Ошибочка вышла!

― В этот знаменательный день мне хотелось бы пожелать молодоженам счастья, крепкой семьи и вечной любви, чтобы постоянным спутником в вашей жизни была, ― после этого Даниэл потерял нить рассуждений и обреченно опустил глаза на белоснежную скатерть.

Приготовленные с вечера салаты уже успели заветреться, покрыться неприятной, еле различимой белой пленочкой майонеза и других соусов, а людей в огромном зале ресторана было настолько много, что, если бы они все встали, то без проблем смогли бы снести все окружающие постройки в радиусе километра без лишних усилий. Но факт оставался фактом: Даниэл должен был присутствовать на свадьбе своего троюродного брата, хотел он этого или нет. Его отец – человеком старых взглядов, поэтому пропустить свадьбу, даже если это свадьба человека, с которым он лично не знаком, для него было проявлением бестактности. К сожалению, к этому мероприятию должен был присоединиться и его единственный сын, у которого, к слову, были совсем иные планы на этот день.

Торжественные речи длились еще полчаса. Каждая из них заканчивалась громогласным и многоголосым «до дна!», и Даниэл вынужден был каждый раз осушать бокал полусладкого вина, если не хотел пасть жертвой недовольства окружающих. В конце концов, эта пытка кончилась, и основная масса людей перешла к главному моменту всего вечера – к еде. Гости бросались на всевозможные яства, загребали себе все, что видели, будто это была последняя в их жизни трапеза, и готовы были друг другу глотки перегрызть за каждый случайный кусок мяса. Но, несмотря на это, все происходящее считалось уважительным по отношению к молодоженам. Даниэл во время этого внезапного наплыва скромно сидел на самом краю стола и ковырял вилкой пожухлый листик салата.

― Даниэл, мальчик мой! Как жизнь молодая? ― нараспев протянул один из гостей, хватая Даниэла за шею и притягивая к своей груди. ― Сколько же мы не видели с тобой, родной?

― Привет, дядя Рустам, ― с натяжкой протянул он, так как мощная мужская рука явно передавила ему что-то в горле, потому что дышать становилось все труднее. ― Все хорошо, можешь меня уже отпустить.

― Что ты там блеешь? ― рявкнул через плечо отец, сжимая в руках баранью ногу, словно это была направленная на неприятеля сабля. ― Отвечай так, как подобает!

Даниэл скривил губы, когда несколько капель слюны и соуса долетело до его щеки, и резко, агрессивно вытер их рукавом. При этом он не отводил взгляда от размякшего благодаря алкоголю лица отца, в его глазах полыхало синее пламя. 

― Да ладно тебе, Петрэ, чего пристал к парню? Не видишь, мы, старые псы, мешаем им, молодым, резвиться на лугу! ― добродушно встрял между ними Рустам, обнимая еще и брата за шею. ― А помнишь как мы в свое время…

― Да ты спроси у этого сукина сына, чем он себе на жизнь зарабатывает, ― гнул свое Петрэ, распаляясь еще больше от алкоголя и бурлящей крови. ― Скажи ему, чего молчишь?

Даниэл не любил такие мероприятия еще и потому, что на них отец мог себя совершенно не сдерживать. Петрэ публично унижал его, особенно после того, как Даниэл нашел себе работу, считал его отщепенцем и ублюдком, но сын в свою очередь никак ему не мог перечить, потому что, несмотря на свой взрывной характер, доставшийся ему от отца, он уважал его и не смел спорить, даже если тот был неправ.

― Коммивояжёр, ― стиснув зубы, выплюнул Даниэл, как будто это было какое-то ругательство.

Дядя Рустам вытянул свое простодушное, заплывшее жиром и угрями лицо в непонимающей гримасе, но Петрэ уронил кулак на стол с такой силой, что стаканы подпрыгнули, а бараньи ноги попытались совершить безуспешную попытку побега.

― По-нашему, посыльный, шестерка, ― пояснил отец, когда собеседник повернул к нему лицо, выражающее крайнюю степень удивления. ― Да чтобы мой сын, да каким-то посыльным!

― Я получаю за это неплохие деньги, поэтому не вижу в этом ничего унизительного, ― деликатно вставил Даниэл, в то время как кулаки сильнее и сильнее сжимали ткань брюк.

― Закрой пасть!

