Позовите медсестру

С самого утра Эдгар видел из окна прохожих с безупречной выправкой, видел вспыхивающие искорки прицелов на крышах домов напротив. Сбежать от военной полиции стало невозможно, оставалось лишь ждать неизбежного.

За часы ожидания он успел прокусить губу, заклеить ее пластырем, отклеить его, прокусить губу снова. В безликой комнате взгляду не за что зацепиться, нечем занять беспокойные руки.

Эдгар взялся за телефон — тот предсказуемо не ловил связь. Взялся за перо — и бездумно проткнул подушечку пальца, беспомощно смотрел, как капелька крови стекает на безупречно-белый лист бумаги, темнеет с ярко-красной до почти чёрной. Ни строчки не написал поверх бурого пятнышка: нервы на пределе, мысли в лихорадке.

В полдень четыре вооруженных человека в полицейской форме стояли на его пороге, и писатель безропотно открыл им дверь.

— Добрый день, — говорил один из них. — Прошу прощения за беспокойство. Я ищу Эдгара Аллана По. Это вы?

— Именно так, — ответил Эдгар холодно, и так же холодно стало внутри.

— Очень жаль отнимать ваше время и приносить неудобства, но вы являетесь свидетелем в деле о покушении на господина Танеду. Могу я взглянуть на любой документ, удостоверяющий вашу личность?

Эдгар молча кивнул, протянул говорящему свой паспорт, и военные молча расступились, давая ему дорогу.

 — Пожалуйста, пройдите в служебный автомобиль. Поездка не займёт много времени.

Их английский безупречен, они учтиво держались в трёх шагах от него, их лица непроницаемы, а руки вытянуты по швам. Это совершенно не обманывает Эдгара — если он попытается сбежать или применить способность, его заставят следовать на допрос силой.

В качестве жеста доброй воли на него не надевают наручники, не запирают в изолированном кузове. Он едет на переднем сидении, в окружении вооружённых военных — будто он не подозреваемый вовсе, а важный гость с надёжной охраной.

Вопреки ожиданиям едут долго, не в ближайшее отделение полиции — дальше, в центр Иокогамы, в Отдел по изучению способностей, один из сияющих чёрным небоскрёбов. В Отделе его передают контрольно-пропускному пункту: сотрудник за бронированным стеклом стучит по клавишам, заполняя отчёт о доставленном подозреваемом, говорит:

— Вы владеете особой способностью, мистер По. Можно ли взглянуть на ваше удостоверение?

Держит в руках его свидетельство эспера: на ней тиснёным золотом сияет заголовок «Черный кот на улице Морг», идентификационный номер 1809, класс опасности «Кетер» по американской системе учета способностей.

Такого не должно быть. Одного этого отчёта достаточно, чтобы звонить в американское посольство и обвинять местное министерство внутренних дел в злоупотреблении властью, но Эдгар не делает этого. У него были все возможности сбежать, скрыться, быть в безопасности ещё до прихода военных, и он не стал этого делать — не станет и сейчас.

Время тянется медленно, и Эдгара уже давно тошнит от ужаса — но он продолжает стоять с застывшим лицом, каждый момент встречает одновременно и с покорностью фаталиста, и с глупой храбростью влюблённого.

— Учитывая ваш класс опасности, снятие показаний вам предстоит в изолированной комнате. Мы ни в коем случае не думаем, что вы проявите безрассудство, но таков протокол. Пожалуйста, пройдемте.

Эдгар спускается к своей цели сквозь круги протокольного ада, и каждый круг сопровождает безликая забота служащих.

Телефон, документы, блокнот, таблетки — все остаётся в камерах хранения, всё ненавязчиво просматривается и оценивается, запирается в бронированном металле. При виде упаковки ксанакса сопровождающий замечает: «Допрос вряд ли затянется дольше двух часов, но лучше примите таблетки сейчас. Принести вам воды?».

Эдгар больше всего хочет, чтобы его сопровождающие молча доставили его в допросную. Безликая японская вежливость пробирает холодом до самых костей.

