Часто ли мы поднимаем глаза на звездное небо?
Вспомните, когда в последний раз любовались несчётным количеством серебристых блесток на черном бархате. Вспомните тот момент, когда взгляд направлен вверх: на многочисленные звезды, далекие планеты, невидимые галактики, целые миры, скрытые от нашего взора. Как часто доводится нам поднимать голову и обращать своё внимание вверх только для того, чтобы запечатлеть в памяти вид бескрайнего неба, усеянного прихотливыми узорами сверкающих точек? На мгновение забываться в таинственном молчании зияющей небесной бездны и ощущать себя частью чего-то большего, чем "есть"? Осознавать, что мир "был" и "будет", что мы часть его?
Именно такие минуты заполняли мнимую пустоту в груди Сигмы. Он бы с головой окунулся в суету мирской жизни. Потому что так делают многие, потому что миллионы обычных людей живут обычной жизнью, не задумываясь о величии космоса. Сигма с радостью забылся бы в бытовой рутине и никогда не вспоминал отвратительного жжения в легких от сухого ветра и силуэты лицемерных выражений лживых лиц.
Ночь — единственное время, чтобы вспомнить, кто ты есть.
Сигма любил оставаться наедине с бескрайним космосом. Ночное небо вырывало его из реального мира, откуда хотелось сбежать, и открывало возможность встречи с непостижимой тайной существования. Как к звездам руку ни тяни, но дотронуться до них невозможно. Всё же он вновь протягивал ладонь, желая быть ближе к космосу. Сигма неожиданно начинал чувствовать себя действительно «существующим». Сигма ощущал свою цельность как настоящего человека, представлял, что Вечность и Бесконечность перед ним и взором, мыслью он касается их. На душе становилось легко, казалось: оттолкнись от земли и тут же станешь частью Необъятного.
Сигма вдыхал глубже ночной воздух, будто стараясь как можно подольше сохранить это приятное ощущение. Новое чувство Сигма не мог объяснить самому себе, но что-то внутри подсказывало: достаточно лишь вдыхать, вслушиваться. А слова лишние: не всё нуждается в красивых формулировках.
Удивительно и смешно: в воображении умещается великое множество, но объять разумом истину Вселенной мы не в состоянии. Небо всегда ассоциировалось с чем-то божественным, недосягаемым. Оно являло собой не только мир истины, но и нечто большее. Какие мысли никогда бы не родились, не испытывай человек от пугающего вида неизвестного космоса многообразной гаммы чувств: от ужаса, страха до восхищения и трепета.
***
— Правда ли, что Бог подарил человечеству небо именно для того, чтобы человек научился мыслить? — резкая пауза вывела Сигму из забытья. Гоголь не ответил на свой же вопрос, а изучающе смотрел на молчаливого собеседника с лисьим прищуром. Красота ночной синевы слишком заворожила Сигму, слова как-то не сплетались в нужные предложения:
— Мне просто нравится смотреть на небо, — с виноватой улыбкой произносит он. — Не думать о том, что такое звезды; не пытаться понять, зачем они... Принять все это, как есть, словно ценный дар жизни.
Мысли, рождавшиеся в голове когда-то давно, уже успели позабыться. Будто те три года были в невероятно длинном сне. Многое изменилось с тех пор, как прохладный пустынный воздух заставлял мурашкам пробегаться по телу в то время, как взгляд обращен к бескрайнему полотну из звёзд. Сигма по-другому смотрит на мир. У него появилось что-то помимо одного вида усыпанного сияющими точками небосвода, и это «что-то» дарило ощущение нужности миру, самому себе. Сигма всё так же восхищался ночным небом, но теперь пустота внутри отчасти заполнена, он представлял себя по-настоящему важной частью мироздания.
Гоголю пришлась по душе непосредственность в словах Сигмы. Николаю более всего нравилось говорить с ним. Эмоции этого человека не поддельные, будто сама задумка его существования столь же проста, как решение ребенка сотворить из бумаги белоснежный кораблик и пустить свое творение бороздить бескрайние просторы океана. Куда прибьет кораблик течением?
"Туда, где ему место", — сказал бы сейчас Достоевский.
Господь нас создал для какого-то предназначения, ведь только Ему известен смысл нашего сотворения. Но божественный посыл ловко сокрыт за небесными за кулисами: рабам не за чем знать о нем, так Господу легче было управлять несведущим стадом. Николай готов пойти против самого Создателя, готов потерять себя как человека, как телесную оболочку для разума и души, но довести свою индивидуальность до когда-либо существующей крайности и зайти ещё дальше.
Для птиц небо — родные просторы, в то время как наши мысли бьются в тенётах черепной коробки и жаждут так же покорять высоты, будучи нескованными цепями дозволенного. Свободная душа — это птица, парящая в небе Бесконечности. Гоголь жаждет освобождения от всех оков, связывающих его с землей, чтобы стать ближе к небесному. Это будет однозначная победа человека над Богом. Только так Николай достигнет абсолютной свободы, о которой мечтал, наблюдая, как плывущие в лазурной пустоши облака крылом задевает летящая голубка.
Сколько времени прошло с той минуты, как разумом завладела эта безумная мысль, Николай уже не помнит. Счет времени — лишь рамки, время — Бесконечность, и для него не имеют значения человеческие мелочи. Жизнь и сам человек не сводятся лишь к физическому миру, загадочный и молчаливый космос — вот он, дом. Люди слишком суетятся, что забывают поднимать голову, дабы даже мелком бросить взгляд на величественное звездное небо. Гоголь не может вспомнить, чтобы когда-нибудь наслаждался этим прекрасным видом не в одиночестве.
Сигма не слушает Николая, вряд ли тот его поймет. Или Гоголь хоте́л бы, чтобы Сигма понял? Николай молча наблюдал за юношей, предавшимся неосуществимым мечтам, на лице Гоголя расцвела благодарная улыбка. Ценны не минуты вместе, а Вечность рядом. Казалось, Вселенная говорила с ними, но на разных языках.
***
Шум ветра в ушах заглушал собственные мысли. Всё произошло слишком быстро, перед глазами мелькали скомканные и сумбурные отрывки воспоминаний последних нескольких минут. До конца не верилось в реальность произошедшего. Здание Казино всё дальше отдалялось, заслоняясь густыми облаками. Внутри стало как-то совсем пусто, точно сейчас оборвалась нить, связывающая его с этим миром. Столько вопросов крутились в голове тогда: "Справится ли тот добрый мальчик-тигр?", "Достаточно ли Сигма сделал, чтобы жизнь не была в итоге прожита зря?" Но сейчас ничего, совсем... Только окончательное принятие своего конца с горькой улыбкой на губах. Сигма не сделал бы большего, в конце концов, он же всего лишь обычный человек.
Неизбежное близилось. Может быть, он сможет стать частью того, на что смотрел бессонными ночами и что дарило малую крупицу смысла? Возможно, после физической смерти наши души загораются огоньками на темном ночном полотне?.. Но холодный космос продолжает хранить молчание, даже когда самая яркая звезда умирает.
Все резко внутри сжалось: доносился знакомый до невозможного смех. Сигме хотелось бы быть уверенным, что Вселенная решила дать последний шанс. А Гоголь хотел бы знать, что Сигма сможет его понять перед настоящей смертью, когда Николай освободится от проявления самого опасного для совершенной свободы чувства.
"Настало время для фокуса с воскрешением мертвых!"