Мира из Когшара

Долина Цветов дышала теплом с самого рассвета. Роса высыхала медленно, но летнее солнце неумолимо забирало воду себе. Кто из обитателей долины успевал встать пораньше — тот и напивался вволю. Остальным приходилось ухищряться и тянуть влагу из трав или копать маленькие водяные ямы. Первым обычно занимались насекомые, вторым — мелкие зверушки. Люди не жили в долине вот уже тысячу лет.

Когда-то здешняя трава была взрослому мужчине по пояс. Здесь жили скотоводы, чьи коровы и лошади считались лучшими на западе Эвры. Однако богатством земли долины они распоряжались бездумно, не глядя в будущее, и в конце концов трава совсем перестала расти. Люди погнали свои стада на новые пастбища, вступили в Великую степь и стали первыми кочевниками. Говорят, пустырь на месте долины облюбовали великаны, чтобы играть в камни — они метали с Низких гор огромные глыбы, пытаясь одним броском достать до Светлого леса. Но вскоре чародей Синка́р, основатель Нави́ра, усыпил великанов и первым прошёл по пустырю как путник, петляя между великанскими глыбами.

Долина снова зацвела пять сотен лет назад, и с тех пор никто не покушался на её травы. Эти земли уже считались навири́йскими, когда здесь проложили Дорогу на Север, самый длинный торговый путь на Эвре. Лишь проезжающими караваны могли оценить красоту Долины Цветов, да редкие одинокие путешественники.

Путь Синкара, который Дорога на Север оставила без внимания, был извилистым и после того, как великанскими глыбы превратились в прах. Тем не менее, в Виноми́р, один из красивейших городов Навира, по нему можно было добраться быстрее. Здесь часто проходили жители Кога, южного соседа Навира, чьи территории начинались за Низкими горами и обрывались где-то в Великой степи.

Сейчас по пути Синкара, который купцы именовали не иначе как Пьяной тропинкой, шла девочка. Утром она спустилась с Низких гор и застала рассвет уже в Долине. Привычным взглядом находя полевых хомячков и рыжих бабочек, девочка быстро шагала по пыльной петляющей дорожке через море цветов. Подняв голову, она улыбнулась — в небе над ней летел белый журавль. По преданиям Кога, он хранит долины и болота Запада и провожает одиноких путников по своим владениям. Девочка знала, что под его крылом ей не грозит ничего плохого. Именно поэтому она не стала дожидаться каравана, проходящего через Ко́гшар, чтобы присоединиться к нему и пройти в Навир по Дороге на Север. Кто знает, что за люди будут рядом в таком путешествии? Журавль же испытанный друг странствующих — с ним надёжней…

Девочку звали Мирой, и Когшар, столица Кога, был её родным домом. А точнее, маленький домик на окраине города, за крепостной стеной. Оставив там тихую мать, Мира направилась в Виномир к подруге Лике погостить на пару дней. В Навире она уже бывала, но лишь на окраинах, таких как эта долина и лес впереди, который далёкие от природы навирийцы успели прозвать Чёрным, но в Коге он до сих пор носит обратное название — Светлый.

Шагая по долине, Мира много вертела головой, и её тёмно-русые косички подхватывало сильным летним ветром — в Долине Цветов не было жарко несмотря на палящее солнце. Девочке всё вокруг было знакомо с детства, но сейчас казалось новым, интересным, по-иному красивым, чем раньше. Она не слышала стрекота кузнечиков, пения полевых птиц, шороха ветра и жужжания пчёл, ведь в ушах у девочки было два холодных камешка, от которых верёвки из неведомой в Коге материи шли к маленькой музыкальной шкатулке у Миры в кармане.

Три дня назад девочка обежала, кажется, весь Когшар в поисках людей, обученных петь, и попросила их всех исполнить по одной песне, пока она держит шкатулку рядом, нажимая на какую-то боковую выпуклость. Как писала в письме подруга, подарившая ей шкатулку, это позволит слушать пойманные песни сколько угодно раз, не прибегая к помощи певцов. Чудо сработало, и теперь Мира наблюдала за жизнью Долины Цветов под балладу менестреля с ближайшего к дому девочки постоялого двора:

   Прекрасны кони Перегива,

       Им равных нет.

   Взлетают к солнцу пряди гривы

       И ловят свет.

   Копыта бьют степные травы —

       И пыль столбом.

