Наблюдать за тем, как кто-то работает, – очень приятно. Особенно если себе ты можешь позволить в этот момент отдых.

На аэродроме сейчас было тихо, по сравнению с тем, что здесь обычно творится, когда проводят испытания или когда всюду галдят курсанты в ожидании полета. В работе учебно-боевой эскадры Люфтваффе затишье, приятное затишье, приятный почти что выходной. Рихард Круспе довольно пробубнил что-то себе под нос, удобнее устраиваясь на полу ангара, откидываясь на колесо шасси своего Торнадо, единственного не учебного, а боевого самолета на аэродроме. Рядом, в Рейтеоне (самолете для учебных полетов) увлеченно копалась его коллега. Она стояла на лестнице, перегнувшись внутрь кабины, и, глухо матерясь, латала проводку. Почему она не залезла в кабину полностью, Круспе боялся спрашивать, чтобы не спровоцировать гнев с свою сторону. Сегодня ему хочется умиротворения.

Середина мая, уже очень тепло для севера Германии… Вон, даже Катрин в распахнутом настежь ангаре сняла верхнюю часть рабочего комбинезона, и та теперь висела на ее бедрах, открыв вид на обтянутую светлой майкой женскую ладную фигуру. Наблюдать за Катрин приятно. Она – одна из немногих женщин на этой базе – вносила разнообразие в брутальный мужской коллектив. На ней глаз отдыхает, как высказался бы Тилль Линдеманн, их гауптман. Рихарда смущало лишь одно – эта женщина казалась больше него самого… И в росте, и вообще… Сейчас ее сильные руки, не тронутые загаром, но в пятнах масла после осмотра прошлого самолета, умело скручивали провода. Под кожей двигались веретёна мышц, кисти мощные, пальцы огрубевшие, не такие, как у любой девки из соседнего городка. Её руки больше бы подошли какому-нибудь юному, но уже окрепшему парню, но всё же по ним заметно, что они женские. Когда Катрин спускается с лестницы, Круспе всё ещё сидит на полу. Она неловко пытается оттереть от плеча чернеющее пятно от смазки чистым участком кисти, а Рихард хрипло смеется. Ему хочется сегодня умиротворения и совсем немного шалостей.

– Что разглядываете, герр Круспе? – усмехается она, расправляя плечи.

Широкая, крепкая грудь, узкая талия, округлые бедра, крепкие и длинные ноги… Светловолосая, сильная. Она хороша. Тиллю точно нравится. Но она замужем. В обычной ситуации Линдеманна это не остановило бы, но эту женщину он уважает.

– Любуюсь произведением искусства, – пафосно растягивая слова, проговорил Рихард, доверительно смотря в ее серые глаза. На ее белесых щеках вспыхнул румянец, а полные губы разомкнулись, выпуская яркий смех. И не скажешь, что ей почти сорок.

– Хитрый черт! – смеется она и бросает в мужчину грязную тряпку. – Протри свою малышку, – она стрельнула глазами на самолет, смольный корпус которого навис над брюнетом.

– Мы уже с ней закончили, – ворочая в руках тряпку протянул Рихард.

– Протри ещё раз. Или тебе любви для своей девушки жаль? – мужчина недовольно запыхтел, кроме самолета, у него давно никого не было. – Давай-давай, хватит прохлаждаться. – Катрин довольно сильно пихнула его ногой в бедро. – Найди себе занятие. Не майся дурью перед завтрашним полетом.

Рихард прикрыл глаза, вслушиваясь в удаляющиеся шаги унтер-офицера Катрин. Не маяться дурью перед завтрашним полетом… Он любит летать, он мечтал об этом с самого детства после того, как семилетним впервые залез в кукурузник на ферме, и соседский пацан лет четырнадцати неумело повел его в небо. Тогда они чуть не разбились, уничтожив шасси бедного самолета и проехав пузом по полю метров сто, их родителей вызывали на «профилактическую беседу», что почти значило «на допрос»… Но после того дня, он больше ни о чем не мог мечтать, кроме как о полете. Сейчас он учит таких же обалдуев, каким был когда-то сам. Но, помимо этого, на его плечи легла ещё одна работенка. Испытывать новую модификацию немецкого Торнадо он стал не так давно. До этого он был обычным летчиком-истребителем, который параллельно учил курсантов своему ремеслу. Испытаниями занимался его близкий друг и младший по званию (фенрих) Кристоф Шнайдер. Но после серьезной аварии, когда он не справился с самолетом и чудом остался без инвалидности, гауптман Линдеманн не подпускает его к тестам пташек. А после Шнайдера именно он – лейтенант Рихард Цвен Круспе – лучший в управлении Панавиа Торнадо. И завтра должны привезти очередную пташку для её последней пробы.

Одна из пассий Круспе как-то сказала, что, если бы он хотел, мог бы получить, помимо звания, ещё степень инженера, например, продвинуться по карьерной лестнице и когда-нибудь полететь в космос. Космонавтам много платят. Это её очень волновало. Ну и статус спутницы космонавта тоже волновал её не меньше. Престижно. На остальное: на подготовку, затраты физические и моральные, на тяжкий труд – на всё остальное ей было плевать. Рихард фыркнул, вставая на ноги и отряхивая серо-зеленую рабочую форму. Да, он привлекает таких женщин – с меркантильностью в душе. Может всё дело в том, как он себя ведет среди людей. Почему бы не попытаться повиснуть на перспективном летчике, со стабильным окладом, который к тому же в самом расцвете сил и амбиций и который ведет себя уж очень уверенно? На месте девушек Рихард бы сам подумал над такой возможностью. Помимо всего прочего, далеко не каждая могла пройти мимо него с полным равнодушием. Круспе без доли вранья, но с тонной зависти называли «чертовым красавчиком». Черноволосый, с пропорциональным, сильным телом, с явно выраженной мускулатурой… Его лицо и фигура многим девушкам и женщинам виделись идеальным воплощение мужественности: широкий лоб, ровный нос, глубоко посаженные светлые, гипнотические глаза, часто упрямо поджатые губы; мощная грудь, широкие плечи, сильные руки и идеальная задница. Даже Катрин признала, что он – красив, хотя постоянно добавляла, что герр Круспе не в её вкусе. Он же смеялся над ней в такие моменты, щуря льдистые глаза.

Он вышел на улицу. За воротами ангара простираются асфальтные ленты дорог, по которым выкатывают самолеты на взлетную, но не сегодня. Таких ангаров здесь куча.

Солнце припекает. Рихард думает, что для мая слишком жарко, необычно, и расстегивает рабочий комбинезон до пояса. Захотелось сбежать на вечер с базы перед сложным днем. Куда-нибудь, где не очень много людей или наоборот – слишком много, но где тебя никто не знает.

