Мечта — это прекрасно, да? Здорово, когда у тебя она есть. Мечту не обязательно воплощать в реальность, ведь на то она и мечта, верно? Она должна оставаться в нашем воображении, фантазии… Так ведь? Но когда мечта осуществляется, — тоже должно быть хорошо? Тогда почему на душе так… Так пусто? Словно из моей груди вырвали сердце, туго сжали в кулак, раздавливая орган и превращая в кровавую смесь, а я всё это чувствовал. Словно душу высосали из тела, оставляя его валяться на земле, как бездыханное. И мои глаза, как у восковых кукол, что хранятся в музее, — такие же пустые, без каких-либо эмоций, признаков жизни. Такое опустошение…
Мечта должна быть у каждого, верно? Это же прекрасно — ощущать некое чувство окрылённости, когда понимаешь, что у тебя есть мечта, правда? Тогда что это за растерянность жертвы, словно птица, чьи крылья были растерзаны хищником, не может найти укрытие? От мечты получаешь удовольствие или же неприятность? Кто, чёрт возьми, знает верный ответ?! Незнание пугает… Но ещё больше пугает то, что исполненная мечта, воплощённое в жизнь обещание с детства, приносит столько… Столько страданий… Хочется разрыдаться: громко, срывая собственный голос, чтобы слёзы, в буквальном смысле, умывали моё лицо…
Что? Какая мечта у меня была, раз довела до такого состояния? Самая обычная. Вернее, не как у всех детей: хочу пони, стать феей или космонавтом. Я в свои пять лет мечтал заработать много-много денег, чтобы сделать бабушке операцию. Почти всё детство я провёл с ней и был привязан, как красной нитью. Мне нравилась эта тёплая и светлая атмосфера, заставляющая сердце трепетать от счастья. Казалось бы, ничего такого: маленький, деревянный домик, в котором чувствуешь себя намного уютнее, нежели дома; запах растительного масла, что стрелял во все стороны, подобно искрам огня, угрожая ужалить детскую и нежную кожу, когда бабушка делала пирожки. Речную воду с едва ощущаемым запахом тины, — я тоже прекрасно помню. Ох, как мы тогда с ней мучались и фильтровали эту треклятую воду… Но было даже отчасти весело.
Я любил свою бабушку больше всех на свете. Даже когда в школе спрашивали кого я люблю: маму или папу, я всегда отвечал, что бабушку. Она… Она была для меня роднее родителей, благодаря которым я появился на свет. И я прекрасно знал, что их злит моя чрезмерная привязанность к ней, но ничего поделать не мог: ребёнок, о последствиях не думал даже. А вот зря… В один день мама всё-таки не выдержала и запретила мне общаться с бабушкой. Что я тогда испытывал? Ненависть. В первую очередь, я возненавидел этот мир, что собирается разделить меня с самым дорогим человеком. Сердце разрывалось на куски, в голове до сих пор эхом отдавалось звонкое «прекратить» и «бабушка». Зачем мама так поступила? Зачем разрушила мой маленький мирок, в котором я чувствовал себя комфортно? Я не знаю… Наверное, зависть?.. Я ведь постоянно говорил, как люблю бабушку, но не маму.
В день последней нашей встречи я сказал ей, что обязательно заработаю деньги, чтобы вылечить её больные ноги. Она лишь мягко мне улыбнулась (хотя я видел, как тяжело ей это давалось) и потрепала по тёмно-русым волосам, говоря, что обязательно дождётся этого момента.
Было больно. Очень больно. Намного больнее, чем упасть и разодрать себе колени в кровь… Что-то внутри меня дрожало, подобно речной волне в неясную, ветряную погоду. Ещё чуть-чуть и я готов был разреветься так, как никогда не ревел, даже будучи совсем маленьким. Но я терпел. Терпел и ждал вечера, пока родители не уснут сладким, непробудным сном. И как только дом погрузился в мёртвую, немного жуткую тишину, я поддался своим эмоциям и позволил слезам непроизвольно литься из моих глаз. Капля за каплей, широкими, прозрачными дорожками, солоноватыми на вкус. Нос щипало, словно его кто-то зажал, мешая мне вдохнуть; через раз приходилось открывать рот, дабы впустить кислород в свои лёгкие, а после зажать рукой: всхлипы не должны быть услышаны.
