ярнаме во времена теократии Церкви Исцеления. Кому до сих пор поклоняются кейнхёрстцы. К кому он по общей привычке иногда взывал, не понимая ни смысла, ни того, что ему, оказывается, могли ответить.
Ну и ответили. Вернее, внимание обратили.
— И... что дальше? — почти жалобно спросил Лекс, не понимая, что же такому могучему существу могло понадобиться от смертного. Память, впрочем, услужливо подбросила свежее воспоминание: отчаянное, невыносимое одиночество...
Великий почти по-человечески вздохнул, подошёл к сжавшемуся парню и сел на пол напротив, скрестив ноги.
— Меня зовут Хью, — произнёс он птичьими криками и протянул руку. — Будем знакомы?
Лекс, ещё не веря в происходящее, пожал ладонь божества. Наощупь она оказалась холодной и гладкой, как кожа морских существ.
— Будем...
Хью улыбнулся, и парня окатило радостью. Такой искренней и непосредственной, что дыхание спёрло в груди. Неужели это он так радуется именно Лексу? Ошалевшему от новостей смертному, не знающему, куда от этого знания теперь деваться?
— Прости, что пугал и злил, — Хью совсем по-человечески откинулся назад и опёрся на руки. В воздухе разлились такие умиротворение и спокойствие, что Лекс волей-неволей тоже расслабился — хотя бы потому что психовать или бояться уже устал.
— Но почему только сейчас? — осторожно спросил он. — Ты же… можешь быть везде?
— Могу, — согласился Великий. — Но принял бы ты меня так?
И он был прав — Лекс скорее всего встретил бы мистического гостя совсем не по-дружески, не забыв поднять гам на весь дом, лишь бы не оказаться наедине с непонятной сранью из темноты. По нервам прошлась ирония, и парень спохватился, испуганно вскинув глаза на Хью. Но у того на человеческом лице оставалась лишь спокойная улыбка.
— Не бойся. Я слышу, но и понимаю.
Лекс поёжился. Теперь он вообще ощутил себя словно голым рядом с Великим. Осознавать, что душевные метания не являются тайной для сидящего рядом существа, было... ужасно неуютно, за неимением других слов.
— А раньше разве было иначе? — чувство иронии усилилось, к нему добавилось сдержанное веселье.
— А раньше я не знал, что за мной подглядывает божество! — вспыхнул Лекс и тут же опять стушевался, настороженно глядя на собеседника. Кто его знает, сколько он там на самом деле понимает…
По дому словно раскатились дельфиньи трели, а по нервам заплясало звонкое веселье. Хью смеялся. Очень тепло и заразительно, будто волнами от своей непомерной души разбивая недоверие Лекса.
— Ладно, — усилием воли парень выпутался из чужого благодушия и снова нахохлился. Раз уж этот Великий столько времени за ним наблюдал, то, наверное, достаточно успел насмотреться на поганый характер своего “выбора”. — И всё же, что теперь? Я тут сижу с тобой… вами в “Музее Старого Ярнама”, и за одно это мне, между прочим, грозит обезьянник.
— Забавно всё же, что мы с тобой встретились именно здесь, — невпопад отозвался Хью гудением насекомого роя. Лекс вздохнул, проглотив привычное раздражение, и покорно спросил:
— Почему?
Взгляд немигающих изумрудных глаз вернулся к парню, и тот опять невольно поёжился. Нет, если он и привыкнет когда-нибудь к Великому в собеседниках, то это будет нескоро.
— Когда-то, очень давно, я встретил твоего предка в Старом Ярнаме.
Лекс почувствовал, как его челюсть медленно отваливается вниз. А Хью смотрел на него и явно веселился! Нашёл тут развлечение!
— Это шутка? — придушенно проговорил Лекс, понимая, насколько беспомощно он сейчас звучит. Веселье утихло, и от Великого опять пришло касание вины.
— Прости, я отвык от общения, — Хью встал и снова протянул ладонь парню. — Но ты действительно кровь одного моего старого друга.
Разумеется, силы у Великого было не занимать — с его помощью Лекс поднялся так, словно вообще ничего не весил. И постарался отгородиться от пришедшего с последними словами Хью касания горьковатого тепла.
— Так ты…
— Не поэтому, — качнул головой Великий, уверенно шагая… нет, проскальзывая обратно к окну. — Хотя когда я обратил на тебя внимание, это стало причиной, по которой я решил задержаться рядом. Захотелось… понять.
Он отвёл в сторону тюль и приоткрыл окно.
— Пока ты не покинул это место, я бы хотел тебе показать ещё одно.
— Надолго? — насторожился Лекс.
Хью вновь покачал головой и посторонился, освобождая парню путь наружу.
— Нет. Сейчас сверни направо и пройди почти до забора. Я за тобой.
