Поршни

Бригадир последнюю неделю жил будто наполовину спавшим. Он держал в грубых руках сухой лист бумаги из самого отвратительного материала, что мог упомнить, чувствовал это, знал, но как он ни старался, никак не мог вчитаться в набитые на листе чернильные пятна. Долги, долги, заброшенный им сад и презрение в глазах родных слепили его глаза и сжимали высохшую кожу. Зрачки из полудрёмы с третьего раза вцепились в одно-единственное слово. «Поршни». «Поршни», и затем «Гончарна». Очередные поршни, опять неисправны. Кому-то понадобились слесари. Бригадир выплыл из воды своих мыслей, чтобы вдохнуть воздуха, и поднял взгляд вперёд.

Посыльный мальчишка, терпеливо ждавший, пока бригадир дочитает, выждал ещё секунду и жалобно протянул ладонь. Бригадир ощутил, как этот взгляд колом уходит под рёбра и на долю секунду он увидел в посыльном собственного сына. Рука невольно потянулась к карману, пытаясь нашарить какую-то мелочь. Про себя бригадир справедливо рассудил, что это всё ж обошлось дешевле телеграммы. Мальчишка с жадностью выхватил монеты. Через секунду в кабинете не было ни его, ни письма, ни желания бригадира жить дальше. Он, как машина, тут же прошагал к ожидающим его работникам.

- Слесарную бригаду на Гончарну, поршни! – громогласно известил бригадир, израсходовав на эту фразу тот запас сил, что он сохранял для уверенных фраз начальника. Сил осталось меньше, чем он рассчитывал, поэтому вместо детальных объяснений он повернулся к попавшемуся ему на глаза Гавриилу Борисовичу и выразительно махнул рукой. Жест «поднимайся, это для твоих ребят». Гавриил Борисович не менее выразительно кивнул.

- Поршни, говоришь, - протянул быстро обнаружившийся Владимир Анатольевич. На его лице не было ничего, кроме этого «поршни». Поршни так поршни. Из фирмы на склад, со склада на место. Примерно два часа дня, если быстро соберутся, через полчаса будут на месте. Но идти вдвоём на вызов такой фирмы было попросту непозволительно.

- Нам всё одно нужен третий человек в бригаду, - Гавриил Борисович очень старался проявить всю свою дипломатичность. Владимир Анатольевич был раздражённым, и при этом уставшим. Он хотел спорить, но просто не мог.

- Только давай договоримся, - поборов что-то внутри себя, пробормотал он в итоге, - что все переговоры ты возьмёшь на себя. Мне ей-богу лучше молчать, Гаврик.

Гавриил Борисович обречённо кивнул. Даже во имя всего святого приличия, здесь он спорить не собирался.

Был среди прочих слесарей один одарённый человек, с которым как этого не отрицай, никак не хотелось иметь дело. Никогда.

Звали его Михаил Демьянович.

Владимир Анатольевич и Гавриил Борисович как могли не оборачивались назад, вперив угрюмые и задумчивые взгляды в землю. Прохожие все были краснокожие, выжженные херсонским солнцем, как трава. Лица у них были сморщенные, прищуренные. Ни дать ни взять свой Техас, с индейцами, прериями, пирамидами, сооружёнными спасающимися от жары смертными. И смог от паровых котлов, осевший по краям города, и пепелище, сгоревшая в муках трава, зелень. Вся тяжесть солнца будто на собственных плечах. Весь мир будто ждёт, что ещё немного – и тебя раздавит.

Степь.

- И всё-таки ты зря не веришь мне, Гаврик… - звучал хриповатый, пусть и дружелюбный голос. - Я тебе говорю, эта деваха мне прям в глаза таращилась! Из лужи! Говорила шо Димка если из городу уедет, сгинет! – Владимир Анатольевич и Гавриил Борисович всё не оборачивались, хотя и понимали, то их внимание отчаянно пытаются привлечь.

