Днем – в мерзлых травах копошенье,
По вечерам – театра свод,
Но жженье многоликой тени
Не отпускает: все гнетет.
Несчастный разум, что был пылок,
Что всеми красками блистал,
Поник, ведь магу опостылел
И лживый публики оскал,
И переменчивый каскад
Восторженных рукоплесканий –
Они как рваный бабкин плат,
Как рубище из княжих тканей...
Красив, хитер подделки блеск,
Но лишь поверхностью искрится,
А хочется свободной птицей
Пройти сквозь море. И сквозь лес.
Сквозь плеск и треск.
Среди людей – невольный шут.
Нельзя раскрыть свою природу,
Нельзя блеснуть своей породой:
Пусть лучше буду баламут,
Чем плут с бесовскою личиной...
Такие мысли пахнут глиной
Гнилой и мерзкой, будто та,
Что из могилы мертвеца.
Укрыв себя чужим обличьем,
Любовь народа я снискал...
К чертям! Любовь не измерима
Весельем, потрясавшим зал,
Слезами истеричных дам,
Немой поддержкой персонажа:
Он думает: «Я кошку глажу»,
Но под рукой – дракона стан!
Хорош актер, что может мигом
За маской маску надевать,
Но в этой суматошной джиге
Как бы себя не потерять...
Любовь народа... Да неужто?
Им нужен лишь сценарный фарс.
Но набралось б хотя бы с кружку
Их чувств для настоящих нас.