Он не видел и не чувствовал ни одного взгляда в свою сторону. Но вопросы себя ждать не заставили.

— То есть, по-твоему, всё выйдет именно так, как ты запланировал. Ни осечки, ни непредвиденных обстоятельств. Я до последнего думал, что ты уверен не на все сто процентов…

Вэйн Арегаун, один из советников императора – несомненно, важнейший советник! - был готов реагировать резко. Это вовсе не та тема, в отношении которой он был готов слушать возражения, будь то открытый протест или саркастические замечания. И мало того, что его сыновья это прекрасно знали, так надо же было им вздумать сомневаться в такой важный день! Ничему не учатся! И ничего не хотят делать! Сколько ещё времени нужно ждать, пока они образумятся?

Он же им не что-нибудь там предлагает, в конце концов.

— Твои шутовские замашки тебе не идут, Ирвин, — процедил Арегаун, обращаясь к младшему сыну. — И подумай в следующий раз, прежде чем меня прерывать с целью использовать новомодный термин. Любая самоуверенность может погубить вас в решающий момент.

— Отец, мы всё это знаем, — со вздохом ответил ему Кади, сожалея будто о том, что не может расположиться на своём кресле хоть сколько-нибудь более вальяжно. — Ты, как наш родитель, наверняка помнишь, что готовил нас к этому с рождения.

«Я вообще удивлён, что эта идея до сих пор живёт в твоей голове», — подумал также он, но вслух не сказал. Всё-таки до такой глупости он ещё не опустился.

Да и, к тому же, не абы-что на кону стояло.

Деньги.

Власть.

Всё это было основным двигателем в жизни самого Арегауна, и должно было стать не менее важным явлением в жизнях его потомков. Немолодой уже советник всю свою жизнь выбивался в люди, и был очень горд тем, что из черни, из семьи провинциальных учителей, он превратился в одного из самых уважаемых людей Империи. Он сумел добиться влияния, почитания, благоговения. Смог, вопреки всем препятствиям и самым чёрным дням его личных календарей, когда он умирал от голода и жажды, бродя по дождливым улицам столицы и едва чувствуя собственные конечности. Десятки раз он был одной ногой в могиле, и десятки раз выживал, возрождался и сиял всё ярче. Теперь, он расстался с этими воспоминаниями навсегда, и был намерен приложить все силы, на которые способен, лишь бы не встретиться вновь.

Ирвин и Кади понятия не имели, через что порой приходится проходить, чтобы иметь хотя бы долю того, что у них было с самого рождения.

И теперь, им же оставалось потрудиться лишь немного, самую малость по сравнению с тем, что уже сделано, чтобы в перспективе их ожидало чудо. Больше никакой нужды для их семейства, никакого прозябания в низших слоях общества…

Во веки веков.

Оно того стоит, не правда ли?

— Ты скажи, когда мы должны приступить, — промолвил Ирвин, лениво склонив голову набок. Возложенная на них с братом миссия нависала сторожем над их ростом, как физическом, так и личностном. Хотелось расстаться с ней.

Хотя и представить, на что теперь потратить свою жизнь, исполнив священный долг, было за гранью возможного. Долг неустанно бдел и в то же время охранял, от мыслей, например. От сомнений, куда податься, что сделать, каким человеком (и человеком ли) стать. Защита спадёт, и неизвестно, что соизволит унести с собой.

…Впрочем, мало ли на что найдётся эта жизнь. Деньги, роскошь, и всё в этом духе; на такое положение уходит просто уйма времени.

— Через неделю будет готова остальная легенда, — с каким-то скрытым удовольствием протянул Арегаун. Братья понятия не имели, что именно он подразумевает под словом «остальная», но всякую охоту интересоваться чем-то, что их не касается, у парней отбили уже очень давно. — Я лично буду присутствовать. Пока меня нет, к слову, никаких вылазок в город — привлечёте ненужное внимание. По итогу, двадцатого числа вы явитесь на место и начнёте операцию. Как я уже говорил, каких-либо поправок в плане, даже ситуативных, быть не должно…

Он ещё много говорил о плане. Ирвин и Кади всегда считали, что к плану их родитель испытывал особый трепет. Кому угодно уже за такое количество времени наскучило бы думать об одном и том же, но Арегаун был не из таких — он был по-своему одержим. Не настолько, чтобы терять голову, питаясь жаждой неосуществлённых действий, но пока жив был план — жил и сам советник. Эту закономерность в народе по-разному называют, братья же между собой тихонько перебрасывались коротким и ёмким «клином».

