Тьма… первое, что осело в моей памяти. Сознание возвращалось медленно, капля за каплей, просачиваясь сквозь окружающую безразмерную, бескрайнюю пустоту разума. Вернее, это даже не сознание, а только ощущение, представление о самой себе. А именно, что мне неприятно и неудобно.
Очнувшись в первый раз, я резко села и тут же завалилась набок, судорожно обхватив руками живот. Меня вырвало прямо на землю. Уж лучше бы подольше провалялась в обмороке. Отвратительные болезненные спазмы несколько раз прошлись по телу, и боль холодной иглой пронзила голову. Не выдержав, я потеряла сознание.
Второй и третий раз смазались. Я чувствовала только боль, кислый запах собственной рвоты, нехватку воздуха и ничего не могла с этим поделать. Лишь через какое-то время мне удалось не только очнуться, но и не провалиться при этом обратно в забытье.
Не знаю, как долго пролежала, разглядывая камни проросшие мхом и траву на земле, но постепенно головная боль чуть стихла. И как только меня перестала истязать дергающая боль в мозгу, я заметила, что нахожусь где-то посреди леса. Высокие деревья с массивными стволами и раскидистыми ветвями нетронутыми исполинами возвышались надо мной. Одни из них стояли стройными рядами, прижавшись друг к дружке как тёмное воинство. А их возвышающиеся кроны были щедро украшенны свежей зелёной листвой. Другие же были сухими, корявыми и обросшими лишайником. Казалось, они простирали голые руки — ветви, к небу извиваясь, как живые.
Весьма запоздало меня начало волновать, что это место мне совершенно незнакомо. Да и валяться дальше было опасно. Мало ли зверь какой найдет и задерёт.
Опираясь об мощавый ствол ближайшего дерева, я решила подняться чтобы получше осмотреться, но в тот же миг почувствовала резкую боль в груди. Инстинктивно попыталась согнуться, однако не устояла на ногах, и повалилась вперёд. В надежде опереться хоть о что-то, я вытянула руки, но впереди ничего не оказалось. Помню лишь как упала на нечто твёрдое, холодное. И, как к прочим невзгодам добавилась боль в коленях, ладонях и голове.
— По-мо-гите, — хрипя выдавила из себя, чувствуя как по лицу начинает стекать что-то теплое. Но вокруг стояла такая глухая тишь, что было слышно как где-то с листьев капает вода. — Хей! Кто нибудь! Пожалуйста…
Приложив ладонь к ушибленному лбу, а затем посмотрев на неё, стало понятно, что это кровь. Никогда так не боялась собственной крови, но сейчас от одного вида начинало мутить. В ушах заложило, отчего слышались только стремительные удары своего сердца. Я надеялась, что, немного полежав, приду в себя, но даже спустя несколько часов не смогла встать. Становилось лишь хуже. Ощущения напоминали тяжелую болезнь: голова раскалывалась, тело ныло и плохо подчинялось, мысли были тяжелыми и неторопливыми. Меня кидало то в жар, то в холод, я сжималась калачиком на холодной земле и тихо плакала в перерывах между особенно сильными приступами боли, не представляя, что делать. Просто хотелось, чтобы меня разбудили от этого кошмара. А тем временем лес громко зашелестел листвой, словно перешептывался.
В очередной раз провалившись в короткую дрему, очнулась уже от чьего-то прикосновения. Тело заледенело на полу, каждая косточка ныла от нахлынувшей внезапно простуды. В горле пересохло, но согреться хотелось больше. А вскоре надо мной нависла размывчатая мужская фигура, размеренно говорящая на неведомом мне языке и намазала мне на лоб что-то пахнущее бадьяном… или гвоздикой. Разобрать было сложно, но мне отчего-то тут же стало легче, и я тут же провалилась в сон.
Спала недолго, но как видимо крепко. Однако хоть на этот раз сон принес каплю облегчения. Только нестерпимо хотелось пить. Да. Воды мне не хватало, пожалуй, больше всего. Приподнявшись с места, я неожиданно для себя осознала, что лежала на широкой лавке укрытая шерстяной струкой* и со сложенным одеялом под головой. Спина неприятно отзывалась тянущей болью, словно напоминая мне о недавнем случившемся и жалуясь на неудобную импровизацию кровати. Но всё отошло на задний план, как только по телу прошла легкая накатывающая волна озноба. Нащупав пальцами грубоватую ткань плаща, осторожно накинула её поверх фланельевой рубашки.
