– Регулярные опоздания – не лучший показатель! Ты не должен так делать, будь же достойным учеником Академии Кибогамине, ты же мне брат, в конце концов! – кричал Ишимару, лишь переступив порог комнаты Овады.
Драматично и бессмысленно. Зато забавно.
– Братан, ты когда-нибудь закончишь нудить о своем гребаном порядке? – ногу на ногу закинул.
Всем видом показывал: ему похеру.
Комната этому вторила. Имея столь маленький инвентарь, Исключительный Байкер Старшей Школы с филигранным мастерством навел здесь настоящий хаос. Повсюду бумажные стаканчики, грязное шмотьё, с камер, прикрывая линзу, свисали какие-то тряпки.
Разве мог пышущий справедливостью Ишимару Киётака пройти мимо? Пф, и речи быть не могло. К Оваде он буквально промаршировал. Вперился в его лицо яркими алыми глазами.
Гипнотизировал на уборку, видимо.
– Ну и что ты на меня смотришь? – вопрос вполне закономерный.
Никому не понравится бестолковый пристальный взгляд.
Воцарилась неожиданная, но воистину приятная пауза, во время которой Овада приводил в порядок волосы – его жопа поднялась с кровати только для того, чтобы подойти к зеркалу – а Ишимару боролся с самим собой.
Чего он, в самом-то деле? Друзья же ведь… Пожалуй, стоило быть с ним мягче.
С лица сошла тень напряжения, сменившись улыбкой, настолько призрачной, что твердолобый Овада не заметил бы ее никогда в жизни.
Легкое сладкое помутнение безжалостно растоптала тревога: будет ли справедливым делать поблажки своим друзьям, журя при этом других? Нет, совсем нечестно! Староста Академии Кибогамине не должен так поступать!
Ишимару растерялся. В поисках самого себя он беспомощно шарил глазами по комнате. Горы хлама, заботливо припрятанные в самом углу, решили его дилемму окончательно:
– Ты слишком халатно ведешь себя по отношению к остальным ученикам, постоянно опаздывая на утреннюю ассамблею!
Ярость. Мнимая, конечно, но ярость. Для виду Ишимару даже вверх палец поднял. Думал, что так его слова обретут больший вес.
Ответ – легкомысленная усмешка.
– Болван, прекрати зудеть у меня в заднице, - Овада отвернулся к ящику.
Что-то искал, видимо, да разве ж было до этого дело ныне взвинченному старосте? Перевоспитать. Направить. Помочь. Иных целей благородный Ишимару не замечал.
– Не груби! Грубостью ты отталкиваешь от себя людей! – в сердцах причитал он. Искренне верил – глаголом жгут сердца людей. Знал бы он, что сердце одноклассника, увы, невосприимчиво. – И вообще, как можно быть настолько безграмотным! Образование – важнейшая часть школьной жиз-
И темнота. Блеск перед глазами, шум в ушах, а на губах жарко и грубовато, как корочка свежего хлеба.
– ни… – упрямство во всем.
Недоговоренная фраза обязательно должна быть закончена. Даже если рот, через который он говорил, покрыт подозрительной влагой. Проверил пальцами. Действительно – мокро. И что это было?
Ставший причиной этого беспорядка Овада стушевался.
– Не принимай близко к сердцу. Мне просто нужно было как-нибудь тебя заткнуть.
Целая буря эмоций. Негодование. Раздражение. Да как он посмел?! Негодяй! Самое страшное – где-то внутри всколыхнулось предательское тепло. Глаза больше не смотрели в чужие глаза, уперлись в пол. Он корил себя за то, что вообще пришел вправлять мозги своему… Другу. Да, именно другу.
Но ведь друзья так не поступают.
– Чё встал? Мы идем на эту… Как ты ее там называешь… Ассамблею?
Ишимару не слышал. Руки по швам, но немного согнуты в локте, голова склонена к полу, смотрела сквозь синие кафельные плиты. Живая статуя.
Хаотичные взмахи ладонью перед лицом, и он ожил: резко вскинулся, нахмурился, увидел, как Овада забавно дернулся от испуга.
– Эй, не пугай меня так, бро, а то по морде получишь. Рефлексы меня вряд ли подведут.
