—Хуевый из меня президент.
Так сказал Туббо, сидя спиной к каменной стене, закинув ногу на ногу и разглядывая своим полупустым взглядом спрятанный темноте потолок. Когда-то в этих глазах плескались жизнь и азарт, сейчас — едва заметные вспышки тревоги и страха, чаще там нету совсем ничего. На нем его зелёное пальто, в которое он кутается как в кокон, пытаясь спрятаться от холода пещеры. Он выглядит слабым сейчас.
—Точнее, был из меня хуевый президент, — еле слышно поправляет он сам себя.
Шлатт чуть поднимается, разглядывая фигуру своего друга, а после разгибается и встает, засовывая руки в карманы. В последнее время младшему совсем плохо, и это ощущается на почти физическом уровне. Туббо раньше не было так плохо. Он был веселым и жизнерадостным. Вот что войны делают с людьми. Вот что бывает когда ты перестаешь держать все под контролем.
—Ты был хорошим президентом, — подходит, стараясь быть в поле зрения Туббо, но тот его, кажется, совсем не видит.
—Неправда. Я допустил все это. Я не продумал, я не смог их защитить, я-
—Тоби.
Аккуратно кладет руку на голову парня, и тот вздрагивает, хотя все равно тянется к чужому теплу. Шлатт гладит его волосы, не трогая маленькие рожки — знает, что тому неприятно, по себе самому знает.
—Ты ведь выборы не со зла делал. Правда демократии хотел. Не ты виноват в том что этот придурок Томми всех наебал.
—Но я ведь доверился ему.
—Ага, он был твоим другом, а он тебя предал, британский уебок, — Шлатт сплевывает на каменный пол, показывая все свое отвращение к человеку о котором говорит.
—Эй, я тоже британец!
—Не ебет. В любом случае, Тоби.
Рогатый опускается на колени рядом с ним, кладя руку на плечо, и Туббо все таки поворачивает к нему голову. В его глазах все также ничего, он лишь делает вид что речь Шлатта оказывает какое-то влияние.
—Не убивайся так. Всё ты сможешь, все будет хорошо. Мы выиграем, и всё будет хорошо. И Уилбур будет с нами.
И Туббо кивает, улыбаясь одной из своих фантомных улыбок. И Шлатт ее зеркалит, осознавая то что ничего уже изменить не сможет.
. . .
. . .
Туббо не справляется.
Банально не справляется, и это было заметно уже давно. Он считал себя плохим правителем. Он был ребенком, решившим создать безопасное место для людей ему подобных, и с поддержкой своих друзей он все же выиграл себе возможность просто жить в спокойствии. Он не хотел быть президентом, он не хотел жестокости, он хотел мирной жизни. Он понял, что оступился в этих намерениях, когда началась война с Дримом. Хотел жить в мире — лучше было оставаться там где начал. Там не было грома пушек и выстрелов, там не было этой ужасной, давящей ответственности.
Он устроил выборы не только в качестве жеста демократии, но и чтобы просто уйти спокойно. Чтобы кто-то занял его место, снял с его плеч этот ужасный камень.
Внезапно объявившийся лучший друг все испортил.
Его Томми, его поддержка и опора, посредством объединения голосов встал на пост президента, и изгнал его из его же страны. Чувствовал ли Туббо себя преданным? Да, безусловно. Конечно, они расстались на не самой лучшей ноте, но он все ещё считал Томми своим другом. Он думал, что когда они встретятся снова, Томми обнимет его и назовёт Своим Туббо.
Вместо этого он лишил его гражданства и одной из оставшихся двух жизней.
Туббо жаловался на него иногда, когда был с кем-то. Когда надо было поддержать диалог. Но и так было понятно что Туббо не зол — Туббо просто плохо.
Шрамы с его побега все ещё болят. Шрамы с его смертей все ещё болят. Вообще все его шрамы болят.
У Туббо много шрамов.
Их видели только Шлатт, Уилбур, Фил и Томми.
Холодными ночами, когда они начинали жечь адской болью. Когда он не мог это терпеть и почти кричал в агонии. Каждый раз на утро он думал, что сошел с ума, и всё это его больной мозг придумал и боль, и последующую истерику. Он давно сошёл с ума.
В раннем детстве, когда у него шрамы были только от прошлого, которого он не помнит, Фил гладил его по спине и шептал успокаивающие слова, рассказывал истории из его жизни и легко-легко смеялся, будто ничего и не происходило, будто ребёнок на его руках вовсе не дрожит и не плачет. Фил был его отцом, Фил защищал его от всех опасностей, и от опасностей прошлого — тоже.
