С самого утра нещадно палило солнце.
Кэйа чувствовал, как пот бежал по вискам и спине, было щекотно. Но тело не хотело останавливаться. Распалённое, оно кидалось в атаку и уходило в блок, словно в танце, а не в тренировочном спарринге.
Итэр выглядел вряд ли сильно иначе. Чёлка намокла от пота и прилипла ко лбу, стала темнее. Несколько прядей облепили волнистыми тонкими змеями виски и скулы, присобачились к красивой шее. При очередном взмахе мечом Кэйа увидел, как напряглись, натянулись крепкие жгуты-мышцы.
Красиво.
Это был тренировочный бой, просто чтобы закрепить материал. Итэр дрался хорошо, умело использовал меч. Иногда он дёргал пальцами и ставил ладони, собираясь использовать вихрь, и Кэйа готов был ответить ему морозным рывком. Они оба были достаточно сильны, чтобы не сдерживаться. Но сдерживались.
Сила несла в себе ответственность, принуждающую их быть осторожными, чтобы не навредить друг другу по-настоящему. Тонкие царапины уже покрывали руки, у Итэра на скуле алела слегка кровоточащая полоса. Её хотелось иррационально лизнуть языком, прокатить вкус крови по рецепторам, как дитя на аттракционе. Распробовать звёздные столетия.
Итэр оказался не в пример проворным. Закалённый боями, вряд ли честными, он умело управлял своим телом. Будучи гибким и быстрым, успевал увернуться в большинстве случаев, но иногда оступался. Тогда, не желая проигрывать, подталкивал себя сам, доводил случайное движение до целенаправленного рывка, агрессивно пробивая защиту капитана Ордо Фавониус.
Они оба были не по лицу взрослыми. Сколько там, за красивыми золотыми глазами и маской без морщин, трагедий, потерь и побед? Сколько поражений? Сколько пройдено войн?
Кэйа, для которого время замедлилось настолько, что, казалось, и вовсе остановилось, рассмеялся. Веселья внутри не было, только азарт, только наслаждение. Именно это дало Итэру шанс повалить его подсечкой на песчаный, усеянный мелкими тёмными камешками, берег, который они специально облюбовали для регулярных тренировок: подальше от глаз, в целом от Монда, в тот редкий день, когда у Кэйи был выходной, а Итэр не странствовал по Тэйвату. Здесь некому было их тревожить.
— Ещё одна победа, — Итэр тяжело выдохнул, склоняясь к нему, — и мы будем равны.
— Не задирай нос, — Кэйа игриво хохотнул, ловко перехватывая его под бёдрами и перекатываясь так, чтобы подмять путешественника под себя. От удара по запястью клинок выпал из узкой ладони. Теперь Кэйа склонялся к чужому лицу, блестя единственным видным глазом. — Ещё целая одна победа, а ты её пока не одержал.
Итэр взбрыкнул, пытаясь вырваться. Он был уже изнеможён. Завязанные в хвост волосы растрепались, затерявшись среди песчинок. Попадавшие сквозь нагромождение камней у них над головами солнечные лучи выхватывали из голубого полумрака его и пряди, похожие на тонкие реки жидкого металла. Горячий, дрожащий от возбуждения, Итэр дрожал под Кэйей, хватая ртом воздух.
Улыбаясь, капитан смотрел на мальчишку сверху. Он любовался. Молодой с виду, внутри Итэр был безбожно стар. Он много знал, о многом молчал, про многое успел сказать. Он нёс в памяти мышц знания о боях, хранил при себе карту шрамов, доставшихся в сражениях. Набитые когда-то в процессе обучения и взросления шишки до сих пор можно было местами угадать, предположить их местоположение, обвести фантомно пальцами.
Итэр позволял Кэйе это. Уставший ли от одиночества, или же не видящий в этом ничего зазорного. Желающий ли, жаждущий, просящий об этом — подставлялся каждый раз отзывчиво.
Кэйа его хотел. Хотел держать к себе ближе, иметь под боком, чтобы знать наверняка, что спину есть кому прикрыть.
Итэр был надёжным, преданным, уверенным в себе и острым на язык мальчишкой с других миров, со всех разом. Не ограниченный одним небом, одной луной, одной верой, мятежный дух, свободный ветер.
Склонившись ниже, Кэйа коснулся его виска кончиком носа и втянул железно-солёный запах. От Итэра всегда пахло металлом. Он практически постоянно возвращался в крови, не всегда только в своей. С течением времени она, уже привычная, родная, въелась в одежду и кожу. Сплелась с волосами в тугой косе, в щекотном кончике. Щекотала не только оголённые участки кожи, но и рецепторы.
— Слезай, — Итэр снова заёрзал, извиваясь, словно уж. — Ты, блин, тяжёлый.