Сомнения вновь подняли голову в душе Лекса. Стоит ли доверять этому древнему божеству? Стоит ли рисковать сейчас, на чужой территории, на которую ещё и незаконно проник?
— За охрану не бойся. Я их предупредил.
А, так вот оно что было тогда…
Лекс вгляделся в чёрное лицо существа, назвавшегося Хью. Он знает, что сейчас творится на душе у парня. Знает — и остаётся совершенно спокойным, словно… словно…
Океан.
— Я могу отказаться?
Невесёлая улыбка тронула губы Великого.
— Это твой выбор.
— И мне за него ничего не будет? — недоверчиво спросил Лекс.
— От меня — ничего.
— А от кого будет?
Хью вновь улыбнулся, но на сей раз парня укололо лёгкое лукавство.
— А это тебе лучше знать.
Лекс хотел было сказать, что он думает о разговорах загадками, но осёкся.
А ведь действительно знает. Не поэтому ли сегодня пришёл сюда? Да и для себя парень уже успел решить — в третий раз испытывать удачу и терпение местной охраны он не будет. Не хватало ему ещё только излишнего внимания со стороны Кейнхёрста. Для пущего веселья.
Тяжело вздохнув, Лекс почти раздражённо посмотрел на безмолвного Хью и бессильно ругнулся. Хорошо хватило ума сделать это под нос, а не во весь голос.
Прыгать из окна, так и не ответив Великому, было страшновато. Но Лекс заставил себя не оборачиваться — и свернул направо. Потому что потом сам себя изгрызёт за упущенный шанс.
Позади тихо щёлкнул запор окна.
— Здесь, — парень едва не подпрыгнул от неожиданности, когда рядом соткался знакомый силуэт. Хью угольной кляксой скользнул мимо и вытянул ладонь над землёй возле старой раскидистой яблони, а вторую уже третий раз за ночь предложил Лексу. — Тебе нужно будет держаться крепко.
— Мы точно ненадолго? — как парень ни вглядывался, понять особенность этого места не получалось, так что пришлось опять поверить на слово и вцепиться в чужую руку. В глазах потемнело, под ладонью Великого вспыхнул фиолетовый огонёк, вокруг которого начали прорисовываться очертания старинного фонаря, и последним, что услышал Лекс перед тем, как его сквозь прострелы боли в висках утянуло в окутавший мир молочный туман, было:
”Здесь не пройдёт и минуты”.
— Чтоб я! Ещё раз!
Лекс смотрел на совершенно неестественно громадную луну, нависшую над головой, и ругался. На себя, на Великого, на всю эту невыносимо нереальную ситуацию. А ведь мог бы и сообразить, что божеству доступны фокусы покруче, чем незримый вуайеризм и чтение эмоций!
Сам Хью стоял немного в стороне и не мешал парню отводить душу, и от него, кажется, исходило что-то подозрительно похожее на ностальгию. Это ещё почему?
Выдохшись, Лекс повернулся к своему невообразимому проводнику и устало спросил:
— Так где мы?
— В моём… доме, — немного запнулся тот. — Это место когда-то называлось Сном Охотника.
— Оригинально. А где мы территориально?
Хью чуть улыбнулся.
— На ином слое реальности.
— … А?
Похоже, Великий решил его добить окончательно — в мозг словно раскалённый штырь воткнули, да так, что Лекс от неожиданности прикусил язык — а потом заорал, сжав голову ладонями и чувствуя на языке солоноватый привкус крови. Финальным ударом по нервам стал чужой острый страх, и сознание поплыло во тьму. Но перед тем, как отключиться окончательно, парень успел уловить смыкающиеся вокруг него чёрные подвижные ветви. Ветви?..
***
— Всего сорок лет прошло, а ты успел совсем забыть, как общаться.
— Я давно не разговаривал с кем-то кроме Брегис и тебя. Забыл, что люди...
— ...хрупкие. Бедный мальчик. Чья, говоришь, в нём кровь?..
***
Пробуждение было — как после хорошей попойки. Лекс со стоном перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку… стоп.
От резкой попытки сесть закружилась голова. А ещё он со всей силы треснулся о хорошо знакомую полочку, на пару минут опять вывалившись из реальности. Когда же перед глазами перестали плясать фейверки, Лекс сморгнул и удивлённо огляделся.
Он был в своей комнате. Дома. На старых электронных часах издевательски мигало шесть утра. Это в выходной-то.
— Так… — где-то у него была заначка как раз на случай нежданной попойки.
Глотая газировку и прикладывая холодную банку к виску, Лекс растёкся в старом продавленном кресле и пытался собрать воедино картину произошедшего накануне. Если верить памяти — он вчера не пил. И если верить ей же — лучше уж если бы он пил. Потому что аттракцион с древним божеством, которое в итоге чуть было не угробило его — это немного не то, чего хотелось бы от жизни.
