Чонгук не считает себя самонадеянным.
Но все же иногда по телу вместе с кровью разливается колкое, неприятное ощущение, будто что-то сжимает тисками, придавливает тяжелой каменной плитой и мешает нормально дышать — временами, ощущения становятся реальностью, что-то и вправду перехватывает в горле и Чонгук задыхается, жадно хватая ртом воздух. От этого чувства невозможно избавиться — оно накрывает все чаще и чаще, пока парень не решается отвести взгляд.
Юнги стоит к нему спиной — крепкой и худой, позвонки четко выделяются под тонкой бледной кожей, футболка свободно висит на тощих плечах, но он идеально держит осанку, и наверное поэтому кажется, что более прекрасного, нежели спина Юнги, Чонгук еще не видел.
Но Чонгук не самонадеянный, и понимает — все это богатство не для него.
Длинные тонкие пальцы с ухоженными ногтевыми пластинами, остро выделяющаяся ключица — красивая, даже аристократическая по мнению Чонгука, хотя, наверное, мало кто с ним согласится. А еще светлые, слегка растрепанные волосы — такая прическа всегда казалась парню крутой и мужественной, но как только он пытался ее повторить мама всегда приглаживала волосы обратно, причитая, что ее сын ходит растрепанным и неухоженным.
Похоже, только Юнги может быть настолько прекрасен в своей естественности — Чонгук же так или иначе остается замухрышкой.
Поэтому он и не надеется, что на его чувства ответят взаимностью.
На самом деле, Чонгук вообще не понимает почему такой классный и взрослый хен с ним общается — Юнги уже на последнем курсе, скоро выпустится и уедет куда-нибудь в Сеул, поступать в крутой университет. А Чонгук останется здесь. Будет доучиваться в школе, комплексовать из-за прыщавого подросткового лица и маленького роста. Будет сдержанно улыбаться на заверения тетушек, что он еще вытянется, повзрослеет и станет красивее. Будет учиться до седьмого пота, чтобы выгрызть себе шанс поступить в университет Юнги. Будет невыносимо скучать по своему хену, упрямо подавляя цветущие внутри души чувства.
Чонгук стоит у входа в спортзал, обдувает разгоряченное от сентябрськой жары лицо какой-то тетрадью и с благоговением наблюдает за заканчивающим баскетбольную тренировку Юнги. Уроки давно закончились, но Чонгук все никак не может заставить себя уйти — времени осталось слишком мало, чтобы налюбоваться хеном вдоволь. Выпускные экзамены маячат перед глазами красной тряпкой и он ловит любую возможность побыть рядом.
Многие говорят, что первая любовь всегда излишне драматичная и эмоциональная. И теперь Чонгук понимает почему.
— У тебя сегодня есть планы?
Чонгук едва не давится купленным по дороге банановым молоком — Юнги внезапно материализуется рядом, выдергивая его из собственных размышлений.
— Нет, хен.
— Я вчера нашел один фильм и подумал, что тебе понравится, — лицо Юнги остается непроницаемым и, в общем-то, безразличным, зато внутри Чонгука целый вихрь проносится.
— А что за фильм? — ему кажется, или вокруг становится еще жарче? В груди нещадно жжет и воздух будто загустевает, обжигает горло при вдохе. Разве обычное приглашение в гости должно вызывать столько радости?
— Приключенческий. Ты же такие любишь?
— Да, люблю.
До дома Юнги они доходят молча. Возможно, жара слишком сильная и лишний раз напрягаться не хочется, а возможно Юнги просто тактично молчит. Чонгук слишком рад приглашению — настолько, что не хочется демонстрировать свои эмоции абсолютно никаким образом. Так или иначе Чонгуку нравится это уютное молчание.
Внутри приятно прохладно — комната Юнги совсем небольшая, да и выходит не на солнечную сторону, поэтому обычного компактного вентилятора хватает, чтобы ее охладить. Они быстро раздеваются, стаскивают с себя неприятно влажную и липкую от пота одежду и вздыхают с облегчением.
Поздняя жара в этому году не щадит никого. Даже природу.
— Иди в душ первым, — Юнги приседает перед вентилятором на корточки, оборачиваясь к Чонгуку только головой. Поток ветра треплет светлые волосы, небрежно разлетающиеся тонкими нитями и отблескивающие золотом под солнечным светом — Чонгук с замиранием сердца смотрит на это зрелище, пока в него не впивается ожидающий взгляд.
