Доену сорок восемь. Он искренне считает, что прожил вполне достойную и счастливую жизнь, ведь ему довелось испытать самую чистую, сильную и единственную любовь всей своей жизни. Джехен делал его счастливым, и даже в моменты, когда Доену было по-настоящему тяжело справляться с жизненными трудностями, он был рядом. Джехен всегда был с ним, держа за руку, обнимая, целуя, просто стоя рядом и подставляя свое плечо. Джехен был надежным, и Доен знал совершенно точно, что может в этом мире доверять лишь ему. Никому больше. Но в момент, когда он видит своего мужа в паре метров от себя, завороженно целующего красивого юношу у какого-то ресторана, то сначала даже не понимает, что именно происходит. Из его ослабевших рук выпадает пакет с персиками, которые он всегда ездил покупать в овощной ларек специально для Джехена. Лишь потому что тот их любил вот уже двадцать с лишним лет.
Джехен не пугается, но Доен видит в его глазах сожаление. А о чем сожалеть, если ты оказался изменником? Доен оставляет фрукты на мокром после дождя асфальте и просто молча идет к припаркованной машине. Джехен даже не пытается его остановить.
Если бы Доен просто улыбнулся и сказал, что все хорошо, что ему просто показалось, то Юта бы, с которым его связывали тридцать шесть лет преданной дружбы, и которого так скоротечно унес рак гортани три года назад, ударил бы его по голове. Он всегда так делал, когда Доен лгал о своих чувствах, когда давал вот такие ответы или когда глупил. За все эти годы Юта делал так лишь шесть раз, пять из которых всегда касались Джехена. Все в этой жизни было связано с Джехеном, и эта мысль отчего-то делает Доена до ужаса уязвимым. Ах, как же сейчас ему не хватает Юты. Как сильно его не хватает, особенно вот в такие моменты...
Доен привычно готовит ужин, но предчувствие поселяется в душе только тогда, когда его рука соскальзывает, и он режет пальцы. Кровь долго не останавливается, и порезы довольно глубокие, но мужчина упорно держит все внутри, не давая себе сорваться. В конце концов, это было недостойно - устраивать истерики и лить слезы. Доен усмехается: как же все-таки много в жизни зависит от воспитания родителей, ведь даже спустя столько лет те мысли, те постулаты, те установки, продолжали его преследовать, причем не в самые радужные моменты. Жареный рис с кимчи, который так любит Джехен, получается сносным, но не таким вкусным и идеальным, каким был всегда. И это было недостойно уже Джехена. Но когда Джехен возвращается поздно вечером домой, Доен все равно усаживает его за стол и подает этот рис. Потому что иначе не мог. Потому что иначе ему все это казалось бессмысленным. Пустой потерей времени.
Они молчат, сидя за одним столом, и Доен не двигается совершенно, пялясь в одну точку, а Джехен, съев все до последней крошки, тихо благодарит его за ужин. Но не целует в лоб, как это было всегда. И разум Доена, наконец, осознает, что произошло сегодня, а сердце болезненно сжимается. Все так неожиданно рушится буквально за одну секунду. Или же их жизнь давно перестала быть такой прекрасной и счастливой, а таковой ее считал только Доен? Он снова молчит и снова уходит. Долго принимает ванну с розовым маслом - этот запах Джехену нравился уже много лет, - а затем по привычке брызгает любимыми духами Джехена на длинную шею. Все, что делал Доен, все, что использовал, все, что покупал для себя, любил Джехен. А если любил Джехен, то и Доен тоже.
Они сидят на постели, и Доен даже не знает, что ему делать, как поступить, что вообще думать. Стоит ли вообще спрашивать его о чем-то. Стоит ли ждать раскаяния. Стоит ли узнавать причину всего этого. Но Джехен говорит сам.
- Его зовут Чону. Ему двадцать четыре. И мы состоим в таких отношениях четыре месяца.
Джехен замечает, как Доен комкает сухими пальцами одеяло, пытаясь сдержать чувства.
- Он в два раза младше меня и тебя. Старше Джемина и Джено на семь лет.
