Выше головы

Русанова с детства кликали мечтателем, а это — почти приговор. «Он у вас умный», — учительницы треплют первоклашку по голове, «Жаль — невнимательный». Средняя школа, старшая школа, универ… Из раза в раз, одно и то же — доверительным шепотом, с полуулыбкой, будто бы никто и никогда не говорил этого. Егор, улыбаясь в ответ, слал всех к чертям.

А потом забывал сценарии в парке. КПП в арендованной машине. Раскадровки в сапсане. Матерился, звонил, кричал, курил и снова матерился. Материалы, конечно, были в жестких дисках, флешках и облаке, но легче от этого не становилось.

Кришна — славный, странный, почти мальчишка, голубее безоблачного неба, — был одним из тех, кто нашел сценарий. И единственным, кто осмелился выйти на Егора. Русанов с радостью списал это на судьбу, случайность и хорошую карму. Кришна только улыбнулся. И позвал в бар. Егор только удивился. И согласился.

Кришна почти не отвечал на вопросы о себе — больше любил слушать и спорить о кино. И мастерски переводил темы. Егор в итоге оставил попытки выяснить хотя бы «почему Кришна?» и говорил, что Тарковский стал мейнстримом.

Вообще, это Кришна во всем виноват. Минимум в том, что спустя полгода знакомства, Русанов уже по-привычке цепляет квадратик с обрезанным смайликом прямо с прозрачной поверхности стола. Частично виноват в том, что сквозь стекло Егор замечает незнакомца — открывшего рот от удивления, смотрящего на разноцветные огни прожекторов. И на сто процентов в том, что Егор улыбается, что Егор знает — он тоже скоро будет там. В месте, где он поймет всех, где все поймут его. Совместный трип — союз, крепче любого брака. 

К клейму «мечтатель» добавляется «безнадежный».

«Дети, если вам предлагают наркотики — не отказывайтесь. Это дорогое удовольствие». Дорогое, никто не спорит. Зато долгое. Темнота, свет, узор на коже, мир — превращаются в абстракции. А после — воображение тащит куда-то на глубину, где главное — не захлебнуться.

Из раза в раз Кришна запивает цветную таблетку таким же цветным коктейлем. Все что происходит в этом баре — остается в этом баре. Поэтому он бессовестно кусает Егоровы губы, смеется, запрокинув голову, и для Русанова превращается в Шиву — рукирукируки вездевездвезде. Никакого гейства. Ну, может совсем немного, но на это они оба закрывают глаза. Из раза в раз.

Егор Кришне доверяет. У Кришны мания контроля и отсутствие базового чувства самосохранения, Русанов проверил. Ожидаемо, что Егор зовет его быть вторым режиссером. То, что Кришна, соглашается — тоже ожидаемо. В стенах бара Русанов обязательно избито пошутит, что Кришна в мир, — пусть пока только авторского, — кино попал через постель. Кришна обязательно избито закатит глаза, пихнет его локтем в бок и попросит еще коктейль. 

Егор смеется. У Егора — идей через край. «Главное — не захлебнутся», повторяет Кришна. «У нас график», повторяет Кришна. «Ты заебал», — повторяется Кришна. И улыбается. Улыбаетсяулыбаетсяулыбается.

Кришна говорит в лоб, не отдает бумаги на дом, рвет и мечет, если все идет не по плану, — а с Егором по-другому не бывает. А еще Кришне кажется, что Русанову сон только мешает. Режиссер думает так же, поэтому кладет под губу очередной квадратик и избито подмигивает. Вторреж избито закатывает глаза. 

Русанов забывается в процессе, раскидывает листы, и, кажется, использует телепортацию, потому что Кришна, — наблюдающий, наигранно вздыхающий, добавляющий в кофе виски, — не успевает следить за ним. «Свет-звук-камера-мотор» сливаются в одно слово, и Кришна пихает Русанова в бок и шепчет «медленнее». 

Да, у Егора абсолютно нет внимательности, зато есть Кришна — этакий компромис между «хочется», «можется» и «дóлжно». Русанов пишет «абсолютно» перед «безнадежный».

Все, что происходит на площадках и фестивалях, в гримерках и дорогих отелях — остается на площадках и фестивалях, в гримерках и дорогих отелях. Они все еще друг другу никто. Так, партнеры по трипу и съемочной площадке. Неа. Нет. Вы не подумайте. Ничего более.