Алые капли крови падают из прокушенной насквозь губы. Алые капли крови выступают меж алыми же стежками, бегущими вдоль позвоночника. Острая как клинок игла в ловких безжалостных руках пронзает кожу так легко и уверенно, будто не живое тело под ней, но безжизненная ткань. Дарующая Крылья не знает сострадания: ей привычно шить по живому. Говорят, если попросишь ее остановиться, она ответит ровно и бесцветно: «Поздно». Но он не попросит.

Боль на кончике иглы будто впитывается в каждый быстрый прокол, чтобы через мгновение разбежаться мучительной судорогой по всему телу. В эти бесконечные минуты он думает, что нет на свете боли сильнее этой. Но вот пришитые наживую крылья начинают врастать в плоть – и он понимает, что ошибался.

– Встань.

Дарующая Крылья не знает сострадания. Взыскуешь силы – повинуйся.

И он повинуется, чувствуя, как бежит кровь по истерзанной спине. Перед глазами пляшут цветные пятна, но он выпрямляется, вонзая иглы боли в прошнурованные красным лопатки.

– Взмахни.

Боль с новой силой вгрызается в спину, стоит распахнуть только что обретенные крылья. Всего миг он выжидает, чтобы притерпеться к ней – и делает взмах.

Крылья повинуются удивительно легко, будто всегда были его частью. Боль по-прежнему здесь, и неведомо, уйдет ли когда-нибудь, но он принимает ее как благословение.

Из-под потолка доносится счастливый победоносный смех. Дарующая Крылья сурово улыбается. В ловких безжалостных пальцах по-прежнему зажата окровавленная игла. Из ушка, точно вырванная из живого тела артерия, змеится красная нить.