Жутко хочется курить. Пауль шарит в глубине тумбочки стараясь нащупать припрятанную пачку сигарет. В вожатской комнате больше никого нет, как и на всем этаже корпуса, — все сейчас на улице, до обеда оставалось полчаса. Наконец выудив искомое, он выпрямояется и разглаживает смявшуюся одежду. Мда… Директор лагеря сейчас бы прочитала Ландерсу целую лекцию о том, какой же он плохой пример подаёт детям своими скверными привычками. Эта пожилая женщина очень любит слово «скверный», особенно использовать его по отношению к двадцатипятилетнему Паулю Ландерсу. И характер, и поведение, и привычки, и внешний вид — всё, по её мнению, у него скверное.
Выудив из пачки сигарету и спрятав её в карман, он заталкивает коробок обратно в тумбочку у своей кровати и резво направляется на улицу. Закрыть комнату на ключ, пройти по коридору до конца, вниз три этажа — вот и свежий воздух. Уже за полдень, температура держится где-то около двадцати пяти. Дети резвятся у отрядных домиков, обсуждают поход на пляж, который их сегодня ждет после тихого часа. Заметив недалеко вожатого своего отряда — просто-таки высоченного Оливера, — Пауль машет рукой и кивком показывает, что отойдет ненадолго. Оливер очень добрый и спокойный парень, пусть дети его поначалу и побаивались. Ну, Ландерса-то они не всегда воспринимают, как человека на порядок старше… Им достался маленький отряд четырнадцатилетних сорванцов, и, к сожалению Пауля, некоторые из этих детей повыше него самого или вровень с ним. Многие вожатые и работники лагеря по первой воспринимали его, как ребенка, за компанию с отрядом. Не сказать, что парня это сильно задевало, но моментами было неприятно.
Обойдя корпус и пропетляв по мощеным дорожкам между стрижеными кустами, Пауль прошёл к черному ходу здания столовой и кухни. Приоткрыв стальную дверь, он заглядывает в коридор и, вдохнув поглубже, во всё горло орёт: «Флаке!» Где-то за очередной дверью что-то с грохотом падает с металлическим звоном. Смеясь себе под нос, Ландерс решает подождать на улице и прикрывает за собой. Спустя несколько минут на входе показывается худощавый высокий мужчина в очках. Придерживая ногой дверь, он стаскивает с себя поварской китель и вешает на крючок в коридоре.
— Ну что, он сильно злой после завтрака? — спрашивает Пауль, закуривая и глядя на Флаке. Он строит такую виноватую моську, что большинство поверило бы в его раскаяние, но Лоренц давно знает этого человека, они уже не первую смену вместе работают. А вот остальной рабочий состав кухни познакомился со взбалмошным блондином только в этом году. И видит Бог, им дался сложно первый месяц с ним.
— Тилль? Ты со своим отрядом проорал саркастичный стишок про него, — тоже закуривая, говорит мужчина. — Конечно он злится. Но, я думаю, больше завелся Круспе из-за строчки про салат.
Ландерс смеётся в кулак чуть не выронив сигарету. С грозным шефом у него особые отношения, которых никто понять не может. Не подкалывать его он не в состоянии, а пошутить про кого-то по ходу дела кажется обязательным. И Круспе — идеальная мишень. В принципе этот повар приятный в общении человек, но отличается особой любовью к себе и всему, что он делает. На этой кухне он занимается гарнирами и салатами, хотя любит корпеть над мясом. Да, Пауль осознанно подколол его.
— Это же было любя… — улыбается вожатый и выдыхает дым кольцами.
— Твои дети хоть знали половину шуток? — усмехается Флаке, стряхивает пепел и поправляет очки.
— Им понравился сам факт прокричать что-то такое, — отвечает Ландерс и пожимает плечами. — Ну знаешь, что не смогут покричать другие.
— Был бы ты поосторожнее с этим, — советует Лоренц. — Тилль терпеть может долго.
На это парень хмыкает.
— Не хмыкай, когда-нибудь его терпение закончится…
— Я знаю, Флаке, не переживай.
— Да, знаешь ты, а работать с ним после твоих подколов нам. Думаешь для нас это вместо отдыха на пляже? — смотрит на него укоризненно мужчина и делает затяжку.
— Ладно-ладно, я понял, — серьезно отвечает Пауль, заглядывая в серые глаза за стеклами очков, — я буду нежнее, — улыбается.
— Аккуратнее, Пауль, — настоятельно повторяет Лоренц, и парень с этого тихо смеется.
— Ты лучше скажи мне, — сделав глубокую затяжку, Пауль наклоняется чуть ближе к нему, — что там сегодня будет, а? — говорит он заговорщически.
— Меню на сегодня висит у центрального входа, — пожимает плечами мужчина, лукаво глядя на парня.
— Ты знаешь, о чем я…
— Нет, ничего я тебе не скажу, — смотря на него сверху вниз отказывает Флаке и выдыхает струю дыма ему в лицо.
— Ну пожалуйста, — просит вожатый, складывая ладони вместе, держа между пальцами сигарету.
Тут с тихим скрипом открывается дверь и на пороге оказывается высокий мужчина в черном кителе и с длинными кудрявыми волосами, спрятанными под полупрозрачной шапочкой.
— Привет, Шнайдер, — улыбается ему Пауль.
— Пришел портить жизнь? — с усмешкой спрашивает кондитер, наблюдая за тем, как Флаке поспешно тушит окурок и заталкивает его в переполненную пепельницу.
— У меня были выходные… Мне нужно восполнить нехватку общения с моими любимыми коллегами, — невинно поясняет Ландерс и делает затяжку.
— Восполняй не нарываясь, — взъерошивая его светлые волосы просит вожатого Кристоф. — Сегодня кухня не в духе с самого утра, а твое прощание после завтрака только сделало хуже…
— Прости, — Пауль порывается обнять мужчину, но тот останавливает его жестом, указывая на то, что он в форме.