За ближайшим ангаром послышался приближающийся рев автомобильного двигателя и уже через минуту рядом с мужчиной остановилось громоздкий военный пикап, во внушительном багажнике которого с грохотом дернулся закрепленный деревянный ящик, а из открытого окна высунулся взъерошенный Тилль. Смольная челка прилипла к его лбу, глаза казались безумными, а дышал он загнано, словно не ехал, а бежал.

– Шнайдера видел? – хрипло выдал он, глубоко вдохнув.

Круспе пару раз непонимающе моргнул перед тем, как ответить:

– Нет. Уже часа четыре как.

Линдеманн грязно выругался и ударился головой о руль – на всю округу раздался вопль автомобильного гудка.

– Ты мне скажешь, в чем дело? – немного раздраженно спрашивает Рихард, скрещивая руки на груди и поджимая губы. Он не доволен. Тилль с ним знаком слишком долго, чтобы не понять того, что испортил атмосферу спокойствия вокруг друга, которую он часто кропотливо пытается удержать, чтобы расслабиться.

– Запрыгивай, – командует гауптман, чуть вздыхая. – Всё на месте.

Немного ленивым, но привычным движением, летчик забрался в багажник пикапа и прижался спиной к ящику, удерживаясь за тросы, когда Тилль, словно забыв о нём, вжал педаль газа в пол и рванул в сторону административного корпуса. Ездить с ним было весело, особенно по пьяни. Но сейчас Рихарда немного потряхивало в багажнике, и он чувствовал скорее раздражение, нежели веселье. Спасало то, что дорога ровная и прямая, поэтому кидать из стороны в сторону не будет.

Резко затормозив у белоснежного здания, Линдеманн выскочил из машины, да захлопнул дверь за собой так, что авто довольно сильно качнулось. Рихард так же лениво вылез из машины, как забирался, и направился к другу, который ждал его у двери проходной. От внимания Круспе не укрылось, как подергиваются пальцы на его руках. Похоже, Тилль в бешенстве. Что там натворил Шнай?

На вахте гауптман сухо осведомился, знает ли рядовой, где Кристоф Шнайдер, и юноша промямлил, что полчаса назад тот пришел в корпус и не выходил. На этом их разговор и закончился. Тилль шел по коридорам, чеканя каждый шаг. Казалось, что под его ногами вот-вот начнет трещать древесина паркета. Он явно раздражен – внушает явственное опасение. Тилль не маленький и не слабый. При внешней терпеливости и стальной выдержке, он может красочно выходить из себя. В моменты его гнева увидеть летающую по военной части мебель не кажется удивительным. Линдеманн крупный, немного неповоротливый, словно медведь, но до одури сильный. Бывало, и Круспе оказывался причиной срывов гауптмана. Бывало, они дрались. Но, благо, у обоих есть голос разума и в последние годы у них были скорее дискуссии и споры, нежели реальные конфликты.

Идущий впереди Тилль нервно поправил на себе коричнево-серую кожаную куртку, в руке у него позвякивали ключи. Рихард же не настолько раздражен. Скорее всего потому, что не знает сути происходящего. Но из-за незнания и гнева Тилля на фоне, он начинает чувствовать подступающее к горлу мерзкое чувство недовольства. Круспе в который раз зачесал влажные от пота черные волосы назад, когда впереди показалась дверь в кабинет Линдеманна, а возле неё нашелся и Кристоф. Он стоял в конце коридора, одетый в штатское, и так лучезарно улыбался, но только до того момента, как Тилль проговорил скрипучим, словно не своим голосом: «Заходишь последним».

Ключ дважды повернулся в замке стальной двери. Гауптман вошел в кабинет первым и, пройдя вглубь небольшого помещения, остановился у окна спиной к своим друзьям и сослуживцам. Рихард напряженно прошел к дивану в углу, подальше от стола офицера, и сел на него, привычно откинувшись на спинку. Он взглядом и всем своим естеством пытался молча поддержать притихшего Шнайдера. С лица Кристофа сползла улыбка, он вошел в кабинет последним и тихо прикрыл дверь, оставаясь возле неё. Он, как и Круспе, уставился на напряженную спину начальника, обтянутую форменной курткой, и ждал выговора. Только в отличии от непонимающего Цвена, он прекрасно знал причину.

– Ты наконец используешь свой рот по назначению или мне рассказать, что я услышал, когда обсуждал с майором завтрашний полет, а, Кристоф? – Тилль говорил рычаще, в голосе сквозило дикое бешенство от всей ситуации. Он так и не повернулся, но это и не было нужно, чтобы понять, какое сейчас у него лицо.

Шнайдер скрипнул зубами. Тилль же знает, что такое обращение ни к чему не приведёт. Это он специально, чтобы задеть. Поэтому ответом ему служит молчание. Рихард же косится на своих друзей, силясь понять происходящее.

– Говори. – Хрипит Линдеманн, оборачиваясь и ошалело глядя на высокого мужчину.

– Да лучше уж ты скажешь, – сковано огрызается Шнайдер, его дружелюбное обычно лицо окрашивает раздражение, и Тилль сатанеет на глазах. Он весь прямо бугрится от ярости, часто и глубоко вдыхая слишком теплый из-за солнца воздух, пытаясь сдержаться.

– Да твою мать, Шнайдер! – влетает в недоразговор Круспе, надеясь остудить гауптмана или хотя бы смягчить удар. – Тилль. Какого черта? Ничего не сказал, вёз, как мешок картошки, а теперь мне ваши загадки разгадывать?! – начиная заводится, Рихард вскочил на ноги и встал так, что загородил собой удрученного происходящим Кристофа. – И вообще завтра…

– Он хочет полететь, – выплюнул Тилль, отворачиваясь, и летчик тут же заткнулся, проглатывая слова, которые хотел сказать.

– Что? – непонимающе.

– Он хочет полететь завтра, как испытатель… – голос Линдеманна теперь звучал глухо, словно эти слова высосали из него всю энергию, а может это сделал гнев.

Медленно оборачиваясь к другу, Рихард думал, насколько нужно быть идиотом, чтобы после такого крушения снова хотеть залезть в кабину того же самолета, пусть и с доработками. С одной стороны, он прекрасно понимает Шнайдера. Почти не имеет значения, на чем лететь, если тебе нужен полет настолько сильно, что если не поднимешься на эти хотя бы пять тысяч метров, то задохнешься. Рих прекрасно его понимает. Но с другой стороны… Они собирали его почти по частям, столько переломов, столько часов в операционной, они так переживали, что он больше не сможет встать на ноги, он был на волосок от гибели, как и их души, а теперь…

– Ты хочешь что?..

