А(с)мадей

Теплые солнечные лучи ласкали кожу, а прохладный ветерок игрался с золотистыми волосами ангела, нежно дотрагивался до больших белоснежных крыльев и шуршал в изумрудных кронах у того за спиной. Впереди, за высокой стеной, желтели песчаные барханы, среди которых вдали виднелись две человеческие фигуры.

Если бы хранитель Восточных врат не был так сильно погружён в свои тревожные мысли, что терзали и изводили его душу, то непременно заметил бы чёрного змея, который забрался на стену.

— Что я пропустил? — шипящий голос Змия был тих и отрешён.

Ангел вынырнул из омута своих нерадостных мыслей, повернулся к странному собеседнику, чей вид не вызвал удивления, а лишь толику любопытства.

— Ступень эволюции? — слова сами собой сорвались с губ, ангел вопросительно вздёрнул бровь.

К слову, у него, как и у всех прочих ангелов и херувимов, было имя — Асмадей. Только вот из-за ужасной бюрократии при назначении его хранителем Восточных врат где-то в куче, веренице бумаг, документов и прочей очень важной ерунды потерялась "с", о чём сам ангел ничуть не жалел. Так что, всё хорошо, все довольны, никаких ссор с начальством, тишь да гладь, и Амадей звучит не так старо и потрёпанно, а как-то ново и гордо, что ли.

— Ох уж эти ангельские шуточки, — демон устало вздохнул, словно одно воспоминание о крылатых тяготило его, чуть ссутулил плечи, пошевелил крыльями, и Амадею отчего-то показалось, что тому хочется закрыться ими, спрятаться от него и от всего мира.

Ангел почувствовал себя виноватым и вспомнил, что уже видел его. Даже не так. Это он пустил Змия в Эдемский сад и, по правде говоря, не думал раскаиваться. В конце концов, не должен же он защищать сад от животных, точнее от одного змея, коим демон был тогда. Дни шли, а Амадей то и дело находил взглядом Падшего, пристроившегося подальше и от него, и от людей, греющимся под солнцем на каком-нибудь суку, или, наоборот, спрятавшимся под своими крыльями. Но как бы то ни было, он оставался чернеющим пятном посреди буйства красок и цветов. Амадей не мог сказать, что видел в своей жизни множество демонов, но что-то подсказывало, что они должны излучать пугающую ненависть и злобу, а не боль и какое-то глухое отчаянье. Ему было жаль Змия. А когда он видел помятые крылья, новые, ещё не затянувшиеся, и старые раны на смуглой коже, взлохмаченные чёрные волосы, из которых торчали травинки, и, наконец, расцарапанное лицо с провалами, вместо глаз, то сердце как-то противно ныло в груди, и Амадей снова и снова одергивал себя, ведь что может быть хуже, чем жалость к врагу, пусть даже этот странный и молчаливый враг вряд ли хотел чего-то иного, как иметь свой тихий уголок подальше ото всех.

— И всё же это глупо.

Амадей уже успел испугаться, решив, что не заметил, как начал размышлять вслух, но запоздало вспомнил о неудачном диалоге, только на чём они остановились?

— Прости? — ангел робко улыбнулся, чувствуя уже осязаемую вину за свои мысли, будто они могли навредить демону.

— Я говорю, какой смысл создавать людей, вкладывать в них любопытство, искушать их, а затем гневаться на них за то, что они сомневаются, спрашивают, выбирают и ошибаются? Это всё равно, что проклинать ветер за то, что он дует, или солнце за то, что оно светит.

— Не стоит пытаться Её понять, — ангел повёл плечом, оглянулся, чувствуя себя до странного неуютно, будто бы находился под взглядом сотни, тысячи пронзительных глаз. — Пути Господни...

— Неисповедимы? Это ты хотел сказать? Да ты почти что образцовый ангел, — демон хмыкнул, а Амадею почудилось разочарование в его голосе. — Нет разницы, пытаемся мы Её Великий План понять или нет, Она чересчур молчаливая и безынициативная собеседница, так что, почему бы и нет?

— Другим есть, что терять, — бросил в ответ ангел, мазнув взглядом по большим чёрным крыльям. Внутренности словно стянулись в тугой узел, а по рукам пробежала мелкая дрожь.

Падение не было смешной шуткой. Слепой демон тем более.

Когда в воздухе повисла звенящая тишина, ангел, решив, что слова в этот раз прозвучали действительн Когда в воздухе повисла звенящая тишина, ангел, решив, что слова в этот раз прозвучали действительно обидно, поник, начав рассматривать серые камни, впитавшие за день солнечное тепло, которое понемногу начало улетучиваться, уступая место привычному холоду.