— Я украду у тебя Флаке…
Ландерс кивает, и повара скрываются за закрывшейся дверью. Вздохнув, он тоже тушит сигарету и обходит здание. За большими стеклами можно разглядеть, как между столами снуют дети дежурного на ближайшие два дня отряда. У окна выдачи блюд суетится крупный брюнет Круспе, и только в зале показывается Флаке, он начинает активно ему что-то втолковывать всё сильнее с каждой секундой раздражаясь. Флаке флегматично всё выслушивает и отвечает. Пауль удивляется происходящему, без стеснения заглядывая в окно. Громкоговорители по всей территории лагеря оживают, оповещая о времени обеда. Ландерс оставляет наблюдение и проходит ко входу в столовую дожидаться свой отряд.
Когда дети располагаются за своими столами и принимаются за еду, параллельно галдя, вожатые наконец могут от них отвлечься, спокойно перекусить и переброситься парой слов о своём. Пауль в открытую игнорирует разговоры за вожатским столом, а ведь даже немногословный Оливер поддерживает беседу. Он лениво помешивает овощной крем-суп, размышляя, что же могло подпортить настроение Тилля кроме него. Ландерс уверен почти полностью, что дело в отсутствии настроения именно у него. Если у Линдеманна нет желания быть приятным человеком, то общее состояние портится у всей кухни, и первым на это обычно реагирует его помощник Рихард, который сегодня кажется по-особенному злым.
Где-то в середине трапезы к Паулю подбегает мальчишка из отряда и спрашивает, можно ли им и в этот раз использовать ту кричалку для прощания.
— Если используешь шутку дважды почти сразу — это становится плохой шуткой, Ник, — отвечает ему Ландерс, замечая проходящего рядом недовольного Круспе.
Ребенок, погрустнев, возвращается на свое место и сразу же делится новостью с друзьями. Кто-то понятливо кивает, соглашаясь со словами вожатого, косясь в его сторону, а кто-то явно расстроен.
— С тобой всё хорошо? — тронув парня за плечо, спрашивает Оливер. Пауль замечает, что добрая половина людей за столом смотрит на него обеспокоенно.
— Мм, да? Просто аппетита нет, всё нормально, — отзывается он, отправляя нехотя в рот кусочек рыбы. Большинство с трудом верят или делают вид, что верят, а вот Ридель смотрит на него внимательнее и снова спрашивает:
— Тебе что-то Флаке сказал? — Пауль непонимающе на него посматривает. — Я просто пересекался со Шнайдером вчера… У них уже два дня какие-то проблемы.
То есть уже как минимум два дня… Ландерс задумался и обернулся назад, вглядываясь в распахнутую дверь, ведущую на кухню. Там расхаживает Тилль. Ему определенно повезло с местом работы — в таком большом помещении он, крупный и немного грузный мужчина, который в два раза больше Пауля, не кажется слоном в посудной лавке. На первый взгляд и не скажешь, что он не в духе. Как и раньше раздаёт указания, нарезая заготовки для приготовления сегодняшнего ужина. Но что-то Ландерса неуловимо напрягает. И из-за этого чего-то, абсолютно не хочется никого подкалывать.
— Нет, мне Флаке ничего не говорил, — поворачиваясь обратно к столу, говорит парень, пожимая плечами. — Странно… Ни на день вас нельзя оставлять, — усмехается, смотря на Оливера.
— Рихарда и Тилля не было позавчера вечером, — жалуется сидящая напротив Пауля Марго, вожатая в отряде с детьми на два года младше.
Пауль задумчиво кивает. Раз в пару дней, а иногда реже, весь вожатский состав и работники лагеря устраивают себе небольшой отдых от детей после отбоя. Кухня обычно готовит что-то необычное, особенно если у кого-то день рождение. О сегодняшнем ночном меню и пытался Пауль узнать у Флаке. Иногда они выбираются ночью на пляж почти полным составом, но это устроить куда сложнее — никто не хочет оставаться один на несколько отрядов, детей же не бросишь.
— Это странно, — попивая уже остывший чай, говорит Ландерс.
Да, странно. Рихард никогда не пропускает подобные сборища, ему нравится находиться в толпе. Тилль не приходит тоже редко, он не прочь немного выпить, если выдаётся случай.
— Рихард ничего не рассказывал? — спрашивает Пауль у Марго, а та удивлённо на него поглядывает, пережевывая салат. — Все в курсе, что вы часто видитесь, — хмыкает с усмешкой он, и девушка чуть смущенно улыбается.
— Ну… Мы не особо разговаривали с ним в последнее время, — пожимает плечами она немного растеряно.
Парень недовольно кривится, а у девушки спрашивает что-то Тати, с которой на отряде работает сам Пауль. Ничего не ясно. Ландерсу хватило оставить коллектив на три дня и тут уже что-то произошло, но никто не в курсе что. Загадка века.
Дети с каждой минутой разговаривают всё громче, некоторые уже тянутся ко второму окну в зале, чтобы отдать грязную посуду. Когда почти все ребята из его отряда уже готовы идти в корпус на тихий час и только ждут кого-то из вожатых, Пауль собирает тарелки с еле тронутым обедом и несёт к окну мойки. Сгрузив свою ношу, он треплет волосы трем мальчишкам, что топчатся в очереди рядом. В паре шагов, у двери на кухню внезапно возник Круспе. Пауль может поклясться, что его здесь не было еще несколько секунд назад. Сейчас Рихард выглядит несколько устрашающе. Он среднерослый, но достаточно крупный, спортивный такой — для детей выглядит грозным хозяином столовой, который всегда следит. Белая форма, всегда показательно чистый фартук, немного надменный временами взгляд, аккуратно расчесанные и уложенные смольные волосы — весь его вид заставляет малолетних сорванцов быть послушными. Повару не обязательно кричать, чтобы донести свою мысль до визжащих ребят, ему хватает посмотреть, как умеет только он, а затем спокойно пояснить. К его сожалению, это не всегда работает на взрослых.
Сейчас он выглядит еще более напряженно, чем в любой другой приход отрядов в этот зал. Скрестив руки на груди, он привалился к стене и посматривает на Пауля. Так целенаправленно и не случайно.