   С людьми они спокойны нравом

       И любят дом.

   Но зависть есть к такому диву,

       Предвестник бед.

   Коня украсть у Перегива

       Решил сосед…

Он рассказывал, что придумал эту балладу, пока жил у кочевников и слушал их бесконечно долгие легенды о предводителях прошлого.

«Я всегда засыпал на середине, — посмеивался менестрель. — У костра в летнюю ночь невозможно сидеть так долго. Но однажды я пересилил себя и дослушал одну из легенд до конца. В балладе я кратко пересказал её, но кочевникам моя версия не понравилась. Я недолго оставался с ними после этого».

Мира так и видела его сейчас — худого гибкого мужчину с русыми кудрями без намёка на седину, тонкие пальцы бережно трогают струны гитары. Когда он только пришёл в Когшар, менестрель ещё носил небольшие, по меркам кочевников, усы, но в первый же день сбрил их. Странники, с которыми была знакома Мира, говорили, что проще всего определить, из какой части Эвры мужчина — надо только посмотреть, есть ли у него борода и усы.

На севере суровые гарди́ны, велима́нцы, ю́рки и прочие народы считали бритьё бесчестным занятием, порочащим мужскую честь, а потому северяне-мужчины носили и бороды, и усы. На востоке то́ны, ба́каны и ещё кочевники предпочитали только усы, причём ем ближе к Великому озеру, тем усы становятся длиннее. На западе брили и усы, и бороду, о чём Мире было прекрасно известно — и её отец, пропавший без вести год назад, и дед, до сих пор живущий в самой западной стране Эвры под названием Ман, никогда не носили усов и бород, да и все остальные знакомые мужчины тоже. На юге же усы тщательно сбривались, однако бороду мужчины Тарму́тии и Цуньше́да не трогали.

Услышав об этом впервые, Мира попробовала представить таких мужчин и почему-то не смогла. Купцы Тармутии, проезжавшие через Когшар, все как один не следили за своими усами, так что девочка решила, что слова о простоте такого способа различить уроженца юга весьма преувеличены.

Странники вообще любили привирать, лишь бы слушать было интересно, и, судя по понимающим улыбкам, местные жители об этом прекрасно знали. Мира же была уверена, что мир и так удивительный и интересный, поэтому не видела смысла его приукрашивать.

В школе её учили многому, но лучше всего девочка овладела картографией и письмом. Удивительно, но ни один из одиноких путешественников, забредавших в Когшар на памяти Миры, не был грамотен и даже не хотел никогда записать ничего из того, что видел своими глазами. «Вместо того чтобы сказки рассказывать, лучше бы правду писали», — хмуро думала девочка. Как говорили когшарцы, «никому не веришь — делай сам», и Мира последовала этому старому и мудрому совету.

Низкие горы девочка прошла за два дня и мало что смогла написать на их счёт. На этих горах снег появлялся только в конце осени и таял с первыми лучами тепла весной, а в остальное время вершины из голого камня и ущелья, покрытые травой, не представляли ничего интересного. Ночевать там было холодно и сухо, но нужно ли кому-нибудь об этом рассказывать?..

К полудню третьего дня Мира достигла крестовой развилки. Кто проложил дорогу с запада на восток в Долине Цветов, было неизвестно ни Когу, ни Навиру, но и в других местах люди помнили создателя не каждого пути. Мире эта дорога была не нужна — Навир впереди, на севере, — но по старому обычаю у развилки полагалось остановиться и отдохнуть. Пращуры верили, что все решения надо принимать без спешки, в том числе решение о том, на какую из тропинок на развилке ступить дальше. Ведь может статься так, что судьба не позволит вернуться и выбрать другой путь.

Мира давно стянула с плеч свою коричневую курточку с капюшоном, и теперь положила её на траву, чтобы присесть. Достав из заплечной сумки несколько маминых сахарных хлебцев и тетрадь, девочка стала есть и тут же записывать мысли о путешествиях с песнями в ушах. Она не видела таких диковинных музыкальных шкатулок ни у одного путешественника. Ещё бы, их ведь привозят с Той Стороны для богатых навири́йцев, ри́тов и центориа́н, а ни в Навире, ни в Ри́тии, ни уж тем более в Центо́рии богачи никуда не путешествуют. Когда ты богат, твоё золото, твои дома, драгоценности или животные — смотря в чём измеряют богатство в твоих местах — держат тебя на месте, заставляя охранять себя, беречь и приумножать. Когда за душой нет ничего, как у Миры, ничто не мешает нырять в этот мир с головой и искать приключений.