Возглас Петрэ потонул в общем гомоне, громких звуках музыкальных инструментах и разноголосых народных мотивах. Даниэл расфокусированным взглядом смотрел как в том месте, где столы не стояли плотно друг к другу, резвились дети, танцевали девушки в разноцветных нарядах. Ощущал, как в воздухе парил запах вина, цветов, которыми украшали зал, чьих-то до невозможности резких духов. Все это смешалось в единую какофонию: отец стоял чуть левее него и продолжал отчитывать, поносить его, но сейчас он больше походил на сторожевого пса, который по собственное старческой слепоте остервенело лаял на своего хозяина. Голова кружилась от легкой, винной дымки, живот крутило и тянуло в тяжелом чувстве голода, а тело потряхивало от плохо контролируемой ярости. Он чувствовал, что сейчас одно лишь неловкое движение может взорвать заложенный глубоко в душе динамит, и все его самообладание взлетит к чертям собачьим. 

Этим движением стало дружеское похлопывание по плечу. Даниэл встал и сделал настолько глубокий вздох, будто пытался сжечь огнем все, что видит. Но он только коротко извинился перед отцом и дядей, не открывая при этом глаз, словно боясь увидеть непонимание или разгневанность на их лицах, и ушел. Снаружи стало намного легче. Около десятка припаркованных кое-где машин никак не сбивали с толку, поэтому он резво спустился со ступенек и направился к выходу с территории ресторана. Он остановился около каменных ворот, обвитых виноградом, и устало привалился к стене спиной.

Спустя пару минут раздался повторный хлопок двери, и Даниэл с ужасом подумал, что отец отправился за ним, чтобы как следует наказать его за такое невежливое отношение к нему и людям, которые пригласили их на свадьбу. Но это пугающее видение рассеялось, когда он понял, что шаги совершенно не похожи по звуку на походку отца: слишком легкие и крадущиеся. Даниэл не успел среагировать, как перед ним возник еще один юноша. Он был чуть выше самого Даниэла, при этом волосы у него были русыми, на свету немного отливающие рыжим. По сути, едва различимые рыжие пряди были единственным, что ему досталось от отца, всем остальным он был в мать.

― Я думал, он тебе хребет вырвет, ― оптимистично заявил юноша, хитро щуря глаза и растягивая губы в слишком широкой улыбке, которая делала его менее привлекательным. 

― Шота, ― нейтральным тоном сказал Даниэл и повернулся к нему, половину лица пряча в лозах винограда. ― Ты что здесь делаешь? 

― Как же я мог бросить тебя здесь одного, ― наигранно возмутился Шота, вытягивая губы и складывая руки на груди. ― К тому же, ты видел, какие здесь красавицы? Разве мог я упустить шанс и не поймать одну в свои сети.

― Ты себя когда в последний раз в зеркало видел? ― спросил Даниэл, отодвигая лицо друга, когда оно оказалось слишком близко. ― Твоим лицом только камни дробить, но точно уж не в сети заманивать.

По правде говоря, Шота действительно был симпатичным парнем, разве что, когда спал. В остальное свободное ото сна время он строил все возможные гримасы, а если и не делал этого, то его слишком подвижная мимика даже при самых незначительных эмоциях делала его смуглое лицо отталкивающим. Зато в этом было преимущество – с другом можно было общаться без слов, потому что обычно все, что нужно, он говорил глазами.

― О, посмотрите, какой Дон-Жуан нашёлся, ― саркастично прогудел он, снова протягивая руки к лицу Даниэла, только на этот раз для того, чтобы зарыться пальцами в его черные вихрастые кудри. ― Но вообще я к тебе по делу.

― Даже представить не могу, что за дело, ― с равнодушным лицом протянул собеседник, в то время как на лице друга отразилось именно то, что и должно было – довольство.

― О, тебе определенно понравится, ― ответил Шота, ныряя ладонью в карман брюк и извлекая на свет сложенные листки. ― Абонемент в театр.

Даниэл моргнул раз, потом протянул руку, чтобы рассмотреть лучше, но ладонь с цветными бумажками ловко увернулась, а на лице друга отчетливо выступил вызов и какая-то игривость.

― Если хочешь устроить свидание, то мы могли бы просто прогуляться, без всяких театров, ― снисходительно ответил Даниэл и в его взгляд немного потеплел. Происшествие с отцом начинало постепенно отходить на второй план, оставляя лишь легкий привкус горечи и сожаления.

