Тихий щелчок замка, сравнимый лишь с выдохом или трепетом сердца. Едва слышим, едва осязаем. Медленно, будто повинуясь мановениям руки дирижера, легко и играючи гаснут, тлеют во мраке свечи и лампы. Здание погружается в ночь. Золото и бархат чернеют, теряют форму, сбрасывают помпезность и празднество. Пропадают эхо оваций, отголоски радостных возгласов. Ароматы пышных букетов и шлейфов светских дам меняются на свист серой дымки фитилей и запах застывшего времени. Мгновение, когда затухает последний луч солнца, когда на небе нет ни звезд, ни луны, когда замирает восторженное сердце, принадлежит лишь ему.
Опера Популер сменила своего хозяина.
Уютная гримерка Ибары была обставлена прекрасными и благоухающими цветами. Бутоны нежных оттенков заполняли все пространство комнаты. Они были у туалетного столика, у дверей, у ширмы, у стен. На их бархатных лепестках маятником играли отблески огня крохотных свечей.
Тихим шагом Ибара прошла в комнату, переодетая и задумчивая. На ней не было более тяжелых украшений, и сияющие заколки не блестели в волосах. Пышное платье сменили пеньюар и халат. Всего миг. Свечи потухли. Комната погрузилась в лунный мрак. Ибара потянулась к двери, но ее остановил голос. Голос глубокий, сильный, такой привычный, раздающийся из тени.
- Этот наглый мальчишка, этот раб моды купается в твоей славе! Этот невежественный глупец, этот дерзкий молодой поклонник хочет украсть у меня мой триумф!
Девушка будто в испуге делает шаг от двери и медленно оборачивается. Голос был негодующим. Она никогда не слышала его таким. Сердце ее все еще гулко стучало, будто у загнанной пичужки. Но глаза с неутомимой надеждой и с благоговейным сиянием ищут того, кто с ней говорит.
- Ангел, я слышу тебя. Говори же, я слушаю. Будь рядом со мной, укажи мне путь. Ангел, я была слаба духом, прости меня. Войди наконец же, учитель.
Те долгие секунды, когда не было слышно ничего кроме собственного сердца, показались Ибаре наполненными холодом. Мурашки ласково, чтобы не обидеть еще сильнее, коснулись ее кожи.
- Льстивое дитя, ты увидишь меня и поймешь, почему я прячусь в тени. Посмотри на свое отражение в зеркале. Я скрываюсь там, внутри!
Услышав слова учителя, улыбка покинула лик девушки. Сердце наполнилось тоской и печалью. Но даже так, она была рада, что он не отвернулся от нее. Повинуясь голосу, Ибара вгляделась в свое отражение. Там, за призрачной и зеркальной пеленой, окруженный тенью и светов, проглядывался силуэт. В отражении, в волшебной дымке он протягивал ей руку, тянул за собой.
- Ангел Музыки, мой наставник и защитник, даруй мне свою славу! Ангел Музыки, не прячься больше. Иди ко мне, загадочный Ангел.
И она пошла. На этот голос. На эти глаза. На эту сказку, что осталась у нее после смерти отца. Ибара шла будто в тумане, слыша в голове лишь отзвуки его шепота. Такого тихого и такого ласкового.
- Я твой Ангел Музыки. Иди ко мне, к Ангелу Музыки.
Зачарованная, окутанная этим дурманом девушка подходила все ближе. Все четче и явственнее она видела своего учителя, своего Ангела Музыки. А его шепот заставлял реальность раствориться, исчезнуть без следа. Он оставлял в этом мире лишь ее и Ангела Музыки.
Шум за дверью, голос Йоусетсу, цветы и комната - все исчезло и ушло, стоило лишь Ибаре вложить свою руку в протянутую ладонь. И пусть грубая кожа перчатки была не столь приятна, но это была рука ее учителя, Ангела Музыки, ниспосланного ей в помощь.
Мужчина чуть сильнее сжал в руке хрупкую ладошку и потянул за собой. Его ангел следовал за ним, с нескрываемым благоговейным сиянием в глазах. Он чувствовал, как вся ее душа тянется к нему, убаюканная, очарованная этим мигом, этой сказкой. Его Ангел тянулся к нему, желал узнать его.
Мужчина медленно и аккуратно вел за собой Ибару. Длинный коридор, которому не видно конца, блестел, искрился в дыхании огня, движениях свечей, что пропускали их вперед, дальше. Словно сама Опера открывала им свои самые страшные секреты. Ее жизнь, ее душа жила здесь. И его душа тоже.