Девочке на секунду даже показалось, что её шкатулка стала последним штрихом в подготовке к доли путешественника, и вот теперь можно наконец отправиться в дальние страны, дойти, может быть, до Великого озера даже дальше, в сказочный Собакан, где живут люди с пёсьими головами… Но потом Мира спохватилась, что ещё не закончила школа — а именно это она считала обязательным для долгих путешествий. Как отправляться в путь, не зная ничего о странах, в которых хочешь побывать? И ладно бы о них ничего не было известно, как об О́нии, Хеза́ше или Костре, но если уже многие путники истёрли свои подошвы о тамошние камни? Дело ли открывать их заново, чувствуя себя слепым котёнком в толпе смеющейся ребятни человеческой?..

Однако о других странах в школе пока рассказывали мало. Единственный учитель из Навира преподавал детям только картографию, которую так любила Мира, и лишь от него можно было услышать что-нибудь о шумном Цуньшеде, о неторопливой Центории или о грозном Велима́не. На остальных уроках учителя пытались приспособить будущих полноправных когшарцев к жизни в родном городе в качестве градостроителей, писцов, слуг при дворе и некоторых других умельцев, чему не могли их научить ни родители, ни живущие в городе мастера. Учителя дружно считали, что из Миры выйдет отличный мастер письма, даже прочили ей место писца во дворце короля, что уже считалось чем-то из ряда вон выходящим, но у девочки были другие планы.

Сидя на траве, она подумала о том, что надо посоветоваться с подругой и решить наконец, куда первым делом направиться после окончания школы. Вариантов было предостаточно. Однако то, что Лика переехала в Виномир, было весьма дурным знаком. Мира сильно подозревала, что подруга не сможет путешествовать с ней.

Дожевав последний сладкий хлебец и с сожалением отметив, что дальше на еде придётся экономить, Мира поднялась с земли, забрала свою куртку и, как смогла, подняла руками травы, примятые во время перекуса. Это тоже был старинный обычай, родом из тех времён, когда чётких границ между странами ещё не существовало, а язык коренных жителей Кога ещё не смешался с навирийским. Тогда считалось зазорным оставлять после себя слишком много следов. Навирийцы шутили, что именно поэтому люди почти ничего не знают о тех временах.

Мира устремилась дальше к лесу. Журавль всё это время летал над ней кругами. Никому из жителей Кога не пришло бы в голову задаваться вопросом, как птица не устаёт, не спускаясь с неба целый день или даже дольше. А вот навирийцы, пожалуй, удивились бы. Они давно уже не верили в хранителей природы, посланных богом Приром.

Девочка шла и думала о том, что она о хранителях услышала не от родителей, а от старого лесника, чью избушку она наверняка встретит по дороге. Родители лишь подтвердили — да, есть такие, очень древние и могущественные духи. Старик же глядел лукавыми добрыми глазами на то, как маленькая Мира уплетает за обе щеки малину, и рассказывал истории о людях, осквернивших хранимое место. Духи в виде животных свирепо расправлялись с негодниками, поправшими их гостеприимство. Однако Мире хранители никогда не казались страшными, она доверяла им, а они ей. Лесник же скорее относился к ним с уважением.

— Дедушка Ку́мос, вы всегда-всегда жили в лесу? — с интересом спрашивала тогда Мира.

— Нет, дитя, — улыбался старик, гладя девочку по голове. — Нас в Навире в столице было много таких — мы выступили против тогдашнего короля, Карфуса. Слышала о нём?

— Правил три месяца, потом был отравлен? — попыталась угадать Мира. Все истории о скверных королях, которые она знала, были примерно такими.

— Почти, — усмехнулся старик. — Он повесил многих наших сторонников. Мне было лет двадцать всего, так что меня с самыми молодыми отправили сюда, в Чёрный лес, в изгнание. Он правил всего год и погиб в битве на Малой равнине. Новый король, правда, не отменил приказ, так что мы застряли тут. Остальные, вон, деревню на опушке выстроили, вполне довольны были… А меня обида взяла крепко. Я и ушёл от них в лес и нашёл тут своё успокоение. Природа удивительные вещи делает с человеком…

Мира спросила, что такое изгнание, и узнав ответ, очень удивилась. Ей не показалось это наказанием такой же силы, как казнь через повешение. Силком отправить людей в бесконечное странствие — даже звучит смешно.

