Кабак, мадам и преступники

Ночью город становится похож на огромный рекламный плакат, яркий и вызывающий, рекламирующий алкоголь, бардели и чудодейственное снотворное на травах. Раздражающе. Неоновая вырвиглазная вывеска «Кабак» щёлкает проводкой. Детектив останавливается перед ней, смотрит недоверчиво и выдыхает.

— Он в Аду давно.

Юноша, стоящий чуть за его спиной, удивлённо спрашивает:

— С чего же Вы взяли?

Детектив открывает, почти вырывает с петель, железную дверь. В нос ударяет запах сигарет. Пространство за дверью будто из другого мира: громкая музыка давит, диско-шар слепит, люди, разбросанные по заляпаным диванам, едва ли могут похвастаться трезвостью. Детектив морщится, ему это глубоко противно.

— Тем, кто ходят по таким вшивым местам, в Рай дорога закрыта! — он повышает голос, чтобы юноше было слышно.

Через несколько минут атмосфера разврата и распада Детективу становится скучна и не вызывает никаких отрицательных чувствув. Он сбрасывает своё чёрное пальто из дешёвой кожи Хрен-Пойми-Кого на соседний стул и осматривается. Вокруг не многолюдно, скорее многозверно. Детективу кажется, что он — единственная живая рыба в этой консервной банке.

Наконец зоркий глаз замечает копошение где-то у соседнего стула. Ого, вижу живого, думает. Знаком даёт юноше команду стоять, сторожить вещи — сам направляется к недопьяному старику в метрах трёх дальше. Легонько толкает за локоть, обращая на себя внимание:

— Тут недавно мужик умер. Знаешь что-нибудь?

— Умер — и мир ему, — отвечает тот.

Боги. Детектив понимает: искать здесь что-либо бесполезно. Зря они вообще сюда сунулись, лучше б спали в такое время! Но он всё-таки продолжает допрос.

— А эту мадам Вы знаете? — Детектив достаёт из нагрудного кармана старую фотографию. Она в плохом состоянии. Мятая. Угол завернулся, нужно бы выправить. Но женщину на чёрно-белом фоне хорошо видно: фотография будто объёмная, живая. Чего стоят одни эти глаза, дикий вызов, в них бы влюбиться вот прямо сейчас. А улыбка! Роковая женщина.

Старик берёт фотографию в руки. Лапает.

— Таких не знаю, — отвечает с сомнением.

Детектив вырывает снимок из его грязных ногтей. Ругается про себя. И чего он сюда полез...

Хочет уже уйти, как слышит:

— Подожди, — старик поворачивается на стуле. Почти падает. — Я с леди все же свиделся. Она тут часто бывает.

Детектив останавливается.

— Поподробнее.

— Она эта, приезжая. Приходит, спрашивает, что да как, — Детектив давит в себе улыбку. Не за этим она, старик, приходит. — Я ей иногда помогаю. Недавно, вон, таскал ящики еёные к ней.

— Какие ящики?

— Какие-то. Тяжелюшные такие. Сама бы она не подняла, а я помог. Тащил их до Драглинской, ну, знаешь этот старый заброшенный дом, о котором ещё слухи ходят?

Ящики, значит. Всё с этим ясно. Детектив смотрит на юношу, одиноко ютящегося на стуле. За его спиной сидят полуголые люди, тыкают в него пальцами с насмешками. Курящие. Юноша даже не поворачивается, согнувшись над небольшим чёрным пакетом с документами. Зрелище откровенно жалкое.

— Наркоманы чёртовы, — ругается Детектив. — Спят, а сон не видят.

Старик посмеивается:

— Не видно сон – дивно, сон видно – сон дивен.

Всё, с них хватит.

Они здесь явно чужие. Снова накатывает едкое раздражение, презрение к пьяницам и преступникам, отдыхающим тут от суровой руки закона. Зверьё. Полиция не ворошит это осиное гнездо просто потому что боится.

— Стой! А за работу дадут? — окликает старик.

– Оба раза! — огрызается на него Детектив.