Темный силуэт с копной золотых волос и в белой маске не переставал оглядываться, нежно поглаживая руку, успокаивая. И черты лица его смягчались, и сердце наполнялось нежностью к своему Ангелу.
- Во сне являлся он, и пел в мечтах. По имени меня манил к себе. Но сплю ли я теперь? Поняв уже, что Призрак Оперы живет давно в моей душе.
Его маленький Ангел, его прекрасный соловей шла, сжимая руку на слишком далеком расстоянии от него. Шла, не отрывая своего одурманенного взгляда. Он чувствовал его. Он наслаждался им. Эти трогательные, эти прекрасные минуты наедине с его Ангелом уже ему казалось сном. Юга все не мог насмотреться, насладиться, утолить свое желание любоваться Ибарой. Он все смотрел на нее, и в глазах будто сияли нежность и звезды.
Юга вел ее по коридорам, по лестницам уводил все ниже от толпы, лишних глаз и ушей. Он уводил ее все дальше от мирской суеты, от блеска золота и мягкости бархата. Призрак вел ее в темноту, озаряемую редкими свечами и ярким факелом. Вел в сырость, в воду, в туман и сказку. В место, где все еще звучат отголоски музыки и аплодисментов.
- Дуэтом пой со мной, пусть странен он. Власть над тобой моя - теперь не сон. И не вернуть тебе ушедших дней. Ведь Призрак Оперы уже живет в душе твоей.
Ибара позволила себе обернуться, поискать хотя бы свою тень. Слова учителя ее пленяли, пугали. Но она не могла им противиться. Она продолжала идти за ним, тянуться к нему.
Призрак Оперы усадил ее в лодку. Свет фонарей, свет луны и звезд растворялся в маленьком изрешеченном оконце. Туннели, арки, каналы будто сияли, приветствуя своего хозяина и его спутницу. Теплые блики крохотных огней танцевали и волновались от кроткого выдоха Ибары, от гулкого сердца Юги.
- Боятся все тебя и облик твой.
- Ты можешь петь им, но твой голос - мой.
Кроткий, трогательный и прекрасный соловей был его творением, его шедевром. Она была произведением искусства, и принадлежать должна лишь ему. Ибара пела, поет и будет петь лишь для него одного. И пусть она стоит на сцене перед тысячами людей, и пусть они ей аплодируют, кричат и дарят цветы, музыка Ибары принадлежит ему.
- Мой дух и голос твой одно уже. Ведь Призрак Оперы давно живет в твоей душе.
- Твой дух и голос мой одно уже. Ведь Призрак Оперы давно живет в моей душе.
Девушка вглядывалась в стены, в отражения, в воду, в огонь. Все запомнить, ничего не упустить. Это место принадлежит ее учителю. Он позволил ей быть тут, позволил наконец увидеть себя. Ее глаза с жадностью смотрели на отражение в мутных водах позади себя. На высокую фигуру, скрытую плащом. На лицо, что прятала белая маска.
"О Призрак Оперы, он здесь! Остерегайтесь Призрака Оперы."
Призрак стоял величаво, направляя лодочку по каналу. Деревянное крохотное судно качалось на волнах, убаюкивая и приближая их все ближе. Мужчина все не находил в себе силы насытиться своим соловьем. Юга не отрывал своего взгляда от тонких плеч, от струящихся волос, от утонченных рук и дрожащего отражения в зеркальной поверхности. Его маленькая пичужка трепетала, но продолжала смотреть на него в воде, продолжала искать глаза.
- Твои фантазии известны мне. Все: человек и тайна...
Ибара потянулась к этому голосу. Ее глаза были заворожены легкой тенью улыбки, такой же ласкающей, как и туман. Ее рука коснулась воды и образ исчез, будто его никогда и не было.
- ...Слились в тебе.
Страшная, тяжелая и темная решетка стала подниматься. Юга чувствовал дрожь своего прелестного Ангела. Но поднимающиеся, словно цветы после дождя, подсвечники, озаряющие обитель Призрака - заставили затаить дыхания. Мужчина присел на колено, позволяя лодочке идти по маленьким волнам. Его творение было пропитано ароматом роз, запахом пудры, шлейфом духов всех гостей. Его соловей замер, остановился в дыхании. Но сердечко крохотное, полное восхищением им рвалось наружу, ускоряло время вокруг, подсказывало, что значит жить.
- И этот лабиринт ночей темней. Ведь Призрак Оперы давно живет в душе твоей...