— Мала ты ещё, девочка, — теперь уже грустно улыбался старик. — Дай тебе Созидатель не узнать, что такое невозможность вернуться домой…

Вера навирийцев отличалась от той, в которой выросла Мира. Жители Навира полагали божественными два начала — созидающие и разрушающее, а потому единственными их богами были Созидатель и Разрушитель. Поговаривали, что есть у них и другие, истинные имена, но знают их лишь верховные жрецы.

Надо обязательно показать старику шкатулку, подумала Мира. Пусть послушает песни из Когшара. Ведь были среди них и такие, которые посвящены божествам:

   Гонит Прир лошадей по Великой степи,

   Им навстречу с Холмов опускается Дун,

   И пока её конь еле слышно храпит,

   Наблюдает за ними Малозур-колдун.

   Ветер Дун облегает, как платья у дев,

   Небеса ей подвластны и линии вод,

   Прир же правит землёй, её жизнью согрев,

   Ну, а вместе они составляют весь год.

   Кто же правит людьми? С кем же твой оберег?

   Это Линия вечна и суетный Рег.

Мира нашла на шее собственный оберег — деревянный, как и у всех бедняков, медальон с изображением двух рук, крепко сжимающих друг друга. Одна рука была явно толще и короче другой — подчёркнуто мужская, а вторая изящнее — женская. Молились в Коге только Лилии и Регу, остальные не общались с людьми напрямую, посылая посредников — таких, как хранители природы.

К лесу Мира подошла только под вечер, когда солнце едва коснулось западного края небес, где начинались Левые холмы, с которых спускалась Дун в песне про богов. Девочка в последний раз за сегодня взглянула в небо, где журавль, прощально махнув крылом, уже разворачивался, чтобы вернуться домой. Мира проводила его поклоном и снова обернулась к лесу. Из-за ближайшей ели уже вышел толстый чёрный кот. Потеревшись о ствол, он подошёл к девочке и коротко мяукнул. Мира поняла, что дух леса ждал её, и погладила кота по лохматой спине. Тот довольно заурчал и степенно направился в чащу.

Кот игнорировал тропу Синкара и шёл своими звериными путями по старым иголкам, чешуйкам шишек, упавшим сучьям, листьям и невысокой траве меж корней. Девочка доверилась духу и шла следом, ведь никто не знает лес лучше его обитателей. Вскоре зверь и человек вышли на небольшую поляну, скрытую от неба листвой больших деревьев. Здесь не было ни муравейников, ни звериных нор, ни коварных корней — ничего того, что могло бы помешать выспаться, только трава и листья. Мира радостно устроилась на ночлег, мысленно поблагодарив духа леса. Кот снова мяукнул, а после лёг рядом с девочкой и заурчал. Стало тепло и спокойно, и Мира заснула.

***

Разбудило девочку громкое мяуканье где-то вдали. На поляне стало холоднее — кота рядом не оказалось. Должно быть, мяукал именно он. Листва пропускала редкие солнечные лучи — утро уже наступило. Мира поспешно вскочила и собралась идти дальше. Поколебавшись, она не стала завтракать на траве — дух леса явно звал её, так что девочка решила поесть на ходу, благо её припасы не нужно было готовить.

Пробираясь сквозь заросли папоротника, Мира шла на голос кота и думала о том, почему тот так спешит увести её с поляны. Может, туда скоро придёт злобный кабан? Или земля резко провалится? В любом случае, кот явно уводит её от опасности, иной причины так спешить Мира не видела.

Мяуканье удалялось всё дальше, и девочка никак не могла догнать кота, даже чёрный хвост не мелькал между стволами. Неожиданно Мира вышла на тропу — не звериную, а человеческую. Путь вёл на север, и именно оттуда теперь доносился кошачий голос. И тут, как будто расступившиеся деревья очистили заодно и сонливость и обострили слух девочки, Мира различила, что кот не просто звал её — он плакал, чисто по-кошачьи плакал, как будто приключилась большая беда. Миру охватила тревога, и она побежала вперёд как можно быстрее. Что за сила вообще смогла причинить вред такому могущественному существу, как дух леса.

Мало-помалу Мира начала узнавать места, мимо которых пробегала. Грибные поляны, малинники, ветвистые низкие деревья, по которым она любила лазать в детстве — дорога вела её к избе лесника.