- Причем тут близнецы?
Доен повышает голос, вкидывая руку:
- Потому что я не понимаю, как ты можешь спать с юношей, который тебе в сыновья годится. Почему?
Они смотрят друг другу в глаза, и Доен не сдерживает рвущихся наружу слез. А обычно заботливый Джехен теперь не успокаивает его. Он лишь откидывает голову назад, кладя ее на мягкую подушку и, глядя в глаза Доена, как и всегда, спокойно произносит:
- У него кожа мягкая и нежная, тело молодое, сильное и красивое, формы упругие, и мне приятно его трогать. Твоя же кожа сухая, а запах, какими бы маслами, кремами и духами ты ни пользовался, старческий. И это меня угнетает. Твое влечение ко мне угнетает.
- Зачем ты мне говоришь все это? Если я настолько тебе неприятен, если ты недоволен тем, что я старею, если не можешь с этим смириться, то почему же не уходишь? Почему ты до сих пор со мной?
- Я с тобой ради тебя.
- Где вся та любовь, о которой ты мне говорил каждый день двадцать три года? Сколько я жил в неведении?
- Я тебя люблю. Всегда любил. Но принять тот факт, что ты стареешь, что ты уже немолод, я не смог. И не смогу никогда.
Доену действительно не хватает Юты. Тот бы его спас от этой боли. Тот бы нашел выход. Но Юты нет, и Доену приходится самому как-то выбираться из этой боли. Джехен жесток в своем спокойствии, Доен не видит в его глазах даже сожаления, которое он видел сегодня утром. Он видит там тонну боли, и от этого ему больно вдвойне. Доен горько плачет, согнувшись пополам и уткнувшись лицом в свои ладони.
- Почему?.. Почему?.. Почему ты так смотришь на меня?.. Почему ты предал меня сознательно, но все равно так смотришь на меня?..
Джехен сглатывает тяжелый ком в горле, пока слушает эти рыдания в полутемной комнате. Доену больно, и Джехену не хватает Юты, который бы совершенно точно помог своему другу. Юта мог снизить этот уровень боли до возможного минимального, а Джехен не мог, хотя и любил Доена, и тот его тоже. Джехену было просто тяжело принять тот факт, что они оба стареют, что они оба уже не такие молодые, красивые и здоровые, как раньше, как например, двадцать лет назад. Он не хотел, чтобы Доен обо всем узнал, но всегда осознавал, что рано или поздно это случится, и тогда жизнь его любимого точно остановится. Джехен едва смог ее запустить после того, как они оба переживали смерть сыновей, но Доену было особенно тяжело, потому что он любил своих детей, как никого другого. Но Джехен не дал ему сломаться окончательно. А сейчас что?
Джехен собирает вещи уже на следующий день, пока Доен выходит на прогулку и в магазин за продуктами, а затем уходит, даже не оставив записки. Он знает Доена: тот гордый и преисполненный чувства собственного достоинства. Человек, однажды разочаровавший его, навсегда покидал его жизнь, и Джехен не думал, что для него будут хоть какие-то исключения. Доен поначалу теряется, когда не находит Джехена в квартире, а затем и его вещей. И даже записки. Ничего после себя не оставил, и Доен потерянно садится на диван. Джехена больше в его жизни нет, но несмотря на его измену, Доен не хотел с ним расставаться. Никогда не хотел этого.