Шота мгновенно переменился. Он нахмурил брови, а губы изогнулись в таком оскале, что он больше походил на бешеного пса, готового вцепиться в глотку в любой момент. А с учетом его близкого расположения к потенциальной глотке это было вполне вероятно.

― Всегда ты портишь всю романтику, ― сокрушенно выдохнул Шота, тем не менее, быстро возвращаясь к привычному игриво-дерзкому настроению. ― Но я вообще-то не об этом. Есть идея намного лучше.

― Не тяни уже, говоришь, что надумал.

― В общем, я решил украсть парочку девиц из ближайшего училища, ― беспечно заявил Шота, словно они обсуждали свои детские проказы, а не запланированное похищение человека. ― Или не из училища. Погодь-ка.

С этими словами он полез уже в другой карман и извлек бумажку. Судя по неровным краям, она была вырвана из блокнота, а текст на ней написан быстро и небрежно.

― Из ин-сти-ту-та благородных девиц, ― торжественно заявил он, пряча бумажку обратно. ― О, как!

― Глупый план, ― резко и грубо сказал Даниэл, поворачиваясь к Шота спиной. Ресторан располагался на небольшой возвышенности, поэтому, чтобы выйти в центр, нужно было спуститься по узкой крутой улочке, в которой, ко всему прочему, стояли по обе стороны машины. ― В таких заведениях очень строгий график посещения, родных пускают только в строгоопределённые дни и часы, к тому же там должен быть сопровождающий. Как ты, интересно, планируешь туда пробраться.

― Я и не говорил, что хочу попасть туда через парадный выход, ― насупился Шота, но в следующую секунду нагнал Даниэла и пошел с ним плечом к плечу. ― Я сказал, что хочу выкрасть.

― Сути дела не меняет, ― ответил он, все еще неубежденный. ― Тебя повяжут и заклеймят извращенцем. А оно тебе надо?

Шота помолчал еще пару секунд, словно раздумывая что-то, а после широко, слишком широко улыбнулся, оголяя ряды зубов, и заговорщицки нагнулся к продолжавшему идти Даниэлу. На этот раз озвученный план прозвучал достаточно правдоподобно, чтобы он согласился его реализовать.

***

В столовой стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь редким позвякиванием столовых приборов и шелестом юбок при ходьбе. Девушки сидела за столами, выпрямив спины до такой степени, будто проглотили кол, а лица их были до такой степени бесстрастными, словно из них высосали эмоции какие-то заблудшие вампиры. За их трапезой внимательно наблюдала женщина преклонного возраста, причем взгляд у нее был такой, будто она ждала, чтобы кто-нибудь из ее подопечных оступилась, совершила ошибку, чтобы в следующий миг вцепиться когтями в грудь юной ученицы. К сожалению или к счастью, никто не сделал ничего такого, за что могли наказать, и все девушки, как по команде встали и принялись убирать за собой посуду. Даже это они старались делать максимально тихо. После небольшого ритуала ученицы отправились по своим комнатам, чтобы переодеться для занятий на свежем воздухе.

 ― Девочки, смотрите, что у меня есть, ― тихим шепотом сказала девушка с небольшой родинкой в уголке губ.

В следующую секунду она ловко нырнула рукой между пышных грудей и достала оттуда цветной билет.

― Меня пригласили на свидание, ― сказала она, кокетливо хлопая ресницами, будто перед ней уже стоял тот несчастный, пригласивший ее на это заведомо провальное свидание.

― И как же ты планируешь встретиться с ним, Виолетта? ― сдержанно хихикала другая девушка с двумя хвостиками. ― Никто тебя не отпустит здесь просто так!

― Знаю, глупая, ― усмехнулась ее собеседница, обмахиваясь билетами, будто веером. ― Уверена, он наверняка что-нибудь придумает. Он у меня умный.

Девушки тихо засмеялись, понимая, что стоит им переступить невидимую линию в своем поведении, как они получат выговор. Переодевались они резво, застегивая блузки настолько быстро и проворно, что вполне могли делать это на скорость. Когда половина девушек отправилась на построение, Виолетту кто-то неуверенно тронул за рукав. Она обернулась и опустила взгляд, чтобы встретиться с неуверенностью в шоколадных глазах напротив.

― Что ты хотела, Александра? ― надменно произнесла она, а на губах заиграла улыбка.