Будь это так, один глаз оказался бы выбит. Ишимару не верил до конца, но к сведению принял.
Взгляды пересеклись.
– Чёрт, – выругался с позором. Эмоции так и лились через край. – Так не должно быть! – чуть не всхлипнул, когда Овада снова потянул руку к его лицу.
Он тоже не осмелился признать, что губы Ишимару приятные, почти как у девчонки. Даже не обветренные – немного покусанные, да и все. И как ему в голову пришло затыкать другана таким способом?
Дыхание в легких замерло, нагружая диафрагму; сопеть хотелось во все дырки, тяжело и часто, но мозг не позволял. Рука неторопливо потянулась к вихрастому затылку. Ишимару не то тупил, не то позволял. Одно резкое движение – те самые губы опять здесь, прямо под носом.
Овада проверял ощущения.
Все-таки тупил, а когда осознал – вырываться начал, бить кулаком в грудь и бормотать несвязно. Жаль, только, что процесс необратим: Овада сжимал крепко, едва помня, что вторая рука уже легла на поясницу.
Эксперимент провалился. Или удался? Зависело от гипотез. Проверял ли Овада, что он гей? Если да, результат – положительный. Хотел ли доказать себе, что Ишимару – просто друг? Результат отрицательный.
Всхлип. Мысли спутались. Руки – другие, такие же крепкие, но не его – на шее; языки – где угодно, но не на собственном месте. Душно.
Отпрянул Овада резко, бесцеремонно, поцелуй обрывая. Ишимару намек не понял: стоял, обнимал за шею. Чего-то ждал. Продолжения? Ничего затруднительного признать то, что его одноклассник – голубой; затруднительно лишь то, что голубил он с ним, Мондо Овадой.
– Черт тебя… дери, - шикнул. Он уже баловался с девчонками, знал, что это такое, когда встает, – братан, тебе бы лучше отпустить меня и… Дать сходить в душ по-хорошему.
Про душ он тоже знал. Брат рассказывал.
Пауза. Тайм-аут, он бы сказал. Подумать надо.
Поднял голову и зачем-то коснулся пальцами черных концов волос Овады. Мягкие, оно и неудивительно: за волосами он следил гораздо лучше, чем за своей комнатой. И распорядком Академии.
– Это неправильно, – испуганно роптал Ишимару, сразу отпустив. Замотал головой в растерянности. – Нам нужно идти на ассамблею.
Молчание – выход идеальный.
И этот парень действительно смог разбудить в нем желание? К щекам прилила кровь, Овада стыдливо спрятал лицо, отвернувшись.
– Ты иди, я минут через пять спущусь. Слово даю, бро, – показав большой палец, он побрел по направлению к душевой.
Тихие шаги, не менее тихий щелчок дверного замка. Ишимару удалился в кафетерий.
Овада сидел под тугой струей кипятка.
***
И нахера сдалась ему эта ассамблея? Все друг с другом спорят, не слушая. Такой хуйни ни одна банда бы не позволила. Утренний инцидент замялся, как полусонный бред. О причинах произошедшего старался не размышлять, в мыслях забавляясь над высказанными тезисами дискуссии. Свои пять копеек вставлять отказывался.
Может быть, у него просто не было бабы?
Справедливо, надо проверить. Из-под помпадура, закрывающего добрую половину обзора, он небрежно окинул обобщающим взглядом всю прекрасную половину Академии.
Асахина – спортивная, но помешанная; Сакура исключается из выборки заочно. К тому же, у них там с Аой какие-то мутки.
Фукава?
К черту, она ебанутая.
Киригири – Снежная Королева.
Чихиро… Милая. Возможно, стоило с ней поговорить.
– Мондо!
От неожиданности клюнулся щиколоткой о край стола. Пробрало до звона в ушах.
С искаженным болью лицом Овада уже готов был треснуть возмутителю спокойствия прямо в темечко, но осекся: в толпе одноклассников угадывались пронзительные алые глаза.
Комната, причитания старосты. Отбитая попытка заткнуть. Поцелуй.
Стояк.
Растерянный Ишимару перед глазами, девственно лепечет: “Постой, это неправильно!”
Закрыть глаза – хороший способ не видеть. Воображение успокоилось.