Шнайдер с трудом выдерживает этот пронзительный тяжелый взгляд Круспе, стоящего совсем рядом перед ним и начинает тихо говорить: «Я знаю, как для тебя было это важно, и я не хочу быть на пути твоей карьеры, но я хотел попытаться уговорить их…»

– Какая к черту карьера?! – взрывается Рихард, он не замечает, как вцепляется в ворот повседневной рубашки Шнайдера (у него сегодня выходной), притаскивая к себе поближе, чтобы смотреть в глаза. Даже Тилль немного дергается от такого крика.

– Ты слышишь себя, одержимый? – уже тише говорит брюнет. Его руки подрагивают от напряжения, но чужую рубашку он не отпускает. – До карьеры нет дела, когда твоя жизнь на кону. – Шнайдер стоит чуть наклонившись, уставившись в чужое, изломанное сожалением и раздражением лицо. – Маленькая неисправность, небольшая ошибка…

– В этот раз будет Пауль, – стремительно перебивает его Кристоф, словно эти его слова что-то такое значат.

– Пауль? – мужчину словно обухом по голове ударили, он непонимающе отпустил друга.

– Механик, – уже спокойнее, чем в начале, отозвался со стороны окна Тилль. Он всё ещё немного напряженно развалился в кресле, устало глядя в потолок.

– Его перевели, поэтому ты его не встречал в программе испытаний. Моя…моя авария случилась тогда, когда он перестал участвовать в подготовке самолета к запуску. Проблема была в турбинах двигателей, помнишь?.. – Ещё бы Рихард не помнил.

– Даже если твой Пауль такой мастер, – Круспе болезненно скривился: – Здоровую нервную систему он тебе не вернет и давление черепно-мозговое не понизит. Тебе категорически запрещено летать на сверхзвуке.

Все замолкли. И тишина затягивалась. Тилль, шумно дыша смотрит в потолок, Круспе дергано выкуривает уже вторую сигарету и тушит окурки о край маленького столика, чего не любит Линдеманн, но всем сейчас плевать, а Кристоф тихо сидит на диване.

– Меня бы всё равно не допустили… – спустя вечность молчания тихо сказал Шнайдер. – Вот шуток от него будет, наверное, ха…

– От этого Пауля? – скосив на мужчину взгляд, уточнил Рихард, доставая очередную сигарету и закуривая.

– От этого Пауля… – смеется Шнай, откидывая голову на спинку дивана.

Сбежать с базы Рихарду так и не удалось. Весь вечер он пробыл в кабинете Тилля. Рядом с ним на диване почти лежал Кристоф, рассказывая, как в программе испытания было круто в прошлом году, когда всё только начиналось. Он смеялся, рассказывая, как старший механик, Пауль Ландерс, вечно подшучивал над всеми в команде техников и над летчиками тоже. Шнайдер без зазрения совести потягивал пиво, украденное из маленького холодильника Линдеманна, а вот Круспе не пил. Он может и был бы рад выпить, но не перед завтрашним полетом. Завтра последний смотр новенького перехватчика перед постановкой на вооружение. Все причастные взволнованы и четко следуют правилам, даже Рихард. Гауптман же в это время открыто игнорировал своих товарищей, всё свое внимание уделяя кипам бумаг.

Ближе к полуночи Цвен засобирался в казарменный корпус, где для него, как для лейтенанта, была выделена комната. Но уйти от захмелевшего Кристофа оказалось сложной задачей: он схватил за руку уже вставшего брюнета и дернул обратно на диван.

– Пообещай мне быть паинькой, – немного несвязно попросил его Шнайдер.

– Не понял. – Рихард уставился на немного пьяного друга, параллельно пытаясь разжать сильные длинные пальцы на своем предплечье.

– Я знаю, как ты можешь, – протянул мужчина, заплетаясь в словах, и отпустил руку. – Не надо с ним быть язвой, не надо… – Он широко зевнул.

– С Паулем? – усмехается Рихард, глядя на засыпающего, и снова встаёт.

– С Паулем, – кивает Шнайдер и полностью заваливается на диван, подпихивая себе под бок маленькую подушку.

Посмеиваясь, Круспе направляется на выход, и перед тем, как захлопывается стальная дверь, до ушей Тилля доносится: «Эта спящая красавица на тебе!»

Ночью Рихард почти не спал. В голове роились мысли, сбивая легкую дымку дрёмы. Он думал, почему, в отличии от Шнайдера, ни с кем не общался из команды испытания нового Торнадо за пределами отчетных встреч? Рихард всегда занимался своим самолетом сам. На базе есть механики, они обязаны делать плановые осмотры пташек и заниматься их ремонтом. Но с истребителем, на котором обычно летал Круспе, всё было иначе. Они проводили ему диагностику, а основными работами всегда занимался сам лейтенант. Что-то вроде хобби и отдельной любви – держать в тонусе свою опасную малышку. К новой модификации его так не подпускали, конечно. Поэтому Рихард и не сильно интересовался происходящим среди механиков и инженеров, хоть и продолжал изучать изменения и перепроверять самолет перед вылетом очень тщательно, ведь эти же люди чуть не угробили его товарища. Не знать поименно всех работников бригады, что работает над модернизацией Торнадо в всепогодный перехватчик, для него было нормальным делом. Как оказалось, Шнайдер другого мнения. Он там знает почти каждого…

Уснуть удалось под утро. Но около семи часов Рихарда поднял Тилль, недовольный тем обстоятельством, что на него сбросили пьяного Кристофа ночью. Он точно мстил за поздние приключения с пьяным фенрихом, поэтому поднял друга куда раньше приезда самолета и остальной команды. Они чуть не поругались, но Линдеманн вовремя осадил себя и оставил Круспе в одиночестве, напоследок сказав: «Тебя будут ждать в третьем ангаре». Раздраженный Рихард осел на кровать ещё на полчаса. Третий ангар далеко. Далеко от казарм. Самолет должны были привезти к одиннадцати. Чуть снова не заснув, Рихард решил дойти до места встречи и вздремнуть там, чтобы уж точно не опоздать и не огрести от взъевшегося после вчерашнего гауптмана.

Через десять минут он уже привел себя в порядок и надел лётный комбинезон, а ещё через пятнадцать – был у нужного ангара. Конечно же здесь пусто. Ворота плотно заперты, как и маленькая неприметная дверь сбоку. Но Рихард прекрасно знал код как от этой двери, так и от дверей большинства стальных коробок аэродрома. В углу исполинских размеров помещения, за парой крупных бомбардировщиков, уже снятых с вооружения, на которых летают только для мониторинга испытаний, скрывается небольшое изолированное помещение, сделанное довольно небрежно из металлических листов. Там хранятся инструменты, рабочие костюмы и небольшая койка, о которой знал каждый, кто хоть раз на ночь сбегал с базы в соседний городок, а после бурного времяпровождения не мог дотянуть со сном до вечера. Без труда пробравшись в эту небольшую комнатушку, Рихард сонно опустился на койку, которая тут же прогнулась под ним, ведь состояла из тонкого слоя металлических пружин и свалявшегося худого матраца. На таких кроватях в детстве было очень весело прыгать, словно на батутах. Он улыбнулся этой мысли и довольно быстро заснул. Спать здесь было до странного приятно.