Доену одиноко и пусто жить без Джехена, как будто в один момент пропал весь смысл жизни, существования, и каких-либо радостных, положительных чувств и эмоций не было. Совсем ничего. Доен весь этот год жил словно по расписанию: ездил на работу, выполнял свои обязанности, вел беседы с коллегами, ел два раза в день - больше не хотелось - спал по четыре часа, а в остальное время лежал в постели или на диване, думая только о нем. Джехен в молодости был красив, как никто из окружавших ранее Доена людей, он точно помнит ту секунду, когда впервые его увидел. Джехен тогда был капитаном команды по футболу в университетской сборной, и их просто познакомил Юта, который играл там же. Доена тогда поразила красота Джехена, а Джехена - улыбка Доена и достоинство, с которым тот всегда держался. Порой он удивлялся, как такой интеллигентный человек, как Доен, дружил столько лет с таким, как Юта. Они были полными противоположностями, но именно его друг и смог их соединить. Юта то и дело подталкивал застенчивого и неуверенного Доена навстречу к Джехену, который явно и открыто показывал свои намерения. И Доен таял, влюбляясь с каждым разом все сильнее. Они много гуляли, веселились, смеялись, целовались и занимались любовью. Джехен искренне любил все эти моменты, потому что там был Доен - красивый, яркий, широко улыбающийся и звонко смеющийся. Там были они вдвоем. Доен любил Джехена и свою жизнь построил исключительно с ним и вокруг него. Они поженились, несмотря на запреты родителей, с помощью суррогатного материнства родились их близнецы - Джемин и Джено. И это были потрясающие моменты. Потому что там был Джехен и их дети. Все было прекрасно, пока те не погибли в большой автоаварии, пока в школьный автобус не врезался грузовик с заснувшим водителем. Доена ломало от смертей близнецов открыто, а Джехен переживал все внутри, боясь, что своим состоянием может ввести итак переживающего Доена в еще более сильную депрессию. Его от нее лечили четыре года, и Доен понимал, что без Джехена не выбрался бы. Но потом появился Чону.
Чону был откровенно красив и добродушен, Джехен сразу это понял, когда увидел его сияющий взгляд, открытое лицо и мягкую улыбку. Они встретились в кофейне, где Чону подрабатывал бариста, и улыбнулся Джехену не так, как остальным. Джехен приходил туда снова и снова - просто купить кофе и посмотреть на улыбающегося жизнерадостного Чону. Красивую широкую улыбку Доена Джехен не видел вот уже пять лет. Джехен точно знал, что Доена любит, но финальным толчком стал поход к нейрохирургу. И тогда, когда Чону откровенно сказал, что неравнодушен к Джехену, мужчина просто согласился. Он по сути никогда и не скрывал, что изменяет Доену, но тот четыре месяца не замечал этого.
Доену приходится встать, чтобы открыть дверь. Но он совсем не ожидает, когда видит на пороге того самого юношу. Он неуверенно мнется в дверях, и кусает пухлые губы, но смотрит прямо в глаза с каким-то беспокойством. Доен, как ни странно, совсем не испытывает к нему каких-то негативных эмоций.
- Вы должны встретиться с Джехеном. Он не знает, что я сюда пришел, но Вы все равно придите. Он этого хочет.
Доен отворачивается к окну, складывая руки на груди. Он понимал, о ком пойдет речь, но ему было больно от мысли, что Джехен вот так легко оставил его. И даже не попытался хоть что-то исправить. Даже не стал за Доена держаться.
- Он ушел от меня, не думаю, что так сильно хочет видеть, если хочет вообще. С чего бы мне вообще идти к нему?
- Я знаю, что Вам больно, очень больно. Я и сам узнал, что у него есть Вы, только год назад, когда он пришел ко мне домой.
- Но Вы ведь его все равно приняли. Значит, живите вместе, если это приносит вам счастье. Джехен должен быть счастлив.
Доен гордо вскидывает подбородок, пытаясь казаться непробиваемым, неуязвимым, но Чону все видит и понимает по его плотно сжатым губам и пальцам, что так сильно сжимали собственные предплечья.
- А Вы не хотите хоть немного подумать о себе? Разве Вы не заслуживаете правды? Я ее знаю. Знаю, почему Джехен со мной Вам изменил, почему ушел так легко и даже не пытался хоть что-то исправить.
Чону настойчив и удивительно упрям, и он настолько напоминает Юту в юные годы, что Доен сдается. В больнице пахнет лучше, чем всегда казалось Доену - больше не стоял тот едкий запах медикаментов и формалина. Но в палате Джехена почти уютно. Там стоит милая вазочка с полевыми цветами, тарелка с апельсинами, которые Джехен не любил никогда. Он открывает глаза, когда Доен аккуратно начинает раскладывать его любимые персики в тарелку, заменяя апельсины. И не сдерживает слабой бледной улыбки.
