Сложно казаться сильным человеком, когда подкашивает внезапный стресс. Сложно улыбаться, когда внутри всё плачет. Сложно держать себя и своё тело в спокойном состоянии, когда дрожь пробивает и предательски выдает. Но когда вокруг тебя люди, которым также сложно, как и тебе, это немного упрощает ситуацию. А вот когда ты остаешься один, в твоей голове всплывают самые различные картины, ситуации, что пугают и заставляют думать, воображать и накручивать себя. Вывод один — сложно оставаться наедине. Ночью.
До этого Сара не задумывалась над тем, что ночь может быть столь мучительной. Время, чтобы отдохнуть? Время, чтобы подумать о личном? Время, чтобы уединиться? Нет, это всё неверно. В такие ситуации, ночь — это время, чтобы ещё больше почувствовать моральную усталость, ещё больше углубить свои страдания, ещё больше усилить страх одиночества. Ведь человеку ничего не стоит, чтобы запаниковать. На это требуется пара секунд, а, может, и вовсе одна. У каждого по-разному.
Больше всего девушку пугает даже не ночь, а утро. Ночь является лишь предвкушением, триггером, своего рода панической атакой. Завтра выходной день, а, значит, ей не нужно вставать рано утром, чтобы собираться на учёбу. Это также значит, что она будет сидеть в своей комнате одна дольше и мучительней. А ведь она ещё даже не собирается ложиться спать и, вероятно, вовсе не уснёт. Это было бы слишком эгоистично с её стороны. Она переживает, за брата, за родителей и… за себя. Она боится остаться одна, без той поддержки, которую она привыкла получать. Она боится потерять ту частичку своей жизни, которая сформировала её. Сара ведь так привыкла к тому, что её семья в полном составе. Звучит немного материалистично, ведь она не может требовать от родных, чтобы они постоянно оставались рядом с ней. Да и зачем? Просто потому что она младшая? Школьница? Несовершеннолетняя? Она эгоистка, лишь осознать это будет слишком сложно. На это уйдут годы, долгие минуты раздумий будут сопровождать её в жизни до тех пор, пока она не осознает самую неприятную для неё правду. Она не боится, что брат уедет, она боится за саму себя. Ей жаль себя, ведь в глазах подростка всё выглядит так, будто её бросают. Саре всё равно на то, что за причина отъезда. В глубине души она знает, что теперь родители будут переживать за брата больше, чем за неё. Да, в её глазах всё выглядит именно так. Она привыкла получать максимум заботы и родительского волнения, а теперь этим нужно будет делиться. Она просто не готова к этому, но пока, в этот день и в эту секунду, она не понимает этих чувств, наивно выдавая всё за обиду, что ей ничего не рассказали, за волнение за будущее брата (себя?) и за завтрашний день, когда она вновь должна показать свою силу и терпения, дабы не дать знать, что ей всё известно.
На эмоциях девушка оставила телефон на тумбочке возле входной двери, и только сейчас она понимает, насколько невнимательность влияет на её состояние. Она не уверена, что слушала бы музыку сейчас или общалась бы с подругами, но ей как минимум было бы спокойно иметь это под рукой. Она словно наркоман чувствует какую-то странную ломку, будто её смартфон — самая важная для неё вещь, будто она не переживет и секунды без него. Её организм и сознание отчаянно пытаются схватиться за что-то, отвлечь себя чем-то, и единственное, что пригодилось бы для этой цели, не здесь.
Настенные часы, на которые девушка прежде не обращала внимания, пробивают десять вечера. Десять вечера, пятница… Вечер, когда семья может собраться за столом и просто побеседовать, посмотреть кино, выпить чашечку чая с печеньем. Многие с нетерпением ожидают на эту возможность даже больше, чем на выходные, ведь чувство, что сегодняшнюю усталость за день можно будет компенсировать приятным вечером, заметно окрыляет. Затаив дыхание, Сара понимает — тишина в доме угнетает, учитывая тот факт, что это нетипично для их семьи. Нет привычной громкости телевизора, нет смеха Марка, нет телефонного разговора мамы с подругами. Ощущение, будто одна фраза каким-то магическим образом перевернула их жизнь. Нельзя сказать, что это не так, но факт остается фактом — каждый член семьи сделал из этого собственную трагедию.