Несколько раз Круспе почти просыпался. В первый раз – от гула, который издавали ворота при открытии. Во второй раз – когда пара механиков, не зная, что здесь кто-то спит, слишком громко что-то обсуждала и гремела инструментами. В третий – от скрипа двери коморки, в которой спал. Но окончательно Рихарда покинул сон, когда он услышал рядом с койкой осторожные шаги и громкий хохот где-то в ангаре. Перевернувшись на спину и издав странный хрипящий звук, Круспе чуть приоткрыл глаза. Сквозь распахнутую дверь в жестяную комнату без прорезей-окон льется холодный свет ламп – жутко слепит. Щурясь, он силится рассмотреть стоящего рядом. Слышится смешок и искрящийся задором шепот:

– Вставай, принцесса, карета прибыла…

– Что?.. – спросонья голос будто охрипший. Рихард усаживается на поскрипывающей койке, наконец, немного привыкнув к свету. Он хмурится и упирается взглядом в подтянутого мужчину, ростом чуть ниже среднего в темных рабочих штанах на подтяжках и серой футболке, измазанной скорее всего смазкой, маслом и чем-то еще. У него короткие, явно выгоревшие волосы, на лице красуются небольшие темные пятна – видимо, только из-под самолета вылез, – его губы растянуты в широкой улыбке, а в глазах пляшут смешинки, рассыпаясь лучиками-морщинками в уголках.

– Карета подана, говорю, – смеется он, не скрывая, и, кажется, готов щелкнуть летчика по носу, но Рихард, словно перетекая по неровностям койки, встает на ноги, продолжая разглядывать нарушителя своего сна. А этот мужчина ниже и жилистее, компактнее, чем он сам. Раньше на испытаниях Круспе его не видел.

– Ты Пауль, – констатирует он, подавляя желание зевнуть.

– А ты Рихард? Цвен? – удивленно называет лейтенанта по имени механик и вопросительно добавляет: – Доброе утро?

– Доброе. – Губы дергаются в усмешке, и Рихарду почти весело наблюдать, как на лице напротив после такого ответа расплывается радостная улыбка. Цвеном его звали очень редко. Тем более люди, которые с ним только знакомились. Это имя всегда было из разряда «не для всех». Но сейчас, произнесенное чуть неуверенным, мягким и обволакивающим, будто патока, голосом… Рихард совсем не был против такого.

»Забавный», – подумалось.

– Он почти готов, – механик махнул рукой в сторону самолета и выскользнул за дверь.

Сделав всего один шаг, Круспе оказался в освещенном ангаре. За бомбардировщиками, рядом с самолетом, который водрузили на подъемник недалеко от ворот, крутилась пара человек, проверяя уровни и давление гидравлического масла, судя по всему, и исправность топливной системы. Идущий впереди Пауль крикнул им: «Время не ждёт! Поднажмём!»

Рядом с новеньким перехватчиком обнаружился Шнайдер, на этот раз не в штатском. Пока Рихард неспешно шел к другу, мимо Кристофа резво прошагал Пауль, на ходу поздоровался с ним, со звонким хлопком пожав ему руку, и направился к подчиненным.

– Как утро, пьяница? – подкрался к Шнайдеру Рихард и хлопнул его по плечам.

Мужчина смешно фыркнул. Они оба знают, что Круспе очень преувеличивает масштабы вчерашнего вечера распития.

– Да уж не хуже твоего, – посмеялся мужчина, зная, что Тилль наведался к Рихарду ни свет ни заря, хотя в курсе, что тот всегда отсыпается перед важными полетами. Брюнет неразборчиво пропыхтел витиеватое ругательство, вызывая у Шнайдера добрый смех. Кристоф небрежно взъерошил примявшиеся во время сна чернильные волосы Круспе, глядя на недовольное и всё ещё немного сонное лицо. – Тилль просто вредный. Забудь.

Шутливо толкнув друга в плечо и сбросив его руку со своей головы, Рихард развернулся к самолету, следя за работой над ним. Они стояли напротив перехватчика, у самого его острого черного носа. Хищные формы, вытянутый гладкий фюзеляж, острый размах крыльев… На нем хочется взмыть в небеса, разрезая белёсые пуховые облака, настолько высоко, насколько удастся… Газотурбинный двигатель может максимально разогнать этого красавца до скорости больше, чем в два маха. Вот прямо сейчас запрыгнуть в кабину, сорваться и полететь.

– Ты бы на самом деле сел за штурвал, если бы все закрыли глаза на твое здоровье? – внезапно спросил Рихард, продолжая пялиться на кабину пилота.

– И при условии, что я всё ещё не полностью здоров, – уточняет Кристоф, запихивая руки в карманы форменных брюк. Сейчас он наблюдает за тем, как Пауль, мастер своего дела, копошится под брюхом самолета, проверяя исправность механизма выпуска шасси, но готовит эту машину он вовсе не для него… Сейчас Шнайдера пустят за штурвал только на учебный и пассажирский самолет или транспортник – никаких истребителей, никаких сверхзвуковых.

– Ага, – отозвался Рих.

– Наверное… Наверное, да, – пожимает плечами Кристоф, виновато поглядывая на друга. – Если бы вы меня поддержали, – тише добавляет он.

Рихард поворачивается к нему и смотрит так, словно перед ним непонятливый ребенок. Хотя обычно происходит ровно, да наоборот. Это у Шнайдера роль мамочки коронная. Круспе ожидал услышать ответ «да», но не ожидал узнать, что Крис думает, что, хотя бы в теории, они с Тиллем могли бы поддержать его в самоубийстве.

– Ты же знаешь, что мы… – начал было он, но его прервал дрожащий от раздражения голос, доносящийся от самолета, где крутились механики:

– Ты мне еще одно пилота угробить хочешь? – Пауль смотрит с неподдельной злобой снизу вверх на пухлого подчиненного, который стоит на небольшой лестнице; его голос стал удивительно резким, сейчас он звучит грубо и разъярённо.

– Что?! – удивился мужчина, спускаясь с лестницы и неуверенно бросая взгляд за спину старшего механика на летчиков. – Ландерс, это всего лишь!..