Вскоре стали попадаться на глаза признаки присутствия человека в этих местах: дорога тщательно подметена, некоторые ветви аккуратно срублены, а другие подвязаны белыми лентами — так в Навире привыкли помечать в лесах близость человеческого жилья. Дорога пошла влево, и до Миры долетел запах гари. Она подняла голову и увидела столб дыма впереди. Мяуканье наконец начало приближаться, и вот девочка выбежала на поляну, где стоял когда-то дом лесника.

Теперь на этом месте остались лишь обгорелые стены — дубовые брёвна не рухнули даже под пламенем, в отличие от лёгкой крыши и хрупких стёкол. Кое-что ещё продолжало гореть, а от дыма вмиг стало тяжело дышать.

Мира нашла кота на противоположной стороне пожарища — жадный огонь поглотил траву за домом и намеревается перекинуться на деревья. Духу леса почему-то никак не удавалось отвести пламя, и он звал на помощь свою юную гостью. Девочка достала из сумки флягу с водой и постаралась залить особенно наглые язычки огня, а затем принялась топтать пламя ботинками и забрасывать землёй. Кот помогал ей, усиленно работая задними лапами — клочья земли так и летели от его когтей.

Справившись с огнём, Мира бросилась в разрушенную избушку, боясь обнаружить там обгорелое тело лесника. Но обойдя всё пепелище и перекопав весь пепел, девочка ничего не нашла. «Скорее всего, старик Кумос жив, только вот где от спрятался от пожара?» — подумала Мира. Кот благодарно потёрся об её ногу. Девочка рассеянно погладила его, а потом задумчиво посмотрела на духа леса и спросила:

— Дикий посланник Прира, ты случайно не знаешь, где сейчас хозяин этого дома?

Она не знала точно, как нужно обращаться с духом, ведь в Коге молились только Лилии и Регу… Но, кажется, кот её понял. Он моргнул, обернулся на дорогу, потом посмотрел на девочку, коротко мяукнул и побежал вперёд, высоко подняв хвост. Мира без колебаний подхватила сумку и отправилась следом, оставив за спиной большое пепелище, похожее теперь на следы костра какого-нибудь великана.

Хранитель немного поплутал по притихшему, как будто опечаленному лесу и в конце концов вывел девочку обратно на путь Синкара. Мира вслед за котом снова шагала на север, и дух леса не останавливался, пока они не достигли опушки. Девочка удивлённо ахнула — она рассчитывала пересечь Светлый лес за сутки, а судя по солнцу, теперь был только полдень.

Как бы ни было много света в лесу, Мира вздохнула свободнее, выйдя на открытое место. В детстве она любила укромный мир под кронами деревьев куда больше, чем теперь.

Кот сел рядом с крайней елью, за которой начиналось вспаханное людьми и сейчас заросшее колосьями поле, и снова мяукнул, отмечая, что не может идти дальше. Мира в последний раз погладила хранителя, поклонилась ему на прощание и направилась к колосьям. За полями виднелись крыши избушек — деревня остальных изгнанников из Навира.

***

Мира ожидала, что придётся отвечать за смятые колосья — она не нашла тропинку и прошла напрямик, — но никто не вышел с криками ей навстречу. В деревне было подозрительно пусто и тихо. В такой чудесный летний день никто не косил траву под окнами, не гнал скот на пастбища, не копался в огородах, не болтал с соседями на улице — однако, люди не исчезли из деревни: из-за штор или ставней на Миру глядели внимательные глаза изгнанников и их семей.

Девочка ещё не бывала здесь, но по рассказам Кумоса помнила, что тут в числе прочих живёт Рий-стекловар, который помогал леснику с окнами в избе, и Хат-ткачиха, которая всей деревне шьёт и чинит одежду. Вспомнив, в какой избе должна быть вторая, Мира постучала в дверь. Не сразу, но ей всё-таки открыли. На пороге стояла сгорбленная старуха, закутанная в шерстяной серый платок.

— Кто пожаловал? — недружелюбно спросила она.

— Я Мира из Когшара, — представилась девочка. — А вы и есть ткачиха Хат?

— Я, — подтвердила старуха. По выражению полуслепых глаз было видно, что её насторожила осведомлённость Миры.