― Можно мне отправиться с тобой? ― спросила Александра, неосознанно становясь чуть прямее, чтобы хоть как-то соответствовать уровню стоящей напротив нее воспитанницы.

― Тебе? Со мной? ― она настолько удивилась, что даже позабыла о своем напускном высокомерии и пренебрежении.

― Я просто хочу выбраться отсюда, ― сказала уже увереннее Александра, но при этом не повышая голоса. ― Я не буду вам мешать. Просто позволь мне уйти отсюда. 

Виолетта не успела даже открыть рот, как раздался страшный грохот, стены здания неуверенно пошатнулись, но выстояли, только краска облупилась с потолка. Сквозь распахнутые окна пробивались лучи солнца, но в следующий миг они исчезли, будто кто-то плавно закрыл крошечную дверцу и отрезал людей от света их звезды. Почему-то среди воспитанниц поднялась паника, кто-то громко закричал, раздался приглушенный удар тела об полом. Девушки переглянулись и синхронно бросились прочь из комнаты.

Не только в здании, но и на улице царил хаос и паника. Люди бегали во все возможные стороны, как муравьи около разрушенного муравейника. Девушки застыли в нерешительности, не зная, за кем следовать, кого слушать, и чувствуя, как отчаянно быстро в груди поднималась паника. Виолетта побежала в сторону знакомых подруг, в то время как Александра почувствовала, что у нее подкосились ноги. Она упала на колени, обнимая себя руками и стараясь унять сошедшее с ума от страха сердце. Вокруг раздавалось множество громких звуков: крики, плач, стоны, что-то разрушалось, и все это было настолько громко, что она беспомощно зажала уши руками. Это было началом конца.

***

Даниэл и Шота переходили улицу в неположенном месте, когда внезапно на небе появилась просто огромная туча, которая погрузила весь город в серое безмолвие. Воздух будто накалился, а голоса проходящих людей и клаксоны автомобилей постепенно стихли, словно кто-то плавно прокрутил бегунок на радио до щелчка, выключая его. Ребята, непонимающе оглянувшись по сторонам, словно вопрошая у окружающих, что здесь, собственно, происходит, догадались запрокинуть головы, да так и застыли, разинув рты. Над их головами, небрежно цепляя пики самых высоких зданий провисшим брюхом, висел огромный инопланетный корабль. В повисшей между людьми тишине было отчетливо слышно, как скрипят механизмы воздушного судна, как тяжело крутятся лопасти, двигая эту громадину по бескрайнему небосводу.

― Внеземная цивилизация, ― пробормотал Даниэл, сам не до конца веря в то, что говорил.

― А? ― тупо переспросил Шота, запрокинув голову настолько сильно, что его острый треугольный кадык должен был вот-вот прорвать кожу на шее. 

― Инопланетяне, мать твою! Чужие, Aliens, захватчики, ― раздраженно пояснил собеседник, в то время как его друг все-таки оторвал взгляд от корабля и посмотрел на него таким взглядом, будто разучился понимать человеческую речь.

Тем не менее, это был последний их более-менее нормальных диалог перед тем, как в головах людей что-то переклинило, и началась паника. Они не заметили, как вцепились друг в друга руками и ногами, чтобы не потеряться в бесконечном потоке человеческих тел, который норовил разорвать их на части. Помимо этого, вскоре появились полицейские, и подъехала военная техника, люди же, обезумив от страха и поддавшись стадному инстинкту, бросались на хранителей порядка, на солдат, принялись крушить дома и магазины, даже несмотря на то, что инопланетяне еще ничего не предприняли.

Шота неопределенно кивнул в сторону и потянул Даниэля за собой. В конце концов, им удалось преодолеть это беспощадное течение, и они смогли перевести дух в переулке. Оба выглядели потрепанно, словно вышли с поля боя, и у обоих на лице то и дело проскальзывала паника, неуверенность и сомнение.

― Нужно выбираться из города, ― вдохнул Шота, смотря на своего друга настолько доверчиво и открыто, как смотрят на своих матерей дети, когда впервые встречаются с жестокими реалиями жизни.

Даниэл фыркнул, что лишь отдаленно было похоже на смех, и отряхнул волосы от пыли.

― Думаю, там будут ждать машины эвакуации. Будем двигаться в том направлении, пока не наткнемся на кого-то, кто поможет, ― рассудил он, снимая разорванный пиджак и закатывая рукава рубашки.