Кончики тёмных волос Кэйи заскользили по его лицу: обогнули скулы, мазнули по подбородку и задели уголки губ. Они у Итэра были мягкие, немного покрытые корками — он облизывался слишком часто. Порой это было не больше, чем привычка, но иногда он делал так намерено, провоцируя, дразня.
В хрупком теле была сила, наращённая благодаря годам скитаний от солнца к солнцу, прощаниям с лунами и подошедшими к концу историями. Проводя по коже у него на боку, Кэйа чувствовал, что касается не фарфоровой куклы, а настоящего воина.
Ему это нравилось.
Нравилось знать, что в человеке под ним жизнь не выдуманная. Итэр умел ценить её, умел защищать, умел отбирать. Его руки были в крови вряд ли меньше, чем у капитана Ордо Фавониус — может, и того больше. Во взгляде его была твёрдость, какой не было даже в глазах повидавших достаточно солдат Тэйвата.
Кэйа был от него без ума, если честно. Тихо, едва заметно, он болел этим пареньком, болел за него, пока ждал в холодных стенах штаба возвращения с очередного похода в неизвестность. Итэр не боялся умереть, но и не искал смерти. Она всегда была с ним, в его костях, тонких и крепких, в гибких суставах.
Сколько ему, этому человеку? Да и человек ли он?
Кэйа внезапно понял, что ему абсолютно плевать на это. Он приподнялся, только чтобы видеть красивое лицо, которое вполне могло быть обманкой. Искусной фальшивкой.
Он провёл подушечкой большого пальца по ряду мягких ресниц, ощущая под кожей чужой жар, пульсацию тонких венок, дрожь глазного яблока. Чувствовал неровность зрачка, слегка выпирающую, и думал: сколько всего видели эти глаза? Сколько звёзд погибло при их свидетельстве? Сколько потушили огней те, кто не дождались ушедший в бой?
Выражение лица Итэра стало озадаченным, вопросительным. Он слегка изогнул брови, сведя их к тонкой переносице, под которой спинка носа была едва заметно усыпана крошечными веснушками.
— Ты в порядке? — уточнил он низким голосом. Его дыхание уже выровнялось, но потяжелело — уже по другой причине. Горячие ладони легли Кэйе на бёдра, будто он пытался удержать его от возможного падения таким образом. Капитан легко качнул головой и выпрямился, упершись рукой в песок рядом с его головой. Мягкие пряди, вылитые из солнца, гладко легли под пальцы.
— Задумался, — честно признался Кэйа.
— О чём же?
Довольно хмыкнув, Кэйа провёл второй ладонью по его щеке, мягко собирая налипшие к скуле прядки. Кожа его тут была слегка присыпана песком. Казалось, россыпь веснушек пошла дальше, и это, подумал Кэйа, Итэру очень шло. Они были там, но их практически не было видно.
Дитя звёзд, он лежал под убийцей будущих поколений, под истребителем Селестии, будто Кэйа не был монстром. Будто он был уверен в том, что капитан не причинит ему ни капли вреда. Может быть, так и было. Может, ему хватило бы сил, чтобы остановить монстра, рождённого в месте, которого не существовало вот уже столько десятилетий.
— Хочу тебя поцеловать.
Не дожидаясь ответа, он прижался к чужим губам своими. Несколько песчинок попали на язык, заскрипели на зубах. Итэр ответил на поцелуй без вопросов, с готовностью открыл рот, впуская его в свой рот. Там он был горячий, мокрый, слегка солёный, но в большей степени безвкусный. Кэйе нравилось это.
Настоящее помешательство: чем больше он узнавал об этом человеке — ли? — тем больше он нравился ему. Каждая деталь: узкие плечи, длинные волосы, грубый после тренировок голос, крепкие бёдра, подтянутый живот.
Золотистые глаза встретили его насмешливым взглядом, стоило Кэйе отстраниться. Между их ртами заклубилось потяжелевшее дыхание, сливающееся в одно.
— Это ответ на вопрос?
Кэйа едва слышно рассмеялся и вплёл пальцы в лохматую, ещё влажную чёлку парнишки.
— М-м. Думаю, нет.
Он слегка отодвинулся, только чтобы накрыть его своим телом всего. Итэр послушно развёл колени в стороны, пуская ближе. Ладони перебрались на плечи, перебрались за них, слабо помассировали напряжённые мышцы.
— Какой же тогда ответ?
Они смотрели друг на друга какое-то время без слов. Лёгкое давление тёплых рук медленно скользило по плечам, бокам, спине. Кэйа просунул руки под его лопатки, перебрался к плечам и прижался ближе, вжимаясь напряжённым пахом между ногами мальчишки. Итэр тяжело выдохнул, но взгляда не свёл. Зрачки захватывали золото солнца в его радужках, становились больше и больше.