Люди утверждают, что нужно себя чем-то отвлекать. Это, скорее, совет «на отцепись», потому что заглушить мысли нельзя ничем и никогда. Разве только думать о чём-то другом. Хотя вряд ли тот самый «смельчак-советчик» знает способ, как за секунду повернуть мысли в другое русло. Зато дать совет — запросто. Сара, как и любой другой подросток, слишком сильно пытается думать, не имея достаточного опыта анализировать. Не, это не вопрос возраста, скорее, стиля жизни. Когда человек живет, грубо говоря, припеваючи, то зачем ему вдаваться в философию? У него всё идет своим естественным чередом: беззаботное детство, начальная школа, кружки, танцы, рисование, подростковый возраст со всеми его прелестями. И вот наступает момент, когда человеку попадается немного иная ситуация, и он знакомится с ней также внезапно, как бы он учил новую формулу по физике. Сравнимо ли это? И то, и другое неизвестно до определённого момента. И то, и другое сложное для восприятия. Вот только уровень влияние на человека разный. Даже если школьник не понял формулу, это мало на что повлияет, кроме как на его успеваемость, к примеру. Но столкновение с необычайной ситуацией, к сожалению человека, более угнетающее. Незнание формулы приводит к тому, что человек не задумываясь берёт учебник и ищет нужное, но что делать, когда неизведанное чувство поселилось в голове? Где искать ответ? Можно столкнуться с этим даже в детском возрасте, однако это не гарантирует, что способ решения проблемы будет универсальным.
Сара вновь вглядывается в настенные часы — прошло только десять минут. А почему же тогда они ощущаются, как десять часов? Неужели тишина так давит? Отсутствие телефона? Запутанность ситуации? Отнюдь. Жалость к самому себе. Хочется зарыдать, побежать к маме и задать один лишь вопрос: «Мам, а как же я? Я тоже дома, я тоже страдаю». Но это «страдание» отличается, несмотря на то, что в душе каждого живёт страх. Страх за самого себя.
***
— Ну что, готова? — Сара слышит бодрый голос брата за дверью.
Не самое приятное чувство — не спать всю ночь. Вроде за временем и не следишь и кажется, что задремал, но в то же время ощущение усталости ещё больше, чем до «сна». Увы, Сара не помнит, о чём она думала ночью, и даже не может с уверенностью сказать, чем занималась. Вроде, сидела, потом лежала, а далее… В любом случае сейчас она боится даже больше. Опять начинается время, когда каждый пытается быть собой, прилагая для этого максимум усилий. Неясно только одно: кто сколько знает. Сара уже ни в чём не уверена. Может, её заметили возле дома, а сейчас только делают вид, что ничего не было? Ночь очень коварна: она разжигает сомнения, заостряет подозрения и запутывает мысли в тугие узлы. И когда на смену вступает утро, его сила действует словно послевкусие — осадок щекочет изнутри, сомнения перерастают в недоверие, подозрения — в страх, а путаница — в риск истолковать ситуацию неправильно. И у девушки всё это есть. За исключением только одного её преимущества — подростковой надежды в то, что всё это был сон.
— Всегда готова, — с подобием утренней сонной улыбки произносит девушка, быстро открывая дверь. — А чего так рано-то?
— Ну где же рано? Полдень, bunny, — дергая младшую за распущенные волосы, смеется Марк.
Не заметить его красных из-за вероятного недосыпа глаз невозможно. Также, как и опухших век и помятого лица. Столь очаровательная улыбка юноши, некогда радовавшая глаз всех вокруг, больше не сияет искренностью. В ней чувствуется лишь натянутость, стыд и отчаянье. Сару это немного задевает, ведь ей остается непонятным, почему тот, кто по сути добивается одной из своих жизненных целей, ведёт себя так. Стыдно, что не поделился с любимой сестрой? Или же скрытность, дабы избежать зависть, которой у девушки никогда не было? У Сары закрадывается обида, присущая и возрасту, и полу, и социальной роли.
