Смеркалось. В это время на небе обычно появляются первые звёзды. В большом городе их зачастую не видно, но, если поискать подходящее место, можно изловчиться и полюбоваться горящими, или, что вероятнее, уже отгоревшими своё время, небесными телами.
Мидорима, как раз, лёгкой трусцой бежал из такого живописного и уединённого места в сторону своего дома. Время от времени он любил смотреть на звёзды и выискивать созвездия, хоть это и происходило не столь часто. Но сейчас ему срочно нужно было привести мысли в порядок.
Не так давно он признался Такао в чувствах, сильно отличающихся от дружеских. До сих пор в голове вертелся этот разговор, разобранный по фразам. Ещё бы, Шинтаро больше месяца к нему готовился. А разбирался и томился в своих чувствах и того дольше, и волей-неволей заползали размышления о том, что сказать о столь важной вещи, как признание в любви, можно было и более изящно, также недавний каминг-аут Мидоримы сыграл важную роль, и он не был уверен, как Такао его воспримет.
Несмотря на то, что Шинтаро прекрасно знал о том, что в ситуации дикого волнения и при отсутствии опыта в подобных признаниях, глупо было бы ожидать чего-то иного. И всё равно слова, сказанные в тот безоблачный день на крыше школы во время обеденного перерыва, в который, вообще то, положено есть, но у Мидоримы от волнения совсем пропал аппетит. Благо, Такао сам спросил в чём дело, избавив Шинтаро от обязанности начинать неловкий разговор.
***
— Шин-чан, ты чего это стал ещё мрачнее, чем обычно? — разумеется, Такао сказал это в шутку, хотя Мидорима, по обычаю своему, разглядел за безобидным подколом вполне настоящее волнение за друга, каковым он за два года успел стать.
Именно тогда, полу-спонтанно, ведь, Мидорима, разумеется, приготовил целую речь, которую, правда, не собирался озвучивать, он и решил выложить Казунари все свои «карты».
— На самом деле, есть одна вещь которая меня в последнее время сильно волнует, вот что… — неуверенно сказал тогда Мидорима, пытаясь отыскать силы, чтобы решиться на этот ответственный шаг, всеми силами стараясь сохранить относительно спокойное лицо.
— Ну так расскажи. Может, я смогу помочь, — сказал заметно воодушевившийся Такао.
И тогда Мидорима смог решиться. Неизвестно, что его окончательно подтолкнуло к принятому в итоге решению, но хранить в секрете от близкого человека что-то важное постепенно становилось невыносимо.
— Правда в том, что… — Мидорима на секунду засомневался в своих действиях, осознавая, что нечто между ними безвозвратно изменится. Но назад пути уже не могло быть, а отговориться ложью казалось ему недопустимым. И тогда, всё, что так долго готовился сказать Шинтаро, нашло свой выход.
— Я довольно давно испытываю к тебе определённые… чувства, — уверенно начал Шинтаро, несмотря на то, что сохранять отстранённое лицо он уже не мог. — В том смысле, что ты хороший друг, и терять тебя мне не хочется, — Шинтаро мог поклясться, что глаза Такао стали сильнее сверкать.
Он же сам чувствовал, что покрывается пунцовыми пятнами, как среднеклассница, отдающая любовное письмо главному красавчику школы. И основная разница в том, что Шинтаро давно не в средней школе, да и не был девушкой вовсе (но с «красавчиком» попал в точку).
Но насладиться видом столь красивого в моментном счастье Такао Мидорима мог себе позволить лишь на секунду, не более того, и он продолжил:
— Но в то же время, есть определённое обстоятельство, которое может повлиять на наши взаимоотношения… — Мидорима остановился, осознавая, что в своих размышлениях ушёл далеко от темы монолога, но через долю секунды смог взять себя в руки, как ни в чём не бывало, и продолжил:
— …я хочу сказать, что не могу предать твоё доверие и предпочту быть честным. Я… — Мидорима взаправду испытывал проблемы с тем, чтобы открыто и просто говорить о собственных чувствах, а потому решил перефразировать, —…испытываю к тебе чувства романтического характера, вот что.