– Это не всего лишь, Ланзо! – чеканит Пауль, отбирая у мужчины разводной ключ. – Это топливная магистраль! Ты поджаришь моего пилота в любой момент полета!

Рихард с интересом наблюдал за происходящим. Пару раз, после проверки Торнадо перед испытанием, ему выдавалась возможность пристыдить механиков, которые готовили самолет к вылету. Тем приходилось сотни раз извиняться и исправлять. Но Пауль чувствовал себя на этом поприще свободно, отчитывал довольно резко, не желая выслушивать оправданий. Шнайдер же, тем временем, с опаской косился на коллегу, словно ожидал, что после такого он откажется лететь.

– Я ещё не закончил! – возразил мужчина и попытался схватить Ландерса за руку, чтобы вернуть инструмент, но тот небрежно отмахнулся от него.

– Ты закончил! – уже открыто злясь, выплюнул Пауль, ткнув мужчину разводным ключом в грудь. – Я сам разберусь, – закончил он, взбираясь по лестнице.

– Черт… – просипел толстоватый механик Ланзо, выходя из ангара, то и дело косясь на офицеров.

– Эмм… – неуверенно обернулся Пауль к взволнованному Шнайдеру и почти веселящемуся Круспе. – Не переживай. Я слежу, я всё сделаю, а потом проверю, – натянуто улыбаясь, заверяет он.

– Он тоже потом проверит. У него мания всё контролировать… – внезапно слышится голос гауптмана от приоткрытых ворот ангара. Пауль взглянул сначала на пришедшего мужчину, а затем немного удивленно на Рихарда, словно не ожидал того, что он лазит проверять экспериментальный самолет.

– Давно не виделись, – дергано, возвращаясь к работе, бросил он Тиллю.

Они знали друг друга довольно неплохо – Линдеманн и Ландерс. Еще когда Тилль только шёл на своё нынешнее звание им пришлось столкнуться на экзамене курсантов учебной эскадры. И у них выдалась неплохая совместная пьянка. Рихард тогда был в отъезде и не застал столь прекрасного ночного действа. Именно Линдеманн познакомил шутника-механика со Шнайдером и именно благодаря этому знакомству Кристоф оказался в команде испытания новой модификации немецкого Торнадо, из которого очень хотели сделать эффективный перехватчик для любых погодных условий.

Заканчивая и плотно закрывая распахнутый корпус самолета, Пауль то и дело поглядывал на переговаривающихся рядом офицеров. Шнайдер явно нервничал. Он пропустил четыре полета своего товарища на самолете, на котором сам разбился по вине механиков. Сегодня он впервые за последние месяцы увидит в действии этого металлического монстра. Кристофу явно немного страшно. Ландерс помнит, так мужчина вел себя перед первым полетом на тогда совсем сыром перехватчике. Говорил мало и тихо, был дерганным и немного неуверенным, как и сейчас. Тилль рядом с ним выглядит более, чем обычно. Он просто, словно изваяние, немного возвышается над остальными, предельно спокойно время от времени встревая в разговор. Он выглядел как всегда внушительно, словно поглощая всеобщее внимание только своим присутствием. Новый знакомый Пауля, Рихард, на фоне этих двоих выделяется. Он ниже, держится очень расслабленно, немного разомлевше, он словно не переживает из-за последнего, знакового полета для новой машины, которую он поведет в небо, чтобы испытать систему наведения и пусковые механизмы. Либо же он всё ещё сонный. Даже бесформенный лётный костюм не может скрыть фигуру Круспе, на которой явно оставило отпечаток спортивное прошлое. И что резко его выделяет – Рихард разговаривает громче.

Пауль спустился с лестницы, нажал на кнопку подъемника на балке ангара, и перехватчик мягко опустился на колеса. На часах уже половина двенадцатого – пора вылетать.

– С тобой полетит Олли, – оповещает Рихарда Тилль, когда Ландерс тихо подходит к ним. Ландерс не знает Оливера, о котором сейчас идет речь, лично. Так, видел на аэродроме пару раз этого очень высокого, подтянутого парня с гладко выбритой головой и аккуратной бородой. Очень вежливый, стоит признать.

– На стандартном бомбардировщике за вами проследит Лоренц. Тебе нужно будет перехватить старый беспилотник, его скоро направят в нашу сторону с базы в Ягеле. Ничего сложного.

А вот Флаке знали многие и за пределами учебной эскадры. Он был один из немногих, кто прекрасно пилотировал, но чаще работал в группах с инженерами и механиками. Пауль с ним пересекался не раз, особенно на занятиях курсантов, посвященных экстренному ремонту самолетов. Кристиан всегда создавал впечатление «того странного ботана с первой парты». Он такой нескладный, весь вытянутый и худой, немного неуклюже передвигается и тихо разговаривает… Но при близком знакомстве Флаке оказался приятным малым, с которым было о чем поговорить и к которому хотелось идти за советом.

– Ты всегда говоришь «ничего сложного», а потом всё идет не по плану, – усмехается Круспе на последние слова Тилля. – Я надеюсь, ты не обидишься, если я всё перепроверю? – обращается он уже к Паулю и тот неопределенно пожимает плечами.

– Всё зависит от того, насколько нежно ты проверять будешь…

– Когда дело столь тонкое, я всегда нежен. – Губы Рихарда против воли растягивает довольная улыбка, когда на радостном и немного грязном лице механика отражается тень стеснения.

– Эй, герр Круспе, поумерьте пыл! – заговорила внезапно появившаяся у ворот не менее смущенная Катрин. – Кхм… Майор прибыл и ждет, – откашлявшись, сказала она.

Взяв под руку Шнайдера, Тилль направился к подчиненной. Пауль думал тоже идти, ведь на этом его работа закончена, дальше дело за пилотом и за техниками, которые помогут вывести самолет на взлетную полосу, но его остановил Рихард, потянув за подтяжку со спины. Он чуть наклонился к нему и, беззлобно смеясь, еле слышно прошептал: «Я всё нежно проверю, а ты не забудь умыться перед балом, чтобы принцесса потом не краснела за тебя».

На вопрос, что его заставило так сказать, Круспе не смог бы ответить. Ему тридцать пять, и он так в открытую и по-глупому заигрывает с человеком, которого знает меньше часа. Сейчас, наверное, такой бездумный, бессмысленный флирт позволяет отвлечься от дикого волнения, которое он испытывает каждый раз, когда нужно полететь на чужом для него самолете, а этот – после каждой доработки заново становился незнакомцем для него.