— В чем дело, Герр Круспе? — слишком спокойно для себя спрашивает его Ландерс и замечает, как лицо мужчины чуть вздрагивает от раздражения.
— Да вот… Жду подвоха.
— Всё прозрачно, — разводит руками парень. — Шнайдер сказал, что вы сегодня по горло в работе, и я пообещал в этот раз показать себя с воспитанной стороны, — улыбаясь, говорит вожатый, понимая, что из слов начинает выпячивать ирония.
— Мгм… Шнайдер…
— К слову, — продолжая строить из себя интеллигента, произносит вожатый, а ему под руку начинают лезть дети из отрядов помладше (лагерь маленький и все всех знают). — Передай ему, что бисквитный торт сегодня был прекрасен…
— Да-да, было очень вкусно, — довольно тараторит девчонка лет одиннадцати совсем рядом.
— На вожатском столе его не было, — заметил Круспе, стараясь игнорировать комплименты детей в сторону торта Кристофа.
— А я у своих ребят немного украл, — уже в открытую смеётся Пауль.
За его спиной слышатся более громкие голоса и Ландерса зовет Оливер — видимо отряд собирается уходить. Дети начинают разбегаться, но вожатый ловит нескольких своих и спрашивает: «Что нужно сказать шефу?»
— Спасибо!.. — лепечут они один за другим и убегают, оставляя старших.
— В чем у вас дело? — внезапно на самом деле беспокоясь вопрошает Пауль и прикасается к предплечью повара аккурат у закатанного рукава. — Все переживают.
— Выясняй отношения с Тиллем, — тихо, но резко отвечает брюнет, сбрасывая его руку, — Мне откуда знать! — фыркает он.
— Вы же друзья… — даже как-то тушуется Ландерс, не понимая, что происходит.
— Друзья, не друзья… Он мне ничего не рассказывает, — говорит Рихард, а Пауль внезапно понимает, что он обижен на Линдеманна, поэтому и ведет себя так.
— Разберемся, — парень странно улыбается, снова на пару секунд кладет ладонь ему на руку, чуть сжимая, и собирается уходить. — Спасибо за обед.
— Ты почти не ел, — хмыкает мужчина, но уже немного добрее.
— Всё равно спасибо…
Подойдя к своему строящемуся отряду Пауль подкрадывается к светловолосому мальчишке. Чуть наклонившись к нему, вожатый шепчет, лукаво щурясь: «Если повторить шутку через время, Ник, это будет уже отсылка». Он подмигивает подростку и направляется в начало строя к Оливеру.
— У них сегодня слишком много энергии, — вздыхает Тати, опускаясь на песок рядом с Паулем. Она берет из термосумки маленькую бутылку воды, осушает до половины и довольно улыбается, радуясь долгожданной прохладе.
— Шторм, несколько дней без пляжа… — выдает Ландерс, поглядывая на девушку.
Она вся в песчинках. Еще бы, она играла с детьми в волейбол. По приходу в корпус она снова будет раздражаться, вымывая песок из своих пышных волос, но сейчас ей, кажется, всё равно.
— Но здесь с ними легче справиться, — пожимает плечами Татьяна, берет несколько бутылок воды и встаёт на ноги.
— Думаешь? — хмыкает Пауль. — Мне проще найти им занятие на закрытой территории.
— У тебя самого шило в жопе, — смеется девушка, — вот ты и переживаешь, что кто-нибудь утопится или шею себе свернет.
— Может и так, — усмехается он и кидает в нее песок, от чего вожатая отскакивает в сторону и, хохоча, убегает к детям.
Сегодня на пляже у Пауля почти пассивная роль. В море за детьми следит Ридель, Тати развлекает ребятню всякими играми, а он должен следить издалека, чтобы никто никуда не пропал, не сделал чего-нибудь этакого. А завтра уже он будет в песке с ног и до головы.
Солнце палит уже куда меньше, чем в полдень, вода тёплая, но ветер чуть-чуть прохладный. Паулю нравится такая погода. Слишком сильную жару ему сложно переносить, а вот сейчас самое то. Вот бы вытащить кого-нибудь после сегодняшнего «Вечера только для взрослых» поплавать…
Внезапно в сумке рядом оживает телефон. Ландерс его игнорирует, но тот продолжает периодически коротко вибрировать и издавать странный булькающий звук — уведомления. На десятый раз у вожатого сдают нервы, и он достаёт телефон. После пропущенного звонка Шнайдер требовал к себе внимания очень настырно. На вопрос «Ну что?» он спрашивает, видел ли Пауль Тилля на пляже.
Поправив солнцезащитные очки, Ландерс принемается внимательно осматривать пляж, пока не натыкается на знакомую фигуру шефа их кухни, стремительно погрузившуюся в воду.
Как оказалось, Линдеманн настолько достал портить общий настрой работников кухни, что Шнайдер выставил его за дверь и отправил отдохнуть на пляж. Пригрозив, что если тот не сходит и не успокоится, то они всем коллективом направятся прямиком к директрисе и Тилль уже так просто не отделается.
Подойти и поговорить с ним Пауль сейчас при всём желании не может. У него всё-таки есть обязанности, а Линдеманн предусмотрительно расположился на пляже подальше от полосы, выделенной лагерю. Ландерсу остаётся лишь наблюдать…
На фоне детей и большинства взрослых Тилль довольно сильно выделяется. Он высокий, крупного телосложения и выглядит на самом деле очень грозно, особенно без настроения, как сейчас. Детишки разбегаются и стараются не находиться рядом с ним в воде. Шеф бывший пловец, все об этом знают… Он в хорошей физической форме — одно загляденье. И без тени шутки, Паулю с самого первого их совместного отдыха после тяжелого дня нравится наблюдать за тем, как он плавает. И не важно, в море или в бассейне.
Весь тот час, что Ландерс наблюдает за Тиллем, он выглядит несколько дерганым. Пауль не может отделаться от размышлений о том, почему единственный интересный ему мужчина во всем лагере в плохом расположении духа. Если всё дело в его выходке, то извиниться будет не сложно, но Шнайдер не стал бы врать, поэтому что-то должно было случится в отсутствии вожатого.