Оглядевшись, только сейчас обратила внимание, где находилась. Это было довольно вместительное помещение, что как видимо совмещало в себе прихожую-столовую-гостиную одновременно. Я же лежала у скамьи неподалёку от входной двери, прямо напротив окна, за которым в сумерках угадывался всё тот же лес, что стоял густым частоколом. Отвернувшись от окошка, я посмотрела чуть поодаль комнаты, где виделся массивный тёмный лакированный стол с двумя не менее внушительными скамейками. На столе стоял канделябр, в котором было пять ярко горящих свечей. Так же почти по центру помещенья, у стены, находился выложенный из булыжника камин, где трещащий огонь безропотно пожирал сухие ветки, брошенные аккуратной стопкой. Напротив него стояли два кресла. А в самом конце комнаты был посажен небольшой сад из лилий, в центре которого было большое, высокое кресло. На его подлокотниках в блюдцах плавали белые кувшинки. Там же, на троне, восседала златовласая девушка и ласково проводя пальцем по водяному цветку, что-то тихонечко напевала. Её голос околдовывал и манил, от чего хотелось подойти ближе. Но стоило мне встать, как она смолкла и плавно поднялась со своего престола. Казалось, предо мной была сказочно красивая принцесса. Её длинные локоны в свете огней лампад отливали золотом и струились вниз по облачённому нежно-зелёному платью с поясом из ярко-голубых незабудок.
Девушка что-то произнесла на неизвестном мне диалекте, но понять её оказалось не просто. По быстрому перебрав в голове все знакомые фразы из того или иного языка, удручающе пришла к выводу, что лингвист из меня никакой. А всё потому, что кроме хорошего знания своего родного и английского, о других была наслышана поверхностно и могла перекинуться лишь парой довольно-таки распространённых реплик. Но решив ей ответить, как поняла, что во рту пересохло на столько, что произнести хоть слово было подобно проведенной наждачкой по бумаге.
— В… в-оды. Можно в-воды, — тихим хрипловатым голосом обратилась к ней, и видимо хозяйка дома меня прекрасно поняла.
Улыбнувшись, она плавной поступью отлучилась в другую комнату и вернулась с металлическим бокалом, больше похожим на кубок, и подала его мне. А затем осторожно поправила плащ на моих плечах, от чего он стал лежать гораздо удобнее нежели прежде.
— С-спасибо, — тихо произнесла я, а затем отпила из кубка.
Толи меня столь замучила жажда и небольшое обезвоживание, толи вода оказалась вкусной… но странной. От неё в голова отзывалась легким дурманом. Да только допив до конца, мне в миг стало значительно легче, что весьма удивило. Голова больше не отдавала пульсирующей болью у ушибленного лба, горло не саднило, да и морозить как при первой простуде перестало.
— Странно… вода как вода. На вкус родниковая, а как будто бокал хорошего вина выпила, — задумчиво произнесла я, как девушка засмеялась.
— Немудрено, — неожиданно отозвалась она знакомой речью и забрала кубок из рук, пока я стояла как истукан, застывшая от изумления. — В этих краях действительно течет необычная вода.
— Настолько необычная, что я теперь вас понимаю? Или вы ранее специально говорили на другом языке? — спросила её, на что та вновь залилась звонким смехом.
— Языки у всех одинаковые, а вот наречие в наших краях у всех разное. Твоё же наречие было весьма чудным. Никогда ранее его не слышала.
— Как? Мы же сейчас на нём говорим… или?
— Не нагружай голову тем, что пока понять не в силах. Считай это скромным подарком, путница, от меня — Золотинки, речной царевны. Лучше шире улыбнись и отбрось тревоги. Ведь за сегодня ты и так пережила много. Тебе бы умыться и себя в порядок привести, — отозвалась она и, поставив кубок на скамью, мягко взяла за руку и потянула за собой. — Следуй за мной. Не бойся!
