Точно такой же закат

 За окном вечер.

Воробьи на ветках деревьев, что уже давным-давно ростут дрямо под окном, ещё с самого утра распевают песни. Солнце уже опускается, отчего небо преобретает причудливые розовые и оранжевые оттенки, и совсем скоро полностью скроется за жилыми домами. Где-то там, внизу, проходят мимо самые разные люди, горлопанящие какие-то песни или обсуждающие какие-то темы. Окно, возле которого стоит Антон, распахнуто настежь, но это не страшно: не январь же месяц всё-таки. 

За окном тёплый июньский вечер.

— Эй, Тох! - раздаётся вдруг громкий голос со стороны спины, сопровождающийся приближающимися шагами. - Ты чай будешь? Я тут откопал какой-то, попробовать захотелось.

На балкон, кажущийся совсем маленьким от валяющегося на нём хлама, но от этого не переставший быть менее комфортным, заходит Дима, с сосредоточеным выражением лица рассматривая упаковку от чая. Под его ногами слегка поскрипывает пол. 

— Какой-то «Куртис»... «Деликате манго»... - по слогам читает он название чая «Curtis: delicate mango» и пробегается глазами по составу. - Кароче, чёт с ананасом, искусственным ароматизатором со вкусом манго, лепестками роз и апельсина. 

Взгляд уходит куда-то в сторону, пока Дима обдумывает прочитанное.

— Ну и бред. Жуть какая-то, - выносит он вердикт и поднимает голову. - Так ты будешь?

Антон чувствует взгляд таких родных зелёных глаз на своём затылке, обладатель которых ждёт ответа. Подумать только, сколько же всего между ними успело прозоизойти за эти несколько лет, что теперь он может смело называть эти глаза родными и быть на сто процентов увенным, что и их хозяин точно так же думает о нём самом.

А ведь когда-то Дима терпеть его не мог, просто на дух не переносил. Антон даже помнит пару случаев, когда ему приходилось драться с Побратским: тот без причин распускал кулаки, а Антон быть боксёрской грушей не был настроен. Конечно, разговоры он предпочитает гораздо больше, чем мордобои, но чувство собственного достоинства у него всё-таки присутствует. Поэтому приходилось несколько раз бить по лицу.

Сейчас Антон вспоминает то время с улыбкой, а сердце окутывает приятное тепло. Дима всегда казался ему интересным, не таким, как остальные. Он всегда такой живой, ему было всё равно на институтские правила, на правила общаги, в которой он жил. Антон прекрасно помнит, как одно время весь универ болтал о том, как Дима, при запрете-то на подобного рода электронику, втихаря протащил в общежитие микроволновку, а потом спалил сам себя же, потому что та загорелась. Что за неосторожность.

Дима был единственным, кто открыто выражал к нему свою неприязнь. Он не мямлил, когда Антон вдруг оказывался рядом, услышав гадости о себе, и не уходил побыстрее за угол с неловким выражением лица. Он не любил Антона, и он не скрывал этого, по сравнению с другими студентами их универа. Это, как бы странно ни было, подкупало Звёздочкина. Дима, казалось, в принципе не скрывал от окружающих вообще ничего. Если он радовался, то он смеялся на всю округу, если был зол, то кричал и высказывал всё, что он думал. 

Полная противоположность ему самому. И эта его открытость была слишком притагательна для Антона.

— Слушай, ты чё там застыл-то, а? - недовольно спрашивает Дима и упирает руку в бок. - Я тебя о чём-то спросил, вообще-то.

— А, да, прости, задумался что-то, - откликается Антон, не поворачивая головы. - Было бы интересно попробовать этот чай.

— Эй, ты там как вообще? Всё нормально? - насторожившись, спрашивает Дима. - Звучишь как-то... Грустно.

— Нет, всё хорошо, Дима, не переживай, - лениво посмеевается Антон, на пару секунд прикрыв глаза. Он, в какой-то степени, любил, когда Дима вот так вот о нём беспокоился. В такие моменты он казался Антону таким милым. - Просто закат красивый.

За спиной снова раздаётся пара шагов и уже через секунду Дима стоит рядом с ним.

— Да, - слышит Антон прямо возле уха, - ничё такой.

— Он напомнил мне день, когда Олежи не стало.

При этих словах Дима на секунду забывает, как дышать. В горле вдруг появляется ком, а в области живота становится как-то нехорошо.

— Олежи..?

— Да. Помнишь, я рассказывал тебе про парня, который жил до тебя в двести тринадцатой?

— Да, конечно...

— Тем вечером, когда... Всё это случилось, был точно такой же закат...

Антон грустно вздыхает и продолжает смотреть на уходящее солнце. Огромные густые рыжевато-розовые облака, малиновое небо, беззаботное щебетание птиц неподалёку. Да, в тот вечер был такой же закат...

Олежа. Этот парниша, что так неожиданно появился в его жизни. Этот застенчивый, добрый, милый и попросту классный призрак. Он сыграл действительно большую роль в жизни Димы. И Дима невероятно благодарен ему за очень многое. Не говоря уже о неоднократном спасении его жизни.