— Хорошо, — он суетливо кивает и сбегает с комнаты — когда видишь такое, держать себя в руках невозможно. Но сколько бы он себя не оправдывал, нужно понимать — «не самонадеян». Это как клеймо, о котором нельзя забывать.
Холодный душ приятно смывает все еще летний не по сезону зной, остужает разгоряченную кожу, и Чонгуку кажется, что даже мысли остывают под прохладными струями. В груди понемногу утихает жар, горло больше не першит от сухого горячего воздуха — а, может, от присутствия Юнги — и мышцы разом расслабляются. В комнату он возвращается уже спокойным, незваное наваждение весьма качественно смыла проточная вода, но вид Юнги, который стоит у окна в одних трусах, что плотно обтягивают зад, и, запрокинув голову, рассматривает редкие ошметки облаков на небе — разбивает любое самообладание вдребезги. Сердце заводится с удвоенной силой, а Чонгуку хочется снова в душ — под холодную воду.
— Ты закончил? — Юнги лениво оборачивается и, дождавшись утвердительного кивка, хватает полотенце, в мгновение ока покидая комнату.
Здесь никогда ничего не меняется. Чонгук рассматривает знакомую комнату, в которой был множество раз, и она кажется ему роднее своей собственной. Он тихо фыркает — когда-нибудь восхищение ненужными людьми выйдет ему боком. Если уже не вышло.
Сменные вещи, которые Юнги щедро одалживает Чонгуку каждый раз, стоят на своем прежнем месте. Он быстро одевается и плюхается на кровать, подставляя лицо под потоки холодного воздуха из вентилятора. Время течет очень медленно, растягивается, будто жевательная резинка — прохлада в комнате слишком приятная, солнце светит в окна удивительно мягко, а кровать невероятно удобная. И пахнет парфюмом Юнги. Наверное, все дело в том, что кровать пахнет Юнги. Чонгук глубоко вдыхает, закрывая глаза и просто наслаждается.
— Эй, не спи, — в комнату возвращается посвежевший хен, лениво направляясь к шкафу. Юнги ненавидит жару, поэтому его довольный вид вызывает в Чонгука искреннюю улыбку. Временами, холодный душ творит чудеса.
— Я не сплю, — а сам продолжает лежать пластом с закрытыми глазами. Слишком лениво сейчас двигаться.
— Лучше достань с нижней полки комода ноутбук и включи фильм — на рабочем столе он только один.
— Понял, хен, — все же вставать слишком лениво. Чонгук перекатывается на живот, утыкаясь носом в подушку, и одной рукой пытается достать ноутбук. А здесь пахнет сильнее. Кажется, будто аромат начинает обволакивать сознание, без остатка заполнять собой ноздри, поэтому Чонгук фыркает, прочищая нос, и приподнимается на локтях, продолжая поиски ноутбука. Юнги не должен заметить. Нельзя позволить фантазиям захватить сознание в самый неподходящий момент.
— Ну чего ты копаешься? — кровать со скрипом прогибается, как только Чонгук достает злосчастную технику и выкладывает ее на одеяло. Юнги тянет ноутбук на себя и принимается искать фильм — уже через несколько секунд комнату заполняют звуки саундтрека и, наверное, оглушительно стучащего сердца Чонгука. Юнги машинально придвигается поближе, чтобы действие на экране было хорошо видно обоим — они соприкасаются и руками и ногами, что не ускользает от чувствительности Чонгука. Дыхание учащается, кожа, кажется, раскаляется до температуры на улице, а чертов вентилятор больше не помогает. В общем, на фильме сосредоточиться не удается.
Тело слишком остро реагирует на близкое присутствие любимого человека, не унимается, но Чонгук должен помнить — он не самонадеян и не должен доставлять беспокойство своему хену односторонними чувствами.
Спустя некоторое время запах Юнги понемногу убаюкивает, а вентилятор все же успокаивает разгоряченную кожу прохладой — Чонгук бессознательно придвигается еще ближе к хену, практически обнимая, и закрывает глаза, не в силах больше сопротивляться захватывающей его сонливости.
Чонгук не самонадеян. Разве что совсем немного.
Иначе как объяснить мимолетный чмок в щеку и трепетные прикосновения горячих ладоней с длинными пальцами, которые аккуратно сжимают его в объятиях и ласково поглаживают живот?