― Они выбрались? ― неожиданно выпалил Шота, поджимая губы и поводя плечами, будто ему внезапно стало холодно или же стыдно за только что сказанные слова.

Даниэл опустил взгляд. Он подумал об отце, которого оставил в том злосчастном ресторане, но не почувствовал никакой былой ярости или ненависти к этому человеку. Каким бы он не был ужасным отцом, он точно не достоин смерти от инопланетных уродцев. 

― У нас нет времени проверить это, ― здраво рассудил он, понимая, что в этой ситуации он, похоже, единственный, кому удаётся сохранить рассудок. ― Они не настолько глупы, чтобы сидеть там и ждать своей смерти.

― Тогда давай выберемся отсюда и убедимся в этом, ― стараясь придать голосу веселые нотки, сказал Шота и криво улыбнулся, что получилось у него еще хуже, нежели когда он улыбался искренне.

Они передвигались переулками и дворами, стараясь никому не попадаться на глаза и двигаясь от места, где находился космический корабль. За все время пути они слышали приближающие машины военных, переговоры полицейских по рации и рев многотысячной толпы, который становился все отчетливее при приближении к северу города. Начинало темнеть, более теплой одежды у них не было, но они все равно продолжали двигаться к северу, где, по их расчётам, должны были проводить эвакуацию.

Шота шел чуть впереди и отчаянно пытался разбавить тяжелую атмосферу глупыми шутками. В другой ситуации Даниэл чувствовал бы лишь стыд за ужасное чувство юмора своего друга, но сейчас он был рад этому, потому что это постепенно заполняло образовавшуюся дыру в груди, не позволяя ей разрастить до гигантских размеров. В конце концов, он тоже подключился к его монологу, подкалывая, чтобы Шота распалялся и забавлял друга еще и своей наигранной вспыльчивостью.

― Сейчас мне кажется, что я без проблем смог бы забраться на эту космическую посудину и навалять этим зеленозадым, ― воинственно сказал он, хмуря светлые брови и принимая такую позу, которую принимали разве что греческие боги на картинах.

― А когда поешь и поспишь, то сможешь угнать корабль и поработить половину галактики, я прав? ― саркастично добавил Даниэл, чувствуя, что ноги начинают дрожать и тяжелеть от усталости, а глаза буквально закрываться сами собой.

Неожиданно Шота неловко споткнулся и рухнул наземь, как мешок с картошкой. Даниэл выпустил очередной смешок и сел рядом с ним на землю, чтобы немного перевести дух. Первая волна человеческой паники постепенно сошла на нет, оставляя после себя уродские следы в виде полуразрушенного и разграбленного города. Иногда ему казалось, что людям был нужен лишь повод для того, чтобы творить все эти бесчинства, но, возможно, кому-то его рассуждения показались бы слишком поверхностными, потому что судил он лишь по тому, что видел, не вдаваясь в такие подробности, как психология или что-нибудь подобное. Даниэлу было все равно на этих людей, на их поведение, он лишь хотел, чтобы это поскорее закончилось и никогда больше не повторялось.

Вздохнув, он услышал, как покатилась по земле консервная банка, и раздраженно посмотрел в ту сторону, предполагая, что это крысы. Каково было его удивление, когда он увидел напуганную и спрятавшуюся в углу девушку. Она сжимала рот рукой с такой силой, будто за каждый случайный вдох от нее будут отрезать кусочек, и смотрела на Даниэля настолько дико, словно у него было шесть рук с автоматом в каждом из них. Он неуверенно толкнул валяющегося рядом друга, не отрывая при этом взгляда от незнакомки. Шота поднял голову, отчего у него с лица посыпался песок и мелкий мусор, и по-совиному моргнул в указанную сторону.

― Хей, с тобой все хорошо? ― неуверенно начал Даниэл, слабо махая рукой, чтобы привлечь ее внимание. ― Ты можешь нас не бояться, выходи.

― Ты просто мастер успокаивать людей, переживших шок, ― невнятно ответил Шота, так как лежал лицом вниз.

― Заткнись, ― раздражённо зашипел он, толкая его в плечо.

Завязалась небольшая потасовка, больше похожая на мышиную возню под полом, ели бы только мыши могли тихо и красочно ругаться. Александра, до этого молча сидевшая в углу, неуверенно двинулась в их сторону, и, стоило ей оказаться в паре метров от ребят, как они застыли в нелепой позе, будто пытались танцевать танго, лежа на спине.