— Я иду в Виномир из Кога, что за Низкими горами, — девочка указала рукой на юг. — Вы помните лесника Кумоса? Сегодня утром я нашла его избу сожжённой… Но самого лесника там не было. Не знаете, где я могу его найти теперь?

Старуха Хат долго молчала, глядя на девочку. Мире стало неуютно, и она собиралась было нарушить молчание, но тут ткачиха произнесла:

— Заходи, — и, отвернувшись, пошла в глубину дома. Девочка не ожидала этого, но всё же прошла следом, закрыв за собой дверь.

Старуха провела девочку через сени в комнату к столу у печи и поставила перед Мирой кружку молока и кусок живого хлеба — живым в Коге называли свежий, только сегодня испечённый хлеб. В отличие от сладких хлебцев, которые вчера доела Мира, хранился он недолго.

Девочка села к столу, недоумевая, чем заслужила угощение. В Когшаре привечали каждого странника, но живым хлебом с молоком кормили очень редко. Это домашняя пища, не для чужих людей. Может, земли изгнанников нечасто посещают путники?..

— Они пришли ночью, — без предупреждения начала рассказ старуха, пока Мира ела очень вкусный тёплый ломоть хлеба. — Попросились к Рию переночевать. Человек пять пеших; костюмы у них были странные, не навирийские и не ко́говы. Всё расспрашивали про то, как он стекло делает, использует ли магию. Рий рассказал, и они отстали от стекла, начали про окрестные места спрашивать, где, мол, магии больше. Рий указал им на север, в Виномир. Утром его ограбили.

Мира поперхнулась и поняла, что попыталась проглотить хлеб, не жуя, так внимательно слушала. Пока девочка не понимала, при чём тут лесник. Хат говорила тихо, приходилось напрягать слух, чтобы не переспрашивать.

— Очистили весь дом, его самого чуть не убили. Сбежал к соседям, от них рассказ и разнёсся по всей деревне. Тут же из леса пришли остальные — тоже пятеро, но с лошадьми. Они почему-то не седлали их, вели на верёвках, как коз. С собой вели и Кумоса, связанного. Они ушли на север сегодня. Наши боятся, как бы не нагрянул кто-нибудь ещё, вот и сидят по домам.

Мира кивнула, благодаря за рассказ.

— Что ж, если они идут в Виномир, нам по пути. Спасибо вам за угощение, бабушка Хат. Мне пора идти.

Старуха прищурилась.

— Одна девочка на десятерых мужчин? Ты жаждешь умереть, дитя?

— Нет, конечно, — возмутилась Мира. — Но Кумос мой друг, и он уже стар, ему не сбежать одному. Я могу ему помочь. Когда эти скверные мужчины заснут, я развяжу лесника и мы убежим.

— Наивное дитя, — покачала головой ткачиха. — Нет уж, сегодня ты никуда не уйдёшь. Если ты шагаешь от земель за Низкими горами, девочка, ты, должно быть, очень устала.

Старуха налила в кружку новую порцию молока из кувшина.

— Переночуй у меня, а там видно будет, — заключила ткачиха.

Мира замерла. В Коге от молока не отказываются, и Хат наверняка об этом известно.

«Ну ладно, я всё равно быстро хожу — вон как лес в два раза скорее одолела, — решила Мира. — Эти поджигатели тоже пешком идут, почему-то не используя лошадей, а с ними старик, который наверняка постарается их задержать. Обязательно догоню их завтра».

И она принялась за молоко.

***

До вечера Мира сидела в избе Хат и говорила с ней обо всём, что могло пригодиться в дальнейшем.

— Королём у нас сейчас Хелдон Третий, но да вряд ли тебе это понадобится, — вспоминала старуха. — В Виномире охрана неважная, так что будь начеку. До него идти ещё примерно два дня. Если опоздаешь к закрытию ворот на закате, попросись к кому-нибудь за стеной. Оно, конечно, есть секретные лазейки в стенах, но ими лишь воришки пользуются, лучше не рисковать…

Всё время, пока она говорила, пальцы Хат орудовали двумя прочными спицами. Вязание удавалось ей на славу — за каких-то минут пять в будущем носке появилось несколько новых рядов. Загляденье и только.

Мира с любопытством оглядывала жилище ткачихи. Здесь всё было словно укутано в пряжу. На столе лежали вязанные салфетки, с печи свисало неброское лоскутное одеяло с шерстяной подкладкой, по стенам висели макраме панно, по лавкам были разложены подушки, а пол укрывал пушистый ковёр, по которому так и хотелось пройтись босиком. Узоры на вещах были похожи — они напоминали рога.

