Отдых

Лес – это неизменное место отдыха, которое выбиралось предками испокон веков. Отдавать предпочтения забавам на природе казалось всем прекрасным решением, ведь что может быть лучше, чем свежий лесной воздух, благоухание местной растительности, сочный ужин на костре, а также раздраженные от комариных укусов конечности.

В основном, конечно, жаловались дети, не понимающие всю эстетику таких походов, но были и взрослые, которые не видели ничего хорошего в долгой прогулке среди «говна и палок» с последующей ночевкой под открытым небом. Подобным человеком был и остается Не Хуайсан, плетущийся позади всех, так что даже изнывающий Цзинь Лин с друзьями оказались впереди. Ничего удивительного, младший брат Не Минцзюэ никогда не отличался выносливостью, и его агрессивные помахиваниями веером вкупе с причитаниями уже начинали порядком подбешивать.

– Друзья, когда вы говорили, что это будет легкая пешая прогулка на природу, вы не предупреждали, что весь путь нужно будет преодолевать через полузаваленный лес несколько часов кряду!

– Хуайсан, мы идем только полчаса, а до этого ехали на машине. О каких нескольких часах ты говоришь?! – Не Минцзюэ уже был на грани того, чтобы прихлопнуть младшего брата его собственным веером, и единственное, что более или менее успокаивало – это нефальшивое бренчание Лань Ванцзи на своей гитаре, которую с чего-то обозвали гуцинем. Однако же, когда гитара периодически переходила в руки его придурковатому муженьку Вэй Усяню, то гнев Не Минцзюэ становился едва ли не сильнее.

– Старший брат, ты не понимаешь, мой организм не создан для таких приключений, – продолжал настаивать на своем Не Хуайсан, но грозе между братьями не дал разразиться Лань Сичэнь, который мягко положил руку на плечо старшему брату, указывая куда-то.

– Пришли. Вот это место, которое я в прошлый раз заприметил.

– Цзинь Лин! Раскладывай давай вещи, хватит волочиться там, – прикрикнул Цзян Чэн, на что племянник стремительно оживился, не желая случайно взбесить дядюшку. Он уже пару раз брал его на охоту и в последний Цзинь Лин так накосячил, что угодил в собственные сети. Бранил его старший дядя потом очень долго.

Но, на удивление, у того сегодня выдалось прекрасное настроение, несмотря на окружающую жару и потенциально плохой пример для детей, разделивший сейчас обязанности ровно также, как и всегда: Лань Ванцзи ставит палатку и разбирает их вещи, а обалдуй Вэй Усянь сидит неподалеку на обгорелом пеньке и вещает о жизни Лань Сычжую и Лань Цзинъи так, будто бы ничего интереснее они уже никогда не услышат.

У Цзян Чэна от подобного даже венки на лбу выступают, и теперь он прикрикивает на непутевого друга. Хотя, конечно, племянник от этого дергается не меньше, уже привычный.

– Вэй Ин, собака! Хватит отсиживать задницу, займись делом.

– Зачем? Мне кажется, я здесь буду только мешаться. Тем более, что Лань Чжань делает все в тысячу раз лучше меня. Да, Лань Чжань? – Вэй Усянь только лыбится, а его муж в подтверждение этих слов молчаливо кивает, издавая лишь невнятное «мгх».

– Чтоб вас, – не желая портить себе настроение, Цзян Чэн машет на них рукой и уходит помогать племяннику с палаткой.

За следующие полчаса жизнь их лагеря кипит, и слегка напряженная обстановка сходит на нет, уступая свое место ностальгической. Все же, многие провели свою юность именно на таком природном отдыхе. Когда с огромным количеством народа вы буквально врываетесь в дикую среду, преисполненные желанием напиться, потравить байки у костра и горланить на всю чащу песни, так что звери в радиусе километра разбегаются в страхе.

Но увы, сейчас они уже не молоды, поэтому отдых будет относительно культурнее. Тем более, что тут есть дети, которые ввязываются в очередную словесную перепалку.

Чтобы доказать Цзян Чэну, что он не настолько бесполезный, Вэй Усянь решает собрать ветки для костра. Но едва ли ему позволяет это сделать одному дорогой супруг, безмолвно увязавшись следом.

– Лань Чжань, Лань Чжань. Ты настолько меня любишь, что даже не хочешь от себя отпускать, – он усмехается, с легкой поступью идя все глубже в лес и не спеша подбирать палки.

Пейзажи здесь,несомненно, красивые. Деревья высокие и разнообразные, пестрят различными оттенками зеленого, а солнце, проходящее сквозь ветки, так и вовсе добавляет своей неповторимой атмосферы загадочности. Да и не только деревья, но и кусты в эту пору лета яркие и сочные. На один из таких Вэй Ин долго смотрит, покусывая веточку, а после, будто бы задумавший очередную шалость, протягивает:

– Лань Чжань.