— Ничего, успеем, — старается не выдать себя та, от кого меньше всего ожидают секрета.
— Тогда пошли? Программа у них очень насыщенная, — Марк выглядит восторженным, или это просто так кажется. — Мама, папа, мы будем поздно.
Не дожидаясь ответа, парень выходит из дома, предварительно предупреждая сестренку о довольно-таки холодной погоде и с каждой секундой усиливающемся ветре со снегом.
— Ну и холод! — морщится старший, пока Сара в недоумении натягивает варежки. Не то чтобы она не понимала происходящего, она не знает, как себя вести. Нет того учебника под рукой, в котором в конце очень удачно напечатан перечень формул. Его нет ни у неё, ни в принципе нигде.
— К чему такая спешка? — несколько непривычно и по-взрослому звучит вопрос, от чего юноша незамедлительно оборачивается, замедляя шаг. — Мы же никогда до этого не ходили гулять на целый день.
— Ну надо же когда-то начинать, — хохочет Марк.
Аргумент, брошенный в порыве страха быть раскрытым, вообще не убедительный. Он такой же смехотворный, как и все попытки вести себя «как обычно». Никчёмность ситуации напрямую зависит от её участников — чем больше стараний, тем меньше пользы, и тем более жалким выглядят все, кто так отчаянно пытаются исправить то, что уже надломлено.
Пройди рядом незнакомец, он был бы вправду очарован такой ситуацией: парочка молодых людей прогуливается по укрытой снегом аллее и собирая на своих шарфах и шапках снежинки. Словно кадр из фильма, учитывая улыбки и дружелюбный тон разговора. Ведь люди видят только то, что им показывают. Они видят только то, что им позволено видеть, даже если копнуть глубже не запрещается. Возрастающая в душе уверенность подлинности их мнения о ситуации не может быть повержена, потому что никто не станет сомневаться в том, что видел и слышал, никому и в голову не придёт то, что поверхность часто обманчивая. Никто не будет пользоваться единственным верным способом подтверждения своего восприятия — спросить прямо — потому что это будет значить, что он мог ошибаться и раньше и что все его умозаключения, доказательства и аргументы могли быть ложными в точности, как сейчас. Простота решения заключается в смелости признать свою ошибку, однако мужество отбросить эмоции и просто уточнить увиденное или услышанное приходит намного позже, а до тех пор мозг уже отлично справляется с задачей провести ситуацию через себя и сделать вывод, основываясь на своём опыте.
— Давай сначала хотя бы позавтракаем, — ноет Сара, когда Марк предлагает пойти в кино.
— Ты никогда не даешь забыть о том, какая ты прожорливая! — с ухмылкой бросает парень, поворачивая в первое кафе на пути.
Очутившись внутри, девушка понимает, что ей недостаёт опыта в том, чтобы скрывать то, что само рвётся наружу. Её любопытство берёт над ней верх — она хочет посмотреть на реакцию брата на то, что ей всё известно. Это даже превышает желание узнать всю правду со всеми её деталями. Сара видит и понимает — это не простая прогулка брата и сестры, в ней кроется намного больше. Это походит на подкуп, старания как-то выслужиться, прежде чем сделать что-то. Словно её брат пытается загладить вину за что-то. Девушку не интересует причина отъезда, её интересует причина сокрытия тайны. Ведь она всегда думала, что ближе брата у неё нет никого. Так почему же этот самый близкий человек отдаляется на глазах? Разве может быть так, что только она им дорожит?
Чем дольше человек молчит, тем больше навязчивых мыслей появляется в его голове. Они похожи на муравейник — такие же быстрые и хаотичные. В потоке сознания мысль одна за другой возникает, разжигая пламя любопытства, неуверенности, обиды и злости. Проскальзывает также вопрос: «Почему я?». Девушка начинает прокручивать недавние события, пытаясь понять, что могло послужить предпосылкой для возникновения такой ситуации. Она почему-то не копает глубже, например, в детство, дабы понять и проследить какую-то хронологию событий. Ей и в голову не придёт, что это может тянуться годами, ведь мнимо счастливое детство не даёт даже возможности вспомнить, что же тогда было. В бесчисленном количестве однообразные позитивных воспоминаний выделить или запомнить отчетливо что-то одно невозможно. Но чья же вина в том, что она так жила?