- Та твой Димка что во Львове, что здесь – всё одно сгинет… - пробормотал Гавриил Борисович куда-то вперёд себя, размышляя о чём-то, недоступном экстрасенсу.

- Та шо ты несёшь, Гаврик! Мне только и надо, что немного воды! Я, если хочешь, я в всё расскажу про тебя, что увижу! Ты же хочешь знать, что будет, Гаврик…

- Миха, блять, - не выдержал Владимир Анатольевич. – Завали, я тебя от всего сердца прошу. Опоздаем, от местных прилетит жалоба, и начальство тут же сунет руки нам в карман, тебе оно надо? Уже полтретьего, а у нас не месте ещё конь не валялся.

- И шо? Вов, ты не горячись. Что ты себе понимаешь вообще… Я, может, от чистого сердца… Я такого насмотрелся, врагу не пожелаешь!.. – он помолчал. - Умираю я, Вов… Воды здесь нет, всё одно солнце…

-  Мих, ты три года умирал да не помер. Тебя не то что солнце, чума не убьёт, - более чем уверенно заключил Гавриил Борисович.

Зачем сантехник Михаил Демьянович Покочкин, выйдя из комы, тут же переквалифицировался в слесаря, так никто особенно и не понял. Три года лежать в коме, потому что непутёвый помощник уронил гаечный ключ на голову своему начальнику. И потом меньше года, чтобы начать заниматься чем-то абсолютно новым и неизведанным. Его окружение посчитало это открывшимся ему осознанием, что он не на своём месте.

На этом вопрос был временно и бессрочно закрыт.

А потом началось это. Пророчества, видения, голоса, необычные силы, и уже никто и никогда не смог отговорить Михаила Демьяновича от работы с паровыми машинами, что было странно. Терпели-терпели, да не выдержали: пытались выжить из фирмы – и никак, и руки у него золотые. Слесарное дело ладилось в этих руках, не каждого Бог так щедро одаривает талантом.

Но постоянные разговоры о потусторонних силах были невыносимы.

***

- Чего там, Вова, - Гавриил Борисович зачем-то наклонился, будто мог тоже разглядеть поршни за спиной Владимира Анатольевича. Тот, хоть и просил Гавриила Борисовича самому провести все предстоящие переговоры, сам же заговорил, сам вызвался диагностировать машину, и никакие силы уже не могли его остановить.

- Не, ну тут только менять, - заключил Владимир Анатольевич в конечном итоге. - Края стёрлись, шатун еле держится, извиняюсь за каламбур… Ну, в общем, пока можно просто поршни поменять, но это прям… железно.

Представитель компании, чуть не скривившись, покивал и поинтересовался стоимостью поршня. После этого слесари принялись за работу. Остальные машины остались включёнными, клубы переработанного пара стояли в воздухе вокруг слесарей. Было ещё жарче, чем на послеобеденном солнце за дверью – хоть вешайся.

Но спустя пару минут Гавриил Борисович вдруг ощутил, что чувствует себя нормально. «Вот что значит херсонская кровь», - мелькнуло у него в мыслях. Было всё ещё тепло, но не жарко. Гавриил Борисович выпрямился, чтобы утереть лоб от пота и на пару секунд почувствовать себя счастливым.

И потом снова принялся за работу, обрадовавшись, что спина больше не ноет.

- Гаврик, слышь, - Михаил Демьянович, которого не было слышно уже минут десять, шагал спиной к своим коллегам. И вдруг замер. Из-за пара его силуэт в какой-то момент растворился.

- Чего тебе, Мих, - Гавриил Борисович с силой откручивая громоздкий поршень, даже не повернулся в его сторону.

- Ты хочешь знать, что будет, Гаврик?

- Работай, твою мать, - гаркнул Гавриил Борисович в ответ.

- Гаврик, ты не понял, это уже случилось!.. Гаврик!

- Что?

Гавриил Борисович обернулся, но не увидел ничего, кроме пара. Владимир Анатольевич, машина, поршень, гаечный ключ – всё куда-то исчезло. Только пар. И фигура Михаила Демьяновича.