Спорить не стала и куда вела меня хозяйка дома, туда и шла. Сперва мы направились в даль комнаты и там она отворила неприметную дверь, откуда виделся короткий коридорчик, за углом которой находилась дверь в пристройку с покатым потолком. По стенам тесаного камня развешены были зеленые циновки* и желтые коврики, плиточный пол устилал свежий тростник. У одной стены на лавке рядком лежали четыре плотных матраца, что были набиты соломой и больше походили на тюфяки. А так же рядом лежали белые стопки постельного белья, у другой, напротив, стояла широкая скамья, а на ней — глиняные плошки и коричневые кувшины с кипятком и холодной водой. Как стало понятно, это комната что-то вроде старинной купальни.
— Здесь умыться можешь и в порядок себя привести, — произнесла она, показывая где что находится, а затем вздрогнула и резко обернулась ко мне. — Ой! Да, что же это я! Ты ведь и голодна наверняка! Давай скорее умывайся! Я на стол пойду накрою. Как раз уж скоро муж мой воротиться домой. А у него к тебе вопросов будет много.
С этими словами девушка вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. А я оставшись одна пыталась сообразить, как и чем мне пользоваться. Это вовсе не походило на современную ванную. Здесь не было ни раковины, ни душевой… лишь кадки и деревянная лохань с небольшим латунным рукомойником в углу. Там же рядом висело льняное полотенце. А больше смутило то, что здесь не было мыла, и где оно лежит несказала. Видимо поторопилась. Я обшарила всё на объект его наличия, но вместо него сыскала небольшую плошку с каким-то нарубленным растеньицем у подставки возле лохани. Для чего его применяют изначально было не понятно, но взяв небольшую горсть в руку, решила проверить свои догадки. И как оказалось… это растение мылилось. В голове внезапно промелькнуло воспоминание с наклейкой на шампуне «мыльный корень». Явно это он и был. Только натуральный.
Быстренько покончив с водными процедурами, я направилась обратно. А на выходе из коридора, заметила, как рядом с девушкой стоял невысокий полноватый мужчина с густой бородой и не менее густыми каштановыми волосами. Одет он был несколько странно: синее пальто больше похожее на балахон и широкие штаны, на ногах ботинки желтого цвета, а на голове поношеная шляпа с синим пером. Догадаться было не сложно, что это и был тот самый муж про которого она упомянула ранее. Только казалось вот, как эти двое могли вообще полюбить друг друга? Они ведь такие разные. Он больше напоминал полноватого гномика, а она стройную и грациозную принцессу. Но наблюдая как он преподносит ей кувшинку с необычайно нежным розовым цветком и сколько тепла, заботы и любви в его словах, сердце замирало, а на лице не вольно появлялась мечтательная улыбка. Они стояли друг напротив друга словно отрезанные от мира сего и существуя лишь в своём собственном. Но ровно до того момента, пока я не сделала ещё один шаг.
Реакция на моё появление была весьма неожиданной. Если Золотинка широко улыбнулась и направилась к своему трону с кувшинкой в руках, то мужчина весело приплясывая подлетел ко мне, от чего мне стало совсем не ловко.
— Поглядите, кто очнулась и неловко мнётся, топчется с ноги' на нóгу и даже не улыбнётся.
— З-здравствуйте, — смущенно поздоровалась я, коря себя за бесцеремонно нарушенную идиллию и столь неожиданную стихотворную речь, обращенную ко мне.
— Что ж смущаешься краса, дева огневласая. И я приветствую тебя, радость сероглазая. Напугала же ты Тома, кровью истекая. Думал уж не подоспел, но как гляжу живая.
— Так это вы меня нашли! — перебив сказала я, на что мужчина как-то удивленно изогнул бровь. — Правда уж думала, что меня никто не услышит. Кричала то не очень громко.
— Нет, не слышал я тебя, ведь песни распевал и тропинкою лесной в чащу к озеру шагал. У меня там было дело — собирать кувшинки, чтоб потом преподнести их милой Золотинке. В прочем листья нашептали о твоем приходе, что пришла из ниоткуда и что тебе худо. Так вот Том и поспешил к тебе на подмогу и весь лес заворожил, чтоб указал дорогу. Ты у камня у осинки молодой лежала. Холодна вся и бледна, словно не живая. Том тебя домой принес к милой Золотинке, а сам дальше в лес ушёл собирать кувшинки. А сейчас позволь спросить, куда путь держала? Неужели с тропы сбилась, так и запутала?