В месте, что было за небесами — его Итэр назвал космосом, — жили чёрные дыры. Путешественник, вестник неизвестных Тэйвату богов, рассказывал о них, запрокинув голову кверху. Они сидели на крыше Собора, как два бесстыжих подростка, плевавших на святость места. Тогда, в ту звёздную ночь, Кэйа впервые подумал о том, что хочет его поцеловать.
Он до сих пор не знал, кто был первым. Кто сделал этот шаг вперёд, кто разорвал полотно предвкушающего напряжения между ними.
Сейчас же он ощущал себя голубым карликом, которого тянуло в одну большую чёрную дыру. Наверное, так и погибают вселенные. Кэйа хотел этого.
— Зачем тебе его знать? — капитан ластился к нему, как большой котяра. Они были мокрые от пота, разгорячённые после тренировки. Счёт по-прежнему был в пользу Кэйи, но он знал, что Итэр сможет уложить его на лопатки ещё не раз. Он не чувствовал, будто возвышался над ним. Если поначалу он был наставником, а путешественник учеником, очень быстро их положения сравнялись.
Это было очередным "как же мне это нравится" в длинном списке Кэйи. Ему казалось — он был уверен, что — пацан сможет принять его любым. Сможет приручить чудовище, которое и так уже ело у него с рук. Бесстрашный, мальчишка из других миров подставлял ему шею, оголял жилы и пульсирующие вены, не боясь мощных зубов, которых Кэйа никому не показывал.
— Мне интересно, — Итэр пожал плечами. Кожа его рук, не прикрытая рукавами, покрылась мурашками от щекотного прикосновения к ним чужих длинных волос. — Вдруг тебя волнует что-то. Хочу знать, вдруг придётся спасать.
Капитан рассмеялся, не сдерживаясь. Стихия, дар богов, струилась по венам прохладой, но даже её не хватало, чтобы охладить его влечения. Он знал, что могло хотя бы попытаться.
Слабо покачав головой, он осторожно выпутался из мягких объятий, выпустил Итэра из своих и присел на пятки. Он по-прежнему находился между его ногами, широко раскинутыми, разведёнными в приглашении. От вида в животе сплелось узлом томное тление.
Кэйа облизнул губы, нервничая. Ладони слегка вспотели, когда он решительно посмотрел Итэру в глаза.
— Хочу показать тебе кое-что.
Итэр, будто перехватив его серьёзное настроение, заметную перемену, подобрался, приподнялся на локтях. Он был уже готов, и не имело значения, что именно ему собирались показывать. От его доверия Кэйа ощутил лёгкий укол в груди, будто наткнулся на дверной косяк, засмотревшись на чудо. С равным успехом он мог не заметить и копья. Мог насадить на острие сердце и не заметить до этого момента.
У поздних детей Каэнрии не было сердец.
Сам не понимая, зачем, но не давая себе времени на раздумья, поддавшийся этому странному безумию доверия, Кэйа запустил руку в волосы и поддел ремешок глазной повязки. Расстёгивать его было бы слишком муторно, и он попросту стянул повязку с лица. Распущенные волосы рассыпались по плечам и спине.
Левым глазом он видел, как в удивлении вытянулось лицо Итэра, как приоткрылся его рот.
Тайн всегда было слишком много, а сейчас одна из них готова была перед ним раскрыться.
— Кэйа… — только и выдохнул Итэр, приподнявшись на уже полностью выпрямленной руке.
И тогда Кэйа резко выдохнул и открыл правый глаз.
Поначалу он ничего не видел им. Слишком ослеплённый, зажмурился тут же. Боль стрельнула в затылок через мозг, вышла раскалённой стрелой, разрывая мякоть извилин. Кровь хлынула к переносице, ударилась о стенку черепа и замерла там горячей пульсацией. По щеке потекло мокро и густо — Кэйа знал, что это были кровь и слёзы.
Это всегда было так больно.
Тёплые ладони Итэра обняли его лицо, пальцы беспокойно зарылись в волосы, начали массировать подушечками пульсирующие виски. Когда Кэйа поднял на него взгляд левого глаза, лицо путешественника была обеспокоенное, практически шокированное.
Он быстро осмотрел Кэйю всего, но затем уставился только на правую сторону. Там, Кэйа знал, прямо из глазницы росли перья, расцветающие подобно цветам. Струясь по следам от слёз, они спускались, огибая скулу, до самого подбородка. Опадая, тут же вырастали вновь.
Он был проклятым, он был отравленным. Эта кровь текла в его жилах, горячая, горькая. Она бы спалила его, если бы боги не защитили того, кто погубит их.
— Кэйа, — на выдохе позвал Итэр, скользя похолодевшими, чуть влажными пальцами по его лицу. Он зачесал густую чёлку вбок, потёр место между бровями, где болело и было тяжело, и где залегли глубокие болезненные морщины.
