это сон

У Мегуми тёмно-синие глаза и чёрные густые ресницы. Если бы не резкий и тяжёлый взгляд, этими глазами он мог бы пленять сердца.

Ах, но он ведь уже? 

У него тёмно-синие глаза, и совсем не меняется тяжесть взгляда, когда Мегуми роняют на постель. Он всё так же недоверчиво смеряет взглядом. Оценивает, приглядывается — и теряется под незнакомым напором. 

Тёмно-синие глаза блестят в единственном свете, который есть в комнате. Это горит ночник. Как может быть столько света от тусклого прибора? 

Это сон. 

Поэтому Мегуми так доверчиво сжимает руку, стоит отстраниться от него чуть дальше. Напуган собственным желанием и не шевелится. Выдыхает, когда давление сверху становится сильнее, а матрас прогибается от веса двух тел. Форма липнет, хочется её снять, сорвать да поскорее. Под кожей горит от нетерпения и жадного желания обладания. Мегуми медленно проводит вверх по животу к застежкам формы. Он догадливый, он понимает, что нужно. Расстёгивает каждую из них с нарочитой уверенностью, хотя боится разорвать контакт глаз с объектом вожделения хоть на секунду. 

Мегуми бледный, но не это влечет к его телу. Под пальцами, которые можно уверенно положить на обнажённую грудь —  рельефы шрамов и уже исчезающие следы синяков. На сбитом тренировками теле — раны, ещё некогда свежие и рваные. Сейчас они розовыми рубцами мягко очерчивают линии под рёбрами, вдоль живота, у шеи…

Хочется оставить ещё парочку, чтобы послушать лично, как Мегуми будет сдавленно стонать и болезненно хрипеть от пронзающей боли. 

От давления на плечо у него останется синяк, фиолетовый, налитый и болезненный. У него будет болеть шея от удушающего захвата, а след от пальцев останется ошейником, который придётся боязливо закрывать формой. Голос пропадёт; не от стонов, а от хрипов-слов, которые Мегуми пытается сдавленно и беспомощно вымолвить, пока на кадык тяжело давят пальцы. Требует отпустить, вырывается из захвата. Смотрит озлобленно своими тёмно-синими глазами, в которых вместе с тяжестью от ярости теперь и слёзы. Не нравится. А кому нравится насилие? Вот и он сопротивляется изменившемуся настроению. 

Ему бы не понравилось такое поведение. В этом он нежный мальчик, его стальной выдержки может не хватить — он юн для таких игр. Ему бы кувыркаться с кем-то его возраста, стыдливо расставлять перед возлюбленным ноги, подставлять губы под ласковые поцелуи и доверчиво открывать рот, стоит надавить на губы пальцем. Мегуми гораздо больше идёт нежно прогибаться в чьих-то руках, чем биться в истерике под выбивающими дух толчками. Лучше любимым, чем использованным — так грязно и бесчувственно ему не подходит, как бы он ни храбрился. 

Ему нужна щенячья любовь, а не животный секс.

Он ребёнок. 

И вовсе не в возрасте дело. 

“Хорошо, что это сон” — думает Юджи, проснувшись в холодном поту от кошмара. 

Вот только демонам не снятся сны.