Чужое внимание мягко окутало Лекса, и он немедленно поёжился, настороженно окинув взглядом углы комнаты. А потом от Великого пришло такое чувство вины, что парень растерялся. Вот уж чего он не ожидал, так это того, что сущность подобного порядка будет всерьёз переживать за какого-то смертного. И всё же…
— Слушай, не мог бы ты пока свалить, а? — сипло проговорил Лекс, на этот раз однозначно уверенный, что его слышат. — Впечатления хотя бы переварю.
По сознанию пронеслись сожаление и согласие. А потом Хью убрался — и парень понял, что всё это время даже дышал через раз. К демонам такие приключения! Быть не может, чтобы Великий озаботился перемещением какого-то бессознательного тела! Хотя, с другой стороны, чего ему это стоит...
Да и как иначе Лекс очутился бы в своей комнате?
Не кейнхёрстцев же подозревать. Тем более что родные, как выяснилось потом, похоже, ничего не заметили. Или были уверены, что всё как обычно. Или… нет, так точно можно параноиком стать.
Оправившись от новостей и избавившись от головной боли, Лекс решил сегодня изменить привычке подолгу шляться вне дома и окопался в своей комнате, нырнув в Сеть. Пока Великий над душой не маячит.
“Великие”
“Имена Великих”
“Великие Ярнама”
“Великий Хью”
Поколебавшись, парень вбил ещё один запрос:
“Сон Охотника”
Информации, ожидаемо, было мало. Настоящей информации, а не огромной кучи эзотерических фантазий всяких “настоящих мистиков” и “служителей Древних Богов”. Лекс утомлённо потёр глаза и хмуро покосился на открытый файл, в который сливал выжимку наиболее ценного. Подавляющее большинство более-менее серьёзных источников сходилось во мнении, что Великие — это неподвластные человеческому разумению существа, даже речь которых смертным нереально осознать. Но Хью говорил… Правда только когда был в человеческом облике. Эволюция, что ли? Или, если верить “компетентным специалистам”, скорее деградация? Благо, имя нового знакомца значилось в сугубо неофициальных пантеонах, а это что-то да значило.
Про Сон Охотника не было вообще ничего. В смысле, ничего похожего на описание того странного, жутковатого туманного места. Разве что чудом мелькнувшая в конце страницы поиска древняя оцифрованная фотография ещё более древнего мятого листка из какого-то дневника с полувыцветшими чернилами. Лекс там смог разобрать только отдельные слова, вроде “преодолеть”, “вечно”, и, собственно, полусмазанное “Сон Охотника”. Тоже никакой связи, но из тех времён?
А ещё было очевидно, что эти изыскания займут не один день даже в самом лучшем случае. Откинувшись назад, Лекс задумчиво повертел в пальцах провод наушника. Ему определённо стоит налечь на историю Ярнама, а именно — на эпоху теократии Церкви Исцеления. Именно тогда Старый Собор стал запретным местом, именно тогда происходило множество необъяснимых вещей…
”Я не умею лгать”.
Пальцы дёрнули проводок резче.
Стоит ли спрашивать у Хью? Голова от противоречивой и откровенно бредовой информации всё одно пухнет, так может лучше и правда спросить у… свидетеля ли? — тех времён. Из первых, так сказать, рук. Заодно и сравнит, чья реальность безумнее. Хотя, о чём это он, после вчерашнего “иного слоя реальности” Великий давно впереди.
Другой вопрос — ответит ли…
А на следующий день Лекс просто занялся своими делами. Как и обычно. Хью не спешил проявляться, чем несказанно порадовал, и парень со спокойным сердцем отвёл душу в очередной потасовке. На этот раз, для разнообразия — не против, а за: с ребятами из Летучих Огней славно отбили гонор у попытавшейся обнаглеть на их ангар шпаны.
— А ты ничего, когда не звереешь, — кто-то полузнакомый хлопнул по плечу, и Лекс, разминая слегка отбитый кулак, хмыкнул.
— Тебя туда же, чувак.
Вечером того же дня, сидя на самом верху одного из вечных ярнамских недостроев, парень после коротких, но мучительных колебаний всё же решился, воскрешая в памяти образ Великого, и мысленно позвал:
“Хью?”
Ничего не произошло. Может, к нему нужно взывать всё-таки вслух? А, ладно, всё равно тут только птицам слушать чужие бредни. Эту недостройку не особо любили, мол, место странное, недаром же старая часовая башня сгорела дотла, а на новой постоянно возникали какие-то проблемы, пока на почти полностью воздвигнутую железобетонную башню не махнули рукой. А Лексу тут было хорошо. Вероятные торчки и алкаши паслись далеко внизу, а наверх лишь на монодиске и можно попасть. Самое оно.
Но он успел только набрать воздуха, когда знакомое чувство чужого присутствия коснулось сознания. Мгновение удивления — и Лекс почувствовал непонятное веселье.