На несколько мгновений Такао завис. Завис, как перегруженный компьютер, неспособный справиться с поступившим объёмом информации. Он просто непонятливым взглядом смотрел в одну точку, не говоря ни слова, не бросив даже междометия. И Мидорима решив, что тот будет разочарован, когда придёт в себя, добавил:
— Я пойму если ты захочешь отдалиться, но, по крайней мере, недопонимания не возникнет, — Шинтаро знал, что вряд ли в его положении можно надеяться на взаимность, и, чего греха таить, думал, что в романтическом плане и межчеловеческих отношений в общем не подходил Такао — популярному и социально-активному, харизматичному, в конце концов, человеку.
Как только Мидорима закончил свою речь, то поднялся с небольшой скамейки на крыше (благо, они были одни), но сделать шаг не позволили руки Такао, сжавшие его собственную. Ещё с секунду тот молчал.
Слова нашлись быстро, хоть и немного невпопад.
— Погоди-ка. Ты сейчас этой офигенно огромной речью пытался сказать… что я тебе нравлюсь? В смысле, как парень.
— Я надеялся, что ты поймёшь это немного иначе, но да, вкратце, ты прав, вот что.
— Ну, ты ещё всяких приятных штук наговорил, но суть… Я удивлён. Да что там, я в ахуе. — воодушевлённо сказал Казунари.
— Сколько раз я просил тебя не сквернословить? — уже раздражённо спросил Мидорима.
— Много. Но в этот раз я имею полное право, между прочим! — Такао чуть повысил голос, отчего последние слова больше напоминали вскрик.
— Не понимаю, чему ты так удивлён, вот что, — сказал Мидорима, осознав, что Такао полностью его отталкивать не собирается. Ему собственная влюблённость казалась вполне закономерной.
— Ну, тебе не кажется это… неправильным? — Казунари явно пытался подобрать слово. Его выражение лица намекало на то, что он неправильно выразился. Или почти.
— Что тут неправильного? — уточнил Мидорима.
— Ну, знаешь… Ты и я, как-то странно, чтобы мы… были вместе… в этом плане, — это оказался один из безумно редких случаев, когда из Казунари клещами не вытащишь лишнее слово по теме.
— Я уже говорил тебе, что меня привлекают парни, вот что. Не вижу ничего неправильного, — Шинтаро начинал злиться.
— Это я помню. Ладно, я отвратно выразился. Погоди минуту, найду, как объяснить, — и с мгновение Такао сидел перед неловко стоящим Мидоримой и активно думал. В самом Шинтаро потихоньку закипал страх наполовину с какой-то слепой надеждой. Но злость быстро улетучилась.
— Вот! Правильнее будет сказать — «странным». Ты, знаешь ли, почти, как наместник божий, и я, который просто я, — одного слова Казунари, как всегда, не смог найти, но аналогия хоть немного, но прояснила, что же он подразумевал.
— Не уверен, что понял тебя правильно, вот что, но… Мы, вроде, не настолько далеки.
— Да что ж такое! Ладно, заново. Забудь, что я до этого говорил, — Казунари всё никак не унимался. «В такие моменты он кажется даже милым, » — подумал Мидорима, но знать ему об этом вовсе необязательно. — Ладно, просто скажи, что ты во мне нашёл. Я сначала думал, что, если тебе кто-то и может понравиться, то он будет тебе под стать. Как Куроко, например, или тот же Акаши, будь он неладен, — и только теперь ситуация стала проясняться.
— Потому что ты и есть тот, кто «мне под стать». Знаешь ли, мне хватило года, чтобы проникнуться к тебе уважением, ко всему прочему… И хватит заставлять меня говорить столь стыдные вещи, вот что, — Мидорима явно начинал терять терпение.
— Ты мне не про подбор трусов рассказываешь, чтобы стыдиться, знаешь ли, — парировал Такао.
— В любом случае, ничего подобного, что ты описывал, и в помине нет… — Шинтаро потихоньку закипал. И, как некстати, послышался звонок на урок. — Пойдём, а то опоздаем.