— Помнится, у тебя был пламенный меч, — вновь заговорил демон так, словно ничего и не было.

— Пламенел знатно. Ангел, куда ты его дел, а? — уголки губ дрогнули, но вместо улыбки или усмешки на лицо будто снова упала тень.

Амадей что-то буркнул, переступил с ноги на ногу, не зная, куда себя деть, жалея, что не может уйти ни от вопроса, ни от демона. Просто уйти и не обличать самого себя.

— Ты же не мог его потерять, верно? — насмешливо поинтересовался демон, всё же позволив себе усмешку, чем ещё больше смутил собеседника, сам того не зная.

— Нет, конечно! — воскликнул Амадей, тут же почувствовав себя последним глупцом из-за своей вспыльчивости. Кровь отхлынула от лица, сделавшегося болезненно бледным, только щёки и кончики ушей полыхали от стыда. Пальцы начали теребить край светлой ткани. — Я его отдал...

— Что? — Змий прыснул и тут же повернулся к собеседнику, будто мог увидеть, как тот теребит край тоги или как в волнении прикусывает губу.

— Я его отдал! — продолжил ангел, коснувшись холодной ладонью горевшего лица. — Там слишком холодно и полно опасностей, а она ждёт ребёнка, и как ещё я мог бы им помочь? — встревоженно закончил он, сам не зная, обращался ли к этому демону, или вовсе к кому-то другому.

— Вряд ли это можно посчитать плохим поступком, — отозвался слепец, чувствуя исходящее от Амадея испуг, если не ужас. — Ты же ангел, вряд ли вы способны на неправильные дела.

Хранитель Восточных врат не откликнулся, и демон вздохнул: он должен был только, как выразилось начальство, устроить скандал в Эдеме, а не красоваться на стене рядом с ангелом, да ещё и отчего-то пытаться того поддержать. Это же неправильно. Только вот, кто скажет, что демоны не должны поступать неправильно? Всё зависит от точки зрения.

Змий мог бы ещё не один час рассуждать, позабыв о действительности, — она, по правде говоря, мало его интересовала — только что-то холодное капнуло на лицо, на руку, потом снова и снова, застучало по крыльям, рядом послышался тихое оханье, за спиной зашуршали кроны деревьев в сильном порыве ветра.

Ангел поднял руку, подставляя её под крупные капли.

— Это... — спазм заставил замолчать ангела, который не мог отвести взгляда от своей руки, по которой небольшими ручейками стекала вода.

— Ещё до Начала, — хриплый голос донёсся сквозь тихий шум. — Она что-то говорила про "дождь", думаю, это он, — демон звучал неуверенно и тихо, будто каждое слово причиняло ему неимоверную боль.

Дождь.

Ангел беззвучно повторил, словно пробуя слово на вкус. Оно тихо шуршало и было лёгким и чуть сладким, совсем как эти капли. А ещё оно было свободным. Амадей уже было хотел что-то сказать, но тут чёрное крыло поднялось и раскрылось у него над головой, едва задев вьющиеся от влаги светлые волосы, защищая от усилившегося холодного дождя, капли которого теперь разбивались о распростёртое крыло демона.

— Знаешь, не стоило, — тихо проговорил ангел, с недоумением смотря на довольную улыбку Змия, к лицу которого прилипли чёрные пряди, а тога, казалось, вовсе промокла и уже ничуть ни спасала.

— И это говорит хранитель Восточных врат, пустивший в сад искусителя? За такое тебя точно не похвалят, — в голосе промелькнуло тепло, которое ангел не слышал ещё ни от кого, и тут же, словно окончательно желая добить его, демон понимающе добавил: — Да и в отличие от кожи, мокрые перья — малоприятная вещь.

— Спасибо... — смущённо пролепетал Амадей, только сейчас поняв, что так и не спросил имени у демона, который сейчас, прикрыв его своим крылом, мокнет под дождём.

— Антонио, — демон улыбнулся, и, казалось, он знал всё, что творилось у незадачливого ангела в голове.

Над Эдемом собрались тучи, дождь усиливался с каждым прошедшим мгновением, небо темнело и даже у самой линии горизонта не осталось ни одного просвета. И только на стене опустевшего сада белела фигура ангела, который затаился под крылом демона и, словно боясь, что тот рассеется, как дымка, не отпускал его руки.