А та тетрадь с конспектом, среди страниц которой находился заветный список, и который исчез сразу после выполнения всех его пунктов, сейчас лежал в их с Антоном квартире. После окончания универа Дима отдал его Звёздочкину, как память о друге. Он об этом когда-то попросил, как и попросил однажды сам Олежа.

"Видимо, он очень любит закаты, раз уж второй раз уходит именно при них", - подумалось Диме, когда в общажной комнате он остался один, с обычной тетрадью в руках. 

В тот вечер... В тот вечер Дима впервые за долгое время заплакал. Он держался, пока Олежа исчезал, держался, пока аккуратно ложил тетрадь на стол, держался, пока подрагивающими от вдруг переполнивших его чувств пальцами насчупывал в карманах пачку сигарет и зажигалку, пока бежал из комнаты прочь.

Как-то раз он стащил у вахтёрши ключ от выхода на крышу. С тех пор иногда он приходил туда. По разным причинам. В тот вечер он тоже туда пошёл.

Сев на самый край и свесив одну ногу, Дима зажёг сигарету. Он выкурил её быстро. И тогда взялся за другую. Тот закат, за которым он наблюдал в тот вечер, глядя на который он проронил сначала слезу, а потом не смог остановиться... Он не плакал тогда, он рыдал. Рыдал тихо, беззвучно, но слёзы кончились только когда на небе уже сияли звёзды. Это была долгая ночь. А тот закат запомнился ему, наверное, на всю оставшуюся жизнь.

И, чёрт бы побрал все эти совпадения, да. Этот закат был точно такой же.

— Знаешь, - говорит вдруг Антон, - если честно, я до сих пор не совсем понимаю, как так получилось, но я рад, что ты рядом.

— Тоха...

— Нет, правда, - перебивает он, поворачивая, наконец, голову и заглядывая в глаза напротив. - Когда это началось?

— Ну... Где-то спустя пару месяцев после моей клинической, вроде.

— Неужели, чтобы мы начали наконец нормально общаться, нужно было, чтобы ты чуть не умер? - как-то устало усмехается Антон и вновь поворачивается в сторону солнца.

Дима смотрит на его лицо: на слегка колышащиеся от слабого ветерка волосы, на тёплую и такую приятную улыбку, на сверкающие на солнце такого необычного: золотого – цвета глаза. Чёрт, и ведь даже за это Дима должен благодарить Олежу. Если бы не он, не его навязчивость по отношению к Антону, то, кто знает, этого всего, наверное, не было бы. 

Не было бы неловких молчаний при нечаянных прикосновениях, отвода смущённых глаз во время случайных встреч, не было бы жаркого румянца на щеках на ночных прогулках, не было бы поцелуев и много-много всего другого, что сейчас греет душу и сердце. Не было бы его и Антона, не было бы их.

— Знаешь, - начинает говорить Дима, не заметив, что голос на мгновенье задрожал, - судя по твоим рассказам, этот Олежа был клёвым.

— Да, - кивает тоже не обративший внимания Антон, соглашаясь. - Был.

Дима уже не может оторвать глаз от заката. Воспоминания об Олеже он всегда переносил тяжело. Прошло уже около двух лет, а он всё никак не может перестать реагировать на них так остро. А всё из-за того, что он один, кто знал об этом. Он не мог ни с кем поделиться своей болью, не мог никому рассказать о своих чувствах. Его бы, как минимум, сочли безумцем. Как максимум, забрали бы в клинику для умолишённых. Никто бы не поверил ему. Никто бы не понял. А потому Дима никогда и никому не расскажет, пронесёт с собой через всю жизнь и унесёт в могилу.

— Тох, - слетает с губ неожиданно даже для него самого.

— М?

Боковым зрением Дима видит, как Антон поворачивает голову, ожидая ответа. Он делает также, заглядывая в любимые глаза. Кажется, он видит в них своё отражение. Взгляд у Антона мягкий и нежный. Дима чувствует это. Чувствует эту нежность, эту ласку и доброту. 

Дима не знает, что на него находит, но сейчас ему кажется необходим сказать:

— Я это... Люблю тебя.

У Антона секунда уходит на обработку информации, а потом его губы растягиваются в тёплой, любящией улыбке. Руки тянутся к лицу напротив, прохладные пальцы обхватывают щёки. И следующее, что чувствует Дима – нежное прикосновение тёплых губ к своим.

— Я тоже тебя люблю, Дим, - говорит Антон, отстраняясь. И снова улыбается.

С появлением Димы в его жизни, с началом их отношений он стал намного чаще улыбаться. Гораздо чаще, чем раньше.

Антон ощущает руки вокруг себя и улыбается шире, прикрывая глаза. Дима не часто лез в объятия, так что такие моменты всегда согревали.

Они стоят так, обнявшись, довольно долго: минуты две, наверное. Им обоим невероятно тепло и уютно, а птицы за окном всё ещё щебечут свои песни. Солнце уже спряталось где-то за домами, небо стало почти фиолетовым. Закаты всегда красивы, всегда прекрасны. И да, это был точно такой же закат.

— Ну что, пойдём пробовать чай?