“Чего теперь-то?” — недовольно и очень отчётливо подумал он. Вместо ответа Хью решил проявиться — сразу сидящим на краю, свесив курящиеся чёрной дымкой ноги в пустоту.
— Ну привет, что ли, — неуверенно буркнул Лекс, стараясь не слишком пялиться.
— Привет, — прострекотало в ответ, и Хью, вновь лучась какой-то ностальгией, повернул голову к парню. — Почему ты выбрал именно это место?
— Здесь редко кто бывает, и мне нравится, — пожал плечами Лекс. — А что?
Великий улыбнулся и покачал головой, а в воздухе опять повисло весёлое удивление.
— Занятно, как иногда история кружит спиралью… — непонятно протянул он.
— Опять предка что ли напомнил? — хмуро вздохнул Лекс.
— Да, — кивнул Хью. — Кстати, этот квартал когда-то звался Старым Ярнамом.
— … Угу.
Парень зачем-то посмотрел на горящее закатом небо и встрепенулся. Не просто же так он тут.
— Точно, об истории. Ты же очень древний? Сколько ты тут?
Великий разлил вокруг искреннюю озадаченность, уставившись в одну точку. Только и колыхались над плечами мелкие щупальца вперемешку с чёрным туманом, придавая картине какой-то сюрреалистически пугающий оттенок.
— По человеческим меркам я древний, — наконец ответил Хью, переведя взгляд на Лекса. — А по нашим меркам я ещё молод. По сравнению с Могущественным — так вовсе дитя. Но мне трудно сказать, сколько это в человеческих летах. Столетий… пять?
Лекс присвистнул.
— Выходит, ты… эээ, родился когда в Ярнаме вовсю правила Церковь Исцеления, так?
Хью кивнул.
— Тогда может ты знаешь, что произошло со Старым Собором? Кто-то из ваших повеселился?
От Великого едва уловимо потянуло холодком, а улыбка на чёрных губах приугасла.
— Это сделал я.
И вот теперь Лекс испугался. До дрожи, до взмокшей спины. Простые слова, ни капли сожалений в ровном спокойствии — и ни шанса понять не так.
— Но… Почему?! Люди же...
— Те люди сделали свой выбор, — по нервам наждачкой прошёлся застарелый гнев и усталое непонимание. — Они его сделали — и я принёс последствия.
Лекс смотрел на существо, способное превратить огромное здание в неприкасаемый могильник на долгие столетия. Оно без улыбки смотрело в ответ. И если бы не отголоски грусти, выныривающие из незыблемого спокойствия в нечеловеческих глазах, парень бы удрал. Он действительно хотел сейчас взять и удрать от этого древнего божества, которое невесть зачем опять вылезло в мир, зацепившись за него.
— И… как часто ты “приносил последствия”?
Но Лекс, наверное, совершенно безумен. Благо, вместе со страхом до его мозгов достучалась нехитрая истина: Великий и правда был искренен. Не мог же он не знать, что его ответ напугает!
И это подкупило гораздо сильнее, чем все заверения о не причинении вреда.
— То было первым, — теперь Хью смотрел пытливо. — И единственным из… глобальных. После до последствий дорывались мало. Незаметно для большинства.
— То есть, Великие могли в любой момент прийти и начать карать неугодных направо и налево? — Лекс вздрогнул и похолодел, услышав свист чужого смеха. Неужели...
— Нет, — Хью покачал головой, вновь улыбаясь. — Мы можем иногда приходить к тем, кто молит о помощи. Уменьшать страдания. Но мы никогда не мешаем людям делать выбор, не указываем и не контролируем. Однако когда этот выбор начинает касаться нас… — по позвоночнику Лекса опять дёрнуло совсем не иллюзорным холодом, — мы можем выбрать меру последствий. И я был в своём праве. Старшие не возразили.
Мысли парня скакали бешеными кузнечиками, а потом одна из них буквально щёлкнула в лоб, заставив сглотнуть. Если вспомнить, в чьём доме Хью до конца явил себя...
— Погоди, Невеста Великого… Твоя невеста?
Хью дёрнулся, и Лекса согнуло от боли. Не его — чужой. Такой острой, что хватило лишь мгновения — а восстанавливать дыхание и утирать потёкшую из носа кровь пришлось минут пять.
— Не невеста, — тихо процарапало слух сквозь головную боль. — Любовь...
Из уст какого-нибудь киношного красавчика это прозвучало бы напыщенно и пафосно до оскомины. В исполнении любого человека такие слова показались бы пошлыми, засаленными от слишком частого и бездумного использования. Но не когда их произнесло это удивительно по-человечески сгорбившееся существо, на порядки превосходящее любое смертное разумение.