И так продолжалось не один год. И не два, не пять… Пока мне не исполнилось восемнадцать лет, приходилось прятать от родителей свои истинные эмоции, что делало меня более зажатым и отстранённым, нежели мои сверстники. Конечно, мама разрешила звонить бабушке (и то, только спустя два года после того случая), чтобы она не скучала там одна. Но только это делало ещё больнее; разговаривая с ней по телефону, я едва держался, чтобы не разрыдаться. Да и с подрагивающим голосом было очень сложно совладать, однако я держался. Я же обещал!
Ещё несколько лет ушло на учёбу в университете; каждые выходные я навещал бабушку, привозил нужные для неё продукты или лекарства. Пришлось устроиться на подработку, чтобы заработать нужную сумму как можно скорее. Бабушка хвалила меня за старания, говорила, как я быстро подрос и что совсем ничего не ем, раз приезжаю такой худощавый. Я очень сильно её люблю… И исполнить свою мечту, вылечить больные ноги бабули, хотел как можно скорее!
* * *
После того приезда прошло почти семь лет. Пришлось нехило попотеть, чтобы забраться по социальной лестнице на самую вершину! Но я смог… Смог и набрал нужную для операции сумму денег. Я сразу позвонил в клинику и обо всём договорился, а после — набрал номер бабушки. С каждым годом её голос становился более хилым и хриплым, но я старался не обращать на это своё внимание. Не хотелось расстраиваться и ещё из-за этого. Рассказав о том, что скоро будет операция, я услышал поражённое «Ах!», после которого бабуля начала говорить, что не стоит тратить на неё свои деньги. Конечно, меня это сильно возмутило. Я обещал или нет? И только спустя десять минут уговоров, она сдалась. По голосу было ясно, что в конце она улыбнулась, благодаря своего единственного внука за такой подарок.
И это был последний раз, когда я слышал её улыбку. Я не знал этого, но… Оказалось, что когда родители запретили мне общаться с бабушкой, у неё случился микроинсульт (видимо, также тяжело переживала, как и я). Всё обошлось тогда, и слава Богу… Однако мою новость об операции она тоже тяжело перенесла, накрутила себя из-за каких-то пустяков, поэтому в самой клинике (к сожалению, меня не было тогда рядом) ей поплохело, она начала задыхаться и… Прямо там… Её не успели откачать…
Какие эмоции я тогда испытывал? По-моему, тут даже и задумываться не стоит — злость. Злость на самого себя, из-за меня бабушка пострадала… Меня не было рядом, пока она дёргалась в конвульсиях, пытаясь вдохнуть хоть маленький поток свежего воздуха. Я возненавидел самого себя, ещё больше возненавидел родителей, из-за которых-то всё и началось, и… Свою мечту. Чёртову мечту…
Сумел ли я её воплотить в жизнь? Если так подумать, то да: накопил денег, договорился о времени операции, которую почти начали. Но никакой восторженности я не чувствовал. О каком восторге вообще идёт речь?! Из-за меня ведь… Бабушка… Мысли об этом делали в миллиард раз больнее: хотел сделать любимому человеку приятное, а в итоге, случилось это… Я ужасен. Просто ужасен. До хруста сжав ладони в кулак, я с невероятной силой ударился лбом о поверхность стола, после чего потекли слёзы. Без всхлипов: просто солёная вода, что ручейком идёт из глаз. Мне не было больно. Мне было… Никак.
Я не чувствовал ничего: ни радости, ни грусти. Я был пустым.
Примечание
детство героя описано на реальных событиях.