Когда отряды принимаются собираться обратно в корпуса, Тилль никуда ещё не торопится. Пауль делает для себя вывод, что парни на кухне его не ждут как минимум — для подготовки ужина, а как максимум — выгнали на весь оставшийся день. Ландерс уже подошел к Оливеру и собирался предупредить, что он немного задержится на пляже, как Линдеманн лениво встал с шезлонга, потянулся и пошел в воду. Спустя минуту он погрузился с головой, а всплыл довольно далеко.
— Ты что-то хотел? — спрашивает Ридель после нескольких минут молчания.
— А… Да, — отрывая взгляд от плывущего вдаль Тилля, отзывается Пауль, придумывая на ходу, что сказать. — Эм… Я сегодня уложу мелких. Вы с Таней можете пойти к остальным раньше.
— Ладно, — озадачено кивает парень. — Но с чего это ты? Обычно первым сбегаешь…
— Я отдыхал три дня. Думаешь это будет честно, если я вам не дам отдохнуть? — чуть толкает его в плечо Ландерс и закидывая на плечо сумку идет за детьми и Тати.
— Как скажешь, — неуверенно отвечает ему вдогонку Ридель.
Отбой был двадцать минут назад. Пауль сидит на балконе их корпуса на диване, держа на руках завернутую в одеяло девочку со своего отряда. Рита страдает кошмарами, и пусть ей уже тринадцать, она с трудом может заснуть в одиночестве. Пауль нашел с ней общий язык в первые дни смены и девчушка со временем спокойно начала засыпать у него на руках. Тихо её укачивая, он разглядывает освещенные фонарями аллеи внизу.
Ужин сегодня прошел без особого шума. Ландерс покурил с Флаке, Круспе покричал на него, ведь вожатый «опять отвлекает их от работы». Лоренц сказал, что им стоило усилий выгнать Линдеманна, но продолжать с ним работать было просто невозможно. Он ко всему придирался, бурчал и возмущался, но упорно молчал, в чём дело. На ужине Тилль не появился ни на кухне, ни в столовой, чтобы поесть. После пляжа Пауль его не видел. Вечерние танцы для детей прошли гладко. Ландерс поболтал с большинством из вожатского состава, собрав информацию о том, что он пропустил за три дня отгула. Все вроде бы в порядке, но те, кто хорошо общается с кухней, определенно не понимают, что происходит.
Девочка на его руках неспокойно засыпает, прижимаясь к нему и кутаясь в одеяло. Оливер и Тати уже должны быть с остальными. Удивительно, но Пауль не особо хочет никуда идти. Он почти полностью уверен, что Линдеманн в столовой сейчас не покажется, а ему нужно увидеться именно с ним. И словно в подтверждение этому, внизу по дорожке между деревьями проходит Тилль, направляясь в сторону небольших домиков, где живут все работники лагеря за исключением вожатых.
Тяжело вздохнув, Ландерс встаёт с дивана и относит Риту в комнату, стараясь не разбудить её соседок. Убедившись, что все спят, он предупреждает Марго, которая осталась со своим отрядом на том же этаже, что он отойдет, и направляется на улицу. За последние два месяца он хорошо выучил дорогу к домику Линдеманна, который живёт один, в отличии от большинства здешних работников.
Окна в домике закрыты плотными шторами, но заметно, что внутри горит свет. Пауль поднимается на маленькое крыльцо, сначала хочет постучать, но передумывает. Он нажимает на ручку, тихо отпирает деревянную дверь и проходит в маленькую прихожую. Оставив у входа обувь, вожатый еле слышно ступает по ковру вглубь дома. Пройдя мимо маленькой ванной комнаты и кухни, он останавливается у распахнутой двери в спальню. В этой комнате Пауль бывал много раз и каждый раз она кажется слишком пустой. Лишь две кровати, маленький шкаф, две тумбочки и один стол — эта комната рассчитана изначально на двоих. Вещей Тилля здесь не так уж и много, он не особо хотел обживаться с самого начала.
Ландерс останавливается у двери лишь переступив порог и разглядывает Линдеманна, сидящего на кровати почти полностью спиной ко входу. Он гордится и совершенно не замечает чужого присутствия. Его волосы влажные, белая майка местами тоже, льняные темные штаны подвернуты до середины голени, а ступни в остатках песка. Пауль делает пару шагов в сторону и замечает, что он что-то пишет в тетради, хмурясь. Понимая, что его вряд ли в принципе заметят, Ландерс тихо берет со стула у стены полотенце, вздыхает и постукивает по стенке шкафа. Тилль дергается, порывисто закрывает тетрадь и оборачивается. В его глазах тут же проскальзывает узнавание.
— Пауль? — резко и немного раздраженно вырывается у Линдеманна, он будто спрашивает: «Какого чёрта ты здесь забыл?»
— Мгм, — кивает Ландерс. — Тебя удивительно сложно сегодня словить, — говорит он, складывая руки на груди.
— Как уж вышло, — сухо отвечает на это Тилль, а молодой вожатый щурит глаза, странно улыбается и делает пару шагов к нему.
— Всё дело в моей тупой шутке? — чуть наклоняет голову он, заглядывает в хмурое лицо шефа, но тот кривится и будто отмахивается от вопроса. — А в чём тогда, Тилль? — и мордашка Пауля становится такой обиженной, словно он — ребенок, которого наказали ни за что. — Или мне уже, как и другим, здесь не рады? — хмыкает он, пожимая плечами.
— Нет, — отсекает Линдеманн, глядя на него в упор. — Нет. Блять… Чёрт. Пауль, нет конечно!
— Рихард на тебя обижен, кстати, — вздыхает Ландерс, усаживается на пол у ног Линдеманна и накидывает полотенце на его влажную голову. — Я слушаю, — подталкивает он на разговор Тилля по-доброму улыбаясь и начиная вытирать ему волосы.
— Я думал много… — начал мужчина и запнулся.