— Вот уж фигушки, ты никуда не пойдёшь, пока не ответишь! — чуть возмущённо воскликнул Казунари.
— Нечего мне ответить, вот что, — сухо отрезал Мидорима.
— Ну не может же быть, что ты просто так решил мне пламенную любовную речь зачитать, — с новой силой заговорил Такао.
И Шинтаро не выдержал. Он положил руку на плечо пока что, наверное, друга, заставив смотреть того себе в скрытые стёклами очков глаза со словами: «Мне нечего тебе ответить. Прими эти чувства к тебе, как данность, и дай конкретный ответ. Хотя бы отвергни меня нормально, вот что».
Такао перехватил его руку со своего плеча горячей и отчего-то немного потной ладонью и сказал: «Вот уж нет, не собираюсь я тебя отвергать, Шин-чан, или что-то там ещё. Но объясниться будешь должен!»
— Оставлять ответ в подвешенном состоянии — глупо, я не за тем уже объяснился тебе.
— Ничего ты не объяснился! Если уж на то пошло, я должен скорее принять твои чувства, хоть и не как «данность», о которой ты там говорил, — уже уверенней сказал Такао и встал с скамейки, направившись по направлению к зданию школы.
— Я не настолько отчаялся, чтобы соглашаться таким образом тебя эксплуатировать, вот что, — ответил Мидорима, когда Такао уже был у самого входа в корпус. В тот же момент он остановился и обернулся.
— И где тут эксплуатация, Шин-чан? Ты мне тоже так-то нравишься, хотя во взаимность верится с трудом — это да. Но, думаю, по ходу разберёмся, — ответил он тут же.
Мидорима опешил от такого заявления, но одно мог понять точно — сейчас он безумно рад. Настолько, что отвечать и спорить вовсе не хотелось.
До класса они дошли молча. А потом всё равно получили нагоняй от учителя за опоздание.
***
С тех пор они официально «встречаются», хотя кардинально между ними почти ничего не поменялось. Разве что, времени вместе они стали проводить гораздо больше, и количество вольностей, допускаемых Мидоримой наедине, возросло. И со временем оба стали друг другу гораздо-гораздо ближе, но дело явно не в том, что между ними появились отношения.
Но, возвращаясь с незапланированной пробежки, частично погруженный в свои мысли Шинтаро услышал до боли знакомый смех. Со стороны площадки с кольцом, как он сразу понял. Чтобы убедиться или же разубедиться в своей правоте, шутер свернул с намеченного маршрута и направился в сторону источника звука.
Память Мидориму не обманула, и там, на стритбольной площадке, действительно отыскался Такао. Явно занятый игрой один на один с кем-то. Вроде как, с семпаем из Сейрин. По крайней мере, так показалось Шинтаро. Подбежав чуть поближе, он убедился в своей догадке относительно личности второго игрока, но решил близко не подходить, чтобы понаблюдать за игрой.
На вид, оба провели уже далеко не одну и не две-три-пять таких игр за этот вечер. Но интересовало Шинтаро другое обстоятельство. Он надеялся на то, что, раз пару минут назад по всей улице был слышен совсем не подходящий нынешней сосредоточенности на сопернике смех, эти двое делали перерывы между играми. Изуки-сан, вроде как, ответственный человек, с чувством меры. Потому что Шин, чёрт подери, знал что Казунари умеет работать на износ. И ничем хорошим это закончиться не может. Никогда не заканчивалось.
Впрочем, повлиять на развитие событий Мидорима не мог, так что остался понаблюдать издалека. И, в самом деле, было на что посмотреть, — довольно плавные, точные и быстрые движения Такао (и Изуки-сана, который вовсе не собирался отставать), как при пасах, в основном использовались в защите, при отсутствии принимающей стороны.
В пылу азарта разыгрывающие были сосредоточены на сопернике и мяче, часто обходя друг друга и забивая, хоть и с меньшим постоянством. За «период», около десяти минут, Мидорима насчитал всего восемь очков на двоих, пять из которых принадлежали Такао (из-за чего шутер был немного горд, но совсем чуть-чуть).
