«Фелагунду Саурон намеревался оставить жизнь до последнего,
ибо видел он, что перед ним – нолдо, наделенный
великой мудростью и могуществом, и полагал,
что в нем-то и кроется тайна похода».
Ярко вспыхивает огонь, резанув отвыкшие от света глаза. Жестокий всегда заходит со спины, дополняя пытку эффектом неожиданности, чтобы пленник не успел приготовиться к боли и до самого начала экзекуции не знал, что с ним будут делать на этот раз. Имея богатый арсенал самых разнообразных пыток, Гортхаур всякий раз готовит для Фелагунда что-то новое.
Раскаленное железо впивается в чувствительную кожу на шее – у самого основания черепа. Побежденный король Нарготронда невольно дергается в сторону, насколько позволяют цепи, закрепленные на вделанных в пол и потолок крюках, но не издает ни стона. Каленое железо на миг исчезает, оставив лишь тень испытанной боли, но только для того, чтобы тут же погрузиться с новой силой в уже оставленный рубец. На этот раз Финроду хватает воли не выгнуться вперед в бессмысленной попытке уйти от жалящего железа. Он знает, что Жестокий только этого и ждет – что он, Финрод, станет, словно марионетка, дергаться в цепях в ответ на касания каленого металла. И Фелагунд, вцепившись побелевшими пальцами в цепь, что тянется к потолку от его изодранных запястий, заставляет себя замереть, напрягшись всем телом и до крови закусив губу.
Наградой ему служит зловещий смешок Гортхаура и раскаленный шип, неожиданно вонзившийся куда-то в область солнечного сплетения. Неглубоко – в планы владыки Острова Волколаков вовсе не входит смерть пленника – но боль, в первый миг вспыхнувшая одной жгучей точкой, спустя мгновение расходится мучительными волнами по всему телу, и Фелагунд, немыслимым усилием удержавшись от крика, не может подавить сотрясшую его судорогу. Против собственной воли дернувшись в инстинктивной попытке закрыться, он до предела натягивает цепи, заставляющие его вытягиваться по струнке точно на дыбе. Мучительная боль выворачивает и без того непрестанно ноющие плечевые суставы, противным тянуще-рвущим чувством отзываются сухожилия в щиколотках. Финроду кажется, будто что-то сдавило грудную клетку, хотя на деле она свободна даже от одежды, и на какие-то доли секунды он лишается возможности дышать. В глазах темнеет, и в душе вспыхивает призрачная надежда, что сейчас он наконец потеряет сознание. Но спустя мгновение цепи пружинят обратно, причиняя новую боль и возвращая пленника в реальность.
– Что на это скажешь? – равнодушно, почти дружелюбно спрашивает Жестокий, нарочито медленно обходя Финрода по кругу.
Владыка Нарготронда молчит. Это последний, единственный акт неповиновения, который остался для него доступным.
Слипшиеся от пота волосы падают на лицо. Ожоги отзываются на каждый тяжелый, судорожный вдох такой болью, будто их прямо сейчас заливают расплавленным металлом. Нестерпимо болят вывернутые плечи. Финрод с трудом заставляет себя поднять голову – с вызовом обреченного смотрит в глаза Гортхауру.
– Значит, ничего – как обычно, – констатирует тот, старательно скрывая досаду.
Несколько минут проходят в молчании. Жестокий с задумчивым видом расхаживает по залу. Огненные блики то и дело вспыхивают на идеально гладких, словно отлитых из золота волосах Темного Майа. Финрод знает, что это его молчание и мнимая задумчивость – не более чем очередная уловка. Ведь гораздо эффективнее предоставить пленнику самому догадываться о том, что с ним собираются сделать – фантазии порой оказываются куда страшнее реальности.
Поняв, что нагнать жути таким способом не вышло, Жестокий меняет тактику. Повернувшись к Финроду в профиль – пламя высвечивает правильные, ужасающе-идеальные, будто бы неживые черты красивого лица, на котором отражается сдержанное раздражение – и, еще мгновение помедлив, с придирчивостью неуемного перфекциониста выбирая идеально подходящий инструмент, отстегивает от пояса нож, один из множества в своем широком арсенале.
Снова молчание – Гортхаур почти любовно разглядывает нож, поворачивая его так и эдак, чтобы Финрод увидел, как блестит в свете пламени идеально острое лезвие.
– Что ж, – в конце концов говорит Жестокий. – Я никуда не тороплюсь.
Голос звучит угрожающе-ласково, а сам Темный нарочито-медленно, напустив на себя крайне небрежный вид, направляется к поверженному королю. Нож с издевательской медлительностью надрезает кожу за левым ухом. По шее сбегает теплая струйка крови.
– Никуда не тороплюсь, – повторяет – почти мурлычет – Гортхаур.
Фелагунд тяжело переводит дыхание, преодолевая боль в вывернутых плечах, и упрямо стискивает зубы. Пытка обещает быть долгой…