Исходя из этого, тот факт, что ничего нового они не услышали, был вполне предсказуем. Послушать, возможно, и стоило, но лишь затем, чтобы лишний раз убедиться в этом. И как только запас предсказуемых вдохновлённых речей у господина Арегауна иссяк, Кади и Ирвин поспешили незамедлительно ретироваться куда-нибудь в ближний коридор, переварить услышанное.

***

— Ну вот и всё, — заключил Ирвин, начиная таким образом беседу. — Наконец мы отправимся исполнять отцовскую мечту.

Вопроса «А разделяем ли мы эту мечту?» не возникало уже много лет. В раннем детстве оба гордились, когда на их юные плечи ложилась непомерная ответственность за все грядущие поколения. Это было недолго — годы шли дальше. Не за горами было раздражение. Злоба. Протест. А затем пришла усталость, вместе с усталостью — смирение и покорность. В общем-то, чего им упираться. Кто же не мечтает о хорошей жизни, тем более если хорошая жизнь сопряжена с избавлением мира от досадной помехи, которая мешает всем. Противиться глупо.

И когда все эмоции были испиты братьями до самого дна, до капли, когда все часовые стрелки указали на равнодушие, выясняется, что время пришло.

И конечно, в тот же миг оказалось, что вся ситуация им далеко не безразлична.

— Работы на целых четыре года… — протянул Кади, не забыв дёрнуть края очков. — Вернёмся нескоро… — Ирвин, выслушав его, как-то сразу же ссутулил плечи. Да, четыре года — это много.

Но овчинка выделки стоила.

Наверное.

У каждого были свои ожидания на этот счёт.

Братьям оставалось надеяться только на то, что Арегаун не врал и всё, что суждено свершиться в будущем, хотя бы приблизительно похоже на его слова. Уже тогда можно рассчитывать по самой меньшей мере на полную развлечений старость.

Главное - это добиться ощущения, что всё было не зря.

Ведь до сих пор образ жизни наследников Арегаунов был явно не сахар. Их отец и покровитель, как можно заранее обдумав свою идею, предусмотрел все возможные утечки информации. Учиться и работать приходилось много, а на развлечения, которые, в общем-то, были их семейству по карману, нужно было отправляться редко, урывками, и тайно. Ни одни другие дети аристократов не могли этого знать. Никто себе ни в чём не отказывал, и наследники рода Аренгаун были уверены, что настало время ощутить себя в той же тарелке.

— Впрочем, — подумав, добавил Кади, — сил ждать уже нет. Сейчас так сейчас, и расправимся с этим. Возможно, нам даже удастся повеселиться, кто знает.

— Боюсь только, — вдруг заметил Ирвин, оглянувшись на одну из картин в этом бесконечном коридоре, по которому они шагали, вечно озираясь, — как бы потом не оказалось, что всё самое тяжёлое только начнётся. Вдруг мы вырастем и станем такими же, как отец?

Кади ему не ответил.

***

— Ирв, а ведь мы не готовы.

Младший Арегаун вздрогнул.

— Не готовы, — согласился он, хрипя от долгого молчания.

Ну конечно же, они не спали оба. На их памяти в гостях у этого дома была уйма народа разных сортов и видов, они приходили, делано умиляясь маленьким братьям, они тараторили всякую чушь, они говорили о том, как прекрасна их мать. Отец всегда запрещал на это клевать. Их мать была уродлива врождённым альбинизмом, она была создана только для того, чтобы беседовать с приезжими вельможами в бальных залах. Её уродство и участь передались и Кади, и Ирвину. Гости часто говорили о том, что у близнецов есть особая связь. И это было единственное, чему вопреки запрету братья верили.

Это тоже было не навсегда.

Однако сейчас Ирвин был готов пересмотреть своё отношение по этому поводу.

Кади просто думал.

— Как ты понял? — вдруг поинтересовался Ирвин, приподнимаясь на кровати. Он не знал зачем, но ему нужен был ответ на этот вопрос. Неважный ответ.

— Понял что? — Кади не пошевелился, продолжая внимательно изучать взглядом потолок.

— Что я не сплю.