– Да?
– Ты нас вообще слушаешь? – нет, Асахина однозначно нет.
Не в его вкусе.
– Дрянно чувствую себя с утра. Проветрюсь.
Ушел, не дожидаясь ответа. Ногти грыз настолько остервенело, что заболели зубы. В комнату свою он буквально ворвался, прислоняясь спиной к двери и закрывая. Одежда липла к взмокшему телу.
– Что же происходит-то, а? – скинув взмокший плащ, Овада положил его на колени и рассматривал складки.
Фыркал постоянно, хмурился. Не пристало наследнику банды переживать из-за дел сердечных. Тем более, из-за мужика.
Клаксон дверного звонка, отражаясь от стен, залез прямо в уши, раздражая. Овада вздрогнул. Кого черти принесли?! Намылит шею.
– Братан, почему ты так рано сбежал с ассамблеи!? Ты многое пропустил! Открой!
Строго и громко, будто мамка родная. Ишимару.
Едва-едва остывшее тело вновь нагрелось и взмокло .
– Я не могу открыть дверь… Тебе, – огрызнулся Овада и запрокинул голову.
И нахрена пожаловал?
Ох блять, он же не заперся…
– Я вхожу, – грозно предупредил Ишимару.
Мир замедлился. Овада видел, как вокруг своей оси проворачивалась ручка. Даже вдохнуть свободно не успеет – Ишимару будет тут.
– Братан! Ты в порядке?! М-может… Отравили? Ел со стола? Надо предупредить всех остальных!
В общем-то, Ишимару никого не хотел бы видеть таким, каким видел лучшего друга: взмокшим, с краснеющим лицом, тяжело дышавшим. Что-то подсыпали, без сомнения. Вот только кто?
– Бро, я же просил. Нахрен ты пришел?
Овада отвернулся. Ишимару неуверенно ступил назад. Что же… Своих не признает?
Упрямо игнорировал, что причиной служила их утренняя перебранка с неожиданным концом. А ведь так и вертелось на языке.
Запер дверь, пока та за спиной, затем подошел ближе, решительнее с каждым шагом. Сел на колени перед замершим одноклассником, настолько близко, что жар его лица согревал собственное.
– Что ты…
Попытка Овады отползти назад потерпела фиаско, ибо за спиной – только стена, и больше ничего. Ну и говнюк же он, раз пользуется чужой беспомощьностью.
Но он же из благих соображений! Честно-честно!
Лицо у Овады симпатичное. Смазливое. К нему обязательно хотелось прикоснуться.
Наверное, на такие клюют девчонки. Ишимару раньше об этом не думал; его собственная внешность всегда оставляла желать лучшего. Парочка надменных обзывалок – “бровастик!”, “фу, ботан”, “зануда” – и мысль “склеить” кого-нибудь развеялась по ветру.
Он же не девочка? Тогда почему его ладони теперь уверенно лежали на чужих щеках?
Как там это делалось-то… Нужно прислониться губами к губам, да?
Вспотевшие ладони прилипли к лицу Овады. Попытка оторвать привела к недовольному шипению и дрожанию пальцев. Суставы беспомощно заныли, умоляя о пощаде.
Правильно ли он поступил?
Стоило ли вообще думать о “правильности”?
– Жарковато, не так ли? – Овада мрачно усмехнулся.
Встал на ноги, бесцеремонно стащил с себя майку. Она, как вторая кожа, до последнего не поддавалась, еще и руки предательски ослабли. Ишимару не отрывал взгляда.
– Никогда мужиков не видел? – язвил Овада. Защищался. – Про мужские раздевалки слышал?
– Видел. Слышал, – тихим эхом отвечал Ишимару.
И продолжал пялиться, засранец.
– Чё сидишь, поднимайся. Яйца простудишь.
Собственное смущение никуда не ушло, но Овада обнаружил, что конвертировать его в язвительные комментарии очень даже удобно. Подал однокласснику руку – не быть же ему конченным козлом? Соприкосновение ладоней – очередная пульсация волнения.
Что-то между ними происходило.
На белом гокуране множество пуговиц. Ишимару долбался с ними битый час. Не желая терпеть ни секунды, Овада начал снизу, помогая бестолковому старосте.