На миг мне показалось, что меня кто-то разыгрывает и всё приключившиеся со мной за сегодня, просто чей-то жестокий и абсолютно не смешной пранк на который я должна была купиться. А меня тем временем снимают скрытые камеры с прямой трансляцией в интернет. И на эту самую мысль меня навела его речь, что в стихотворной рифме походила больше на заученную актерскую роль, нежели на талантливую импровизацию. Однако и утверждать в правоте своей догадки тоже не могла. Ведь для начала мне нужно было хотя бы вспомнить, каким образом меня угораздило здесь очутиться.
— Забавно вы говорите. Я бы вам с радостью рассказала, да только вот не помню. Словно какой-то провал в памяти.
— Неужто-ли совсем всё плохо и память послабела? Чудна однако ты… чудна. Да и одета странно. Тебя за юношу принять, чем за девицу проще. Сменила платье на штаны, негоже так… негоже. Аль в тех краях далёких, откуда прибыла, у вас такая мода странная пошла? И где ж земля та дивная, откуда ты пришла и вот такую штучку с собою принесла, — произнёс мужчина, а затем достал из кармана массивный металлический браслет с бинарным таймером.
— Чудна твоя вещица и огоньки на ней, как будто светлячки спрятались внутри, — восторженно произнесла Золотинка, подойдя ближе к нам.
— Можно? — робко спросила я и протянула руку, и он с легким смехом без колебаний положил мне его на ладонь.
Тяжесть глянцевого обода знакомо ощутилась в руке. А таймер тем временем, мерцая неоново-голубыми огоньками, продолжал отсчет времени. Но в обратном порядке. И если с левого края отсчитывались часы, а с правой — минуты, то в середине отмечались года. И сейчас там горело три огонька — три года. Но что всё это значило, пока было неясно.
— Вспомнилось что-то? — донесся до меня мелодичный голос Золотинки.
— Нет. Самой не по себе от этого. Видимо всё же ударилась сильно, — честно ответила ей, а затем надела браслет.
— Не переживай. Время излечит. Память нить тонкая, но прочная. Забыть что-то не постыдно, зато как вспомнишь отрадно на душе станется, — с лучезарной улыбкой отозвалась девушка.
— Золотиночка родная, ягодка лесная! Что ж мы гостью то томим, за стол не приглашаем? Разболтались, ах невежи! Небось уморили. Ты садись давай скорей и еды отведай. Стол накрыт, и ужин ждёт — молоко да масло, белый хлеб и желтый мёд — значит, всё прекрасно!
Конечно стол был накрыт куда богаче, чем он назвал. Здесь был сыр, зелень, печёный картофель, разные лесные ягоды и бочковые грибы. Признаться, не ожидала от себя, что окажусь настолько голодной. Я едва сдерживалась, чтобы не кинуться на еду и не показаться им сбежавшей с дикого края, где не знают манер и простых правил этикета, как не набивать полный рот. Однако держать себя в руках было сложно. К тому же вода, которой приходилось запивать довольно постную пищу, сильно дурманила разум и развязывала язык, потому я была вынуждена пить её небольшими глотками, чтобы уж совсем не опьянеть. И не дай бог опозориться.
На самих же хозяев местная водичка никак не действовала, но проводить с ними вечер за одним столом было весьма весело. Они рассказывали разные истории и пели песни, которые хотелось слушать и слушать. Как выяснилось позже, я оказалась в гостях у самих лесных духов.
Сам же хозяин леса — господин Бомбадил, как мне вздумалось его звать, поведал мне немало удивительного: как о мире, так и о своих владениях. Он говорил о пчелах и свежих медвяных цветах, о травах и кряжистых, заслоняющих небо деревьях, рассказывал про тайны чащоб и колючих непролазных кустарников, про невиданных мне птиц и неведомых тварей, про злые и добрые, темные и светлые силы. О необычных народах проживающих на их землях, что зовётся Средиземьем. Кто бы мог подумать, что здесь обитают не только люди, но и гномы, эльфы, маги, тролли, орки и некие полурослики. Кому скажи — дурка обеспечена. Но здесь и сейчас это было совершенно не важно. Не тогда, когда начинаешь ощущать себя попавшим в сказку, где с тобой за столом сидят сам хозяин леса и его жена — речная царевна.