– Что такое? – всерьез собирающий ветки для костра, мужчина оборачивается на него, и встречается со взглядом озорных глаз.

– Гляди какие кусты, – совершенно не намекающе отвечает он.

Лань Ванцзи, кажется, долго не думает, складывает собранное в аккуратную кучу на землю и спихивает вместе с собой мужа в кусты. Такой резкости Вэй Усянь не ожидает, однако не противится, только вглядывается в ровные черты лица перед собой. Холодность, присущая взгляду Лань Чжаня, быстро сменяется на дикую, отчасти, решительность. От нее по телу бегут мурашки, а сам Вэй Ин подставляет шею для сосредоточенных и грубоватых поцелуев. Шалость удалась.

***

Пропажа этих двоих на такое долгое время уже никого не удивила, поэтому каждый продолжал заниматься своим делом. Братья Не оказались едва ли не в диаметрально противоположных ситуациях: один изнывал от жары, обмахиваясь веером, а другой в эту самую «жару» лез, пока жарил мясо на самодельном мангале. И вот тут старший брат показывал несомненную выдержку, потому что какой еще человек, кроме Минцзюэ сможет безотрывно стоять возле огня, дыша рассеивающимся дымом и переворачивая шампура.

Даже Цзян Чэн негодовал от разразившейся духоты и уже подумывал над тем, чтобы утащить веер Не Хуайсана.

– Жарко пиздец, – сказал он и огляделся. Рассорившаяся мелочь разошлась по «углам», и теперь Цзинь Лин сидел неподалеку от дяди, тыкаясь в какую-то игрушку на телефоне. – Цзинь Лин. Ну-ка посмотри на меня.

– Что такое? – не успевает парень повернуться, как по лбу прилетает смачный хлопок, от которого его практически сносит со стула. Несчастный потирает место ушиба и едва ли не слезливо спрашивает, за какие грехи его настигла такая участь. – Дядя, за что?

– Комар, – как ни в чем не бывало отвечает Цзян Чэн и взаправду стряхивая с рук ошметки насекомого. – А ты чего это разнылся, а?

– Больно, – Цзинь Лин смотрит в экран телефона на то, какое красное пятно ему оставили, и поспешно прикрывает его челкой. Ну что за день, одни мучения. И на противоположной стороне лагеря они тоже есть.

– Слыш, Хуайсан, одолжи-ка веер ненадолго, – старший брат резко выхватывает из рук этого мученика единственное спасение от жары. Не Хуайсана это крайне возмущает, ведь неизвестно что задумал его коварный братец. В прошлый раз он использовал один из его любимых вееров как подставку под стакан! А потом еще и возмущался, почему же тот так криво стоит.

– Эй, зачем тебе мой веер! – все попытки вернуть дорогую сердцу вещицу проваливаются, так что приходится смириться с очередной потерей. А ведь он купил этого расписного красавчика совсем недавно.

– Нам там мух нечем отгонять от салатов, а еще надо чем-то раздувать дым от мяса, – совершенно спокойно отвечает Минцзюэ, на что у младшего округляются глаза.

– Только не к костру!

***

Прогуливающимся по лесу Лань Сичэню и Цзинь Гуанъяо кажется не везет намного больше. Но это тоже как посмотреть. Отошедший в другую сторону набрать лесных ягод Сичэнь неожиданно зависает, а потом и вовсе прячется за дерево. Такое поведение вызывает рой вопросов в голове друга, однако тот не дает ничего спросить, пока Гуанъяо не подсаживается рядом. Он с секунд пять смотрит на то, как Сичэнь периодически выглядывает из-за дерева, а иногда резко прячется назад.

– Сичэнь, ты что делаешь, – недоумевает мужчина, однако на него только шикают и аккуратно показывают, что же там такого он разглядел. Они забрались много выше по склону, и из-за этого внизу открылся хороший обзор.

На подобное бесстыдство Цзинь Гуанъяо реагирует крайне спокойно, даже голову поворачивает под другим углом, чтобы получше разглядеть двух людей, сношающихся под кустиком. И их спины, если их можно так назвать, кажутся безобразно знакомыми.

– Это онвот так его интересно, – задумчиво тянет Гуанъяо, почесывая подбородок. – А ему точно не больно в такой позе?

– Ох, знал бы ты, что они делали, пока пребывали в загородной резиденции дядюшки. Их слышали, наверное, все Облачные Глубины, – Лань Сичэнь смеется в кулак, но все же радуется от того, какие эти двое счастливые.