― Воу, а ты красавица, ― оскалился Шота, и его пугающий маниакальный взгляд показался девушке голодным взглядом хищника. Она испуганно икнула и плюхнулась на зад.

― Засунь свои комплименты себе в задницу. Сейчас не время и не место, ― моментально среагировал Даниэл, тем не менее, сползая с друга и помогая ему подняться. ― Ты можешь пойти с нами, если хочешь. Мы двигаемся на север, к пункту эвакуации. У тебя есть кто-то, кто сможет тебя там встретить?

Александра подняла на них растерянный взгляд, но встретившись с ними глаза, поспешно опустила голову, будто ее за это должны были ударить. Она поднялась, отряхнула порядком испачканную юбку и сложила руки в низу живота.

― Меня зовут Александра. Приятно познакомиться, ― тихо, но четко проговорила она, сделав неловкий реверанс, чем ввела ребят только в больший шок. ― Я буду очень признательна, если вы сопроводите меня. 

На мгновение между ними повисла тишина. Александра хоть и подняла голову, взгляд ее все равно блуждал по окрестностям, а Даниэл и Шота рассматривали ее так внимательно, будто ожидали, что она выкинет еще одну странность.

― Ладно, хорошо. Меня зовут Даниэл, его – Шота. Нам тоже приятно познакомится.Я буду звать тебя Сашей. Ты же не против? Так вот, Саша, нам нужно двигаться быстро, если мы хотим успеть.

― Я понимаю, но я так долго шла, что стерла, что у меня болят ноги, ― ответила Саша, осторожно снимая балетки и демонстрируя покрытую свежими мозолями и грязью ступню.

― Тогда забирайся мне на спину! ― добродушно заявил Шота, присаживаясь и пальцем указывая на себя. ― Я повезу тебя, как истинный джентльмен.

― Заткнись, джентльмен, раздражаешь, ― нахмурился Даниэл, отвешивая тому подзатыльник.

― Не ревнуй. Мое сердце всегда с тобой, ― за это он получил уже ощутимый удар по голени.

Они снова сцепились, как дворовые коты, но дальше грозных взглядов друг другу в глаза не дошло, потому что Саша тихо, едва уловимо засмеялась, чем вела всех, в том числе и саму себя в ступор. Благо, что Шота оказался чуть проворнее и смекалистее, поэтому он подскочил к ничего не подозревающей девушке и поднял ее на руки, как невесту, и даже покрутился, заставляя ее юбку и волосы развеваться. Саша испуганно моргнула и вцепилась ему в шею, на что он лишь одарил ее широкой, слишком широкой улыбкой.

― Выдвигаемся, ― скомандовал Даниэл, и они дружно отправились в путь.

Пройти им удалось совсем немного. Усталость и голод давали о себе знать, прошедшие до этого люди вычистили все, вынесли даже то, что вынести нельзя было, оставив лишь пустые дома и магазины. К тому же необходимо было промыть могу Саши и осмотреть ее на наличие каких-то других повреждений. Поэтому их выбор пал на относительно сохранившееся здание университета. Его особо не грабили, так как, видимо, людей больше волновало содержимое магазинов и жилых домов. Они смогли воспользоваться оставшейся мебелью, чтобы соорудить убежище и немного поспать. 

Ребята расположились в вестибюле. Шота сдвинул несколько стульев, чтобы Саша могла на них прилечь, Даниэл же отправился внутрь здания, чтобы найти аптечку или что-то, чем можно было бы перевязать ногу и как-то воспрепятствовать дальнейшему заражению.

Шота сидел на стойке регистрации и крутил в руках найденную непонятно где скрепку. Саша неловко мялась на стульях, но молчала, никак не показывала своего недовольства происходящим.

― Ты так и не сказала, как попала сюда, ― сказал он, сгибая и разгибая небольшой металлический прутик и не смотря на девушку. ― И так и не сказал, если у тебя родные в городе.

Саша прикусила губу и заломила руки, словно не зная, как реагировать на такой вопрос.

― Мы хотим тебе помочь. И будет лучше, если ты расскажешь нам все, как есть, ― холодно произнес Шота, его лицо приняло какое-то ужасающе пустое выражение, будто он был манекеном, и Саша ощутимо вздрогнула.