— И ты так усердно думал, что испортил жизнь всем своим друзьям, — хихикает Пауль. — Тебя нельзя и на пару дней оставить, — он продолжает спокойно высушивать ему волосы полотенцем. — Как ты без меня жил вообще?
— Я серьезно, — перебивает парня Тилль, кладет свои руки поверх его и внимательно глядит из-под взъерошенных черных волос.
— Ладно, — лопочет Ландерс.
— Я думал… — вздыхает Линдеманн, отцепляя руки парня от полотенца и сжимая их в своих крупных ладонях у себя перед лицом. — За всё лето ты в первый раз на выходные уехал…
«И правда», — подумалось Паулю. Он и не заметил, что не покидал лагерь надолго почти два месяца. Все свои выходные он провел тут же, его просто не трогали.
— Ты не говорил о своих планах почти, — Тилль поджимает губы и смотрит в пол. — Я только через Флаке узнал, что ты встречался со своими одногруппницами…
Ландерс со смешком выдыхает. Он — филолог. В его группе мужского пола только он сам и еще один парень.
— И ты надумал всякой ерунды?.. — спрашивает вожатый почти смеясь.
Мужчина в ответ кривится, словно съел что-то невообразимо горькое и поднимает взгляд, а Пауль буквально давится смешком, становясь в одно мгновение серьезным.
— Здесь ты всегда со мной…
Кажется, что он злится от самого факта, что приходится такое объяснять.
–…А там… — запинается. — Пауль, ты — молодой натурал, влюбившийся в мужчину. И где? В детском лагере такой себе выбор…
Он всё это говорит, а Ландерс не понимает, что ему чувствовать. То ли радость, ведь он так важен для этого человека, что за несчастные три дня он извел себя размышлениями, то ли злиться из-за того, что в его чувствах и намерениях сомневаются.
— Я просто странный мужик с извращенными вкусами, а ты — парень, который ещё весной не думал заменять секс с девушкой на….
— Хватит, — уверенно останавливает его словарный поток Пауль, но Тилль пытается продолжить. — Я сказал «заткнись»! — повышает голос он, что звучит довольно грубо.
Линдеманн готов взорваться от раздражения, но закрывает рот.
— Это портило настроение и тебе, и всем на кухне? — поднимаясь на ноги совершенно серьезно уточняет Ландерс, — Тилль… — вздыхая тянет он, — если ты думаешь, что последним узнаешь, что у меня на тебя не встаёт, то ты ошибаешься… Мы же говорили об этом. Я выбрал тебя. Это не минутное помешательство… Я же не такой.
Пауль втискивается между ног шефа и обнимает, прижимая его укрытую полотенцем голову к своему животу. Так они проводят несколько минут. Линдеманн крепко обнимает в ответ и молчит, шумно дыша под полотенцем.
— А про твои… эм… вкусы, — нарушает тишину Ландерс и стаскивает с Тилля его спасательный щит в виде полотенца, — Поверь мне, это последнее, что может меня не устраивать, — улыбается он, копошась в ещё немного влажных волосах и чуть дергая за отдельные пряди. — Втолкай это себе в голову, — хмыкает и наклоняется пониже, упираясь коленом в кровать между ног Линдеманна.
Тилль довольно скалится, по-хозяйски обхватывает ладонью парня за шею, тащит к себе и припечатывает губы поцелуем. Пауль жмётся к нему, послушно раскрывает рот, впуская влажный, горячий язык своего мужчины, и явственно чувствует горький привкус джина. Он обхватывает его лицо руками, наклоняясь еще немного, напирает, подталкивает всем телом, чтобы Линдеманн наконец упал спиной на кровать. Тилль ощутимо кусает его за нижнюю губу и опускается на матрац немного поворачиваясь, под углом. Эта кровать небольшая, но они уже в такой ситуации бывали столько раз, что ее маленькая ширина почти перестала быть проблемой.
Он хватается за край вязанного, потасканного кардигана Ландерса и тянет парня за собой.
— Чтобы я больше не слышал от тебя такого, — лукаво проговаривает вожатый, опускает руки на кровать по обе стороны от бедер Тилля и будто крадётся. — «Ты — натурал, Пауль. А я — гей-извращенец, Пауль…» — передразнивает он, пока не прижимает крупное тело шефа своим, а сильные руки не обхватывают его талию. — Мне не нравится… — шепотом произносит Ландерс, запуская одну руку под тонкую майку, а другой — поглаживая внутреннюю сторону бедра мужчины, постепенно подбираясь к паху. — …Когда такое вылетает из твоего рта.
Тилль шумно вдыхает, когда уверенные пальцы парня цепко сжимают его еле возбужденный член. Всё тело взбудоражилось, кожа покрылась мурашками, а где-то внутри у самых костей зародилась дрожь… Пауль знает, как ему нравится. Властно, сильно, резко, на грани дискомфорта… Но сам Пауль по отношению к себе такого бы не позволил.
Ландерс глубоко целует его, посасывая язык, царапает бока, довольно сопит и мычит, словно скучал по этому. Тилль трогает его настойчиво, пробирается под одежду, сжимает слишком сильно, от чего парень глухо стонет, не отрываясь от его губ. На светлой коже точно останутся синяки, которые Пауль не любит, и возмущений потом не избежать, но это совершенно не то, о чем думает Линдеманн. Ландерс кусает его за шею, оставляя полукружия зубов. Тилль издает глухой низкий звук и, прижав худощавое тело к себе плотнее, на выдохе произносит наконец: «Свяжи меня…»
Пауль урчит, трется носом о место укуса и поднимает голову:
— Думал, не попросишь, — еле слышно улыбается он и резво поднимается, чмокнув мужчину в губы напоследок.
Ему не требуется много времени, чтобы найти в шкафу аккуратно смотанную бордовую верёвку. Она и ещё несколько таких же всегда висят на одном и том же месте за массивным чемоданом шефа кухни. Привычно распустив моток, Пауль вертит толстую плетеную нить в руках, разглядывая приподнявшегося на кровати Тилля. За время их отношений он, Пауль, научился многому, о чём думал очень редко. Раньше, например, ему не приходил в голову вопрос о том, как связать человеку руки так, чтобы тот не смог с этим ничего сделать. Этого мужчину обездвижить оказалось не просто в первый раз. Ландерс тогда не умел вязать достаточно плотные безопасные узлы, чтобы Тилль и не пострадал, и не вывернулся из пут. Сейчас у них подобных сложностей было всё меньше.
