В отрочестве Веора любила сравнивать себя с рыбой, информацию — с озером, а великие открытия — с жемчугом. Она плавала, ловко огибая подводные камни, и неизменно выбирала верные течения. Нила тогда казалась ей глупым головастиком, неизвестно зачем заплывшим в чужие владения. Но оказалось, что головастик тут — сама Веора. Слепая, не видящая дальше своего носа Зимняя жрица.

Нила всегда была впереди неё. На шаг, на полшага, на один взмах плавника — была. Вела за собой так уверенно и незаметно, что Веоре казалось: все решения принимала она. Позвала к Лунному алтарю, уговорила перебраться подальше от столицы и скользкого дядюшки, укрыла своей тенью от целого мира. Но это были лунные иллюзии. Сказка, нарисованная Веорой для самой себя, самоуверения, перед которыми оказалось бессильно благословение её видящего истину Бога.

Каждую ночь Веора не могла уснуть. Ведь в предрассветный час тогда, казалось, сотни лет назад, она осталась одна перед Лунным алтарём, ошпаренная осознанием и обидой. Жестокая Охотница не тронула свою верную жрицу, когда указала, что та не сможет заключить союз с Веорой. Но саму Веору наказала сполна. До сих пор наказывает, отнимая покой и тревожа болью давно заживший шрам на запястье.

Веора вспомнила это яркой вспышкой, и мгновение, отделяющее её сладкое забытьё от осознания, отозвалось грохотом спавших цепей. Звоном расколотых доспехов. Она ещё пыталась обманывать себя, шепча непослушными губами:

— Не может… Что вы?.. Мири… — Но резкое, яростное:

— Не она! — положило конец уверениям. Самообман. Как же Веора любила обманывать сама себя, наверное, во всём мире не отыщешь человека трусливей!

Она слышала, конечно, не могла не слышать, что гениальный Мастер алхимии, историк и исследователь, невеста кронпринца Элониль Арье из рода Призрачного Меча погибла в пожаре, охватившем её лабораторию. Слышала, ищейки так и не разобрались, что именно произошло, ведь все бумаги сгорели. Говорили, что даже камни оплавились, и поэтому тело… Тело так и не нашли. А теперь она — её Нила — смотрела своими глазами с чужого лица.

— Пришла, глупый Цветочек, — Нила обращалась к Сарии Авир. — Теперь умри.

Веора дрогнула, кинулась вперёд, собираясь закрыть студентку щитом своего Бога, но Сорей Авир успел первым. Он встал перед сестрой, бледный и решительный, и между ними и Нилой исказилось пространство, а воздух превратился в кривое зеркало. Его глаза мерцали золотом и серебром.

— Теперь я понял, — сказал он тускло, — я всё помню, Айри. Я всё исправлю. Прости.

Сария положила ладонь на его плечо и сжала. У Веоры шла кругом голова, она не понимала, что происходит, не хотела верить в то, что Нила — её Нила! — собралась убивать студентов. Ледяные доспехи её Бога стекали с её сердца, омывая его слезами. Такие громкие — оглушающие — мысли и такие ничтожные действия — шаг вперёд, рваный вдох, выдох:

— Нила!

Та вернулась к Веоре — или не к ней, конечно же не к ней, что она о себе возомнила? — в образе настойчивой студентки, высохшей, почерневшей от тяжести чужой души. Вымазанная в крови и гари, растрёпанная, безумно улыбающаяся, безумная… Веора всегда знала это — глубоко-глубоко в душе, — понимала, что Нила давно сошла с ума по лунной тропе, но думала, что это не так уж важно. Нила обернулась к ней, тряхнула головой, резко, как делала каждый раз, когда нервничала, и Веора наконец-то увидела это. Чёрные иглы шипов, вспоровшие кожу на лбу. Зелёное пламя зрачков. Безумие. Настоящее безумие, а не то игрушечное, которое она видела — или хотела видеть? — до сих пор.