Кэйа снова открыл правый глаз — медленно, осторожно. Что-то не давало ему сразу посмотреть на Итэра. Наверное, то, что залитые кровью чёрные склеры и золотистая радужка с вертикальным острым зрачком давали ему вместо этого видеть мир разрушенным.
Всюду были руины, следы великой войны, безжалостного истребления человечества, процветающего без помощи архонтов. На торчащих к небу кусках земли и камней памятниками ушедшей эпохи разлагалась плоть, развевалась лёгкая одежда — то ли обработанный лён, то ли нечто подобное. Под глыбами-саркофагами кровь давно запеклась лужами, скомкались сухими ошмётками куски мяса.
Цветов, которые видел левый глаз, не было в видении правого. Правый видел лишь смерть; он плакал по ней, по каждому погибшему. По затихшему детскому смеху, по утерянным знаниям, по замолчавшим учениям мудрых наставников. С неба падал пепел, похожий на снег, который не таял.
Кэйа понял, что задыхался, только когда Итэр выкрикнул его имя. В его глазах, широко раскрытых, искрящихся, плескался страх. Но боялся он не того, что Кэйа ему показывал, а того, что с ним происходило. Капитан видел, что с Итэром было всё хорошо. Правый глаз не видел его смерти, не мог её предсказать.
— Ничто не живёт вечность, — прошептал он в неверии. Этого просто не могло быть на самом деле.
Итэр сильно нахмурился и подобрался ближе. Интимная обстановка опала вокруг них гиблой листвой, рассыпалась карточным домиком, опрокинутым на бок снеговиком, смытым волной песочным замком.
— О чём ты? — он коснулся его лба ладонью, забрал чёлку назад, обнажая лицо, будто это дало бы ему ответы. — Что ты видишь?
Время не было властно над ним.
Кэйа едва слышно выдохнул, ощущая внутри себя дикую смесь всего-всего-всего.
— Наверное, это потому, что ты не отсюда.
И в этот момент ему стало так хорошо. Он не видел его смерти, но не верил в это. Тихо, он рассмеялся, позволяя Итэру держать себя таким образом. Ему было плевать, каким его видит путешественник, что о нём думает. Здесь и сейчас он просто наслаждался моментом, в котором они были вместе, живые, помятые после интенсивной тренировки, такие до чертей настоящие.
— Похоже, я тебя слишком сильно треснул, — проворчал Итэр и щипнул его за нос. Кэйа возмущённо вскрикнул и уставился на него. Мальчишка нахально улыбнулся, довольный собой, но под всей этой бравадой была благодарность за доверие. Тепло плавило золото его глаз.
Кэйа задышал тяжелее.
— А что за перья? — Итэр потёр костяшками пальцев мягкие белые наросты, струящиеся у него по скуле. Прикосновение было нежным, очень приятным. Кэйа склонил голову, чтобы потереться о его ладонь.
Губы путешественника дрогнули, изгибаясь улыбкой иного рода. Ещё больше тепла, ещё больше доверия. Ещё больше благодарности и света в тёмный, холодный, заросший пылью мир Кэйи только благодаря одному человеку.
Он, наверное, был каким-то ненормальным. Они оба были.
Они были.
От мысли капитан едва слышно рассмеялся снова, а Итэр вдруг закатил глаза.
— Настолько сильно я тебя не бил, — буркнул он, — ты просто сам по себе какой-то ненормальный. Сдам тебя господину Дилюку.
Кэйа стремительным рывком подался вперёд, совсем по-ребячески заваливая его на спину и опять наваливаясь сверху. Острая коленка больно уперлась ему в пах, но быстро скользнула в сторону, подставляя мякоть внутренней стороны бедра взамен.
— Ты не посмеешь!
— О, да? — Итэр глумливо ухмыльнулся и прикрыл глаза, очевидно дразня его. Казалось, его вообще не волновало то, что Кэйа показывал ему. Как будто он не чувствовал запах тлена, горящей плоти, горечь пепла, оседающего у них на головах. Итэр был прекрасен в своём неподчинении смерти.
— Да, — выдохнул Кэйа, то ли отвечая, то ли просто бездумно любуясь им. Путешественник насмешливо фыркнул, зажимая его бёдрами.
— Тогда переубедите меня, капитан Альберих.
Это было приглашение. И Кэйа его принял.
Всё было иначе в этот раз. Они не впервые спали друг с другом, не впервые стонали имена друг друга, словно молясь, произнося заклинания или призывая кого-то из самых глубин существования. Сила струилась по венам совсем другая, непривычная. В лопатках поселилась колющая кожу изнутри тяжесть, грозящая прорваться кривыми, грубыми крыльями демона. Итэр накрывал эти места ладонями, скоблил ногтями, и чувство затихало. Но не пропадало.