Ему снова говорят: «Пожалуйста, оставьте верхнюю одежду здесь. Мы не думаем, что вы прячете в ней что-то опасное, но таков протокол». Накидка, пиджак, жилет, шейный платок — всё остается в очередном металлическом ящике, и в одной рубашке Эдгар зябко передергивает плечами, на что тут же следует ободряющее «Не волнуйтесь, в допросной нет сквозняков». Вдоль стены огромное зеркало, но Эдгар отворачивается от своего отражения.

Допросная — куб из матового закаленного стекла в центре подземного ангара, и вдоль каждой её стены стоит по четвёрке военных.

— Пусть это вас не смущает, господин По, — в который раз говорит его сопровождающий, и стеклянная грань перед ним бесшумно отъезжает вниз. — Ничто не причинит вам вреда… Вы же понимаете: эсперы не всегда контролируют свои способности, и подобные предосторожности необходимы.

По лишь кивает, заходит внутрь. Стена за его спиной возвращается на место.

В допросной — обычный письменный стол, за ним сидит женщина, и человек в очках стоит рядом; в глубине стеклянной комнаты стоит складное медицинское кресло — Эдгар видел подобное в пункте приема донорской крови. Странно видеть его здесь.

Сопровождающий проходит вперёд, отодвигает стул, говорит: «Пожалуйста, садитесь», и По делает, как приказано. Полицейский остаётся стоять за его плечом — неслышно, недвижно, но не чувствовать его присутствие за спиной невозможно.

— Добрый день, мистер По, — говорит сотрудница по ту сторону стола. — Спасибо, что согласились сотрудничать с нами. Вам предстоит ответить на несколько вопросов. Вопросы буду задавать я, а господин Анго, — она кивнула в сторону человека в круглых очках, — будет следить за соблюдением законных процедур. Предупреждаю, что происходящее в камере записывается. Вам всё понятно?

— Да, — ответил Эдгар, хотя его сердце билось так громко, что он едва слышал чужую речь.

— Вы имеете право не отвечать на вопросы. Все, что вы скажете, может быть использовано третьей стороной. Вы можете связаться с американским посольством сейчас. Кроме этого, у вас есть право на один телефонный звонок.

Сейчас, сейчас была золотая возможность: позвонить консулу, попросить прислать за ним через два часа, обезопасить себя. По стиснул зубы и перерубил эту ниточку к спасению:

— Я… полагаю, что это лишнее. Пожалуйста, начинайте.

— Начинаю запись. 24 июля 2017 года, время 13:23. Допрос свидетеля под кодовым номером SCP1809 по делу «Смерть небожителей», касательно покушения на господина Танеду. Свидетель, пожалуйста, назовите ваше имя, возраст и род деятельности.

— Эдгар Аллан По, 28 лет, архитектор решений «The Guild».

— Знаете ли вы, в чем обвиняется Эдогава Рампо?

— Нет.

— Когда вы в последний раз видели Эдогаву Рампо?

— Он был у меня… как давно? Два дня назад. Я, п-простите, не следил за временем.

— С какой целью он был у вас?

— Он жил у меня. Недолго. Кажется, неделю, но я могу ошибаться.

— Эдогава Рампо проживает в общежитии при месте работы и до сих пор там числится. Почему он жил у вас?

— У него были проблемы в агентстве.

— Он говорил о них?

— Нет. Мы редко разговаривали.

— Владеет ли Эдогава Рампо оружием?

— Нет.

— Какие отношения связывали вас с ним?

— Я… не могу ответить на этот вопрос.

— Применял ли Эдогава Рампо насилие по отношению к вам?

— Нет.

— Что он сказал, когда вы его видели в последний раз?

«В последний раз» — фраза резанула по самому горлу. Эдгар поднёс руку к лицу, чтобы стереть с глаз непрошеные слёзы — и почувствовал напряжение в воздухе, пристальное внимание к каждому своему жесту. Он прикрыл рот ладонью, надавил указательным пальцем на переносицу.