Сложив веревку пополам и перевесив через руку, Пауль прикусывает губу, задумавшись, и кивает. Линдеманн спокойно разворачивается к нему спиной, усевшись на кровати на колени. Тилль дышит очень медленно, ждёт и старается не думать. Его мальчик любит тянуть момент, из-за чего так одновременно сладостно и болезненно пульсирует в паху от мучительного ожидания. Он чувствует, как Ландерс прижимается со спины, наклоняется, еле ощутимо ведет теплыми ладонями вниз по торсу, от плечей до живота, перегибаясь, дыша над ухом, и тащит майку наверх. На обнаженную кожу ложится веревка; Пауль укладывает ее на шею Линдеманна у самой спины, протягивает длинные концы под руками и сильно натягивает, упираясь аккуратно коленом мужчине в позвоночник.
Прикрыв глаза, Тилль слышно рычит так утробно и низко. Но не из-за боли и жжения, с которыми трётся и впивается в кожу нить, похожая по жесткости на шпагат. Даже не из-за сильно отведенных назад плечей… А из-за этого любимого им контраста между ноющим чувством в мышцах и суставах и аккуратностью, почти деликатностью Пауля.
— Сиди смирно, — шепчет он ему на ухо, протягивает концы под натянувшейся у шеи веревкой, чуть тащит вниз, заставляя до хруста прогнуться, и завязывает первый узел. — Молодец, — улыбается и целует Тилля в макушку, довольно грубо стягивая петлями его руки вниз по плечам, оставляя красные полосы от трения. Мужчина еле заметно подрагивает и ёрзает на своих пятках. Только от самого факта, что его сейчас ограничивают и от того, кто это делает, по его телу распространяются мелкие жаркие волны, сжимающие горло и взрывающие будто сверхновую в животе.
— Согни, — просит Пауль, но Линдеманн настолько погружён в свои чувства, что пропускает это. — Локти! — отдаёт команду Ландерс, резко дёргает за веревку на себя, продолжая упираться коленом в мощную спину.
Тилль отшатывается от неожиданности, шипит, напрягается, но послушно складывает руки за спиной. Голос Пауля звучал чуть ли не ниже, чем у самого Тилля, когда он в бешенстве. Волосы на затылке вздыбливаются и плечи явственно дрожат от возбуждения. Линдеманн тяжело вздыхает, опустив голову, чувствуя на спине дыхание присевшего Ландерса, ощущая, как вокруг его запястий стягиваются петли и узлы — и уже руки не разогнуть.
— Хорошо, — выдыхает Пауль, облизываясь и ведя пальцами вдоль пояса лёгких темных штанов Тилля.
Горячо. Ландерс чувствует, как его простреливает напряжением, когда он смотрит на своего Тилля, витиевато перетянутого темно-красной веревкой. Как и каждый раз. Это будоражит внутри него что-то раньше скрытое. Это всегда так распаляет: человек такой силы, как Линдеманн, позволяет ему такое, просит его.
— Пауль… — опасливо и почти зло отзывается мужчина.
Да, тут только Пауль любит долгие игры, бесконечные прелюдии. Он встаёт на ноги, хватается за натянутую между руками Тилля веревку и тащит на себя. Резко, не предупреждая. Впечатывает шефа в себя, обхватывает поперек груди, гладит, скользит пальцами по животу и вверх до шеи и подбородка.
— Я скучал, — шепчет Ландерс, горячо выдыхая и кусая за край уха.
Линдеманн тянется за прикосновениями, движется за руками, шумно дыша.
–…А ты? — с укором спрашивает Пауль и сильно толкает мужчину чуть в сторону и вперед.
Тилль приземляется лицом в подушки, пытается немного перевернуться, чтобы было удобно дышать. Его дергают за ногу, заставляя распластаться на кровати. Во всех движениях, во всём поведении Ландерса сквозит странная резкость, которой обычно куда меньше. Мужчина ложится немного удобнее, поворачивая голову к нему, и замечает тетрадь в его руках.
— Понятно, — вздыхает вожатый и болезненно кривится, отшвыривая её в сторону — тетрадь улетает под шкаф. — Скажи, я тебе хоть раз давал повод сомневаться? — он медленно стаскивает с себя кардиган и принимается за тонкий джемпер.
Он говорит ещё что-то, но Тиллю с трудом удаётся удержать внимание на словах, когда перед ним обнажается его любимый человек. Пауль расслабленно отбрасывает кофту на соседнюю кровать, поправляет светлые волосы, разминает себе шею, поглаживает грудь и живот, продолжая говорить. Он расстегивает ремень и умело вытаскивает его из шлёвок джинсов… Линдеманн прикусывает язык, чтобы не сболтнуть лишнего и утыкается лицом в подушку, чтобы заглушить еле скрываемый стон. В животе тяжелеет, возбуждённый член упирается в кровать. Тилль сам не замечает, как глухо мычит, вжимается в матрац сильнее и ёрзает, трётся.
— Терпения не хватает, — слышит Тилль совсем рядом. — Как всегда, когда дело касается секса, — Пауль мягко зарывается пальцами в его волосы на затылке. — Успокойся или подарю тебе кольцо, — Линдеманн поглядывает на него, пока руки Ландерса оглаживают его перетянутые веревкой плечи, подтягивая петли до дискомфорта. — Ясно? — улыбается парень и хлестко, с сильным размахом бьёт его по заднице.