Казалось бы, он переживает за отношения брата больше, чем за собственные. Конечно, если бы таковые имелись, ведь Цзян Чэн, собака, не предлагает. Сам порицает Вэй Усяня с его братом, и в это же время таскает его по вечерам на дружеские прогулки, угощает дружеским вином и постоянно дарит дружеские букеты с подарками.

– Боюсь, мы этой ночью все будем плохо спать, – заключает Цзинь Гуанъяо, после чего предлагает вернуться ко всем.

Внизу атмосфера куда более романтичная. Довольный Вэй Усянь восседает на своем муже, собирая в более тугой хвост рассыпавшиеся во все стороны волосы. Лань Ванцзи не спешит как-то двигаться, только наблюдает за ним со своим спокойным, но теплым видом, поглаживая бедра.

– Ох, Лань Чжань, ну мы конечно с тобой дали... – осекается Вэй Ин, и его внимание заостряется совсем на другом, от чего приходится посмотреть в ту же сторону. – Все это время за нами наблюдала эта пчела.

От подобного заявления Лань Чжань только бровью ведет и провожает взглядом толстенькую пушистую пчелу.

– Лань Чжань, она ведь видела нас голыми, – возмущению Вэй Усяня, кажется, нет предела. Он поспешно встает и одевается, да и муж следует его примеру. Возможно, будь они хоть чуточку тише, то за ними ни стали бы наблюдать не только пчелы, но и те, кто заприметил ранее это шоу.

– Ну хочешь я убью ее, – все равно пчела попросту перебралась на соседний куст, а не улетела, и если уж Вэй Ину так хочется, то придется лишить невинную труженицу жизни.

– Ты что! – но такое предложение мужчина явно не принимает, и наконец успокаивается со своими полушуточными возмущениями. – После всего того, что между нами с ней было – это будет как минимум жестоко.

Лань Чжань только тихо хмыкает и предлагает уже скорее возвращаться в лагерь. Однако, даже еще не подойдя к нему, слышатся душераздирающие крики Цзинь Гуанъяо, а после видно, как он наворачивает круги, сбегая от наклюкавшегося Не Минцзюэ с шампуром. Да, зрелище, конечно, не для слабонервных.

– Старший брат, что ты делаешь! – перед бунтовщиком неожиданно вырастает препятствие ввиде Лань Сичэня, который буквально на пару минут отошел к детям и ржущему Цзян Чэну, а тут началось подобное.

– Как это что? – Не Минцзюэ смотрит на него и крайне решительно втыкает шампур в землю, негодуя. – Ты ведь сам просил шашлык из свинины!

Такое заявление заставляет и без того развеселившегося под градусом старшего дядю Цзинь Лина грохнуться со стула, истерично отбивая кулаком траву. А вот сам Гуанъяо, которого бестактно обозвали свиным шашлыком только тяжко вздыхает, моля небеса, чтобы свой гнев Не Минцзюэ скидывал на кого-нибудь еще.

– А я смотрю, вам тут и без нас весело, – язвит Вэй Усянь и отсылает мужа за гитарой, чтобы развеселить народ не только зрелищем, но и музыкой.

Однако же возле костра, когда небо постепенно чернеет, застилаясь серыми облаками, Вэй Ин перенимает инициативу на себя. Песни, которые он поет крайне разнообразны: тут и нечто ностальгичное из их молодости, и то, что понравится младшему поколению, которое наконец взбодрилось. И сейчас ребятишки плотно, как стайка птенчиков, сидели под одним большим одеялом, поджаривая зефир на корявых палках и фоткая это же параллельно. Дети, что с них взять.

Но Вэй Усянь не был бы таковым, если бы не вытворил даже в такой умиротворенный и отчасти романтичный момент какую-нибудь хрень. Сменяя мелодию и прочищая горло, он начал петь то, что как нельзя лучше описывает его душевные муки несколько лет назад.

– Все решено: мама, я гей! Папа, я гей!

От подобного Цзян Чэн, незаметно поглаживающий руку Лань Сичэня, закатывает глаза пуще прежнего и возмущается едва ли не громче всех.

– Не надо нам тут твоих гомопесенок, чему ты учишь младших!

Сами же младшие, которые не менее незаметно записывали все происходящее на камеру, только хихикают и наводят фокус именно на руки этих скрытников. Цзинь Лин даже фырчит в сторону старшего дяди, потому что сам он оказывается не лучше, чем Вэй Ин.

Но Цзян Чэн, намеренно раззадоренный Вэй Усянем, собирается проучить негодяя с помощью все того же шампура, с которым бегал Минцзюэ. Теперь по ночному лесу расходятся как гневные, так и сожалеющие крики, уже не вызывающие ни у кого жалости. И все же, несмотря на все их разногласия, поездка оказалась как нельзя атмосферной и увлекательной для каждого по-своему.