Сказано – девственник.
Впрочем, чем он лучше? Действовал по наитию, как некогда рассказывали друганы. Коснуться губами шеи. прикусить. Можно втянуть губами кожу – необычное ощущение, приятное. Одно дело – слушать, совершенно другое – пробовать самостоятельно. Начинал понимать, за что так любят интим.
Простыни на кровати Овады грубые и скомканные. Местами видно голый дряхлый матрас. Ишимару хмурился, но продолжал отдаваться.
“Это извращение”, – последняя трезвая мысль за вечер. Напускное сопротивление вконец рухнуло под горячей ладонью, прогладившей от бинтов на животе ниже – к гениталиям.
Нужно ли ему делать что-нибудь в ответ? Конечно же, нужно. Иначе – несправедливо.
Старался зеркалить, следовать примеру “старшего”. Всегда так делал, и ни разу не прогадал.
Сейчас тоже.
Сопение, мычание, хрипы и чмоки. Они почему-то нагревали живот и гнали кровь прямо в член, натягивающий брюки.
– Нахуй их, – отрезал Овада и нервно затеребил собачку молнии.
Он пыхтел, возился, пока не стало свободно, даже немного прохладно. Ишимару облегченно выдохнул и тут же закрыл лицо ладонью.
Некультурно, наверное.
В трении сокрыта удивительная сила: болезнетворная и дурманящая. Постыдно смотреть на то, как два члена трутся друг о друга, Ишимару не осмелился; предпочел откинуть голову куда-то на подушку. Закрыть глаза. Слушать дыхание Овады, впитывать кожей его жар.
Подступало нечто острое и желанное, в голове Ишимару звучало как “совсем чуть-чуть”: так чувствуешь себя в нужнике, справляя нужду. Настолько хотел ступить за грань, ускорить происходящее, что позволил себе подать голос. Пальцы вцепились в твердые от напряжения плечи. Глухой низкий стон Ишимару перекрыл мычание Овады.
Открыл глаза. По чужой руке, еще мастурбирующей, расползались мутные капли и полупрозрачные полосы.
Стыд чуть не выжег его изнутри, но вовремя остановился.
Такие же капли и полосы наскоро растеклись по бинтам, оставляя темные пятна.
– Так легко дышать… Удивительно, – руки в стороны раскинул.
Послал нахер растрепанный съехавший помпадур.
Стоило рассудку встать на свое место, как вся нега моментально рассыпалась. Ишимару лежал рядом полуобнаженный, хмурый, и это его – Овады – вина.
– Черт, братан, прости, я… Не думал, что все так скатится… Черт. Мне до ужаса стыдно за все это дерьмо. Я не знаю, чем я смогу искупить вину, – ругался Овада, пытаясь скрыть лицо ладонью.
– Не стоит, – Ишимару потер подбородок. Будто теорему доказывал, ей-богу! – Хм, наверное, странно прозвучит, но мне понравилось. Хотя я впервые в подобной ситуации. Говоря по секрету, у меня и девушки-то не было.
– Да ты гонишь.
– Нет. Не “гоню”.
Сказать “у меня тоже” не поворачивался язык. Впрочем, это только полу правда: девушки-то у него были, на одну-две недели каждая. До постели, правда, не доходило. Вот он – прокол.
Досада не отпустила даже после того, как Ишимару снял груз с сердца. В попытке отвлечься, спрятаться и найти негласную поддержку руки обхватили чужой торс – чуть ниже ребер.
Потом думать будет. Вздремнуть сейчас – не лишнее.
Оба проснулись от звонка.
– Минуточку внимания! Итак, сейчас 10 часов вечера, а значит настало «ночное время»! Душевые в комнатах девочек закрыты, свет выключен, кафетерий не работает. Сладких снов!
Пока звучало еженочное обращение Мономишки, Ишимару поспешно оделся. Судорожно выдохнул, посмотрел на Оваду, который менял простынь с аккуратностью отца-одиночки.
Ишимару даже не спросил, где он ее взял.
– Я пойду… И все-таки. Не опаздывай на ассамблеи. Это важно! – строго отчеканил и вышел из комнаты солдатским шагом.
Овада улыбнулся, удобнее устраиваясь в постели.