— Что ты наделала…

— То, что была должна, — Нила вскинула голову, глядя на Веору презрительно, так, как никогда не смотрела раньше. Словно на пустое место. — Не тебе меня судить, Змейка.

Сария хлопнула в ладони раз, второй, третий, размеренно, отсчитывая одной ей известный ритм. Веора растерянно застыла на месте, сжимая кулаки, выдохнула. Этот ритм вводил её в транс, напоминал о сути Мастеров ритуалов: главное — чёткая последовательность действий и вера в результат. Ни капли неверия или спешки. Этого порывистая Нила никогда не могла понять.

— Ты открыла петлю, жрица, — тяжело уронила Сария, — и надела Корону, которая тебе не принадлежит. Ты…

— Я! — закричала Нила, вскидывая руки, и на её пальцах заплясало зелёное пламя. — Я, я, я! В Пустоту высокопарные речи, Цветочек, моя богиня жаждет твоей смерти!

Она быстро зашептала, и пламя ударило в пространственный барьер, растеклось по нему тягучими каплями. Сорей покачнулся, стиснув зубы, но остался стоять на месте, и Веора почувствовала к нему невольное уважение. Она пыталась понять, чего добивается Сария, зачем упорядочивает мысли окружающих, заставляя сосредоточиться на себе и мерных хлопках. Это не походило ни на один известный ей ритуал.

— Во славу богини! — Нилу охватило радостно-жёлтое пламя, и во дворе академии стало светло как днём. Минами Маол, несносная девчонка, которую Веора едва заметила за всеми потрясениями этой ночи, встала рядом с Сореем. Её лицо, бледное и решительное, поразило: Маол всегда казалась пустоголовой сплетницей, и увидеть другую её сторону Веора оказалась не готова. Солнечный огонь погас, и площадь вновь погрузилась в дрожащий полумрак.

Веора должна собраться, должна! Мистрис она или нет?! По её груди, от сердца и дальше, растёкся холод. Иней покрывал ткань форменной мантии острыми узорами, юркими змейками разбегался по светлой брусчатке. Веора сжала кулаки и взмахнула руками. Ей стоило лишь подумать, чтобы нерадивых студентов постигла немедленная кара в виде увесистого проклятья, но Нила… Нила не заметила её чар, словно полыхающее в её руках пламя ограждало от всего наносного. От проклятий Веоры, от солнечного огня Маол, от гипнотического ритма Сарии.

— Смело, но глупо, — Нила качала головой и улыбалась, словно и не чувствуя той боли, что должна приносить Корона. Словно это всё — только игра, в которой победитель определён ещё до начала. Так самоуверенно. Так… привычно. — Вера, — она посмотрела на Веору. Своими глазами с чужого лица, — почему ты с ними? Я делаю это ради нас!

«Ради нас». Эти слова вонзились в сознание Веоры, отозвались в душе колким узнаванием: так Нила говорила перед тем, как они разошлись. Бредила о каком-то цветке, о воле Луны и долге предков, о том, что нашла дневники своей сумасшедшей прапрабабки. О том, что только умывшись кровью они будут счастливы.

Нет. Веора не поверила ей тогда, не поверит и сейчас. Она сжала кулаки и зашипела. Волосы свились в тугие косы, зрение изменилось, являя ей сумеречную картину мира, и она увидела. Два силуэта — зелёный и красный — там, где стояла Нила. Её-зелёную опутывали чёрные тернии, медленно раздирая на куски, а она-красная полнилась жизнью и силой. Веора почувствовала отвращение к ней, к той женщине, которую когда-то любила, не видя всей грязи её души.

— Чем ты держишься за Калейну? — спросила она тихо. Нила услышала, и её окровавленное лицо исказила однобокая ухмылка. Она не спешила отвечать, но взмахнула рукой — и ноги Веоры оплели колючие лозы, поползли вверх, обнимая бёдра и норовя захватить руки.

