Как это, блядь, понимать? 

Добро победило зло, император Белос оказался обычным злыднем без особого шарма(кроме голоса, разумеется) и Луз даже немного расстроилась. 

Они с Эмити после чудесного воссоединения сестёр как-то незаметно перешли на книги с полок «янг-адалт», и, наплевав на все возрастные ограничения, пошли марафоном по мультам с adult swim, быстро вкурив, что весь Disney+ и Cartoon Network по сравнению с этим чудом мультивселенной ничто и звать их никак. 

То был, конечно, подростковый максимализм, и Ида, например, была уверена, что к двадцати они обе, обернувшись в плед будут рыдать над Стивен Юниверс и, прости господи, Гравити Фоллс. 

Но пока что и Луз и Эмили было только по шестнадцать, и ролевой моделью был ублюдок Рик Санчез, а не прекрасная ведьмочка Азула. Ее девушки считай одновременно окрестили «темным прошлым» и постарались упрятать в самый дальний угол совиного дома. Хотели вообще сперва скормить Хути, но вовремя одумались. 

Поэтому порядком привыкшая к антигероям, или хотя бы грамотно прописанным злодеям(постер с Ганнибалом Лектором давал о себе знать), Луз была разочарована. В четырнадцать Великая Битва за свой земной мир показалось бы самым эпичным, захватывающим и потрясающим, что было в ее жизни, но сейчас...Мех. 

Эпичной казалась Эмити без футболки и полеты на посохе, а Белос был размазан по стенке в течение двух дней(с перерывами на сон и обед) заметно окрепшими Идой и Лилит, Луз же выступала скорее в роли стратега и наживки. Волноваться за сестёр она отвыкла, они влипали и в худшие передряги, и были, черт возьми, непозволительно сильны.

Но, все же, как, блядь, так вышло, что на Кипящие острова затащило ее мать?! 

Самым сложным приключением за два года оказалось придумать, как остаться на волшебной стороне, пока не исчезнет проблема с Белосом. Но благодаря великому гению Иды был придуман хоть и не гениальный, но вполне сносный план. 

Кукла. Кукла ходила за Луз в школу, кукла рассказывала маме, как прошёл день и что бы она бы хотела на ужин. Земная жизнь Луз по количеству скуки была лишь немногим ниже, чем у офисного планктона, так что особых проблем не возникло(Луз на это надеялась). 

Благо, они с Идой позаботились о Кукле до того, как был отнят единственный путь на землю. Задолго до того. Дальновидность в Иде включалась крайне редко, но и то был хлеб. 

И вот. Теперь на ставшем родным диване сидит ее мать с чашкой какой-то странной жидкости и пытается осмыслить, что же, блядь, произошло. Камилла никогда не материлась при дочери, но Луз была уверена, что это единственная формулировка вопроса, уместная в данной ситуации. 

Камилле было немногим больше сорока, она считала «Хорошую ведьму Азулу» вздором и никогда не ходила на фильмы Дисней в кино. Она физически не могла осмыслить происходившее с ее дочерью и происходящее с ней сейчас. Но как-то пыталась. 

— Caro, получается ты была здесь все это время? — немое отчаяние в глазах матери делало Луз больнее, чем удар огненным шаром Боши. 

Луз сдавленно кивнула, потупившись, как разбившая вазу пятилетка. Воображаемый Санчез смотрел на девушку с укоризной. 

— И эта милая...ведьма, — Камилла произнесла это слово как иностранное, как набор звуков, не имеющий значения, — растила тебя все это время? 

Тут пришла пора тупить взгляд Иде. Но она почему-то этого не делала. Она будто залипла. Ида обычно делала так, когда собиралась спиздить, именно спиздить, какую-то блестяшку из под носа у важных господ(типа стариков Бляйтов). 

Бессмысленно, беспощадно и, в девяносто девяти процентах, безнадежно. Четыре  страшных буквы «б», ещё одна из-за того, что чаще всего эти идины прожекты закачивались смачным «блядство!» и побегом из тюрьмы.  

Ей богу, надзиратели всех смен уже принимали их там как родных и сильно переживали, если Луз вдруг худела или выглядела «как-то нехорошо». Там Луз, кстати, научилась дьявольски хорошо играть в шашки. И в шахматы. И в карты. 

Сейчас тюрьмы, слава Господу Богу, можно было избежать. Но не вышло бы чего похуже. 

— Дорогая Камилла, я рада наконец познакомиться с матерью моей дражайшей и, не буду таить, очень способной ученицы, — Ида расплылась в лыбе, обнажив золотой клык, и облизнулась.

Луз моргнула. Не могло ей показаться, но все равно бред. В каком смысле облизнулась? В каком смысле «дражайшей и очень способной ученицы»? 

Дело пахло, нет, оно воняло керосином, и к чему это шло Луз начинала догадываться. Она искренне не хотела, но все же начинала. 

Ида смотрела на мать, как Луз в пятнадцать на Эмили. Жадно, жарко, готовясь разъебать любые преграды. 

Как в день, когда они на глазах у всего Хэксайда поцеловались на школьном балу. 

В голове что-то пронзительно щелкнуло и Луз на деревянных ногах поднялась и, ни слова не говоря, вышла вон. На улице о чём-то переговаривались Эмили, Лили и Кинг. Завидя выходящую из дома Луз, они уставились на неё с немым вопросом в глазах. 

— Пиздец, — ознаменовала Луз и уткнулась своей девушке в плечо. 

«Пиздец» — подумала в этот момент Ида, понимая, что втюрилась, как школьница, в маму своей единственной ученицы.