И в конце концов, это не Рихард начал, это его назвали принцессой! Так по-детски…

Пауль видел тысячи полетов, он сотни самолетов готовил к вылету или чинил после, и он много раз был в диспетчерской вышке на территории базы именно этой учебно-боевой эскадры. Рядом простирается длинная взлетно-посадочная полоса, а невдалеке на солнце греются темные крыши остальных зданий базы. Пока они со Шнайдером и Линдеманном добирались сюда, из ангаров уже выкатили темно-зеленый перехватчик и серый бомбардировщик. На экраны в вышке вывели изображение с камер, которые понатыканы вокруг взлетной всюду. Ландерс неотрывно следил за подготовкой со странным дребезжащим чувством глубоко внутри. Возвращаться в программу испытаний спустя год оказалось волнительно. Или это заигрывания с новым пилотом вызвали такое трепетное напряжение чуть выше желудка?..

Рядом Тилль вел неспешную беседу с майором, низкорослым крупным мужчиной; Шнайдер сидел на стуле рядом со стоящим Паулем и тоже внимательно следил за процессом подготовки. Сейчас трио пилотов неспешно переговаривалось, направляясь к самолетам. Оливер и Кристиан возле Рихарда выглядят излишне долговязыми и вытянутыми, но все трое наденут шлемы и станут словно братья-близнецы, их будет не отличить, за исключением роста. Подумалось, что Круспе их собрал вокруг себя: сначала он сдружился с Тиллем, еще будучи курсантом, затем, когда поступил на службу в здешнюю эскадру, он неплохо так разобщался с самим Шнайдером и Флаке, которых только перебросили с такой же тактической, но не учебной эскадры, а затем в их уже устоявшийся квартет с легкой подачи лейтенанта влился молодой разведчик Оливер. И вот уже который год они служат вместе, обучая нерадивых курсантов, иногда вылетая на миссии.

– Переживаешь? – словно издалека прозвучал для Кристофа голос Пауля.

Худощавый и нескладный Флаке забрался в самолет, кабина плотно закрылась и, спустя минуту, тишину, нависшую над аэродромом, нарушил гул двигателей бомбардировщика.

– Немного, – вздыхает Шнайдер, наблюдая за тем, как Рихард и Олли поочередно занимают свои места в кабине экспериментального перехватчика: Ридель – позади, Круспе – впереди. Кислородная маска, шлем со светофильтром, пристегнуться и проверить ремни… Рихард поднимает руку в плотной перчатке – через камеры не разглядеть, что он показывает, видимо, оповещает техников, что всё в порядке. Кабина закрывается.

– Я всегда за него переживаю. Он же никогда не признается, что у него проблемы или он устал. Он же всё берет на себя, – Кристоф поворачивается к Ландерсу и натыкается на его выражение лица «да это же каждый из вас». – Идиот, – добавляет мужчина, и механик не может сдержать смешок.

– Сказал такой же идиот…

Бомбардировщик Флаке промчался по километровой взлетной полосе, взмывая в небо. Динамик связи на панели диспетчера, на который вывели канал с перехватчиком и бомбардировщиком, оживает, и из него слышится искаженный спокойный голос Рихарда: «Прошу дать разрешение на взлет».

Тилль немного раздраженно отобрал у диспетчера гарнитуру и сипло проговорил в микрофон: «Даю разрешение, Круспе. И хватит шуточек, эти формальности не для сегодняшнего дня!»

– Я знаю, – насколько можно было понять, он улыбнулся. – Спасибо, Тилль. Пожелай мне удачи…

– Удачи, – хмыкнул гауптман.

Тёмная фигура самолета стала набирать скорость, словно скользя по ленте взлетно-посадочной полосы. Пауль неотрывно проследил за плавным подъемом перехватчика, параллельно сжимая плечо Шнайдера, которого подёргивало от волнения. Кристоф упал спустя минуты четыре после взлета. Воспоминания нахлынули, словно это было пару часов назад. Проверка маневренности. Взлет. Спустя минуту – странный отзвук в работе правого двигателя. Почти сразу после этого он перестает нормально пропускать воздух в компрессор, а затем останавливается. Ещё минута – экстренное снижение, второй двигатель отказывает, пусковой механизм для катапультирования должны были откалибровать после прошлого неудачного теста, но и в тот раз его заклинило… Шнайдера заставляет вернуться к настоящему вышедший снова на связь Рихард.

– И Оливеру пожелай удачи! – он смеется и закручивает спираль восходящей бочки в небе, укладывая самолет на правое крыло. Его абсолютно не волнует присутствие в диспетчерской старшего офицера.

Спустя мгновение оба самолета уже было не разглядеть невооруженным глазом. Направились на северо-восток, навстречу беспилотнику. По территории огромного военного полигона разбросаны датчики, радары и камеры, на борту обоих самолетов чувствительная аппаратура, ящики пишут всё, что бы ни происходило, есть поддержка в виде второго пилота и наблюдателя со стороны, но Ландерс переживает. Как и каждый раз при испытаниях, ведь приходится просто ждать, лишь наблюдать. Они всё ещё в пределах видимости ближайших радаров базы, летят с постоянной скоростью, им не нужно в обязательном порядке развивать сверхзвуковую – её проверяли в прошлый раз, но все знают, что Круспе планирует это сделать ещё раз на обратном пути.

– Захват цели, – заговорил динамик голосом Оливера, ведь именно он сегодня управляет бортовой системой вооружения. – Расстояние 83 километра. Запуск.

Управляемые ракеты класса «воздух-воздух» – стандартный инструмент. Рихард довольно улыбается под маской, предвкушая попойку по случаю, уже ощущая во рту горьковатый привкус сигарет и алкоголя. Он не курил со вчерашнего вечера. Жаль. Он наблюдает за тем, как на радаре беспилотник дергается и пытается уйти от ракеты. Олли немного недовольно фыркает. Слыша его недовольство через гарнитуру, Рихард прибавляет скорости. Пару секунд кажется, словно самолет потряхивает. Круспе стискивает зубы – не хочется попасть в волновой кризис, потерять управление и свалиться в смертельное пике. Но форсаж двигателей делает свое, увеличивая тягу. Одна целая и две десятых маха – звуковой барьер пройден.

– Давай еще одну, для верности, – бросает он Оливеру. Беспилотник уже можно разглядеть. Вёрткий.

– Как скажешь, лейтенант, – отзывается Ридель. Только он выпускает ещё одну ракету, первая попадает в хвост цели. Подбитый аппарат стремительно снижается, всё пытаясь лететь, но вторая боеголовка попадает точно в цель, разнося его на довольно крупные ошметки над военным полигоном.

– Держись, Олли, – самодовольно произносит Круспе, круто задирая нос перехватчика. Самолет рванул вверх, пока не стал стремительно терять в скорости.

– Рихард, твою мать! – зашипел Оливер, стискивая кулаки.