— А, это… Не знаю. Если бы ты смог задремать хотя бы на час, то я бы потерял к тебе всякое уважение, что ли.

Ирвин усмехнулся, возвращаясь в прежнее положение. Да, что правда то правда.

— И всё-таки, — снова услышал он голос Кади. — Я никак не могу перестать думать о том, что ты сказал. Я имею ввиду… то, кем мы станем. Думаешь, мы вернёмся, начнём работать над своей репутацией в обществе, будем изо дня в день ходить на приёмы, ожидая чтобы кто-то кинул нам кость… Принимать презрение как должное. А потом… Потом отец укажет пальцем на фотографии. Мы женимся на аристократках со скучающими глазами, будем говорить сыновьям то же, что и он сам… Составлять планы.

Молчание.

— Думаешь, так и будет?

То, что их родители не питали друг другу даже минимально тёплых чувств, не было тайной. Мать, в девичестве Линн Райзен, круглосуточно вертелась в высших кругах, как и привыкла, как делала это всю свою жизнь; она всегда знала самые свежие новости и всегда реагировала молниеносно. При отце она, правда, играла роль человека, не способного ни сложить два и два, ни представлять какую-либо угрозу. И то, что Вейн Арегаун в ничто ставил её интеллект, её, по всей видимости, вполне устраивало. А её семейное состояние и имя, в свою очередь, устраивали Арегауна.

Глядя на это, вряд ли можно было искренне верить в настоящую любовь и прочее. И Ирвин с Кади не верили.

Хотя и закончить так же, как Вэйн Аренгаун, не хотелось в равной степени.

— Я думаю, это возможно.

Сил над этим размышлять не осталось. Ирвин почувствовал, что проваливается в сон.

***

Кади из всех сил старался выглядеть так, будто он совершенно спокоен. Надо было вести себя в соответствии с выбранной хладнокровной личиной. Ирвин, стоящий рядом, всё же чувствовал в родственнике какое-то небольшое напряжение. Он в принципе обладал большей широтой взглядов.

И, кстати, совсем не расстроился от того, что говорить должен не он.

— Есть две безымянные заявки, отправленные учебным заведением, — немного важно объявил секретарь, которого, как сообщили братьям, звали Аро Вельяри. На Вельяри братьям предоставили особое досье, в целом сводившееся к одному факту: переходить ему дорогу ни в коем случае нельзя.

— Верно, — подтвердил Кади, краем глаза наблюдая за окружением. — Отправлены гимназией Форфреммелс.

— Я должен вас оформить, — заявил секретарь. Параллельно он уже доставал чистую бумагу, а через секунду, вооружившись каким-то диковинным пером, решил предупредить: — Даты экзаменов индивидуальны. Вы обязаны это знать.

— Что ж поделать, — слегка развёл руками Кади. — Таковы правила, мы понимаем.

Довольный таким ответом, Вельяри начал что-то быстро строчить на пергаменте, пока старший наследник Аренгаунов, не удержавшись, вовсю рассматривал его инструмент. Это была странная модификация письменного пера. Стержень будто металлический, чернила не вытекали сами по себе, их словно что-то регулировало. То ли так действительно было удобнее, то ли просто эффектней выглядело.

— Назовите имена, — потребовал Вельяри.

— Нуил, — ответил Кади. — Нуил Анстед. Этой мой брат, имя Лиун, он младший. У нас при себе есть пара документов, там всё написано, дата рождения и прочее, что вам там понадобится…

— Да-да, — последовал ответ, — кладите документы на стол. Можете их просто оставить, я дальше сам всё запишу.

Сомневаться в надёжности местных бюрократов не приходилось. Официальная часть оформления временами затягивалась, главным образом потому что бумаги должны быть оформлены в присутствии абитуриентов. Но секретарю близнецы явно импонировали, он не стал их задерживать, чтобы присмотреться, а значит начало операции прошло вполне удачно. Если бы братья доподлинно не знали обратного, они бы решили, что Вельяри в связке с их отцом.

Кади, теперь по какой-то неясной причине названный Нуилом, вдруг засуетился, пока секретарь склонился над пергаментом. Белесыми руками он поспешно начал шарить по карманам, сильно хмурясь. Вельяри на его действия не отреагировал, увлечённо заполняя бланки хотя бы с помощью того, что он уже знал. И, простояв в ощутимой неловкости где-то с полминуты, Кади стыдливо выдал:

— Я… Боги, как мне неудобно. Я был уверен, что держал все бумаги при себе. Лиун!