— Выбрала уже что-то? — отзывается Марк, замечая сосредоточенный взгляд Сары на меню. — Что-то изысканное хочешь? Разорить меня вздумала?
— Хочу пасту с морепродуктами, — незамедлительно отвечает девушка, которая на деле даже не смотрела в меню.
— Bunny, мы же не в крутом ресторане. Это фаст-фуд, — заливается смехом Марк. — Два гамбургера, пожалуйста, — обращается он к официанту. О чём задумалась?
— Ни о чём, — более резко, чем следовало, отвечает Сара. Она сама не понимает, откуда у неё появляется такая злость.
— Что-то случилось?
А случилось ли? Что может случиться, если все делают вид, что ничего не изменилось? Это уже походит на паранойю, когда адекватность мышления затуманивают эмоции. Отправная точка для формирования недоверия уже пройдена. Остается либо оставить её позади, либо сделать шаг назад.
— Ты чем-то явно обеспокоена, — снова слышится вопрос брата. — И даже не думай отрицать, я же всё вижу.
Такая прямолинейность зачастую имеет два выхода — продолжить отрицать или наконец-то начать откровенный разговор. И то, и другое не является плюсом, ведь отрицание то же самое продолжение скрытности, а откровенность может привести к ссоре. Это подтверждает лишь одно — раскол произошел, а всё остальное лишь его последствия. Даже закричать: «А что вы тут обсуждаете?» вчера, как только Сара вошла в дом, было бы поздно, потому что факт, что всё произошло без неё, лишь доказывает намеренность действий семьи.
Человек взрослеет впоследствии чего-то, и неважно, сколько ему было лет в тот определённый момент. Возраста добавляет опыт, проживание ситуаций и честность. Да, именно честность и открытость показывает, что человек повзрослел. Он повзрослел тогда, когда признался в чём-то, когда понял что-то без слов, когда вступил в неприятный для него разговор, заранее зная о его не самом лучшем исходе. Такие моменты могут быть разделены годами, а могут случится друг за другом — от этого суть не меняется. Конечно, гораздо приятнее познавать всё постепенно, но когда всё обрушивается внезапно, это не то что добавляет возраста, а буквально старит, превращая ребёнка в подростка, а подростка в человека зрелого возраста. И тогда в душе такого «подопытного» происходит борьба этих двух личностей, одна из которых обязательно победит — либо выиграет детская или же юношеская непосредственность, либо зрелая рациональность. И, увы, предусмотреть личность победителя невозможно. Прямо сейчас в душе девушки и происходит это сражение, с которым она сама пока не знает, как бороться. Что ей выбрать? На что сделать акцент? Как поступить?
— Я тебя чем-то обидел? — снова повторяет попытку Марк.
— Мне тут нравится, — игнорирует вопрос брата Сара. — Давай придём сюда через неделю. А вообще, — девушка складывает руки под подбородком, — давай сделаем это нашей субботней традицией. М? Это будет здорово!
— Традицией? — очевидно парень в замешательстве, явно не готов к такому вопросу, хотя вопрос-то вполне безобидный.
Часто люди преуменьшают значение манипуляции, наивно полагая, что вряд ли им удастся попасться на чью-то удочку. Не менее часто человек знает, что им пытаются манипулировать, но это знание никак не помогает решить ситуацию. Марк, не уступая ни интеллектом, ни опытом своей сестре, понимает, что значит заявление такого рода. И сомнений у него быть не может: Сара всё знает. Теперь ход и развитие зависят только от него, но в любом случае он не будет приятным. Рассказав сестре об отъезде, он признает тот факт, что намеренно скрыл это от неё, хотя изначально не планировал это. А уж если согласиться на её предложение, то ложь только усугубится. Исходи один — конфликта не избежать.