После этих активных манипуляций с мячом, игроки опустились на землю, явно не в силах дойти до скамейки на территории всё той же площадки. В этот момент уже Мидорима посчитал уместным подойти ближе.
Пока он неторопливо шёл, Такао с Изуки-саном нашли в себе силы встать и дойти до бутылок с водой у перегородки, отгораживающей их от всего остального мира. Упав, по-другому сложно сказать, на скамью, Изуки первым делом попытался перевести дух, в то время как Такао поскорее хотел восполнить водный запас в организме. Отпив минералки, он опустошил бутылку наполовину.
— Ауч. Давно я так не уставал от баскета. Было весело, — протянул Такао, наконец, оторвавшись от спасительной воды.
— Ага, нас так даже Рико гоняет только в опупительно-исключительных случаях, — чуть загнанным голосом отозвался Изуки.
— Пхах. Ужасно, — лениво ответил Казунари. То ли о нагрузках, то ли о юморе.
— Нас просто не настраивают на страх перед тренировками. Но ты молодец, я много чего не ожидал, — выдал более развёрнутый ответ Изуки. Следом он, явно отдышавшись, взъерошил волосы Казунари, видимо, показывая своё одобрение проделанной работой. Сам поглаживаемый был явно не против несанкционированного вторжения в своё личное пространство и спокойно сидел с прикрытыми глазами. Как раз в это время к нему сбоку подошёл Мидорима, немного много недовольный сложившейся ситуацией, но, в целом, он выглядел лишь слегка взволнованным, не более того.
— Здравствуйте, — поздоровался он сразу с обоими.
— О, привет, Шин-чан! — отозвался Такао. Видел он Шинтаро или только сейчас заметил?
— Здравствуй, Мидорима, — спокойно отозвался Изуки, параллельно убирая руку с головы Казунари.
— Что вы тут делаете? — спросил Шин настолько нейтрально, насколько мог.
— Отдыхаем. До этого играли с ребятами из Сейрин, а когда они ушли, то друг с другом — Пояснил Такао.
— Вот как. То есть, вы случайно здесь оказались? — спросил Мидорима.
— А? Не-а. Я сюда намеренно мяч покидать шёл, а уже с Сейрин случайно пересёкся, — кратко пояснил ситуацию Казунари.
— Мне более важно то, сколько ты тут, вот что, — обратился Шинтаро уже конкретно к Казунари.
— Мм? Ну, с четырёх где-то… — беззаботно отозвался Такао.
— С половины пятого, — поправил его Изуки.
— Я бы ещё поиграл, на самом деле, — явно серьёзно сказал Такао.
— Нет. Уже темно, вот что, — запротестовал Мидорима.
— Мда, и то верно, — заключил Казунари и подскочил на ноги.
— До свидания, Изуки-сан, — сказали они с Шинтаро одновременно, уходя с площадки.
— Пока, — отозвался всё также сидящий на месте Изуки.
Такао с Мидоримой вместе направились к развилке, где позже должны были разойтись по домам. Всю дорогу Такао говорил о своём, и Шин слушал отрывками.
— Да, Кагами с первогодками меня неслабо погоняли… Кстати, Шин-чан, ты чего такой хмурый? Заревновал что ли? — обыденным голосом спросил он. И попал в яблочко. Всё же, Шинтаро был заметно неспокоен.
— С чего бы? Я не настолько узколобый, чтобы ревновать из-за того, что другой парень погладил тебя по голове, — отговорился Шинтаро.
— То есть, тебя именно это покоробило? Ясно, — с лицом успешного шутника, ответил Такао.
Мидорима явно опростоволосился, и осознание этого кольнуло его самолюбие. Лицо шутера исказила странная гримаса не то гнева, не то той самой ревности. Но скорее всего, первое.
— Никогда не думал, что ты можешь быть так неуверен, Шин-чан, — подколол Такао. Почти беззлобно, но метко, на самом деле.
