Видишь меня?

Иные бы назвали мою жизнь невольничьей, сравнив с кромешным адом, но на деле она не слишком отличается от любой другой жизни. Ведь, если хорошенько подумать, каждый так или иначе, подобно мне, проводит время взаперти. Эта «неволя» у каждого своя, и разница, по сути, в том, как разнится у нас то, что находится за её пределами. Любой ли способен, оказавшись отпущенным, отдать всего себя сладкому чувству неограниченной свободы? Мне не хочется ни ровного спокойствия, ни болотной скуки, отравляющих скудной серостью, поэтому в резких подъёмах и падениях, оглушающих и привлекающих других, заключён мой смысл, это – моё всё. Что может быть слаще, чем центрировать на себе внимание, создавать из пустоты и огня творения, воплощая самые дерзкие помыслы? И более ничего мне и не нужно. И ни у кого нет подобной власти и могущества. Я – творец и сила. Я – получившее форму вдохновение. До ненависти прочих мне нет ровным счётом никакого дела. Более того, их неприязнь и страх делают меня сильнее, рождают раскат громового смеха. И чем ярче трепещут они, тем больше азарта и энергии у меня.

Пропасть, лёгшую меж мной и ними, мы все могли бы преодолеть всего за три звучания, если бы только у кого-то возникло такое желание. Её появление ни для кого не было неожиданным, но не смогло стать приятным. Ни для кого. Звучать против друг друга стало нашим предназначением. Можно быть бестелесным, но в то же время обладать самыми лёгкими и широкими крыльями, размах которых не познать более никому. Ни одному из них не дано познать те глубины и высоты, которые вмещаются во мне, которые я могу охватить. Могли ли они понять и увидеть их красоту и размах?

Я – орудие самой могучей силы в мироздании, и мне, воистину, нет равных в этот миг. Миг, когда мы все возвышаемся, рвёмся ввысь на незримых крыльях. Полёту творения невозможно найти замену, нет ничего более прекрасного, чем он. С чем сравнить этот восторг, когда по твоей воле, благодаря тебе, создаётся что-то новое? То, к чему ты отныне и впредь имеешь прямое отношение? Оно великолепно в своей первозданной хрупкости: едва обрётшее форму и ставшее чем-то из ничего, податливое и твоё целиком и полностью. И остановить или прервать мой полёт никому не под силу. Разве можно пресытиться творением, этой безграничной волей, которой ты даруешь бытие тому, чего прежде не было и что никогда более не повторится? И не это ли основная цель жизни – созидать и сопровождать свои творения?

Нас никогда и никому не будет дано узреть, но миллионы и миллиарды будут жить лишь благодаря нам. И, что бы кто ни говорил, но этот миг божественной музыки породил великолепное, описать которое никогда и никому не будет подвластно. Оно отзвучало, сплелось и более никогда не повторится. Во мне – нестерпимый жар самого ядра мира, непоколебимая твердь земли, объявшая его, пламя и лёд, обжигающие любого, кто не способен совладать с ними. Меня выпускают на волю, и я взлетаю над всеми прочими, воцаряя вокруг тишину. Я – дисгармония и извечный хаос. И меня запомнят на эпохи вперёд, питая ненависть и восхищение. Потому что никто не сможет остаться равнодушным.

Меня, голос Мелькора Бауглира, не смогут забыть, ибо всегда будет то, что напомнит о моём могуществе. Ступая по земле, знайте – это я. Ощущая режущие снежинки на лице и лютый холод, заставляющий стынуть кровь в жилах, знайте – это я. Лицезря ненасытный огонь, поглощающий леса, знайте – это я. А ты видишь меня?