— Ничего особенного… попросил сочинить для него стихотворение. Пожаловался, что оно ужасно. Потом… обнял меня и ушёл. На следующий вечер — это было вчера — он не вернулся… и сегодня меня вызвали сюда на допрос.

— В разговорах с вами он упоминал небожителей или террористические атаки?

— Нет… после дела с убийством Киндаити мы мало разговаривали. После того, как взорвалась полицейская машина с задержанным… Один раз он сказал, что не должен был использовать меня для раскрытия дела. Моя способность помогла ему получить показания преступника… но преступник… его убили по приказу Достоевского. Рампо тогда сказал, что Достоевский — настоящий демон, и будет на шаг впереди, даже если его запереть в тюрьме. Что его следующим шагом будет очернить вооруженное агентство, натравить на него правительство, чтобы развязать «крысам» руки… и я тоже буду в опасности из-за того, что помогаю агентству. Рампо… просил у меня прощения за это.

Эта речь далась Эдгару с трудом — на последних словах у него уже не хватало дыхания, паузы между словами становились длиннее, но никто из присутствующих не перебил его.

Эдгар пришёл в руки Отделу по исследованию способностей и позволил себя запереть ради этих слов. Проклятая книга меняет ход действий и стирает улики, но крохотные зацепки остаются.

Воспоминание о том дне, когда Эдгар услышал легкомысленное «Прости меня», способно превратить писателя в рыдающую развалину, а он только что озвучил его вслух под запись и выстоял до конца — только снова разодрал прокушенный уголок губ, и теперь чувствует тёплую капельку крови где-то на подбородке.

Но военные не знали об этом, и предпочли не обращать внимания на знаки тревожности. Вопросы продолжились как ни в чем не бывало:

— Вам известна цель Достоевского?

— В общих чертах, он хочет избавиться от одарённых.

— Вы когда-либо встречались с Достоевским?

— Нет.

— Вы ещё увидитесь с Эдогавой Рампо?

— Нет, — совсем тихо ответил Эдгар, и повторил, стараясь звучать тверже. — Нет.

Получилось все так же слабо.

— Известно ли вам, где сейчас находится Эдогава Рампо?

— Нет.

— Время 14:19. Допрос окончен. Выключаю запись, — щелчок мышки и вздох. — Спасибо за вашу помощь расследованию, господин По.

Конечно, это не было настоящим завершением допроса — но Эдгар против воли вздохнул с надеждой, закрыл глаза ладонью. Пальцы на веках казались прохладными, воздух в допросной — сухим и колючим, как песок.

— Однако есть еще одна процедура. Прошу, оставьте нас ненадолго, — впервые подал голос человек в очках.

Сотрудница, ведущая допрос, и военный за спиной молча кивнули и вышли. Стена снова бесшумно опустилась и поднялась. Человек в очках помолчал, собираясь сказать что-то важное. Эдгар хотел бы, чтобы он ничего не говорил — в ушах шумело, перед глазами мелькали черные точки.

— Видеонаблюдение сейчас не ведется, и я не собираюсь ничего записывать, господин По. Сейчас скажите мне: как вы думаете, виновен ли Эдогава-сан? Нет, другой вопрос — хотите ли вы подкрепить его невиновность чем-то еще, кроме протокола о допросе?

Эдгар ожидал подобного вопроса, и все равно вздрогнул, заставил себя посмотреть в лицо мужчине по имени Анго — оно было спокойно, непроницаемо, как манекен.

Эдгар ответил:

— Да… я хочу доказать его невиновность. Я знаю, что все действия Рампо были направлены на процветание агентства. Если бы он обратился против закона, то с его способностью он бы не оставил никаких улик. Если есть способ подтвердить мои слова, я им воспользуюсь… с радостью.

Человек в очках кивнул, не изменившись в лице:

— Есть еще один способ подтвердить ваши слова — и вы, как гражданин США, не обязаны его использовать. Для вас это даже нежелательно. Однако если вам дорог господин Эдогава, — а я могу сделать такой вывод из ваших ответов, — и вы готовы провести в этой комнате еще несколько неприятных часов, то вы должны согласиться на чтение воспоминаний. Это долгая, болезненная, нарушающая приватность процедура, но полученные таким образом показания могут гораздо сильнее повлиять на решение суда, чем обычный протокол допроса.