— Что? Ты же сказал, что возьмёшь, я даже не заходил в ту комнату.

— Какие-то проблемы? — деликатно поинтересовался секретарь, исподлобья глядя то на одного брата, то на другого. — Без оформления я не могу пропустить вас дальше, как бы не хотелось.

— Понимаю, — сокрушённо кивнул головой Кади, — мы знаем правила. Эх…

— Так беги скорее, — заметил Ирвин. — Там дядя ещё, может, не уехал, спроси у него. Я, слышишь, тут постою.

Окрылённый этой идеей, Кади со всех ног помчался на выход, воскликнув по пути что-то, похожее на извинения. Ирвин, дождавшись, пока добротная дверь гулко захлопнется, довольно громко усмехнулся. Несколько секунд было тихо.

Вельяри не был удивлён подобной ситуацией: не проходило и года, чтобы кто-нибудь что-нибудь не забыл при зачислении в студенты. Не то чтобы все так переживали, но факт есть факт.

— Вы пока… Осмотрелись бы, — предложил Вельяри, постукивая по столу своим пером. — Он может нескоро вернуться.

— Не, — махнул рукой Ирвин. — Он меня потом не найдёт. Да и за воротами тут смотреть особо не на что.

— Тогда можете подождать в коридоре, — пожал плечами секретарь, — зайдёте, как только ваш брат принесёт бумаги.

Ирвин довольно улыбнулся.

— С удовольствием.

Кади был уверен — послушать там было что. У выхода он отчётливо увидел, что сегодня у кабинета секретаря образовалась внушительная очередь. Очевидно, самый удобный момент для переселения — время до занятий не растягивалось на месяцы, и при этом есть возможность подготовиться. А благодаря тому, что они с Ирвином альбиносы, их волей-неволей запомнят быстро. Для дела чем больше знакомств и сведений — тем лучше. И было бы интересно, до ужаса интересно присоединиться к брату, но его, Кади, задача — позволить младшему засветиться, насколько это возможно, с самого начала. Этот процесс был задуман в несколько этапов: знакомство с секретарём, добиться запоминания, выиграть время Ирвину для знакомства с будущими сокурсниками посредством забавной истории и забывчивом брате, и в конце предъявить блестящие рекомендации с расчётом на разговоры о двух блестящих новобранцах. План, вероятно, был хорош. Пусть даже для этого Кади придётся какое-то время послоняться по окрестностям Братства, естественно, как можно более скрытно и ненавязчиво.

Все окрестности, что были в его распоряжении, на данный момент составляли только небольшую улицу под стеной Братства Семи Стрел, с южной её стороны. Здесь было много народу, рынок, а также по замечательному стечению обстоятельств совершенно не было семистрельских стражников, которые могли бы наболтать лишнего.

По улице тёк густой поток разномастных фигур, людей и прохожих. Течение было быстрым, противоречащим само себе. И Кади шёл, и сам не понимая, куда, и стоял, и сидел, иногда даже пританцовывал под музыку уличных музыкантов. Умом он мысленно начертил себе траекторию, чтобы не выходить за пределы улочки — как было приказано, — и двигался по ней с минимальными отклонениями. Как и всегда.

Он не знал, сколько пробыл там, на рынке.

Кади не только растворился в этой духоте, которая держала мозг бессильным, не только позабыл, кто он, но даже спустя какое-то время совершенно перестал чувствовать себя самого в толпе. Движения, взгляды, слова, крики — всё это было плотнее, чем воздух, чем солнце. И цикличность его мыслей в какой-то момент достигла того самого момента, когда окружение перестало существовать на самом деле.

Удар.

Всё произошло очень быстро. Кади не смотрел вперёд, ориентируясь уже как-то на внутреннее чувство навигации, и поэтому не видел, что на него несётся какой-то долговязый парень. Всё, что он почувствовал — чью-то резвую траекторию прямо ему в область лба и грудной клетки, ну, а потом… Короткий полёт, что говорится. Кади упал, не успев сообразить, что произошло, но что он понял, так это то, что капюшон откинулся за спину.

День был солнечный.

Как-то отвернуться от палящих лучей было… Трудно. Этот рефлекс действовал едва не лучше безусловных, но у всего есть предел, на любое действие нужно время. У Кади его не было.