Они целовались, как бешеные, самозабвенно и дико. Стукаясь зубами, кусались и громко засасывали губы, подчиняли друг друга пытливыми, гибкими языками. Кэйа, казалось, был безумцем, но всё равно умудрялся терять голову.
В этом мальчишке было грехом не потеряться. Он не был святым, но этого греха вынести бы уже не смог.
Итэр стонал от пальцев внутри открыто и откровенно. Его голос отражался от каменистых стен сводов, бился о потолок, нависающий над ними вековым изваянием. Солнце тонуло в воде небольшого водоёма и бросалось бликами, и бело-золотистые зайчики скакали по лицу Итэра и побросанной вокруг, скинутой в спешке одежде.
Вылизывая его так интенсивно, как только умел, Кэйа поднял взгляд и увидел, как путешественник вытащил язык. Горячий, тёмно-розовый, он бегло пронёсся по губам мелькнули тёмно-синие вены на нижней части, — но те так и не сомкнулись. Складываясь определённым образом, они выпускали голос, облачённый в звуки имени капитана. Дрожь сотрясала бёдра Итэра, закинутые Кэйе на плечи, и он сжимал их пальцами до красных следов.
На вкус Итэр был как соль чистого пота и кожа, слабо отдающая медью. На ощупь — мягкий, бархатистый, весь дрожащий и сжимающийся в предвкушении. Он был чувствительным, готовым на всё это, и совершенно не знал, куда деть руки, пока Кэйа не сплёл его ладони со своими.
Глубоко вонзая в него удлинившийся от незначительного перевоплощения язык, капитан упивался звуками, которые сын звёзд и чёрных дыр издавал из-за него. Итэр не желал голоса, не стеснялся реакций своего тела: дрожал, извивался и толкался навстречу, вскидывая бёдра. Он был опытным, знал, что делать, знал, что будет происходить. В нетерпении, он ёрзал по камешкам поясницей и лопатками, наверняка раздирая кожу. Однако Кэйа понимал, что может не переживать за него, ещё в первый раз. А сейчас как будто об этом вспомнил и толкнул язык глубже.
Итэр зашипел и выгнулся дугой, внезапно кончая ему на лицо. Мышцы туго сжались вокруг языка, заплясали ритмичной дрожью. Капли семени попали на волосы, запутались в прядях чёлки. Капитан зажмурил правый глаз рефлекторно, облизываясь, точно довольное животное, зверь, каким и был. Чудовище, прирученное принцем безызвестного королевства.
— Ох, чёрт, — задыхаясь, Итэр поднялся на локте и слабо рассмеялся, выжатый ярким оргазмом. Его щёки были красными, а губы опухли от поцелуев и зубов, которыми он их терзал. Под растрепавшейся чёлкой тускло блестел вылитый из золота символ, похожий на полумесяц — символ его родины, о которой он не говорил напрямую ни разу, но о которой намекал. Ярче сверкали только его позабавленные, шальные глаза. Он протянул руку и фантомно скользнул по перьям. — Сюда тоже попало.
Кэйа потёрся лицом о его ладонь, так же весело щурясь. Он чувствовал себя безбожно молодым и ровно настолько же старым, всё равно что древним. В любой точке времени и координате пространства Итэр, он знал, будет с ним. Не обременённый законами старения и умирания, он мог быть с Кэйей, даже если бы миру пришёл конец здесь и сейчас.
Кэйа не мог сказать, что его не заводила эта мысль. Наверное, так и становятся главными злодеями истории.
Итэр брезгливо сморщил нос и рвано вытер ладонь о песок. К тыльной стороне его кисти налип песок, но это было меньшей из зол.
— Какой же ты иногда гадкий.
Капитан низко рассмеялся и поднялся на четвереньки, нависая над ним. Его словно молнией поразила мысль о том, что Итэр не его жертва. И никогда ею не будет. Сильный, непокоримый, гордый, он был тем, перед кем Кэйа однажды сам вполне способен склонить голову. Корона возродившейся Каэнрии вполне возможно украсит эту златовласую голову. Шипастая, чёрная, инкрустированная драгоценными камнями под цвет, она будет сидеть на нём, как влитая. Королевство признает в нём нового правителя, опустится на колени вслед за предыдущим.
Кэйа хотел увидеть это. Но вразрез с этим перед глазами у него стоял образ Итэра с венком на голове, посреди цветов в каком-нибудь огромном поле, по которому он бегал наперегонки с ветром, швыряясь вихрями и поднимая вверх семена одуванчиков. Кажется, этот венок ему сплели дети Ли Юэ, которым он помог снять воздушного змея с дерева… И это он хотел видеть больше.