― Мне неловко об этом говорить, но я сама виновата в том, что произошло, ― сказала она, опуская голову и перебирая пальцы. ― В тот момент, когда началась паника, я очень испугалась и побежала, куда глаза глядят. Тогда я была вместе с другими ученицами в институте, но когда я пришла в себя, я была уже далеко оттуда.

― То есть, из родных никого? ― переспросил он, склоняя голову, и его лицо снова приняло глупое, но хотя бы человеческое выражение лица.

― Нет.

Шота понимающе промычал и продолжил крутить скрепку. Саша снова неловко поерзала и посмотрела в его сторону. Он сидел по-турецки, чуть сгорбившись, и гонял скрепку из стороны в сторону, как кошка клубок.

― Мистер Шота, а вы давно знакомы с Даниэлом? ― спросила она, но сразу же пожалела, что вообще затеяла это.

Конечно, ей хотелось узнать об ее временных спутниках чуть больше, потому что это были первые люди, с которыми она самостоятельно познакомилась за пределами института и семьи. Но в самом начале они показались ей странными, если не сказать пугающими. Они вели себя чересчур громко, толкались, ругались, но при всем этом между ними царила какая-то гармония и взаимопонимание, которого Саша не смогла достигнуть за все эти годы в общении с другими воспитанницами. Она хотела постигнуть их секрет, но в тоже время понимала, что ей нельзя, это было бы слишком грубо по отношению к ним и их личному пространству.

Вопрос вырвался у нее случайно, когда она только размышляла об этом. Она не знала, почему это произошло, раньше она была довольно сдержана в своих словах и поступках, как и подобает истинной леди, но сейчас этой сдержанности не проявляла. Возможно, в ней говорила усталость, которая настолько затмила ей глаза, что она уже путает реальность и сон,а возможно, причиной был недавно пережитый шок, который наложил на нее определенный отпечаток.

Шота рассмеялся, и эхо, утроившее его смех, вывело Сашу из раздумий.

― Мы с ним познакомились в детском садике, ― хохотнул он, стрельнув в нее глазами, от чего она поежилась. ― Этот крысёныш украл у меня игрушку, пока я разговаривал с одной девчонкой, и сел себе преспокойно играть в уголке. Ну, а я, как только заметил пропажу, пошел к нему, чтобы поговори, как мужик с мужиком. Мы тогда повздорили, он прокусил мне ухо, а я ему набил фингал деревянным кубиком. Так и началась наша дружба, повязанная на крови. А потом пошло-поехало: первая любовь на двоих, одна школьная парта. Думаю, что я даже буду рядом с ним в его первую брачную ночь, чтобы он ничего не напортачил.

Саша смутилась, прикрыла рот ладонью, словно это она сказала какое-то непотребство, а Шота лишь расхохотался, чуть заваливаясь назад. Между ними снова повисла тишина, на этот раз более уютная. Саша чувствовала, что, несмотря на неуместную шутку в конце, все сказанное ее собеседником было правдой. К тому же, она заметила, что лицо юноши немного меняется, когда он говорит о своем друге или же о воспоминания вообще: оно становится человечнее, исчезают эти резкие черты, а взгляд становится чуть теплее. Саша запомнила, что, если нужно немного очеловечить сидящего перед ней Шота, то нужно просто заставить его поностальгировать.

Она хотела задать еще один вопрос, но неожиданно раздался звон битого стекла. Они синхронно обернулись на источник шума, и увидели перед собой что-то, что определенно было не с этой планеты. Силуэтом оно напоминало человека: огромная фигура, мускулистые руки, небольшая голова и мерцающие желтым светом глаза, которые, казалось, сканировали и знали о тебе все наперед. 

Неожиданно существо сделало один шаг по направлению к Саше, но в следующий миг грузное тело отлетело в сторону. Паутина трещин поползла от обмякшего тела, а Шота, заматерившись сквозь сомкнутые зубы, прижал к груди покрасневший кулак со стесанной в кровь кожей.

― Прячься, ― приказал он ей, в то время как существо пошевелилось.

Саше даже не успела вдохнуть, как монстр распахнул пасть, буквально раздвоился, пошел по швам, а в следующую секунду захлопнул пасть по обе стороны от фигуры Шота. Когда она моргнула, их уже и след простыл.

После всего произошедшего воцарилась звенящая тишина. Саша широко распахнутыми глазами смотрела на проход, чувствовала, как сердце билось где-то в горле, а на подкорке пульсировала отчаянная мысль «Шота мертв».