- Я ведь так умолял его не ходить к тебе. Но он точно такой же, как Юта, - упрямый и напористый.
Доен слышит в тихом хриплом голосе сожаление, и подходит ближе, чтобы обхватить ладонь Джехена своей.
- Если бы не эти качества Юты, мы бы никогда не сошлись. Никогда бы не сыграли свадьбу. И у нас бы не было наших прекрасных детей.
- Ты... вижу, не простил меня за то, что я солгал тебе. Но еще больше тебя уязвило, что я не стал за тебя бороться, хотя всегда делал это прежде. Любишь ли меня до сих пор?
Джехен дышит тяжело, сглатывая в попытке смочить сухое горло, но ничего не выходит, и он закашливается. Доену больно видеть Джехена таким. Джехен сильный, энергичный и веселый. Он не должен быть таким. И его бледная кожа с проглядывающей сетью синих вен, сухие потрескавшиеся губы, что когда-то были красными от вечных поцелуев, игла, что пронзала его руку, утихающий взгляд, - все это никак не вязалось с ним прежним, молодым и здоровым. Это вызывает в Доене ужасный диссонанс. Может быть, он немного начал понимать Джехена.
- Я не приемлю ложь. Не прощаю предательства. И я ужасно гордый. Но ради тебя я поступился собственными принципами. Лишь потому что я люблю тебя. А ты дурак. Почему ты не сказал, что у тебя глиобластома? Я бы тогда нашел лучших врачей, что-нибудь бы придумал, нашел был выход. Мы бы тебя вылечили, и...
Джехен усмехается:
- Вот поэтому. Она неоперабельна, Доен. Даже самый умелый и талантливый хирург не смог бы ее удалить. Мне просто дали срок - проживу максимум год. И вот сейчас я тут. Даже если бы я сказал, что это неоперабельно, ты бы не успокоился. Ты бы просто сошел с ума. А я просто хотел, чтобы ты прожил свою жизнь спокойно.
Доен вполне справедливо злится:
- И поэтому ты решил переспать с Чону, чтобы я тебя возненавидел? Ты хоть представляешь, как мне было больно, как мне было плохо, когда ты вот так просто ушел посреди дня? Ты хоть понимаешь, что что бы ни произошло, каким бы образом ты ни исчез из моей жизни, мне все равно будет больно? Я без тебя... даже жизни не представляю. У меня никого не осталось - ни родителей, ни Юты, ни детей, ни тебя.
Доен снова плачет из-за Джехена, и это именно то, о чем тот так сожалеет. Он просто хотел, чтобы Доен всегда был счастлив с ним. Чтобы чувствовал себя хорошо. Но в итоге он только сделал хуже.
- Прости. Прости меня за все, я... я... так боялся, что умру вот так, один. Что тебя не будет рядом. Но в то же время меня пугает мысль, как же ты будешь здесь без меня. Как больно тебе будет.
Слезы Джехена крупные, горячие и ярко контрастируют с его прохладной кожей. Доен крепко сжимает его ладонь своими пальцами, видя в его глазах страх, боль и сожаление. Джехен поглаживает его тыльную сторону ладони большим пальцем и рассматривает его всего.
- Твоя кожа всегда была прекрасной и даже спустя столько лет сохранила свою нежность. А твой запах невероятно ароматный. Он пробивается даже сквозь больничный, так ярко он чувствуется. Твоя улыбка, твои взгляды, твоя прямая осанка, преисполненная достоинства, - именно в нее я влюбился, как только увидел тебя двадцать пять лет назад. Я так люблю все это в тебе. Так люблю. Если бы ты знал, как я буду по этому скучать...
Доен наклоняется, чтобы поцеловать Джехена в губы: он пропах больницей, и его обычно терпкий запах теперь был старческим. Но Доен любил его и таким. Ведь это был Джехен.
- Я тебя люблю.