Поэтому все вопросы вроде “так она жила в то время?” или “она правда была бессмертной?” — сдохли на подлёте. Да и банальное “что с ней произошло?” Лекс попросту не рискнул озвучить. Даже будь Хью человеком, после такой реакции — не стал бы.
— Я отпустил её.
— А? — вздрогнул парень.
— Она попросила. Я отпустил.
Лекс почувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Рядом почти буквально клубился уже не болью — горькой печалью Великий, а он не знал, куда себя девать и что делать с этим ответом на незаданный вопрос.
— Прости.
В ответ неожиданно пришла волна тепла, смывая горечь и тяжёлый звон в голове.
— Здесь нет ничьей вины, — Хью выпрямился и всмотрелся в догорающий кровью закат. И вдруг спросил: — Ты будешь говорить со мной?
Лекс недоумённо моргнул.
— А я не уже?
— Ты боишься меня. Не доверяешь. Хочешь держаться подальше, — Великий невесело улыбнулся. — Я не хочу, чтобы ты общался с мной только потому, что якобы “должен”. Ты ничего не должен. Тем более — мне. Я позвал, но выбирать — тебе. Я знаю, ты не хотел того, что произошло.
Лекс слушал — и понимал, что действительно может сейчас отказаться. Сказать этому Хью оставить его в покое и больше не появляться в жизни. И тот уйдёт. Исчезнет. Как бы пугающ ни был Великий, выбор и правда оставался за смертным. Прямо сейчас. Без шуток. Очень странное, почти жутковатое чувство… это и называется свободой, да?
Хью ждал.
Лекс нервно повёл плечами, в очередной раз пожалев, что не взял с собой курево. Сейчас бы потянуть время…
— Я подожду столько, сколько понадобится.
А ведь удобно. Не нужно гадать и подбирать слова. Честность на честность, Великий?
От Хью прохладно дунуло одобрением.
Лекс вздохнул и потёр подбородок. Он боялся, да. Не доверял, хотя это и становилось с каждым разом всё труднее. Но… совсем отказаться от касания чего-то по-настоящему необыкновенного? От информации, в конце концов?
— Надеюсь, ты не собираешься всю оставшуюся жизнь над душой висеть?
Хью рассмеялся урчанием крупных хищников.
— Нет конечно. Твоя жизнь мне интересна, но смотреть лишь её…
— Понял, не продолжай, — торопливо перебил Лекс, испытывая огромное облегчение. Не только потому что Великий прямым текстом сказал, что не намерен быть рядом постоянно, но и потому, что он не делал из парня никого другого. Полная, настоящая свобода.
— Ты какое-то неправильное божество.
Наверное, будь у Хью веки — он бы сейчас моргал, такое в воздухе разлилось недоумение. Лекс подавил смешок и продолжил:
— Сам посуди — ничего не требуешь, почти ничего не спрашиваешь. За новыми адептами не… если и гоняешься, то не уламываешь присоединиться до победного конца. Да ещё и правду-матку в глаза режешь, что нравится далеко не всем.
— А как иначе? — Великий кольнул иронией. — Какой смысл в общении, если оно не от души? Да и мы никогда не просим о поклонении. Это тоже людской выбор — в кого верить и на кого надеяться.
Эта незамысловатая простота, почти простодушие, сбивала с толку. Где вы встретите в современном мире абсолютную искренность? Причём так, чтобы она не вызывала желание покрутить пальцем у виска?
Воздух опять дёрнул нечеловеческий смех.
— Зачем лгать, если всегда слышишь правду?
— Да уж… — а ещё если ты — древнее могущественное существо, которому нет нужды заботиться о своей безопасности.
Лекс поболтал ногами. Да что там, уже и так понятно, что он не сбежит. Теперь, когда незнание развеяно и на все вопросы можно ждать пугающе-честного ответа, ему стало легче. Всё же определённость — пусть даже такая безумная — успокаивала. А весь пережитый ужас и боль… а когда и кому было легко? Тем более с божествами.
— А… как с тобой встретился мой предок?
***
У Лекса Бёрнса появился друг. И его можно было с полным правом назвать необыкновенным — начиная с того, что человеком он перестал быть очень и очень давно. Вообще Лекс изрядно опешил, когда узнал, что Хью когда-то был обыкновенным смертным. Потом не очень обыкновенным и не очень смертным. А потом произошло что-то — и родился Великий с искрой человеческой памяти.
Также Хью рассказал поддавшемуся любопытству парню о предке — сходство с которым иногда оказывалось не менее ошеломляющим. Начиная с характера, пусть и несколько сглаженного эпохой и воспитанием, и заканчивая деталями внешности. И Лекс чувствовал, что, несмотря на все эти совпадения, Великий смотрел именно на него. Потомка, в котором проявилась хорошо знакомая кровь. Который не просто не убежал от непознаваемой сущности — позволил ей войти в свою жизнь.