У Тилля перед глазами сыпятся искры от боли и удовольствия, на спине выступает испарина, а сам он изгибается, неуклюже перекатываясь, руки дёргаются, только усиливая боль от верёвки. Шеф отчётливо понимает, что всё не так, как обычно. Как бы его мальчик не старался выглядеть нормально, он всё же чувствует обиду. Обычно Тиллю приходится упрашивать его быть жестче — Пауль слишком печется о нём. А сейчас он перетянул ему руки так, что пальцы уже начало покалывать, в кожу петли и узлы впиваются до жжения и скорее всего она покроется синяками после. Линдеманн абсолютно не против, ему нравится. Но чем это грозит их отношениям?..
Ещё одного удара не последовало. Пауль присаживается у кровати, достаёт коробку из-под неё. Краем глаза Тилль замечает, как у подушки рядом с ремнём приземляется пара презервативов, лубрикант, эрекционное кольцо…
— Сука… — Линдеманн старается подняться и сесть обратно на колени. Перевернуться у него не выходит, так что приходится выбирать не лучшую стратегию.
Заметив телодвижения мужчины, Пауль улыбается тому, как он подтаскивает ноги к животу, выпячивая свой зад, чтобы получить опору и встать. Ландерс залезает на кровать, прижимается к разгоряченному Тиллю со спины.
— Какой проворный, — смеётся он ему в затылок, протискивает руку к животу, развязывает шнурок на поясе штанов и по-хозяйски лезет в трусы.
Пальцы Ландерса смыкаются на его члене и Тилль обессилено рычит, стараясь толкнуться в кулак. Он пытается хоть и связанными руками, но всё же коснуться, схватиться за парня за спиной, превозмогая боль от пут.
— Не злись, — вздыхает Пауль, целует его сзади в шею у самого затылка.
— Ты медленный! — на самом деле зло говорит Линдеманн. Он подаётся назад, прижимается плотнее и слышит глухой стон, чувствует явный стояк.
— Ладно, — сипло выдаёт Ландерс, отпускает член Тилля и принимается стаскивать с мужчины штаны вместе с бельём. Он дышит часто, его руки немного подрагивают, хотя он всеми силами старается выглядеть спокойным и не сильно заинтересованным. Не то чтобы он всегда так себя вёл в сексе. Скорее ему хочется немного отомстить Тиллю за желание его бросить «из лучших побуждений».
Шеф выворачивается из своей одежды. Пауль наклоняется к нему, хватается за верёвки и тащит на себя, усаживая перед собой на колени.
— Молодец, — хвалит Ландерс и садится перед ним. — Это мне надо злиться! — бросает он в ответ на гневный взгляд Тилля.
— Ты на мне отыгрываешься.
— Ага, — улыбается Пауль и, обхватив Линдеманна за талию, целует его, встречая напускное сопротивление.
Долго строить из себя обиженного Тилль не может. Отвечая на поцелуй, он прижимается к парню плотнее, ощутимо прикусывает его язык и губы. Он низко хрипит, когда горячая ладонь обхватывает его член вновь, сжимает властно и сильно, скользит даже несколько грубо почти на сухую. Линдеманн подаётся бедрами вперед. Ему хочется также прикоснуться к Паулю, но нет, не сейчас. Руки простреливает ноющей болью при любом движении, даже если шевельнуть лишь пальцем.
Ландерс отрывается от мужчины, тянется в сторону. Подпихивает к себе поближе смазку, презервативы и кольцо.
— Ты же не серьезно?.. — сипло выпаливает Тилль, пялясь на эрекционное кольцо в его руке.
Пауль придвигается к нему вплотную, оставляет засос у ключицы, целует у челюсти, в щёку, оставляет мягкий, словно самый первый поцелуй на губах и умело надевает синее силиконовое кольцо на член Тилля:
— Очень даже, — отвечает он на недовольный стон. — Я хочу, чтобы ты дотянул до самого вкусного, — поясняет, ворочая тюбик лубриканта. — Мы же знаем, как ты любишь эти руки, — ухмыляется Ландерс, выдавливая смазку на пальцы.
Тилль ненадолго выпадает из происходящего. Он заваливается на Пауля почти внезапно, чудом не слетев вместе с ним на пол, целует в губы сильно, напористо, проталкивая свой язык глубоко в горячий рот. Линдеманн любит, когда его берёт Пауль не меньше, чем когда он сам имеет это прекрасное создание. Но сколько бы мужчина не просил вожатого оттрахать его связанного, он всегда отказывал под всевозможными предлогами — от неудобства и до отсутствия настроения…
Пауль немного опешил от напора. Он придерживает Тилля, опираясь спиной на изголовье кровати. Почувствовав немного прохладное прикосновение пальцев измазанных в лубриканте у себя между ягодиц, Линдеманн довольно выдыхает в губы Пауля. Не церемонясь, Ландерс принимается растягивать анус Тилля под себя парой пальцев, почти сразу подключая ещё один. Мужчина утыкается в плечо Пауля, ёрзает на месте, его колени давно разъехались в стороны, он раскачивается туда-обратно, стараясь потереться стояком хоть обо что-нибудь.
— Давай уже! — сквозь грудной стон приказывает Линдеманн, упираясь лбом в Пауля, насаживаясь на его пальцы.
— М-м-м… — Ландерс наклоняет голову, трётся виском о влажный затылок Тилля и прицельно проезжается по простате. — Ещё рано… — он поглаживает взмокшую спину, разминает онемевшие руки мужчины, когда тот вгрызается в его плечо до крови: «Давай!»
Пауль вскрикивает, резко, даже болезненно вытаскивает пальцы из Линдеманна и небрежно толкает его на кровать:
— Как скажешь, мой хороший, — шипит парень, встаёт на ноги и раздевается до конца. Тилль довольно щурится, разглядывает его и трётся о простынь. Пауль раскатывает по члену презерватив, а Линдеманну кажется, что сейчас он захлебнётся слюной. Член Ландерса гладкий, ровный, длинны чуть больше среднего, с немного выпуклой головкой. Да, Тилль определенно питает слабость к члену этого молодого человека.