Он проходит мимо своего помощника, кивает ему головой в сторону выхода:

— Иди, Сеня, не сиди.

Вскоре они вырываются из логовища Ада. За углом их ждёт старенькая смоляная Лада, припаркованная у небольшого тротуарчика. Хорошая машина. Заводится с первого пинка.

— Куда мы едем? — спрашивает юноша уже в салоне.

— Поговорил со стариком, — поворачивается к нему Детектив, протирая руль небольшой чёрной тряпкой. — Тот сказал, что заносил какие-то ящики на Драглинской. Опять заброшка.

На мониторе ядовито-зелёным мерцает «01:37», под зеркалом заднего вида болтается небольшой серебряный кинжал. Подарок жены. Лада выезжает на большую пустую дорогу и несётся под рок из девяностых. Огни города за её мутным стеклом превращаются в бело-красно-зелёную кашу. Позже дороги мельчают, дома теряют этажи, дорогие блестящие обёртки, начинаются кирпич и шпаклёвка.

Машина останавливается у заброшенной одноэтажки. К стене прибита табличка «24Б», на обвисшем толстом проводе болтается связанная шнурком пара кроссовок.

Разруха.

Детектив открывает дверцу, бросает юноше короткое «Жди здесь» и направляется к дому. К дому со слухами. Какие слухи, Боже? Ясно какие... Нужно было раньше думать.

Очередная дверь чуть не слетает с петель, когда встречается с рукой Детектива.

Бетонный холодный пол. Пустые комнаты, разграбленные кем только нельзя. Щёлкает выключатель — электричества нет, да и ламп тоже. Темень. Приходится включить фонарик.

Новая комната. Бледная фигура у окна. Господи, показалось? Нет. Детектив светит на неё белым лучём, что толку? Бледное лицо, совсем не как на фоторгафии. Впалые глаза, жадная усмешка. Клыки. Клыки, Боже, Детектив достаёт пистолет, наводит, это не человек, он точно видит клыки.

— Кто ты?! — выкрикивает. Но понимает: вампир.

Всё сошлось, думать надо было! Заманивает наркош и жрёт их, право же слухи ходили...

— Вы слишком голоден до знаний, детектив, — шипит. Речь ей даётся с трудом, зубки мешают.

Лучше б преступник был, ей Богу — думает Детектив. Не на таких зверей его патроны пылятся. Серебро бы.

— А ты сама сыта? — отвечает он только. — Для тебя ведь тёплая кровь как мёд.

Та смеётся:

— Голод долог. Мед я, как яд, ем.

Выстрел. Мадам вытаскивает пулю у себя со лба, тонкой струйкой стекает на глаза чёрная кровь.

— Ты убиваешь людей, — выдавливает сквозь зубы Детектив. Он крепче сжимает пистолет.

Женщина скалится. Смотрит с вызовом. Облизывает чёрную пулю и медленно шепчет:

— Я их кусаю.

— Зараза!

Она бросает пулю, та катится от её ног к ближайшему гнилому углу.

— Я не заражаю их. Быть вампиром — это дар вышний. Это модернизация. Апгрейд. Слышал о таком?

— Это проклятие!

— Проклятие — это быть поборником закона в городе, поглощенном чернью и злом.

Мадам поднимает руку — и Детектив чувствует, как что-то сдавливает его горло, он парализован, беззащитен с поднятой рукой и пистолетом в ней, он ничего не может сейчас.

Кто-то его точно проклял.

Он уже почти теряет сознание, когда слышит сдавленный женский стон. Вдыхает. Выдыхает. Падает на колени, держась за горло — пистолет падает где-то рядом.

Перед ним картина: вампир, лежащая на полу в чёрной жидкой смоле с проколотой шеей, открытое окно и его помощник, беспомощно сжимающий серебряный кинжальчик. Снятый с зеркала заднего вида. Его Лады.

Детектив осматривает мадам: та лежит неподвижно, и самым главным её апгрейдом теперь является дырка в шее. Смерть. Как удачно вышло.

Он поднимается, осматривает юношу и кивает своим мыслям:

— Идёшь на повышение, малой.