Гауптман, услышав в диспетчерской последние слова, быстро натянул на голову гарнитуру и, пытаясь быть спокойным, вкрадчиво поинтересовался: «Какого черта у вас происходит?» Диспетчер судорожно пытался отыскать камеру на полигоне с нужным углом обзора.

Тем временем самолет, окончательно потеряв скорость, стал заваливаться на левое крыло из-за перевеса головной части. Перехватчик развернулся на 180˚, в сторону базы. «Идиоты», – пробормотал Флаке в летящем ниже бомбардировщике. Скользя на крыле, Рихард постепенно снижался, набирая прежнюю скорость.

– Флаке, что это было? – всё ещё пытаясь не сорваться, переспросил Тилль у единственного, по его мнению, адекватного в улетевшей группе.

– Они сделали разворот. Это был ранверсман, Тилль… – невозмутимо произнес Лоренц. – Летим обратно, один и один (1,1) маха.

Стаскивая с головы гарнитуру, Линдеманн истерически засмеялся. Как приземлится, этот самодовольный красавчик получит по своему обожаемому лицу. Шнайдер же непрерывно пялится на радар, отслеживая небольшую отметку, обозначающую самолет Круспе и Риделя. Только он услышал возглас Оливера, его сердце провалилось куда-то вниз и просто перестало биться. А что, если бы они не смогли снова набрать скорость после такого пируэта, что, если бы у них заглохли двигатели?..

– И я, и он всё проверили, – тихо заговорил с Кристофом механик, только Лоренц доложил о происходящем. – С самолетом всё в порядке, ничего не могло просто так случится. – Он присел на край стола, вглядываясь в горизонт, где уже можно было различить темные точки приближающихся боевых машин.

– В силу инцидента, – заговорил майор, сидящий у экрана, где в поле видимости камер у базы снова появился достаточно четкий образ перехватчика, – я понимаю ваше беспокойство. Но лейтенант сделал всё необходимое. Перед запуском производства, необходимо знать возможности техники. Возможности маневренности в том числе, пусть это уже и проверялось при установлении порога скорости. Лишним не будет. Вам ли не знать, как может спасти жизнь простая фигура пилотажа…

– Вы правы, – сухо согласился с ним Тилль. Тем временем на взлетно-посадочную сел самолет Лоренца, стремительно сбрасывая скорость. Рихард же сделал неспешный круг над аэродромом, спокойно выжидая, пока Флаке съедет с полосы.

Перехватчик пошёл на снижение, и Шнайдер медленно стал расслабляться. И правда, волноваться было не за чем: Пауль не допустил бы ошибки, как и Рихард не потерял бы управления над этой своенравной пташкой. Колёса касаются земли, закрылки выпущены, потоки воздуха прижимают самолет к посадочной. Сто метров. Двести. Триста. Ещё немного и они останавливаются. Остается съехать с прямой и откатиться в ангар после еще пары тестов, в которых пилоты уже не участвуют. Они остановились в кармане у третьего ангара, к самолету подтащили лестницу. Фонарь* кабины откинулся назад. (Фонарь в авиации – прозрачная часть пилотской кабины, защищает экипаж)

– А где же группа поддержки? Где цветы и шампанское, где девичьи вздохи? – не снимая шлем, но стянув маску и убрав светофильтры, говорит Рихард с напускным недовольством.

– Твоя девица в соседнем ангаре дожидается, – шутит Ридель, начиная спускаться по лестнице. Так и подмывает его столкнуть к чертям.

– Она – родственная душа другого толка, Олли. – Рихард снял шлем и выглядел неимоверно серьезно, словно открыл друзьям истину. Ридель с него в открытую посмеивался, как и стоящий рядом с ним Флаке.

– Найди уже себе родственную душу нужного толка, – произнес Лоренц, поправляя очки и подергивая бровями. Кажется, все уже были в курсе долгого воздержания Круспе.

Как только Тилль столкнулся с радостным после полета и курящим Рихардом, он, как и планировал, сразу попытался ударить по довольному лицу, чтобы «в следующий раз предупреждал, если хочет сотворить какую-нибудь дичь». Круспе без труда перехватил тяжелый кулак, летящий в его сторону, и попытался в шутку отвесить старшему по званию подзатыльник. Но сам же его получил от Шнайдера, который слишком переволновался.

– Будто мамочка, – пробурчал тогда Рихард, направляясь к себе в комнату, чтобы переодеться.

Спустя пару часов, когда Ландерс смог оставить самолет в покое, они все загрузились в две машины: пикап Линдемана и угловатый фольксваген Катрин. Тилль отказался ехать в одной машине с Круспе, пока тот не извинится за свою выходку, а лейтенант упрямо этого не делал, хотя ему ничего не стоило. Пауль этому удивлялся, а Кристоф тихо ворчал, что они напоминают старых обидчивых супругов. В итоге с Линдеманном ехали Флаке, Оливер и Шнайдер, а с Катрин – Пауль и немного недовольный Рихард.

На часах ещё не было четырёх, как они вломились в едва успевший открыться бар в соседнем городке. Здесь знали если не всех, то уж точно многих военных с базы, поэтому у владельца заведения был лишь один вопрос – какой повод? Не без удовольствия Рихард похвастался – без деталей, конечно, – что сегодня успешно провели последнее испытание самолета, и это нужно обмыть. Часам к шести они были уже захмелевшие и в компании местных жителей не собирались останавливать поглощение алкоголя. А к восьми, Тилль, уже не вспоминая о бывшем раздражении, сидел на диванчике с Рихардом, потягивая какой-то весьма хреновый виски прямо из бутылки и обсуждая всё прибывающих в женщин и совсем уж молодых девчонок. Приезд летчиков эскадры создает всегда такой ажиотаж.

Линдеманн что-то бормотал лейтенанту на ухо про «вон ту девку», которая сидела за барной стойкой на углу. Нехотя взглянув в ту сторону, куда показывал друг, Рихард разглядел в плывущем от литров пива и десятка стопок водки мире черноволосую подтянутую девушку в легком струящемся платье и высказал свое одобрение ленивым «Ага». Втолкав в руки лейтенанта бутылку с недопитым виски, Тилль грузной, немного пьяной походкой направился к потенциальной даме на вечер.