Вожатый забирается на небольшую кровать, шлёпает Линдеманна по ногам, без слов направляя. Тилль прижимается грудью к матрацу, кусая губы и через боль сжимая кулаки в предвкушении. Смазывая член лубрикантом, Пауль оглядывает своего связанного мужчину почти с восхищением. Под кожей Тилля ежесекундно перекатываются мышцы из-за перенапряжения и лишения возможности использовать руки — ему неудобно. Он красивый, сильный, высокий… Многие женщины хотели бы оказаться под ним, многие девочки в лагере по нему сохнут. Но этот желанный мужчина сейчас вертит задницей перед ним и вот-вот начнёт снова злиться, но не снизойдёт до упрашивания, даже если пригрозить бросить его в таком состоянии.
Пауль двигает Тилля к себе поближе и одним слитным движением толкается внутрь по самые яйца. Линдеманн хрипло стонет, подаваясь назад и прогибаясь в спине. Его глаза закатываются в удовольствии, он царапает свои предплечья. Ландерс чувствует, как вокруг его члена плотно сжимается будто всё нутро мужчины. В ушах часто пульсирует. Он хватается одной рукой за верёвки, тянет Тилля на себя, отрывая его ненадолго от кровати, размеренно и мощно толкаясь. Уткнув обратно шефа лицом в простынь, Ландерс наклоняется, протискивает руку под него и принимается ему дрочить, не снимая кольца, ускоряя темп вместе с фрикциями.
Линдеманна трясёт, он загнано дышит, двигаясь навстречу толчкам Пауля, который попеременно то целует его куда ни попадя, то кусает. Вожатый стонет, почти рычит, прогибая его ещё сильнее, как вдруг правую руку Тилля сводит обширная судорога, заставляя его шипеть и выть, словно он дикий зверь в капкане. Ландерсу нужно меньше минуты, чтобы понять, что не так. Он замирает на секунду, а затем медленно и аккуратно начинает развязывать, пока веревка не сползает со спины Линдеманна на кровать. Он разгибает его руки бережно, поглаживая и разминая.
— Вот так, — шепчет парень, оставляя легкие поцелуи на спине Тилля и слушая, как тот облегчённо выдыхает, — молодец… Хорошо…
Пауль поглаживает его правую руку, выходит из него почти полностью и мягко толкается, попадая аккурат по простате, а затем ещё раз и ещё. Линдеманн давится воздухом:
— Твою ж мать!..
— Всегда пожалуйста, — улыбается Ландерс, чуть увеличивает темп, буквально тараня задницу мужчины. Он сгребает смольные волосы на затылке в кулак, тащит его к себе и жадно целует.
Руки Тилля не слушаются, но одной он нащупывает изголовье, опираясь для устойчивости, а другой хватается за бедро Пауля направляя и подгоняя. Перед глазами всё плывёт, ладони скользят по коже от пота, слышно только хрипящие стоны и шлепки кожи о кожу. Ландерс сбивается с ритма, мелко и беспорядочно толкаясь внутрь Тилля, остервенело ему надрачивая. От желания кончить шеф кухни уже готов выть, поэтому, когда проворные пальцы стаскивают с его члена кольцо, он утробно рычит, скребёт ногтями по металлическому изголовью кровати, оставляет кровавые царапины на ноге Пауля. Он долго кончает в любезно подставленный кулак вожатого. Ландерс легко целует его в шею, делает ещё несколько толчков и кончает следом с протяжным стоном.
Тилль заносит руку назад, треплет влажные волосы парня, довольно улыбаясь.
— Больше ничего не хочу слышать, — вздыхает Пауль, покидает тело Линдеманна, стягивает презерватив и, завязав его, отбрасывает в ведро рядом со столом, — про то, что ты уходишь от меня, ведь так будет лучше.
Тилль разваливается на кровати, а Ландерс вытирает руки и усаживается рядом с ним, подтягивая к себе ноги.
— Это нужно вместе решать, — бурчит он, глядя в уставшие глаза напротив, — и то, что ты старый хрыч — не даёт тебе права принимать решения за меня!..
Линдеманн тихо смеётся:
— Я вроде бы не старый хрыч… — и дёргает Пауля на себя, крепко обнимая и целуя его куда-то в район шеи.
— А думал именно как он, — заходится хохотом Ландерс и вертится от щекотки. — О, или как ребёнок!
В вожатскую он пробирается только под утро. И благо, что никто не просыпается и не расспрашивает. А утром после зарядки Паулю не терпится поговорить с Флаке и узнать, всё ли теперь нормально на кухне.
Ландерс по обыкновению подходит к черному ходу здания кухни и столовой, так же привычно кричит на весь этаж в коридоре и ждёт Лоренца. Но вместо Кристиана на пороге появляется Круспе без своего белоснежного кителя и без недовольного выражения лица.
— А… — начинает Пауль, но его перебивают:
— У Флаке много работы, — поясняет Рихард, закуривая и предлагая прикурить вожатому, и он соглашается.
— А тебя я не отвлекаю значит? — усмехается парень.
— Нет, — пожимает плечами повар и щурясь глядит на Ландерса.
Пауль не спешит что-то говорить, просто не спускает глаз с Круспе и делает пару затяжек.
— Это ты ему что-то сказал? — наконец спрашивает Рихард и, выдержав паузу, добавляет. — Или это пляж внезапно так прекрасно на Тилля влияет?
Вожатый широко улыбается, весь искрится от веселья и довольства.
— Доверительный разговор часто хорошо помогает, — подмигивает он, а Круспе смотрит скептически. — Ну и отдых, наверное, тоже дал своё…
Пауль выдыхает ему струю дыма в лицо и собирается скрыться за поворотом, пусть ещё и не докурил. Вдруг он оборачивается и бросает напоследок:
— Передай привет Флаке и Шнайдеру. А ещё я жду его заварное, которое он мне обещал. Он знает, передай, пожалуйста, — он ещё раз широко улыбается и уходит, махнув рукой.
Рихард делает медленную глубокую затяжку. «Ну да, — думает он, — на Тилле бы сработали задушевные разговоры… Он же тот человек, который будет долго обсуждать проблему. Ну да, как же». Затушив сигарету, Круспе уходит обратно на кухню, по пути размышляя о том, с чего вдруг Линдеманн ходит с отвёрнутыми рукавами на кителе.