— Ты выглядишь… странно, — с сомнением протянул путешественник. Кончики его пальцев надавили на нижнюю губу капитана, и тот поймал их, обвёл солёные на вкус подушечки горячим языком. От щекотки Итэр убрал руку, но лишь затем, чтобы вплести в распущенные тёмные волосы.
— Как? — подтолкнул его Кэйа, проводя широкой ладонью по задней стороне его бедра и осторожно закидывая ногу себе на талию. Итэр послушно выполнил его немую просьбу, опускаясь на песок спиной. Золото волос рассыпалось по плечам и вокруг головы. Он был безбожно его одного — Кэйи.
— Как будто без ума во мне.
Капитан неуверенно хохотнул и склонил лицо ближе к нему. В радужках Итэра плескалось что-то холодное, расчётливое. Они были горячее любого солнца.
— Что это ты такое имеешь в виду?
— Влюблён до беспамятства. Выглядишь глупо и горячо одновременно.
— О, вот как, — на этот раз смешок получился больше об облегчении. — Тебя это смущает?
Итэр дёрнул плечом, прежде чем положить ладонь ему на правую щёку, трепетно перебирая перья проклятья.
— Немного.
— А знаешь, без ума в тебе звучит очень даже хорошо. Сочту это за предложение и приму его, пожалуй. — Кэйа нагнулся достаточно низко для того, чтобы кончики его чёлки мазнули по лицу путешественника, а их носы соприкоснулись. Отчего-то это казалось очень интимным. — Ты не против?
Медленно, не сводя взгляда с его глаз, Итэр качнул головой. Руки уже обвивались вокруг шеи Кэйи, заключая его в объятия. Капитан тепло улыбнулся, опускаясь на локти. Чужое дыхание напротив его собственного сильнее всего чувствовалось животом. От такого простого, но жизненно важного процесса, у Кэйи мурашки побежали по коже.
Прямо сейчас, здесь, в богами забытом месте, он был свидетелем того, как Итэр проживал мгновения в выбранном случайно луче времени.
Чёрт возьми.
— Как ты хочешь? — он понизил голос, всё ещё смотря только на Итэра, ни на что больше. Вокруг него справа была лишь смерть, лишь осколки минувших столетий. Слева светились какие-то цветки, издающие слабый звенящий звук, и плясали по стене блики слегка колышущейся из-за течения воды.
— Возьми меня сзади, — попросил Итэр, коротко сжимая его плечи ладонями. На секунду его дыхание всё же сбилось. — На боку.
Он не был возбуждён, его член, ещё мягкий, лежал в плавном углублении рядом с острой тазовой косточкой. Кэйа нашёл в этих его словах, в какой-то готовности доставить удовольствие, сокровенное. Ему было достаточно уже этого, но оживший луч был здесь, в его руках, прижимался к его груди обнажёнными треугольниками лопаток, цепочкой позвонков, идущих в глубину ямки на пояснице. И это было ещё больше.
Кэйа обвил его руками, обнимая и удерживая к себе ближе. Нога Итэра была закинута за его, что вынуждало его выгибаться в пояснице. Когда Кэйа входил, член с сильным давлением проехал по простате и замер, продолжая на неё давить. Мальчишка в его руках дрожал и хныкал, слишком чувствительный, стискивающий член так крепко. Но даже не попытался отстраниться.
Даже если капитан причинял ему боль, он всё равно прижимался к нему ближе. Его пальцы сжимались поверх крепкого предплечья, обтянутого смуглой кожей, хваткой мертвеца.
Кэйа брал его медленно, почти лениво. От неспешного, но плотного скольжения внутри, Итэр стонал протяжно и сладко. Голос у него сел и стал низким, вибрировал в груди прямо напротив ладони, которую Кэйа прижал к самому центру, удерживая путешественника, будто тот мог бы сбежать. А он не мог.
Итэр так же слабо толкался ему навстречу, запрокидывая голову и хватая ртом воздух. От его шумных выдохов и жадных вдохов Кэйе хотелось сделать что-то такое, чтобы услышать ещё и ещё; чтобы увидеть момент, когда Итэр потеряет себя полностью, отдастся ему бесконтрольно. Ладони бегали по груди и животу, кончики пальцев щекотали дрожащие мышцы, дразнили пупок на границе чувствительности и чувствительную кожу под ним, сжимали и мучили соски. От любой стимуляции и без того возбуждённый Итэр сжимался сильнее, вздрагивал и скулил, ногтями скобля бёдра и руки Кэйи.
В какой-то момент он закинул руку назад, вплёлся пальцами в густые волосы у капитана на затылке и притянул к себе ещё ближе. Он не пытался затянуть его в поцелуй, его голова была наклонена вперёд, а сосцевидные мышцы напряжены. Кэйа стал покрывать плавный изгиб между его плечом и шеей губами, прочертил губами путь по пульсу к маленькой ямке под ухом, там, где был самый угол нижней челюсти. Он ловил языком этот дикий ритм чужого сердца, пока толкался сильнее и глубже, бесконечно, безжалостно проезжаясь по сверхчувствительной железе, спрятанной в передней части заднего прохода Итэра.