Всё, что он успел — глупо сморщиться, в ожидании, что солнце начнёт стремительно выжигать ему кожный покров лица.

…Но только уже повернув голову так, чтобы не обжечься, Кади понял, что этого не произошло.

Несостоявшийся молодой аристократ в удивлении выпучил глаза, только в этот момент осознав, что сильно их зажмурил. Полученную картину мозг обработал не сразу; там, насколько он понял, была та же толпа, которая начала обходить его стороной, несколько прохожих, с интересом изучавших распластавшегося на земле Кади… И одна тень в придачу. Та, что аккурат защитила его не больно привлекательную физиономию от беспощадного солнечного урона.

— Ну ты и дурень, — донёсся сквозь калейдоскоп случайных фраз незнакомый голос. Кади в доли секунды определил, что принадлежал этот голос тому, кто отбрасывал спасительную тень — тот явно немного наклонился. — Это талант — из всех жителей страны врезаться в альбиноса в полдень, браво, Виэс.

Опомнившись, Кади отточенным движением натянул капюшон обратно, приподнимаясь на локте и уже очень сильно жалея, что привлёк к себе столько внимания. Про себя он поблагодарил все силы природы за то, что его очки не слетели, в противном случае его глаза не спасла бы даже тень. Несколько для себя неожиданно, Кади обнаружил перед собой материализовавшуюся ладонь, протянутую как предложение помочь. Подняв взгляд, он смог рассмотреть виновника происшествия.

Парень был рослый и тощий. Лицо овальное, приятное, взгляд дружелюбный, протянутая рука оказалось длинной, как и сама ладонь. Кади был готов спорить хоть на свою декоративную саблю — перед ним был не воин и не волшебник. Может, художник какой-нибудь, или писатель.

— Виэс, — подсказал сам парень. — Виэс Хендем.

Кади руки не принял. Пока покупатели, довольно громко выражая своё недовольство, пытались обогнуть «столпившихся мальчишек», он как можно скорее встал, а оказавшись на своих двух, просто пошёл дальше. Вернее, пошёл бы.

— Вы это, — тут же догнал его Виэс, идя чуть сзади, — вы извините. Ещё бы чуть-чуть, и было бы… Крайне неприятно.

— Оставьте, — отрезал Кади, лихорадочно соображая, сможет ли сейчас быстро раствориться в воздухе.

Он привлёк непростительно большое количество внимания.

Кади тут же ускорил шаг, надеясь тем самым исчезнуть. У него уже был на примете такой маршрут, который позволил бы избавиться от нежелательных преследователей, и будь он проклят, если бы не прошёл по нему так, как планировал и не избавился бы от «хвоста».

— Вы абитуриент в Академию Братства, не так ли? — вдруг спросил Виэс. Кади опешил. Чуть подумав, тот отошёл на пару шагов в сторону, чтобы не мешать прохожим, и остановился.

— С чего вы взяли? — сглотнув и обернувшись, спросил он. Большим усилием воли Кади заставил свой голос звучать спокойно.

Виэс, кем бы он не был, стал рядом. Как оказалось, его удачно подвернувшийся приятель тоже не отставал ни на шаг, и Кади понял, что тревожится. Если даже этот Виэс выглядел довольно открыто и беззлобно, то его спутник выглядел настороженным. Теперь, когда они втроём стояли под стеной какой-то харчевни, в пору было принимать какие-то меры.

Но. На удивление, Виэс не изменился в лице. Разве что чуть-чуть удивился:

— А как же? Вид явно не для покупок на рынке, на одежде — небольшая эмблема элитной гимназии. Сейчас самое активное время для новичков, плюс приём ещё работает, а ещё у вас из-под рукава немного виден браслет с номером вашей очереди. Какой тут ещё вывод можно сделать? Вы, может, заблудились?

Кади смерил паренька взглядом снизу вверх. Ему совсем не понравилась продемонстрированная наблюдательность. И он даже знал пару вакансий, для которых такие навыки ох как пригодились бы…

— Кто вы? — прямо спросил Кади, про себя начиная искать все возможные пути для отступления. Примерный план прост. Если это заговорщики против Совета, надо срочно бежать. И прежде всего надо бежать к извозчикам на другом конце улицы, пересесть на дальнем проспекте и примчаться прямо в особняк, к отцу. Потому что, учитывая наличие второго сына у Аренгауна, шансы выжить у Кади были минимальные.