Сария закричала. Пространственный щит разбился, отбрасывая Сорея назад, впечатывая в стену Звёздной башни. Кинувшуюся к нему Маол поглотило зелёное пламя, и она упала на холодные камни без движения. Веора яростно забилась, пытаясь бороться с лозами, но она проигрывала, снова и снова проигрывала хитрости и силе Нилы.

— Я держусь за её любовь, — Нила прижалась к её спине, прошептала в шею, прогоняя по телу ледяные мурашки, — к тебе. — Веора не заметила, когда она оказалась так близко. — Иди ко мне, Ве-ра.

Снова. Ничего не менялось, пройди год или десять, разделяй их сотни лиг или один выдох. Одно касание — и Веора больше не мистрис и не умудрённая жизнью женщина, а глупая девчонка, ослеплённая первым чувством и сладким ароматом цветов. Она запрокинула голову, чувствуя, как горячая ладонь, обжигая ткань мантии, скользит по плечам и рукаву, обхватывает кольцом бугрящийся рубец Обещания. Знакомая боль отрезвила её, заставила отшатнуться и прижать ноющую руку к груди. Она поняла: Лунная Охотница всё видит и продолжает её наказывать.

Веора обернулась. За её спиной никого не было. Ведь Нила, увлечённая своей охотой, наступала на Сарию и Сорея, и вокруг неё полыхало зелёное пламя, и Луна смотрела на это с небес, круглая и серебряная, улыбалась. Колючие лозы осыпались к ногам Веоры ледяными осколками. Нила играла с ней: тогда, сейчас, смертью, жизнью, даже своей любовью. Веора знала это и раньше, конечно знала, но понять было куда проще, чем принять. Принять оказалось сложнее, чем выморозить собственное нутро, лишь бы ничего не чувствовать, чем заточить в ледяную темницу картины памяти и хрупкие цветы эмоций.

Хватит. Веора равнодушно смотрела, как Сарию пытается окутать зелёное пламя, как вспыхивает между ней и огнём искажённое пространство, и крутила в голове одно и то же слово: «хватит-хватит-хватит». Башня её терпения рухнула.

Лёд растекался по светлой брусчатке, поглощая всё больше и больше пространства. Его тихое потрескивание привлекло внимание Нилы. Она обернулась, и Веора поймала её взгляд. И не сдержала злой ухмылки. Остановить Нилу она не сможет, нет: на это не хватит ни сил, ни навыков, но задержать способна. Огонь и лёд схлестнулись, переплелись, как две ядовитые кобры, и отступили. Площадь заволокло туманом. Веора прикусила губу и прищурилась, чувствуя, как холодные капли воды оседают на её коже и превращаются в ледяные доспехи.

— Она должна умереть, Ве-р-ра, — зарычала Нила, в зелёных глазах цвела фанатичная уверенность в истине этих слов. Веора дёрнула головой. В её ушах нарастал грохочущий гул, предупреждая: правда. Но не истина, нет, истина снова пряталась под наслоениями чужих фантазий о ней. Кому, как не Зимней жрице, стряхнуть наносное? — Её душа станет даром моей богине!

— Не станет. Ты ошибаешься. Она ошибается.

— Она никогда не ошибается! — взвилась Нила. — Не смей сомневаться во мне и моей богине!