А ещё Лекс не признавался, но ощущал себя… нужным. Это чувствовалось в покалывающем кожу ощущении поддержки, искреннем интересе, спокойном одобрении, и, главное — принятии. Хью не пытался ни переделать его под себя, ни указывать, как следует поступить. Он видел Лекса Бёрнса — со всеми его достоинствами и недостатками, со всеми проблемами и радостями — и разделял их.
Когда вопросы кончались у Лекса — Великий начинал спрашивать сам. О жизни, о состоянии, о причинах и поступках — он интересовался всем, что не мог понять в силу своей природы. С любопытством тыкал чёрными пальцами в допотопные клавиши — сенсорные кнопки от прикосновений Хью начинали выходить из строя, и хорошо если только они, а не весь девайс разом. Это проявление мистической, нелогичной, немыслимой с точки зрения человека сущности служило Лексу неизменным напоминанием: о Великом лучше никому не знать. Да и сам Хью за эту точку зрения был благодарен, однажды выдав не до конца понятную, но пробравшую до костей неизмеримой жутью фразу:
”Общение человечества с нами до добра не доводит".
Позже он рассказал одну историю. О том, чего не случилось никогда. Историю, где сказочные Охотники на чудовищ были реальны, историю, которую прожил сам Хью — но не те, кто встретился на его пути, включая предка Лекса. Кроме Брегис — той самой Невесты, воспоминание о которой теперь не било в голову чужой безумной болью, но зато било в сердце — тёплой печалью и горькой тоской. Лекс о ней не спрашивал, но она то и дело мелькала в рассказах, неизменная словно живая частица души Великого. Иногда парню даже казалось, что Невеста всё равно всегда рядом с Хью — в его нечеловеческой памяти и этих невыносимо острых чувствах.
***
— Лекс!
Парень мысленно закатил глаза. Ну тётя, ну удружила — послала выгуливать малявку в музей. И не какой-нибудь, а тот самый!
— Не отпускай руку, — за ладонь ныне старшего курсанта академии гражданской авиации цеплялось зеленоглазое чудо в тёмном платьице и в нетерпении подпрыгивало, дожидаясь их очереди в “Музей Старого Ярнама”. И, стоило им зайти на территорию, как сознания Лекса коснулось сперва недоумение Хью, а затем, ещё больше оттеняя уныние парня, — искристое веселье.
Девчонке было интересно. Она внимательно и серьёзно слушала экскурсовода, в то время как Лекс давил скуку и вспоминал рассказы Великого, сравнивая их с сохранившейся в людской памяти версией событий. Что интересно — про Невесту за всё посещение не прозвучало ни слова. Возможно, оно и к лучшему — вряд ли Хью оценил бы трёпку чужими языками дорогого имени. Кейнхёрстцам то ли повезло, то ли они осознанно решили, в соответствии со своей верой, не дразнить божество.
Под конец экскурсии посетителей выпустили в сад. Почувствовать, так сказать, кусочек дикого, необлагороженного мира. Большей части хватило нескольких шагов по более-менее протоптанным дорожкам, но мелкая решительно потащила Лекса дальше.
— Братик, смотри, яблоки!
Та самая яблоня. Висящие над головой дички — совершенно непохожие на крупные сочные фрукты с прилавков. Да кто он такой, чтобы отказывать девчонке в мелком хулиганстве? Камер-то здесь нет, а Хью, вновь вернувшийся к наблюдению за смертным другом, лучился благодушием.
Пока мелкая, отчаянно морщась, упрямо грызла добытое братом кислющее твёрдое яблочко, Лекс задумчиво рассматривал толстый перекрученный временем ствол. Само собой, это дерево тут росло максимум лет сто — но всё равно казалось ужасно древним. Под стать когда-то увиденному здесь фонарю.
“Эй, Хью. А ещё раз наведаться в Сон Охотника можно будет?”
От Великого дунуло изумлением и радостью. Впрочем, почти сразу их заменило сожаление. Ну, нет так нет… Хотя конечно воспоминания о разрывающей голову боли и крови во рту очень весомо говорили в пользу такого ответа. Теперь-то понятно, что Хью протащил в свой мир смертного банально не соотнеся сил и возможностей.
”Твой разум не готов к этому. Тот раз был моей ошибкой, чуть не стоившей тебе жизни”.
Лекс мог бы возразить — ведь у него уже практически не болела голова, когда Хью перебарщивал с эмоциями. Не так давно, но ушли в прошлое покрасневшие глаза и кровь из носа, когда Великий не рассчитывал и окутывал парня слишком сложными образами.
Смертный постепенно переставал быть хрупким.
Позднее тётя от души поблагодарила за укатанную впечатлениями дочку. А та в свою очередь торжественно сжимала в кулачке яблочные семечки и перед расставанием помахала неожиданно добродушно усмехнувшемуся парню.