Это казалось таким чудовищно странным: то, что звёзды создали их в разных уголках вселенной — не факт, что в одной, — но по единому подобию. Сделали одинаковыми.
Когда он обвил член Итэра пальцами, тот был уже чертовски мокрым. Из головки натекло вязко и липко, было скользко. Итэр не смог продержаться долго даже после того, как уже кончил — задыхаясь, он сделал это ещё раз.
От его ногтей у Кэйи на предплечье появились четыре глубокие царапины, тут же наполнившиеся каплями крови, маленькими распустившимися бутонами. Это неожиданно завело его сильнее, как будто было ещё куда, и он, перекатившись так, чтобы нависать сверху, задвигался со звериной грацией, натягивая Итэра на себя за бёдра ещё и ещё. Теперь он использовал его, брал то, что хотел, не заботясь о том, чтобы довести до кульминации. Теперь он пытался догнаться сам.
Краем сознания он отмечал детали: Итэр сжимался вокруг пульсирующей, скользкой теснотой; всхлипывая, он сгребал песок и мелкие камушки в горсть той рукой, что ещё была свободна, а второй безжалостно полосовал крепкое бедро капитана. Он звал его, и зов этот, отражаясь от неровных стен и нависающего над ними сводами, с которых срывались капли воды, проходили сквозь Кэйю, резонируя в сердце.
Это был он. Идеальный момент.
Он кончил с хриплым выдохом, наполняя Итэра своим семенем. По бёдрам потекло мокро и горячо, но это уже его не волновало. Ткнувшись в золотистую макушку, всю припорошённую песком, он вдохнул как можно глубже особенный запах крови и звёздной пыли и замер так, провожая мгновения неги.
Чуть погодя, когда Итэр отвёл бёдра вперёд, снимаясь с него, и они оба легли в примятый песок, он наконец-то развернулся к Кэйе лицом. Разогретый оргазмом и разнеженный неоспоримым доверием со стороны мальчишки, Кэйа увидел, что ресницы у того были мокрые.
Без всяких раздумий он позволил Итэру использовать свою руку как подушку, а второй как можно осторожнее стёр остатки слёз с его лица. Наглец посмел самодовольно ухмыльнуться в ответ на настолько открытое проявление чувств.
Чтобы хоть как-то защититься, Кэйа выдал весело и довольно:
— Вот я в тебе и побывал.
Итэр тут же закатил глаза и закрыл его рот ладонью, чуть навалившись на него. Смеясь в этот кляп, Кэйа не сразу заметил, что его рассматривали. А когда заметил, затих, но не перестал улыбаться. Смотреть обоими глазами и видеть ясно, но не трупы, а абсолютно живого человека, пусть даже на фоне наполовину разрушенной вселенной, было неожиданно приятно.
— Это больно? — тише обычного спросил Итэр, перебирая кончиками пальцев перья. Одно тут же сорвалось и запуталось в тёмных прядях. Итэр не успел подобрать его, как оно растаяло.
Улыбнувшись чуть шире, Кэйа обнял его той рукой, на которой путешественник лежал, и притянул к себе ближе, чтобы ткнуться носом в чуть влажный висок. Перья ласково щекотнули его щёку.
— Больно, — честно признался он. Здесь, с этим человеком, ему не хотелось ни лукавить, ни говорить загадками. Была правда, которую он ему показывал, и был Итэр, который эту правду бесстрашно принимал. — Когда они лезут, это больно, но потом всё проходит. Остаётся только дискомфорт. Они больше мешают.
— Ты не можешь их убрать?
Кэйа — в который за сегодня уже раз? — низко, едва слышно, непривычно для себя легко рассмеялся.
— Если бы я мог, — мечтательно-иронично ответил он и потёрся о висок, к которому затем прижался губами. Итэр негромко вздохнул и обвил его одной рукой, а второй продолжил перебирать пёрышки.
На ощупь они были похожи на лепестки лилии больше, чем на птичьи перья, но оставались тем не менее именно перьями. Тонкие, чуть прохладные, заметно теплее к тому месту, где росли из кожи. Там же они были красные, с тонкими прожилками. Кровь слабо циркулировала в сосудах, видных лучше, если присмотреться к основным стеблям.
Это было похоже на мутацию или даже отдельный орган. В первый раз, увидев их, Кэйа был очень напуган. Ему тогда было едва ли двенадцать. Это был первый раз, когда он ослушался всякого запугивания насчёт повязки. Он был зол на Крепуса, на Дилюка, на гувернантку и служанок. Ему хотелось сделать что-то запретное, чтобы его наказали за что-то, что сделал он. Он не хотел ложных обвинений. Он хотел знать ответы на вопросы, на которые никто не спешил отвечать.