Веора ответила порцией льда в лицо. Нила никогда её не слышала, всегда только говорила и наставляла, и раньше ей казалось это нормальным. Потом — досадным, но неважным. А теперь разозлило до крайности. Две стихии вновь столкнулись, и каждая пыталась подавить другую. Веора понимала, что её лёд не продержится долго: его питали вера и спокойное знание, но сейчас она не обладала ни вторым, ни первым. Её гнали вперёд злость и смутное предчувствие: сейчас, ещё секунда — и вмешается третья сила, которая сможет поставить Нилу на место. Сейчас, ещё мгновение, ещё… Объятая огнём лоза стегнула грудь, отбрасывая назад, раскалывая лёд доспехов и вышибая из лёгких воздух. В глазах потемнело. Веора с хрипом вдохнула. Тело пронзила жгучая боль. За грохочущим гулом в ушах она не слышала ничего, и потому горячее прикосновение, опалившее щёку, заставило её вздрогнуть и в панике распахнуть глаза. Над ней склонилась Нила, — Найна? — и вместо зелёного огня в её глазах Веора увидела сожаление и боль. Она куксилась, как испуганный ребёнок, и шептала:

— Что вы… Что я?.. Мис-трис Инор, как вы? Почему вы… — Грязное лицо исказила злость. — Никогда меня не слушаешь!

Она сжала подбородок Веоры, заставив ту подавиться вдохом, и оттолкнула. Рядом, выбив из камня стены искры, просвистело боевое заклинание. Нила поспешно отступила, и огненные лозы последовали за ней. Веора увидела Сарию, потрёпанную битвой: рубашка грязна и подпалена, шнуровка жилета порвана, волосы всклочены, на щеке — свежая царапина.

— Ты могла убить меня декаду назад, — процедила Сария, и на её пальцах заплясали белые молнии, — так к чему это представление? — За её спиной стоял Сорей, а рядом с ним, опираясь на его плечо, — обожжённая, но живая Минами. Веора прикрыла глаза и прерывисто выдохнула: живы.

— Не могла, — Нила почти прорычала это, но в её тоне Веора услышала растерянность, — всё должно быть правильно. Твой проклятый род прервётся здесь и сейчас, и…

— Не прервётся! — выкрикнул Сорей, и Веора с досадой подумала, что он понял Нилу слишком буквально, а она явно имела в виду…

— …ты вернёшь то, что принадлежит моей богине, мерзкая притворщица!

…что-то другое. Род, всё связано с родом и его историей, а раз так, то мистрис Инор точно знала ответ, просто забыла, возможно, не придавала значения чему-то важному. Призрачный Меч и Цветочная Дева появились в одно время, это не древние рода, они не обладают большими средствами или численностью, но королевский род питает к ним странную слабость. Слабость… В этом дело? В месте у престола? Мелко, Элониль и так была ближе к нему, чем кто-либо.

— Я не знаю, о чём ты говоришь, — Сария была спокойна, и это вселяло веру в благоприятный исход. Слабую, но всё же.

Нет, дело не в королевской семье и не во влиянии, иначе Нила бы не говорила о своей богине. То, что принадлежит Охотнице, находится у Сарии. Какой же бред, брать вещи Лунной могли только самоубийцы — мстительней богини было не найти!

— Знаешь, — Нилу трясло, и огненные лозы хаотично свивались вокруг неё. — В дневнике основательницы всё написано. Как твоя жалкая бабка обманула обеих богинь!

Верно. Оба рода основали те, кто вернулся из Ниндара и пожелал остаться в Аэнавилле. «Герои», как их называли тогда. Те, кто остановил Полнолунный культ, не позволив ему расползтись по миру как плесень. Те, кто стал враждовать, едва отзвучали слова присяги. Никто не знал, что они не поделили: на все вопросы ответом было молчание.

— Стражница спасла ей жизнь, и не тебе спорить с её решением! — Сария метнула молнию в Нилу столь быстро, что Веора едва успела заметить. А Нила увернулась. Так просто, словно это ничего ей не стоило.

— Не мне, — она склонила голову, и огонь притих на миг, чтобы тут же вспыхнуть ярче прежнего. — Но моей богине!

Тихо вскрикнула упавшая Минами.

— И не ей, — вкрадчиво прошелестело над виском Веоры.

Всё произошло слишком быстро. Вспышка, звон, крик — и огонь погас, погружая мир в темноту.