***
Чёрная рука уверенно выводила угольные штрихи, непроглядная дымка ложилась пятнами, а Лекс молча смотрел на рождающийся рисунок.
Узкая вытянутая голова, похожая на глянцевый бутон лилии. Пылающие изумрудным огнём кристаллы глаз — шесть штук. Анатомически обтянутый шкурой почти человеческий иссушённый торс — если бы не длинные мосластые руки с по-паучьи тонкими пальцами, увенчанными когтями, и торчащие из спины рёбра, раскрытые наружу. Нисходящая от головы по острому хребту грива щупалец, сплетающаяся в подобие крыльев — вот они, те ветви. Ниже условных бёдер — мощный хвост из четырёх толстых, опять же, щупалец, свивающихся спиралью.
— Это и есть… твой истинный облик? — изображённое существо больше походило на порождение кошмаров, больной фантазии какого-нибудь фаната… фаната Древних Богов. Лекс тихо ругнулся и взъерошил ныне коротко остриженные волосы.
— Остальные такие же… красивые?
Хью чихнул смехом.
— Можно сказать и так.
— А ты большой?
Чёрное дымчатое щупальце вырвалось из поднятой руки Великого и замерло на высоте около трёх-четырёх метров.
— … Теперь понятно, почему ты тут такой.
— Не только, — Хью толкнул друга неожиданной благодарностью, и Лекс ощутил себя так, словно только что прошёл какое-то испытание. — Мне нет причин являться. Поэтому я создал себе облик для мира людей.
— Твоя внешность как человека?
— Да. Так я не свожу с ума и не тревожу струны слишком сильно. Могу говорить понятным вам языком.
Ну подумаешь, выглядит как персонаж ужастика. Это же Великий. Вон, дошедшие до современности изображения Амигдалы и того гаже, а сходство Хью подтвердил. Эта правда хоть и стукнулась болью в черепе, но не нарушила картины мира.
***
Лексу Бёрнсу тридцать один. Он прошёл аттестацию на космическую программу и теперь вовсю готовился к главному приключению в своей жизни.
— По-моему там нам придётся общаться только мысленно.
От Хью пришло ленивое ощущение философского смирения.
— Ты хорошо научился понимать меня.
— Сам же знаешь, что это не то.
— Переживёшь, — широкая улыбка Великого была на редкость заразительной, и Лекс махнул рукой, опираясь на бетон так и не достроенной часовой башни. По прошествии стольких лет у него зародились вполне конкретные подозрения, что это из-за Хью никто так и не собрался что-либо сделать с этим зданием. И не был против — в отличие от озарённого изнутри Кровавой Луной Старого Собора это место было… просто не для всех. Эгоистично и совсем не ново.
От могущественного друга пришёл отголосок заливистого смеха. Как всегда, ничего не скроешь.
— Ещё полгода — и я увижу космос в иллюминатор. Говорят, это по первой поре пугает…
— Меня ты тоже когда-то боялся.
— И то верно, — Лекс широко ухмыльнулся, вспоминая себя — злого подростка, впервые столкнувшегося с необъяснимым. — Зато теперь у меня преимущество!
Это был даже не пробный полёт. Просто отец решил свозить семью за город, к морю.
— Разве в этих стерильных коробках у вас вдохнёшь такой воздух? — и без того почти отсутствующие возражения увяли окончательно. В самом деле, надышаться родной планетой, когда впереди неизвестно сколько месяцев сплошной искусственно очищенной атмосферы, побывать с семьёй — это определённо того стоило. По крайней мере, закидывая в море радостно визжащую подросшую сестричку, Лекс дышал полной грудью и был практически счастлив.
Никто не был виноват. Просто не повезло.
У кара впереди пробило колесо, и он беспомощно зарыскал из стороны в сторону. Водитель маршрутного экипажа ударил по тормозам. Лекс помнил страшный удар в задник и кувыркнувшийся в глазах мир, а также судорожную мысль:
“Только бы мелкую не прибило…”
Спасатели вытащили из-под окровавленного молодого мужчины ревущую девочку. А самого его — с перебитыми ногами и неестественно выгнутой спиной — в срочном порядке транспортировали в карету реанимации, с громким воем унёсшуюся в сторону города с ещё тремя такими же тяжело пострадавшими.
Медики успели поймать душу в искалеченном теле. Медики сделали всё, чтобы Лекс Бёрнс выжил.
Но когда он открыл глаза в пропахшей анестетиками палате, когда услышал полные искреннего сочувствия слова медсестры и не ощутил своих ног… Он подумал, что лучше бы погиб.
И не выдержал, когда ворвавшийся в восприятие Хью окатил тревогой и тяжёлым беспокойством. Лекс лежал в отвратительно светлой палате и безмолвно глотал слёзы боли и одновременно — облегчения после известия о том, что отец и тётя отделались парой сломанных костей да сотрясением, а мелкая вовсе только лишь синяками и шоком.