Поганец Дилюк несколько месяцев запугивал его тем, что Кэйа превратится в чудовище и разнесёт дом в щепки. И в тот момент, распахивая уже обнажённый глаз, Кэйа был к этому готов.
Чудовищем он не стал — внешне точно нет, — но испугался сильно. Закричал сначала от боли, потом от испуга, а следом на помощь. Тот день врезался в память прочно и неискоренимо. Вспоминая его сейчас, Кэйа думал, что Дилюк был прав.
Но Итэр гладил перья так, будто это было обнажённое сердце, и внимательно рассматривал каждый лепесток. В каждом бережном прикосновении была любовь. И пока он делал это, Кэйа любовался им.
— Что ты видишь? — наконец отведя любовный взгляд от перьев, Итэр теперь выглядел серьёзным. Его, казалось бы, действительно волновало то, о чём он спрашивал. Где-то там, в глубине, жалкие крупицы древнего проклятья корчились под запретом паразитировать. Им было тесно, но они не смели захватить то, что не было их.
Игнорируя копошение гнойных червей промеж рёбер и тугих кишок, Кэйа затянул Итэра поверх себя. Так обнимать его было удобнее, а заодно было хорошо видно. Ему не хотелось, чтобы мелкий мёрз, пусть даже жара за пределами этого небольшого оазиса была адская.
Он не торопился отвечать. Для того, чтобы дать достоверный ответ, ему пришлось бы посмотреть по сторонам, встретиться лицом к лицу с разрухой и запустением, абсолютным одиночеством. Опять быть одним живым среди всех этих мертвецов, не заслуживающих смерти. Он от всего этого так устал.
Итэр лишь смотрел на него, не предпринимая попыток поторопить. Он спокойно ждал — видел, наверное, каких моральных сил это стоило капитану Ордо Фавониус, всегда улыбчивому, хитрому, обольстительному сердцееду, только и заговаривающему зубы. На нём сейчас, наверное, лица не было. Как не было и масок.
Выдохнув, как перед прыжком в ледяную воду, Кэйа медленно перевёл взгляд вбок. Стена — с танцующими зайчиками в левом глазу, — в правом была измазана кровью, изрезана клинками, избита, почти уничтожена. Сквозь потолок, в дыре в котором было видно только кроваво-красное небо, шёл не тающий пепельный снег. Текла чья-то кровь, густые тяжёлые капли разбивались об острые камни и кости. Те устилали землю, смешивались с мелкими камешками, колющими сейчас Кэйе спину и бока, и почерневшим песком.
— Смерть, — выдохнул Кэйа, не пытаясь в этот раз, вопреки всему, хоть как-то скрыться за улыбкой. Он внезапно понял, что у него нет на это сил. Внутри он был опустошённым. — Всегда только её.
Итэр смотрел на него вместо всего этого мрака. Да и видел ли он его? Способен ли был на это? А может, видел уже достаточно и без этого, в других своих путешествиях, в которых оставлял частями душу? Кэйа не мог знать ответы на эти вопросы, но ему казалось, он видел их в каждом движении и взгляде Итэра, в каждом новом и старом шраме, украшающем кожу.
Между ними была тишина. В ней было слышно, как тихонько Итэр перебирал пальцами лепестки перьев, опадающих и отрастающих вновь в бесконечном процессе; как они пульсировали в такт сердцебиению. Мальчишка скользил взглядом по его лицу, будто изучал, будто давно его знал. Это был какой-то особенный момент. Очень важный.
Кэйа ожидал, что он скажет: "Мне жаль", — или: "Н-да, глупо получилось, не нужно было спрашивать". Или, может, даже: "Ты не заслуживаешь такого", — возможно, чтобы Кэйе стало себя жаль настолько же, сколько было ему.
Но вместо этого услышал:
— И мою?
И был благодарен.
Медленно, Кэйа открыл правый глаз, глубокий, грубый шрам через который помнил теперь прикосновения Итэровых глаз. С обеих сторон он, этот мальчишка из звёзд, был прекрасен — он был жив. Он был цел.
Плавно кружились, опадая, перья, окрашенные красным у самого основания там, где крепились к стеблям. Мерно плескалась вода, будто боясь спугнуть двух принцев. Слева мир жил, справа — был мёртв.
Итэр был ровно по центру, одинаковый и непокорный ни времени, ни странному проклятию Каэнрии, смерть которой жила теперь в Кэйе.
Тяжесть в лопатках усилилась и вонзилась в кожу растущими крыльями.
Кэйа обнял лицо Итэра ладонями и доверительно прижался к его лбу своим.
— А твою — нет.