— А вы знаете, господин Бомбадил, — произнесла я, как только он окончил свой рассказ. — там от куда я родом, у нас тоже есть хозяин леса. В народе его принято называть Лешим. Правда я его никогда в глаза не видела, но наши предки искренне верили, а многие и продолжают верить в его существование.
— А ты, выходит, не веришь? — поинтересовалась Золотинка.
— Я уже и не знаю во что верить. Для меня это всегда было лишь сказкой, которую обычно рассказывали детям на ночь. Не более того… а сейчас мне словно удалось попасть в ту самую сказку. Простите меня за неуместный вопрос. Но вы, господин Бомбадил, могли быть воплощением нашего Лешего? — поинтересовалась я у Тома, сама не знаю зачем, однако мой вопрос кажется его позабавил.
— Том есть Том, не Леший он. Так меня не звали. О чуднóй земле твоей здесь вовсе не слыхали. Коль желаешь рассказать, я готов послушать. Только завтра по утру, на ночь уж не нужно. Ты ступай и отдыхай, выспись хорошенько. Завтра будет ещё день, для бесед душевных.
— Как? А помочь убрать? — опешила я, взглянув на стол и грязную посуду.
— Уж хозяйка приберёт, то не твои заботы. Негоже гостье у хозяев перенимать хлопоты. Ну-ка следуй-ка за мною! Хватит на сегодня. Провожу тебя к покоям, отдыхай спокойно, — сказал он и, взяв с камина две свечи, направился в даль комнаты.
Немного помешкав, я всё же встала со стола, поблагодарила за ужин Золотинку и поспешила за ним. Проследовав по широкому коридору, мы вскоре остановились у двух дверей, что находились в противоположной стороне от пристройки, где я ранее умывалась. Том открыл дверь и жестом руки пригласил зайти, а после поставил одну из свечей на тумбу.
Комната в которую я вошла, была небольшой. У одной стены стояла деревянная кровать и прикроватная тумба, а у другой резной деревянный сундук и высокое зеркало в металлической оправе, что стояло на ножках.
— Отдохни до утра! Ничего не бойся! Пусть и страшен лес ночной, но ты не беспокойся. Шорох ночи, лесной гул, всё проделки ветра. Озорник он молодой, играет непоседа.
— Спасибо вам, за всё. И… доброй ночи, — произнесла я, на что Том кивнул и закрыл дверь.
Слабый свет свечи отбрасывал на стены причудливые тени. Шумно выдохнув я подошла к окну, где во всю царила непроглядная ночь. В её чёрном бархате яркими жемчужинами горели звёзды, что виднелись среди мрачных крон. Но от одного этого вида становилось жутковато, потому решила просто зашторить окно и больше туда не смотреть. По крайней мере до утра. И вернувшись к кровати, я сняла ботинки и легла на прохладное лоскутное покрывало, укутавшись в тёплый плащ. Конечно можно было лечь по-человечески, под одеяло, но мне не хотелось марать постель. Всё же она была чище, чем моя одежда.
В доме было очень тихо, зато за окном то и дело слышалось как шумели листья в лесу, а иногда даже доносился волчий вой. Несмотря на предупреждение Тома ничего не бояться, глупое сердце колотилось в груди как бешеное. Решив отвлечься, я вытянула руку и плавно провела пальцами по гладкому металлу. Неожиданно перед глазами быстро промелькнули картинки: холодный, блёклый свет ламп отраженный на бледных крашеных стенах; кто-то кричит мне и просит одуматься, не соглашаться, а я всё же протягиваю руку и мне одевают этот браслет. После этого возникшие воспоминания оборвались и больше ничего не вспомнилось.
В один момент мысли о глупом розыгрыше улетучились так же быстро, как и появились ранее. А вместо этого прибавилось множество вопросов: У меня только три года, но для чего? На что я дала согласие, раз меня так отчаянно кто-то пытался отговорить? И где я вообще была до этого? Мне срочно нужны были ответы. Но как их получить, если ничего больше не могу ничего вспомнить?
Оставалось лишь пустить всё на самотек и надеяться, что за это время мне удастся вспомнить зачем меня сюда отправили. Или же просто надеяться, что по истечению срока, я всё же смогу вернуться домой!