Потом, когда он начал Л'Мэнбург, рядом был Уилбур, который помог спрятать все раны с поля битвы под бинтами и пластырями. Уилбур рассказывал о том какой Туббо сильный, и о том что его шрамы его не сломают. Он пел ему песни, и Туббо успокаивался, засыпая и забывая о своей внешней боли, погружаясь в Уилбуровскую душевную.
В Погтопии был только Шлатт, и он застал его на полу комнаты случайно, когда зашёл проверить спит ли он. А Туббо рыдал, пытаясь хоть как-то заглушить боль во всем теле, и Шлатт совершенно растерянный этой ситуацией не нашел ничего лучше кроме как просто сесть и обнять его. Он сидел там, перебирая волосы ребенка и просто ожидая, пока тот успокоится, и когда Туббо устал плакать он просто уснул на его плече. На утро они это не обсуждали. Не обсуждали и никогда позже.
Странно думать о том, что Томми он показал свои шрамы сам. По детской дружбе и любопытству, просто потому что идея доверия друг к другу через раны и секреты казалась интересной. Потому что в обмен на это Томми тоже показал свои, и рассказал кучу всяких небылиц о них, но это было завораживающе и доверительно. Он не помнит чтобы в ту ночь шрамы болели. Во все последующие, когда он вспоминал это, он чувствовал лишь лёгкое покалывание и думал "Как просто было когда они с Томми были друзьями".
. . .
. . .
На фестивале, когда всю площадь охватили фейерверки, Шлатт кинулся к ящику на сцене сквозь дым и крики вокруг. В голове крутилась речь Томми, слова Туббо и крик Уилбура.
Крик о помощи.
"Уилл в коробке"
"Уилл в коробке"
"Уилл в коробке"
Он оказывается на сцене, и чуть ли не кидается через ограду.
Там лежит труп.
Труп Уилбура.
Ему хочется закричать, но он видит как тело медленно растворяется, и эту мысль заменяет другая.
Ему нужно в Погтопию. Срочно. Ему нужно встретится там с Уиллом и Туббо, ему так ужасно нужно это сделать.
И он это делает. Он никогда в жизни так быстро не бегал.
. . .
"Прости меня, Уилл. Боже, прости меня, пожалуйста, я- я не думал что все так будет"
Уилл не простил его.
Туббо знал об этом, но все равно умолял.
Уилл не простил его, и не простит, потому что отчасти считает что Туббо все таки много чего испортил, а сам он все же был прав насчёт Техно. Техно не на их стороне. Техно предатель. Техно повиновался приказу Томми. Туббо доверился ему, и теперь у Уилла шрамы на лице и теле в принципе, теперь у него осталась всего одна жизнь.
"Прошу, Уилл, прости меня"
"Я прощаю тебя, Туббо".
Уилл не простил его.
Туббо знал об этом.
. . .
. . .
Он не выдержал.
Не смог, не удержался, банально не вынес.
Он решил унести все свои труды с собой, потому что думал что больше ничего не будет.
Он решил взорвать все нахуй, потому что он устал думать о судьбе этого места, и лучше бы его создания не существовало в принципе.
Мир для всех — какой идиотизм.
"Моя незаконченная симфония. Отныне — никогда незаконченная".
Никто не сможет её закончить. Теперь — нет.
—Фил, убей меня! Пожалуйста!
Он не смог убить себя взрывом. Он не смог наложить на себя руки сам. И теперь он умоляет сделать это Фила, потому что Фил поймёт, Фил сейчас рядом и не бросит его, а сам он не сможет.
Не сможет.
Не сможет.
—Туббо, я не- Ты мой сын, Туббо!
—На кой черт тебе такой сын?! Посмотри на то что я сделал!
И он показывает туда, где стоит Шлатт и Уилл за его спиной. Где стоят остальные. Где теперь обломки его страны, которую он возвел и которую сам же хотел обрушить.
Он не смог сделать этого полностью.
Не смог.
Тоби кричал, очень долго и громко. Говорил что-то, умолял убить себя в основном. И в итоге Фил не выдержал тоже.
. . .
Он лежит у него на руках, с мечом в груди, и он весь дрожит и сжимает рукава Фила. Он плачет, но сейчас будто чувствует облегчение. Легкость и радость, небольшое волнение.
Свободу.
Тоби уткнулся в грудь Фили и выдохнул, собираясь с последними силами.
—Спасибо.