Перед глазами пронеслось: два дня назад, Рампо говорит «Прости меня», его холодная ладонь на щеке, убирает волосы с его глаз. «Эй, смотри на меня, когда я приношу извинения!»

— Я согласен, — выпалил писатель, чувствуя себя уже за гранью тревоги и усталости. — Я согласен на чтение воспоминаний.

— Должен вас предупредить, что все ваши воспоминания, касающиеся Эдогавы Рампо, будут перенесены на бумагу, и отдельные части будут зачитаны перед судом. Возможно, в вашем присутствии, если до такого дойдет.

— Я согласен на чтение, — повторил Эдгар, лихорадочный жар в его голове ненадолго притупляет страх.

Мужчина в очках едва заметно улыбнулся — или показалось? Он достал телефон и коротко распорядился:

— Сержант, будьте добры, позовите медсестру.

И тут же протянул подозреваемому тонкую стопку бумаг со стола:

— Господин По, прошу прочитать и подписать этот документ.

Эдгар невидяще прошёлся кончиками пальцев по диагонали письменного согласия, его глаза были открыты, он все безжалостно ясно осознавал, он мог отказаться, мог обвинить их в превышении полномочий — и все равно вывел свою витиеватую подпись поверх черного печатного текста, несколько раз.

Вернулся сержант, а с ним — женщина в белой униформе.

— Вы не собираетесь говорить мне, что со мной будет дальше? — спросил Эдгар едва слышно: горло сдавило при виде медицинского кейса.

— К сожалению, я не вправе разглашать методы отдела. Сейчас вам поставят капельницу. Процедура не болезненная, но неприятная. Я буду диктовать под запись, что представляют из себя ваши воспоминания… а потом вы поставите подпись, что записано верно.

Медсестра поставила на стул медицинский кейс — он развернулся в устрашающую конструкцию. Эдгар сгорбился, обхватил руками плечи в ожидании.

— Держитесь, — равнодушно сказал человек. — Пути назад у вас уже нет. Пожалуйста, сядьте, положите руки на подлокотник и не сопротивляйтесь.

Эдгар повиновался. Он выпрямился в неудобном кресле, откинул голову назад, посмотрел в высокий стеклянный потолок, — и вздрогнул, когда правое запястье уверенно взяли руки в холодных медицинских перчатках, закатали рукав, затянули жгут выше локтя, прошлись дезинфектором от запястья до локтя — тошнит, отрешиться, отстраниться от телесных ощущений, думать об отвлеченном — как там Рампо? как там Карл? как там снаружи? В Иокогаме не видно звезд, и море не шумит…

— У вас есть аллергия на лекарства или силикон?

— Нет, — отозвался Эдгар едва слышно.

И все равно вздрогнул, когда игла проколола кожу выше запястья, и под кожей — провал, пустота, в сосуде воздух… чистый, прохладный, прозрачный раствор амнезиака по капле разбавляет Эдгару кровь.

— Расслабьте ладонь, — замечает медсестра. — Не сжимайте руки в кулаки, не вгоняйте ногти в кожу. Вы же себе хуже делаете.

Эдгар и рад бы делать, как сказано, да руки не слушаются, только пальцы впиваются в ладонь сильнее — и чужие руки в стерильных перчатках разгибают одеревеневшие пальцы, фиксируют в нужном положении.

Сверху иглу фиксирует пластырь — и вот, всё готово.

Нет, не совсем: у прокушенной губы расползается темное пятно, а неаккуратности нет места в этих стенах — медсестра равнодушно вытирает подсохшую кровь, заклеивает уголок губ пластырем.

Последнее, что помнит Эдгар — человек в очках садится рядом, берет его за руку с торчащей из запястья трубкой и говорит «Включите запись, будьте добры».