— Дело не в неуверенности, вот что, — отрезал Мидорима, тем самым признав чужую правоту. На всякий случай он оглянулся, чтобы осмотреть улицу на предмет других людей. Благо, их не оказалось.
— А в чём? — искренне поинтересовался Такао.
— Я всё ещё не совсем… привык что мы вместе, вот что, — сказал Шинтаро.
— Не так много времени прошло, Шин-чан, это понятно… — начал говорить Такао и почти сразу остановился. Они подошли к тому самому перекрёстку. Тогда Мидорима его перебил.
— Я не об этом говорил, вот что! — воскликнул Мидорима и продолжил уже более тихим голосом. — Дело в том, что с того дня мне кажется, что ты делаешь это из простого любопытства, но не… — начал говорить Мидорима, но настала его очередь быть прерванным.
— Вот это обвинение! Шин-чан, это жестоко — так обвинять меня в неверности! — возмутился Такао.
— Какая, к чёрту, неверность? Ты с дуба рухнул? — покраснев, выдал Мидорима.
— Это ты мне скажи! Я явно не давал тебе повода усомниться во мне, — продолжил напирать Такао.
— При чём тут какой-то там повод? Это бред, вот что. Дело в том, что, когда я… — Мидорима положил ладонь на шею и отвёл взгляд в сторону, словно сам факт признания его жутко смущал, хотя по лицу так нельзя было сказать. — Моё… признание довольно нелепо произошло, и к тому же ты до сих пор внятно не ответил на него.
— Нэ? Так ты хочешь, чтобы я тебе то же самое сказал? Не проблема, Шин-чан, — на этих словах Такао на мгновение усмехнулся и подошёл ближе к Мидориме, заключая того в объятия.
Несмотря на то, что он оставался потным с игр на площадке, Шинтаро было немного не до того. Его собственное сердце забилось быстрее от подобных действий, а мозг отказывался работать верно. Сейчас он мог только смотреть на Такао сверху вниз и слушать.
— Я люблю тебя, Шин-чан. Только тебя. И раз уж ты сам посчитал меня достойным, то терпи таким, какой есть, — с этими словами Такао особенно сильно стиснул его в объятиях.
Несмотря на немалые общие габариты и почти два метра роста, обнимать Шинтаро за не очень широкую талию оказалось до странного приятно. Идиллию разрушил Такао, добавив: «Доволен?».
Мидорима улыбнулся уголками губ и ответил, выдыхая практически в макушку Казунари: «полностью». А затем поцеловал в лоб, когда тот поднял голову, чтобы посмотреть на шутера. На губах остался неприятный терпкий запах пота, но сейчас его можно было и проигнорировать.
— До завтра, Шин-чан, — сказал Такао, как только отпрянул.
— Ещё не всё, вот что, — сказал Мидорима, положив руки на щёки Такао и, наклонившись к его лицу, — можно? — сказал прямо в губы Казунари.
— Ещё бы, — подтвердил тот, наклонив голову набок и разомкнув губы.
— З-закрой глаза, пожалуйста, — всё в том же положении попросил Шинтаро. Он явно был смущён, что сквозило в его голосе. И Такао не мог не послушаться.
Поцелуй вышел коротким и, в целом, неумелым. Больше он был похож на немного смазанное касание. Губы Такао оказались горячими и сухими, а сам он настойчивым в своих попытках продлить это мимолётное прикосновение. Из последних моральных сил он крепко держал руки Мидоримы, прося того не отстраняться. Но этот прекрасный, несмотря на всю свою неловкость, момент, должен был закончиться здесь же.
Как только это случилось, Мидорима старательно отвернулся, стараясь не смотреть Такао в глаза, а тот глядел в упор и, чтобы разрушить нервную тишину, сказал: «Спасибо тебе, Шин-чан. Пора расходиться».
Мидориму будто ошпарило. Он осмелился поднять глаза на Казунари, и только тогда ответил: «До встречи, вот что. Напиши когда дойдёшь домой».
Такао улыбнулся: «Хорошо. Пока».
Завтра они встретятся снова. И много дней после — тоже.