Но ему самому путь в небо теперь закрыт. Он знал этот неуверенный тон и отведённые глаза. И от осознания этого хотелось выть и кататься по земле, злобно грызя провода капельниц.
Однако Лекс продолжал лежать и невидяще пялиться в потолок. Уже ушли отец с мелкой, с боем пробившиеся к нему. От них на столике остался пакет яблок и пахнущий солнцем подувядший венок из “сорных” цветов. Сестричка постаралась… Ушла и медсестра, в очередной раз напомнив о кнопке вызова в случае проблем.
Остался лишь Хью, незримый и безмолвный. Не жалеющий — за жалость сейчас Лекс был готов убивать, — переживающий. А затем гладкого покрытия пола коснулась звёздная чернота, вырастая в почти уже родную фигуру. Дохнуло прохладой, стирающей дурман от вкачанных в тело препаратов. Пискнули приборы, как от лёгкого скачка напряжения. Воздух будто сгустился, зазвенел. И тонкие прохладные пальцы коснулись лба Лекса.
— Ты хочешь умереть? — горечь, печаль, отголосок страха.
— Я хочу жить, — одними губами прошептал мужчина, зажмурившись. — Но не калекой… Я...
— На что ты готов, чтобы выздороветь?
Никогда ещё Лекс не слышал от Хью такого тона. Жёсткого, почти агрессивного. Но он всё равно в упор уставился в кристаллы нечеловеческих глаз. Почти злобно. Почти безумно. Почти неверяще.
— Что. Ты. Можешь. Предложить? — каждое слово словно рывок. Пронизанный жгучей надеждой и злым страхом.
У каждого выбора есть последствия.
Непреложная истина Великих, о которой люди так часто забывают.
Хью убрал руку и сел на покрывало койки, не промяв его ни на миллиметр.
— Ты готов жить вечно? Пережить всех, кого знаешь и любишь. И их детей. И детей их детей. Не старея, не меняясь — как я?
Лекс сглотнул.
— Ты предлагаешь…
— Нет. Ты не станешь Великим.
Выдох. Вдох. Болезненно сморщиться, не в силах даже руку поднять.
Гладкая холодная ладонь утёрла лоб, смягчая тяжесть в голове, окатывая нервы болью, тревогой, страхом… и любовью?
— А ты…
— Я буду рядом.
Не обещание. Констатация факта. Великий не бросил сломавшегося смертного. Великий протянул руку, честно озвучив цену.
— Я хочу сплясать на свадьбе сестрички. Хочу привезти тёте большой и бесполезный инопланетный булыжник для её садика. Хочу назвать в твою честь какую-нибудь дурацкую кочку в рельефе какой-нибудь планеты. Хочу засорять эфир матом от видов космоса — сидя в пилотском кресле, а не пялясь в глаз телескопа!
Лекс судорожно вздохнул, стиснув зубы, и почти по буквам отчеканил, глядя в немигающие глаза застывшего Великого:
— Я. Хочу. Жить!
Некоторое время в эмоциях царил полный, абсолютный штиль. А затем Хью лёгкой дымкой стёк с койки, раскинув за плечами без ветра колышущиеся “крылья”. Скупым взмахом руки растворил в воздухе рукав своего древнего плаща — и рубашки заодно. Сжал кулак.
Лекс почему-то думал, что кровь у Хью тёмная, почти чёрная — как его кожа.
Она была белесая, похожая на лимфу — или на жидкий туман над морем в штиль.
Приборы истерически заорали, регистрируя бурные изменения в организме пациента. В коридоре раздался топот со всех ног спешащего в палату врача. А Лекс в мягко обнявшей его тьме услышал полный поющего счастья голос своего лучшего друга:
”Я нашёл тебя, мой Охотник".
***
— Па, этот полёт запланирован на пять лет. Как раз пропущу самый ужас — сопли, памперсы и дикий ор. Да, Великие побери, я уверен. Что? Это ты-то не доживёшь? Ты вообще в курсе, что на седьмом десятке жизнь только начинается? Ага. Передай Вэшу, что если угробит мой старый монодиск — я его мехом внутрь выверну и украшу тем, что получится, городскую анатомичку. Ага. Ага. До связи.
На вид Лексу Бёрнсу лет тридцать. По документам — уже за сорок. Но космос может непредсказуемо изменить человека, правда?
На границе сознания звучит тихий смех.
— Да, Хью, — отсчёт до прыжка пошёл, и Лекс откинулся на спинку пилотского кресла, купаясь в волнах тёплой поддержки. — Ещё столько всего впереди…
А в каюте на гладкой стенке горит рисунок старинного Фонаря, под которым к зрителю тянет сморщенную ладошку маленькое белесое существо ужасной наружности. Но Лекс-то знает — Посланники самые безобидные создания, что видел этот мир.