Вечер плавно перетекал в ночь. Деревня синоби готовилась ко сну: кто-то выходил из пряных бань, кто-то убирал посуду после жареной рыбы, другие, впрочем, заканчивали дела, медитировали, планировали следующий день.
Азуми ходила по комнате, тщетно раздумывая что ей делать: воспоминания грызли её, не стыкуясь с нынешними событиями. Решено. Сейчас же она пойдет к Кадзу и будь что будет. Только бы эта плутовка под ногами не топталась! Куноити поправила передние пряди, закрыла глаза, несколько раз глубоко вдохнула, а затем уверенно пошла прочь из дома. Она почти не думала о том, что будет говорить — лучше уж как на духу, чем топтаться и репетировать. Идти было не долго. Сатоши, увидев её такую серьезную, как бывало на задании, убрал утигумори* в сторону.
— Во дела! Эй, куда несёшься так? — сказал он громче, не скрывая ухмылки, — Всех птиц распугаешь в округе. И то их мало осталось…
Девушка не остановилась и завернула за поворот. Знала — отвлечется сейчас и передумает. Сатоши, удивившись, только цокнул, поворчал, да зашёл в дом. Не его дело. Объяснится, если захочет. Кадзу как раз заходил в дом. Ни теряя ни минуты, та чуть было не столкнулась с ним лбом — мужчина был выше её на голову. Замялась. Едва успела рот открыть-
— Что делаешь тут? По делу?
Во взгляде его не было ничего, кроме безразличия и усталости. Пусто.Как бы говоря: не ждут тебя здесь больше.
— Брось её, — говорит, а сама в глаза смотрит. Все всё понимают без имён. — Только беды себе лишние находишь. Мало тебе было, так пришла хвостатая. Командует! Бегаешь за ней как заяц степной, а дальше что? Голову за неё сложишь?!
Она была зла. Гнев копился день за днём, стоит только услышать имя этой дрянной гейше. Что ни день, то разговоры о ней. Помогла Кадзу добраться до деревни? Низкий поклон. Нужно перевести дух и укрыться? Милости просим! Но теперь то пора и честь знать! Так нет, все её облюбовали, целые чайные церемонии устраивают! А ей всё мало… Дзёнин снизошел до разговора, хотя как и Азуми — был против её нахождения здесь, а потом и вовсе взялся её обучать! Да где это видано, чтобы из-за одной девки вся деревня переполошилась?! Ладно дзёнин — нашел себе новую игрушку, да ей же всё мало — пропади она пропадом. Чонган за ней как за дочерью носится — живёт у него забот не знает, Кадзу что ни вечер — наведывается, кимоно ей в городе заказал. Негоже кровавой монетой за чистую ткань платить, да?! Негодяй и обманщик! Повёлся на чары хвостатой шлюхи — и совсем про честь забыл!
А Кадзу молчал, видимо, не считая нужным даже обсудить с ней происходящее. Ну правильно, кто она — а кто Мэй. Не Азуми ведь его укрывала платком, когда простуженные с задания возвращались, не Азуми мужчину на себе тащила, когда тот от раны чуть не полег, не Азуми его сон караулила и глаз не отрывала от вздымающейся груди. И в самом деле, не с Азуми же ему обсуждать дела — ведь не с ней после Танабаты они мечтали о доме у моря, где одна — из трав лекарства варит, а другой — кожевенным делом занят. Видимо, всё это ей когда-то почудилось.
Вот только как так получилось, что пустоголовая дурочка забрала у Азуми всё, чем она дорожила?
— Всё сказала?
— НЕТ! Да что с тобой такое?! Сам не заходишь, так теперь слова сказать не даешь! Отмалчиваешься, пропадаешь… Явился с какой-то девкой, носишься с ней как с ребёнком, а мне сказать слова нельзя!
— Я перед Такао ответ держу. Не сказал — значит надо так. Иди спать. Время позднее.
Он отвернулся и едва успел сделать шаг, как та продолжила.
— Я тебе чужой человек что ли? Или я всё — ненужная больше, меня выбросить можно?!
Из ниоткуда взявшаяся смелость охватила её: беспечные слова лились изо рта.
— Да только вспомни с кем ты столько раз постель делил! Кому в слабостях сознавался! Я имею право знать, что происходит, Кадзу!
Азуми не видела его лица, но отчетливо ощущала как напряжена спина и, повинуясь порыву, прижалась к ней, как бывало раньше. Ах, если бы он всё понял и образумился! Если бы она только ей удалось вернуть то время...
— Я же сделаю всё, что хочешь, я твоя женщина, не она.
— Руки убери - неприятно прохрипел он, от резкого движения Азуми едва не отлетела: развернувшись, Кадзу больно схватил её за руку. Глаза её сделались испуганными, полными слёз.
— И больше никогда не смей…
Как велел, она не двигалась. Лишь смотрела с жгучей обидой, не в силах сказать хоть что-то. Кадзу чувствовал, как та дрожала.
— Но Кадзу, мы же…
— Неусидчивая, нет «мы». Ещё раз без разрешения дотронешься…
Это был проигрыш, в котором она не могла себе сознаться, зато ясно ощущала как свело скулы. Хотелось провалиться под землю, лишь бы не ощущать как стыд и обида муравьями разносились по всему телу.
Кто-то вошёл. Кадзу немедля отпустил руку, и Азуми приложила рукав кимоно к лицу, смахивая слёзы. За дверью показалась Мэй. Её снисходительная улыбка, идеальная прическа, походка, поклон — всё казалось жестокой насмешкой на Азуми. Как много она слышала?
— Ты?
Голос куноити звучал резко, хрипло, озлобленно как бывает после содранного горла. Ведомая своим последним капризом, она вскинула голову и горделиво вышла, не сказав больше ни слова и не оборачиваясь по сторонам.