Заставленный самыми вкусными и сытными блюдами праздничный стол.
Запахи смешиваются между собой и действуют словно дурман, а во рту тут же собирается горькая слюна.
Прямо напротив меня стоит тарелка, полностью заваленная салатом.
Посередине салата, в самом центре тарелки лежит крохотный кусочек печёной рыбы, а рядом расположились два тоненьких ломтика сыра.
Двести десять килокалорий навскидку.
Много. Слишком много.
Но недостаточно для родни — вон мама уже обеспокоенно поглядывает в мою сторону.
Сжав покрепче зубы, я тянусь к запечённой индейке и отрезаю от неё значительный кусок, после чего аккуратно кладу его в ворох листьев и овощей на своей тарелке.
Около четырёхсот пятидесяти килокалорий.
Лучше бы я осталась дома.
Мама заметно расслабилась и улыбнулась, а после удосужила меня лёгким одобрительным кивком.
Лицемерка.
Решила обратить внимание на мой рацион? Вау. Достойно премии. Интересно, а какую роль в столь повышенном внимании к моей скромной персоне сыграли сидящие за столом гости, что то и дело рассыпались восклицаниями о том, как сильно я похудела? Или тетя, которая обеспокоенно смотрела то на меня, то на мою тарелку, стала решающим фактором? А то, что я уже третью неделю питаюсь тремя листьями салата, стаканом чая и одним яблоком в день тебя не особо волновало.
«Вау, как ты похудела, продолжай в том же духе!»
«Наконец-то ты взялась за ум и озаботилась своей фигурой, я горжусь тобой.»
Ненавижу.
Три обморока за неделю, ожог горла и раскрошившийся зуб.
«Продолжай в том же духе!»
Живот болит. Опять.
В этот раз не желудок, а что-то под рёбрами. Кажется, селезёнка.
Чёрт.
Сжав в руке вилку, я протыкаю нежное мясо индейки. Отломив от нее кусок поменьше, всё той же вилкой я пропихиваю мясо в рот, тут же сжимая напряжённые губы.
Вкусно!
Рот мгновенно наполняется слюной, а рецепторы будто взрываются.
Как же, блять, вкусно…
Когда я в последний раз ела что-то настолько вкусное? Где-то месяц назад? Или больше?
Глаза начало пощипывать и я как можно быстрее проглотила кусок. Не хватало ещё и расплакаться прямо за новогодним столом.
Мясо падает куда-то вниз, царапая и без того воспалённое горло. Стараюсь не морщиться. Желудок сковывает ужасным спазмом, но благодаря шумному телевизору, разговорам между гостями и крикам беснующихся детей никто не замечает громкого урчания.
Мама уже потеряла ко мне всякий интерес и теперь присматривает, чтобы мелкий не снёс ёлку своей беготней.
Душевно.
Окинув стол очередным уставшим взглядом, я, неожиданно для самой себя, натыкаюсь на печальные глаза тети.
По спине тут же скользит мерзкая ледяная змея паники, а сердце падает куда-то вниз.
Она знает.
Тут же утыкаюсь в свою тарелку, стараясь не поднимать головы.
Она точно знает.
Блять.
Стараюсь незаметно поправить рукав, чтобы не дай бог кто-то ещё что-то заметил. Если тетя решит со мной поговорить, то я могу не сдержаться и выпасть в истерику прямо здесь.
Надо уходить. Срочно.
Скажу, что мне плохо, да. Так можно оправдать и отсутствие аппетита.
Посетую на боль в животе, демонстративно поковыряюсь в почти нетронутой еде и спустя минут пятнадцать выйду из-за стола с дежурной напряжённой улыбкой и скажу, что мне что-то совсем нехорошо. А после подойду к маме и шёпотом, но так, чтобы меня слышали сидящие рядом родственники, отпрошусь домой.
Да, так и сделаю.
Главное — держать лицо и не выдать паники. Всё хорошо, у меня всё получится.
— Ух, что-то у меня живот болит.
Немного забавно хмурюсь и слегка кривлю губы.
Бабушка тут же реагирует на мои слова и, на секунду прерывая трапезу, сочувственно смотрит на мое бледное лицо.
— Сильно?
Пиздец как.
— Не то что бы, но…
Бабушка мягко улыбается и кивает.
— Тебе принести что-то от желудка? Пьешь панкреатин? — бабушка тихо кряхтя поднимается со стула и вопросительно смотрит на меня.
В ответ я стараюсь улыбнуться как можно естественнее и киваю.
Бабушка уходит на кухню и я снова ловлю на себе взгляды мамы и тети. Виновато улыбаюсь и стараюсь вести себя как можно естественнее. Я не должна выдать своего волнения.
Бабушка приходит довольно быстро и даёт мне небольшую белую таблетку, за что я быстро благодарю ее и запиваю лекарство соком.
Все идет нормально, пока бабушка не напоминает, что таблетки нужно принимать во время еды.
Черт.
Пересилив себя, стараюсь впихнуть в себя как можно больше салата и как можно меньше мяса. Таким образом я растяну прием пищи и создам ощущение, будто я съела нормальную порцию.
Тем не менее мой запал быстро кончается и я постепенно ослабляю контроль, чтобы легенда о плохом самочувствии выглядела более правдоподобно. В конце концов, у меня действительно болит живот.
Это работает и вскоре моя просьба отправиться домой пораньше не вызывает ни у кого удивления. Мама соглашается довольно быстро и вскоре я уже стою на пороге, застегиваю куртку и повязываю на шею теплый шарф.