В Навире люди ценили символику простых фигур: круг у навирийцев обозначал землю, треугольник — огонь, а квадрат — небо. Символа для воды никогда не было — навирийцы не воспринимали её как великую стихию, что никого не удивляло: большие реки бежали в стороне от их земель, а озёр и выхода к морю не было совсем. А уж выказывать почтение животным, изображая среди узоров их символы, в Навире точно не стали бы.

Тем не менее, Хат была среди отступников, приговорённых к изгнанию, а потому от неё можно было ждать чего-то неуместного для навирийцев. Может, бунтовщики выступали за признание королём природы, от которой навирийцы так старательно отворачиваются, и именно поэтому были рады присоединиться к ней в изгнании?..

— Бабушка, — подала голос Мира, — а что значит эти узоры?

Она указала на ближайшую салфетку, но Хат и не взглянула на своё творение.

— Если ты так давно знакома с Кумосом, — удивилась старуха, — то почему не знаешь простых вещей? У Созидателя когда-то были рога…

Мира разочарованно вздохнула. Как бы ни гордились изгнанники своим статусом, они недалеко ушли от навирийцев.

Легенда о рогах была известной — Созидатель, как утверждали жители Навира, создал всё, в том числе и природу, и тогда же отрастил себе рога. Однако их пути с природой разошлись навечно после того, как были созданы люди, которых попытался сломать Разрушитель. Созидатель решил, что двуногие создания, в которых образовался конфликт тяги к созданию и тяги к разрушению, больше нуждаются в его помощи, и оборвал свою связь с природой, позволив Разрушителю отрубить себе рога. Естественно, в Коге эту историю не любили. Одно дело дать Приру и Дун жить своей жизнью, не беспокоя их людскими просьбами, но оставлять природу без бога, без хранителя вообще…

На закате Хат отвела девочку в спальную комнату. Небольшая кровать была прикрыта шерстяным одеялом. Старухе было холодно даже теперь, в середине лета. Другого спального места в комнате не было.

— Ложись, девочка, — сказала Хат. За последние часы её голос стал гораздо ласковее.

— А как же вы? — Мира замотала головой. Гостеприимство гостеприимством, но не заставлять же старушку спать на полу, хоть тот и здесь укрыт пушистым ковром.

— А я поработаю ещё, — Хат кивнула в сторону ещё одной двери кроме той, в которую они вошли. — У меня много дел, девочка.

Кроме самого мастера в мастерскую могут входить лишь его ученики. Так их секреты точно не украдут никакие злые силы. Мира рассудила, что комнату, в которую удалилась старушка, можно приравнять к мастерской, и безропотно осталась в спальне одна. Одеяло было душным и кусачим, так что девочка отложила его в сторону и укрылась своей курткой.

Мира лежала, глядя в потолок, и слушала, как стучат за стенкой станки, пока не сообразила, что сегодня за весь день она ни разу не включила свою музыкальную шкатулку.

Удивительно, но поспать ей почти не удалось, да и не хотелось. Мысли полнились осознанием чужеродности Навира — хоть и добрый сосед, а чужой — и планами догнать поджигателей и спасти Кумоса. Мира не гадала, что им нужно от старика, но раз за разом представляла предполагаемый лагерь похитителей, усталое благодарное лицо лесника и лунный свет, под которым они растворяются в ночи. Первое приключение в жизни девочки начиналось прямо сейчас, но она уже твёрдо знала, чем оно закончится.

Ей приснился чёрный кот, встречающий её и лесника, и даже проснувшись, девочка продолжала слышать его радостное мяуканье. Однако встав с постели, Мира разобралась, что это старуха Хат разговаривает с кем-то на улице. Девочка надела куртку и вышла в комнату со столом, собираясь позавтракать перед дорогой. Но тут ткачиха вернулась из сеней и, неожиданно тепло улыбаясь, произнесла:

— Там пришли к Мире из Когшара, девочка.

Недоумевая, Мира прошла за старушкой на улицу… и не увидела никого, кроме трёхцветной кошки, чинно сидящей у порога.

— И кто же меня звал? — спросила девочка у Хат.

— Мяу! — воскликнула кошка. — Здравствуй, девочка. Меня зовут Мур, и мой отец прислал меня, чтобы тебе помочь.