Сэм пытается не задохнуться. Дин широко улыбается, нависнув над ним, а Сэм едва дышит, глядя на его лицо, освещённое лишь блеском Луны.

— Ты меня чертовски напугал!

— Это потому что ты не практикуешься.

Привычные задиристые реплики от брата уже не злят, лишь всколыхивают пепел где-то внутри. Сэм позволяет себе улыбнуться, пока резким движением укладывает расслабившегося Дина на лопатки.

— Или нет, — смеётся тот, хлопая Сэма по плечу. — Слезь с меня.

Щёки Сэма вспыхивают, и он благодарен ночи за её темноту. Он быстро вскакивает на ноги и протягивает руку Дину. Брат привычно хватается за ладонь и встаёт рядом, на расстоянии выдоха, заставляя ком в горле Сэма стать еще больше и твёрже.

— Дин, какого чёрта ты здесь делаешь?

— Ну, я искал пиво, — Дин легонько сжимает его плечи, глупо улыбаясь — привычный способ смягчить обстановку. Не прокатывает.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — теперь Сэм выделяет каждое слово. Лицо Дина вытягивается.

— Ладно. Да. Нам надо поговорить.

— А по телефону?

— Если бы я позвонил, ты бы взял трубку?

Сэму не нужно отвечать — они оба всё прекрасно понимают. Сэм не удаляет номера Дина и отца из контактов, хотя они чертовски мозолят глаза, чтобы случайно не ответить, не утонуть в омуте выстрелов и кровавых внутренностей снова.

Отец ему и так не звонит — Сэм ведь позорно сбежал, поджав хвост, променяв охоту на колледж, а брата — на девушку.

Сэм стиснул зубы. Растерянное лицо Дина в тот момент, когда отец взревел в ответ на тихое «я уезжаю» Сэма, останется выжженной на сетчатке картинкой, кажется, на всю жизнь. Сэм вышел из номера задрипанного мотеля, яростно захлопнув дверь, даже не попрощавшись с братом, хотя он такого обращения не заслужил.

Лично Сэм считает, что быть оставленным в одиночестве заслуживает только он сам. Он хотел спокойной жизни, да, но он долгое время не представлял её без Дина. Ему довольно поздно довелось осознать природу своей привязанности.

Как сказал бы какой-нибудь писатель: даже для них, братьев, у которых ничего и никого, кроме друг друга, нет — это слишком.

Сэм поддался своей слабости, позволив себе убежать от Дина, оставив его гнить в одиночестве — отца они оба безмолвно согласились за компаньона не считать ещё лет восемь назад — и плавиться в мыслях о том, что он такого натворил.

Брат не мог ему сказать, что виноват только сам Сэм, поддавшийся чувствам, хотя и не осознавший этого сразу.

— Сэмми?

Голос Дина приводит Сэма в себя. Да, ему определённо надо взять себя в руки.

Как же ему унять бешено колотящееся от блеска диновых глаз сердце?