За такими размышлениями Кади напрягся так, что это, вероятно, стало заметно.

— Да не переживайте вы так! — Виэс негромко рассмеялся. — Если бы мы были грабителями, уже б давно сделали своё дело, — тут Кади успел поймать себя на том, что это правда. — Моё имя — Виэс Хе…

— Ты это уже говорил, — тихонько напомнил Виэсу его безымянный товарищ.

— Так я не договорил, — возмущённо отозвался тот, забавно нахмурив брови. После чего снова обратился к Кади: — Я хотел продолжить тем, — многозначительная пауза, — что я один из студентов Братства Семи Стрел. В общем-то мы оба, — кивок в сторону приятеля, — новоиспечённые студенты.

— Поступили две недели назад, — пробурчал второй «студент». Не сумев поймать на себе недоумённый взгляд Кади, вновь встрявший в разговор товарищ решил-таки, похоже, наконец представиться: — Меня зовут Нортон Пебрауди, рад знакомству.

— Взаимно, — пробормотал Кади, не придумав ничего лучше. Одновременно он рассматривал и этого Нортона. Выглядит крепким и ловким, коренастый, волосы рыжие, лицо всё в веснушках. Шея массивная, одежда как с чужого плеча. Интересно, что он собрался делать в Братстве. — Я Нуил. Нуил… Анстед.

Задней мыслью Кади уже понимал, какая реплика последует далее, но пока что отказывался его признавать. Виэс, с задором раскачивая бумажный пакет у себя в руке, решил задать закономерный вопрос: а что Кади здесь, собственно говоря, делает? Оформление в самом разгаре, и очередь он свою мог пропустить. Что же произошло?

Не то чтобы у Кади не было оправдания. Были просчитаны все возможные вариации последующих событий (или их большинство, это не имело значения), в том числе и такая незамысловатая, где Кади случайно сталкивается со студентами Братства. Вот только обычно те выделялись странной одеждой, и разговор должен был начинать сам Кади, но… Оставалось надеяться, что такая легенда сработает.

— Там Лиун…

— Что-что, прости? — переспросил Виэс, пытаясь перекричать тот гомон, что был на этом рынке.

— Мой брат… — повторил Кади, стараясь говорить и выразительно, и громко одновременно. — Он в приёмной. Мы повздорили, полезли в драку. — Кади отвернул голову, как бы в большом смятении. — Со мной редко такое случается, но я… вспылил. Сильно.

— Ого, — коротко прокомментировал обрисованную ситуацию Виэс. Немного нахмурившись, он обменялся понятливым взглядом с Нортоном и предложил: — Слушай, а может ты с нами пойдёшь?

— Как? — поднял бесцветные брови Кади, разумеется прекрасно зная, что именно это он услышит от своих новых знакомых. Это было даже слишком предсказуемо, к гадалке не ходи.

— Как-как, — Виэс расплылся в самодовольной улыбке, — мы же тут практически что свои! Покажем тебе один путь, по которому не надо проходить через таможню… Его даже не все студенты знают. Благодари судьбу, Нуил — тебе крупно повезло.

Не то слово.

Чертежи Братства — это полноценная реликвия, как изначального, так и нынешнего. Новое здание строилось уже с упрощением, практичнее, а если брать официальные планы, то по этой версии в Братстве вообще нет ни одного тайного хода. Некоторым из Совета однозначно были известны хотя бы парочка закоулок этого проклятого места, но Вэйну Аренгауну о них рассказывать не спешили — боялись. Пришлось бы объяснять, откуда эти сведения, пришлось бы выдавать шпионов и все хоть малость установленные силки. Конспирация превыше жизни. Да и, в принципе, благодаря своим сыновьям Вэйн не нуждался в таких мерах — можно получать сведения из первых рук.

Поэтому любая информация о тайных ходах была на вес золота, и то, что Кади получит такое поощрение своим трудам в первый же день, вдохновляло. И кроме того, он почувствовал даже какое-то разочарование: он-то надеялся, что новобранцы Братства ведут себя осмотрительнее. Любой мог бы надеть положенный браслет на запястье, любой мог бы выследить их, любой мог бы завязать разговор. С чего бы им кому-то доверять.

— Тогда, — Кади в полной нерешительности развёл руками, — ведите, что ли.