Оставшись один на один с алкоголем, Рихард немного покрутил бутылку, отмечая объем работ – осталась ещё треть. Он скосил поддёрнутый хмельной поволокой взгляд на сослуживцев. Флаке и Оливер сидели в дальнем углу у окна и пили скорее из вежливости, чтобы не обижать друзей, поэтому были чуть ли не самыми трезвыми во всем заведении. Лоренц, нелюбящий излишнего женского внимания к своей персоне, терпеливо отсиживался за столом, подальше, за спиной Риделя. Олли же оказался более расположенным к общению с нетрезвыми местными жителями, а в силу своего характера, собрал компанию из более спокойных завсегдатаев бара и юных девиц, которые умилялись его историям и шуткам и задорно хихикали. Уровень опьянения Шнайдера был явно выше, чем у остальных, даже выше, чем у самого Круспе. Кристоф сидит на высоком, украденном от барной стойки стуле рядом с низеньким столиком в центре зала и, немного заваливаясь на стоящего рядом и чуть более трезвого Пауля, напевает какую-то только ему понятную песню. За тем же столиком сидит Катрин со своим мужем, коренастым, высоким блондином лет сорока пяти, и ещё несколько их друзей и знакомых. Ландерса абсолютно не смущал жмущийся к нему Шнайдер. На самом деле никого из здешних служивых это не смутило бы – все в курсе, каким Кристоф может быть привязчивым в пьяном состоянии. Кстати, о нем, он что-то невнятно пошутил, прервав своё неясное пение, и вся компания разразилась громким хохотом. Хочется ли Рихарду быть там? Он бы не сказал, что нет, но в нем сейчас было столько лени и алкоголя, что сдвинуться с места стало бы подвигом.

На диван рядом опустилась миловидная девушка, определенно что-то спрашивая у Круспе, но он абсолютно все её слова пропустил мимо ушей, наблюдая как Пауль потряс темную пивную бутылку и, запрокинув голову, осушил её до дна. Светлая, как у истинного берлинца, кожа на открытых руках, на шее и на лице в теплом свете ламп чуть поблескивает от пота, кадык быстро дергается от резких глотков… Тут душно… Рихард отпил виски и мотнул головой, от чего мир вокруг завертелся. Горло тут же обдало резким теплом, а на языке осел привкус жженного сахара. Он скривился. Мерзость. Как только Тиллю удается пить такое откровенно прожженное пойло?

Круспе наконец удостоил девицу рядом взгляда, и она даже повеселела, снова начиная улыбаться и что-то лепетать так быстро, словно её слова – пули, вылетающие из скорострельного пулемёта. Он смотрел на неё и не мог разобрать и половины из сказанного, да и не горел желанием, если уж честно. Девушка на поверку оказалась очень юна, хватило немного присмотреться. Лейтенант даже не уверен, совершеннолетняя она или нет. Худощавая, немного нескладная, с таким по-подростковому округлым лицом и одета нарочито откровенно. Пытается казаться уверенной и раскованной, но сидит рядом с ним словно школьница, не знающая, что такое по-настоящему целоваться.

– Как тебя зовут? – кажется, слишком хрипло, слишком грубо и слишком громко спрашивает Рихард. Идущий к бару за очередным пивом Ландерс поглядывает в его сторону и странно усмехается.

– Грета! – она так рада, что с ней заговорили, реагирует так непосредственно и по-детски. – Я видела тебя несколько раз в городе…

Девушка неловко кладет свою холодную от волнения руку ему на колено, как бы не специально. Рихард хмыкает и ещё раз отпивает из бутылки, всё так же недовольно кривясь, но другого алкоголя у него под рукой сейчас нет.

– Мне почти сорок, Грета, – перебивает он её, смотря в упор.

Грета продолжает улыбаться, но уже немного сконфужено и непонимающе, и глядит на летчика, распахивая свои зеленые глаза еще шире.

– Найди себе мальчика по возрасту, – отпив виски и наклонив голову на бок, поясняет Круспе, но ладонь девушки со своей ноги не убирает. – Потому что я тебя просто съем, – спокойно заканчивает он, разглядывая в лицо девчонке, которое стремительно окрашивается непониманием, а затем – опасением.

Отсчитывая те десять, может пятнадцать секунд, которые понадобятся Грете, чтобы убежать, Рихард поглядывает на Тилля у бара, который, не стесняясь, уже готов залезть под пёструю юбку своей дамы сердца на вечер. Наверное, нужно у него поучиться и перестать думать о лишнем, вернуться к своему прошлому себе, спокойно цеплять девиц и не напрягаться после одной или пары ночей. Но Рихарду не хотелось, его мучило стремление к чему-то особенному уже который месяц. Тем временем девушка, немного перепуганная, поспешила уйти к стайке подруг, откуда всё время доносились шепотки. На её место тут же свалился донельзя веселый Шнайдер. Он выхватил из рук лейтенанта бутылку, тут же делая внушительный глоток. Не потребовалось много времени, чтобы Кристоф поморщился и вернул её обратно.

– Зачем тебе такая мерзость? – отплевывается фенрих, а затем откидывается на диван, рассеяно разглядывая уставшее лицо брюнета.

– Это Тилля, – вздыхает Рихард и смотрит на друга в ответ. Его голубые глаза пьяно блестят, кожа и коротко стриженные темные волосы от духоты и жары в баре влажные, а губы всё растягивает широкая улыбка.

– А-а-а… Точно… – он закидывает руку за голову и оборачивается назад, за правое плечо, где сидит компания девушек. – Теперь они будут на тебя так злобно смотреть до конца вечера. Рих, что ты ей сказал?

– Что она ребенок, вот что. – Он опрокидывает в себя остатки виски, когда к столику подходит довольный Пауль и, подмигивая, выдаёт:

– А тебя не заводит, когда называют папочкой?

От такого вопроса Круспе давится своим последним глотком отвратного виски, а Кристоф заливается немного истеричным смехом.

– А ты назови его так… – подмигивает он Паулю, параллельно даже слишком сильно похлопывая задыхающегося друга по спине. – …в более приватной обстановке.

– Хватит… – сипло выдает Рихард, откашлявшись, и отталкивает руку Шнайдера, который продолжал, не жалея силы, бить его. – Ты и при Катрин такие шуточки шутишь? – он нервно нащупывает в кармане зажигалку и, вытянув зубами из пачки сигарету, закуривает.

– При даме? Ты что? – картинно изумляется механик, чуть не выронив бутылку пива, и смеется. Его голос пропитан каким-то бездумным весельем и ребячеством.

– Я – принцесса, не забыл? – откровенно дурея от глупости происходящего, спрашивает Пауля мужчина, покрутив между пальцами тлеющую сигарету.

– О!... – распахивая широко глаза выдаёт Ландерс. – Прошу меня простить, миледи!.. – он, почти хрюкая от смеха, отвешивает глубокий поклон. Его ведет от выпитого алкоголя. Шнайдер подпихивает ногой под стремительно направляющуюся к полу задницу Пауля немного косой, но с удобной спинкой стул, и тот падает на него. Они уже втроем открыто и громко хохочут. Пахнет жженым табаком, пивом и потом. Пепел с сигареты осыпается на брюки, на диван, на пол, пиво чуть расплескивается из трясущейся в руке бутылки, а Шнайдеру пить уже хватит…