В дверях, когда я уже почти покинула квартиру, меня останавливает тётя. Она хватает меня за руку, вынуждая посмотреть прямо на неё. Сердце бьётся прямо в горле и я надеюсь, что мое выражение лица не слишком странное.
— Ты не хочешь о чем-то поговорить?
Стараюсь не вырвать руку и броситься вниз по лестнице, или сделать что угодно, лишь бы избежать <i>этих</i> вопросов.
— Нет, спасибо, что беспокоишься, — пытаюсь улыбнуться как можно естественнее, — все в порядке.
Видимо, получается не очень, потому что лицо у тети становится ещё более обеспокоенным.
— Ты же знаешь, что можешь рассказать мне обо всем, — тетя мягко берет мою ладонь и смотрит так нежно и больно, что действительно хочется ей поверить, хочется вывалить на нее все, что так долго терзало, царапало изнутри. Но я не могу.
Аккуратно убираю свою руку и опять улыбаюсь.
— Все действительно в порядке.
В этот раз ложь даётся гораздо сложнее. Кажется, будто род покрыт ужасной чёрной слизью, которая разъедает губы и язык. Наверное, тетя это последний человек в этом чертовом мире, которому я хотела бы лгать. Но я не могу все это вывалить на неё. Слишком страшно, слишком много, слишком опасно.
Последний раз смотрю на ее лицо, на котором отражается столько эмоций, что я не в силах различить хотя бы одну.
Как только дверь закрывается я шумно выдыхаю и стараюсь не упасть от накатившего облегчения.
Надо домой и как можно скорее.
Иду не различая дороги, тут и там спотыкаюсь об камни и бордюры. Один раз даже падаю, поскользнувшись на недавно замёрзшей луже.
Слава всем богам, что мне не попалось ни одного знакомого на пути.
По лестнице своего подъезда чуть ли не бегу, на ходу доставая ключи трясущимися руками.
Истерика настигает как только переступаю порог дома. Воздуха резко перестает хватать, а в голове набатом стучит паника.
Блять, блять, блять!
Это было слишком близко, я почти попалась.
Из глаз безостановочно начинают течь слезы.
Какая же я жалкая.
Ради чего все это? Почему я просто не могу быть нормальной?
Как же плохо. Мне плохо.
Сдерживая всхлипы стаскиваю с себя обувь и куртку. Руки трясутся, поэтому даже не пытаюсь повесить одежду в шкаф, а ботинки сложить на полочку. Шарф чуть ли не рвётся, когда я с силой тяну его с шеи.
Надо добраться до туалета и сделать это снова.
Открываю дверь в туалетную комнату и пытаюсь сквозь пелену слёз отыскать кран. На ощупь всё-таки нахожу его и включаю на полную поток холодной воды. Делаю как можно больше глотков, иначе ничего не получится или получится наполовину.
Когда живот становится похожим на шарик, выключаю кран. Слезы все ещё текут, даже не буду пытаться их остановить. Живот очень болит, от его заполненности даже дышать сложно.
Медленно подхожу к унитазу и становлюсь на колени. Сейчас главное сделать все быстро и правильно, а ещё постараться не поцарапать горло как в прошлый раз.
Открываю рот как можно шире и впихиваю внутрь почти всю ладонь. Моментально нахожу пальцами нужную точку.
Глубокий вдох.
Горло словно обжигает лава, весь мой и так не особо обильный ужин выходит наружу вперемешку с огромным количеством воды. Даже удивительно, что мой желудок способен удержать в себе столько жидкости.
Больно! Так ужасно больно и отвратительно. Перед глазами на секунду все побелело, но зрение, к счастью, быстро вернулось.
Главное не убирать пальцы до самого конца.
Рвота идёт через нос и я рефлекторно пытаюсь избавиться от кусков еды, застрявших в нём.
Мерзко, как же, блять, мерзко.
Вместе с едой и желудочным соком выплевываю сгустки крови.
Твою мать.
С перепугу убираю пальцы и сплевываю остатки. Горло нестерпимо жжет, а в желудке словно взорвали петарду.
Какого хуя, раньше не было крови.
Пытаюсь подняться к раковине, но ноги не держат и снова оседаю на холодный кафельный пол. Желудок опять разрывается от жгучей боли. Хватаюсь за живот и лбом упираюсь в плитку.
Что-то не так. Слишком больно, раньше такого не было.
Переждав очередной спазм, кое-как доползаю до раковины и, уперевшись в ее белые бортики, пытаюсь умыться и избавиться от мерзотного вкуса желчи и металла во рту.
В зеркало на меня смотрит, как минимум наркоманка, как максимум больная раком на последней стадии. Только волосы, разве что, на месте. Горько улыбаюсь своим мыслям. Докатилась. Кожа бледная до жути и от этого гигантские синяки под глазами кажутся черными. Такое ощущение, будто меня ударили в оба глаза. Губы потрескались и теперь кровят. Волосы прилипли ко лбу и щекам. Даже мертвецы выглядят лучше.
Очередной спазм заставляет морщиться и сильнее упереться в раковину. Нужно как можно быстрее убирать здесь и пойти лечь спать. Во сне хотя бы не чувствуешь боли.
Смываю унитаз и залипаю на крутящуюся воду.
Куда, блять, катится моя жизнь.
Медленно встаю и пошатываясь бреду в комнату. По дороге из последних сил убираю разбросанную одежду и обувь, а после каким-то невероятным чудом переодеваюсь в пижаму и наконец-то забираюсь под одеяло. Сжимаюсь в комочек, тщетно пытаясь согреться. В последнее время мне постоянно холодно, а ступни с ладонями и вовсе больше напоминают ледышки.
Холодно. И больно.
Надеюсь, я не проснусь.