By the way
You left without saying
Goodbye to me
Now that you’re gone away
All I can think about is
You and me
You and me¹
— Как сегодня Ваши дела?
В воздухе витает запах подожжённой ароматической свечки. Чувствуется ваниль, персик и тонкий шлейф женских духов. За окном вечереет, но в комнате ещё светло. Летом же вообще позже темнеет, нежели в другие времена года. Из открытой форточки приятно тянет дымом от костра, слышна «Осень»² из уст собравшейся компании и гитара, где-то на фоне различается собачий лай и громкая музыка из чьей-то машины. Людской смех перемежается с мелодией гитары и треском дров, а внутри что-то ноет в приятной истоме.
Я закидываю ногу на ногу и с лёгкой улыбкой отвечаю:
— Как и всегда: всё просто замечательно.
Постоянство — неотъемлемая часть жизни, когда кажется, что всё летит в глубокую пропасть. Очень странно, знаете ли, открывать глаза и понимать, что ты не знаешь абсолютно ничего. Никаких деталей. Вообще. А когда понимаешь, что рядом находятся какие-то люди — плачущие или смеющиеся от облегчения и радости, — то кажется, что ты просто не понял какой-то мелкой шуточки, которую часто могли отпускать твои друзья. Если они были, конечно. Не знаешь ведь наверняка об этом, лёжа в больничной палате с переломами и сотрясением. Но далее с твоих пересохших губ срывается болезненное: «Вы кто?» И тогда точно понимаешь, что ад — это, на самом деле, рай, ведь в глазах всех собравшихся заданный вопрос кажется громом среди ясного неба. Непонимание, тотальное непонимание повисает в воздухе, а следом раздаётся немного заикающимся голосом поражённое: «К-к-как это к-к-кто?..»
— В общем, должно быть очень интересно, — когда наступает на несколько секунд небольшая тишина, я отрываюсь от конспекта и подношу микрофон от наушников чуть ближе ко рту.
— Считай, я там буду, — я улыбаюсь, предвкушая приятный вечер в кругу друзей, танцев и замечательной музыки. А главное — под открытым небом!
— Отлично! — женский голос полон оптимизма. Но тут же осторожно спрашивает: — Сегодня всё хорошо?
— Да, не переживай. Всё нормально, — я возвращаюсь к конспекту. — Жерар сказал, что я делаю определённые успехи. Что мне легче даётся разговаривать с ним. Что я больше открываюсь.
— Не могла нормального психолога найти, а не это… это… — собеседница задыхается от возмущения, но тут же бормочет: — Извини меня. Прости! Я не хотела…
— Ничего, — я жмурюсь, стараясь не сорваться вновь на истерику. — Всё… Всё нормально, — говорю я с придыханием и отбрасываю ручку от себя. — Так во сколько?
— В семь часов. На площади. Если хочешь, я заеду и…
— Не надо! — слишком резко бросаю я. — Не надо, — добавляю чуть тише и пытаюсь улыбнуться. — Ты же будешь такая нарядная! Зачем поедешь в глушь за мной? Я сама. У меня… Я уже не теряюсь.
— Хорошо. Ладно, до встречи, пока.
Нажав на кнопку, снимаю наушники и облокачиваюсь на спинку кресла.
Столько всего произошло за эти несколько лет. Больше, наверное, чем за всю жизнь. Если она у меня была, разумеется. После произошедшей аварии я ничего не помню. Родных и друзей вспомнила с большим трудом и то только за счёт того, что они приходили каждый божий день и показывали мне бесконечные фотографии. На самом деле, мне иногда кажется, что эти воспоминания мной выдуманы. Я уверена, что так должно быть. Семья, друзья, успешная карьера офисного клерка, ибо мечта стать архитектором умерла вместе с травмой обоих запястий, — и кажется, что всё хорошо. Нормально, по меркам общественности. Только Жерар — мой виртуальный друг и собеседник в скайпе³ — знает, что мне очень тяжело далась реабилитация. Все эти «доченька» и прочее — таким чужим, как всё это, мне даже больница не казалась.
Но чувство постоянства — вещь дикая и неприятная. Стоит только испытать его один раз, буквально мимолётно, как кажется, что больше ты просто не выживешь без него. Подсаживаешься как на иглу, а когда чувствуешь угрозу того, что не сможешь получить очередную дозу, превращаешься в машину, готовую убить ради восстановления необъяснимого зачастую равновесия в собственной жизни. Ну не глупо ли это?
Авария, как мне говорили, унесла много жизней в тот роковой день, больше пяти лет назад. Со слов родных, которым рассказали свидетели, врачи и бригада СМП⁴, произошло лобовое столкновение, когда я на полной скорости вылетела на встречную полосу, повернув перед пешеходным переходом, чтобы не сбить какого-то зеваку. К — комбо. Я вылетела в момент столкновения через лобовое стекло, прокатилась по обломкам другой машины и вылетела на проезжую часть, где в меня чудом не врезался какой-то парень на мопеде: успел затормозить. Можно считать, что тогда началась моя «светлая» полоса в жизни, ага. Очнулась я спустя неделю пребывания в реанимации. Однако перед этим мне сделали несколько операций, включая трепанацию черепа⁵. Процедура малоприятная, я думаю, но со слов врачей, у меня была обширная гематома и сдавление головного мозга. Именно из-за неё, все подозревают, я потеряла память. И тогда стали появляться родственники, друзья, все те, кому так или иначе я была важна как человек и как друг. Странно, но именно эти люди заполнили собой ту жуткую пустоту в голове. Именно эти люди стали моим миром. Пусть и немного суррогатным, каким-то неестественным и неживым, но всё-таки.
А после началось самое интересное — реабилитация. Сколько психологов переходило ко мне! А ещё неврологи, нейрофизиологи, хирурги и куча других специалистов, приводящие с собой толпы студентов, чтобы посмотреть на последствия тяжёлой аварии и столь же тяжёлых операций. Удивительно, говорят они мне, что вы выжили, какие травмы вы получили, бла-бла-бла. Память мне верните! Плевала я на травмы! Хотя, скрывать не буду, из-за травм запястий я не могла долгое время есть сама. И пришлось, что самое обидное, учиться держать ложку, когда уже смогла жить дома.
Костыли, коляски, трости — я стала не лучше ребёнка. Ходила в памперсе, меня кормили, я училась писать. Одно радовало — интеллект и усвоенные школьные знания и знания альма-матер никуда не делись. Более того, после аварии я стала схватывать всё на лету и больше запоминала. Мне нужна была информация! Но меня расстроили, сказав, что таким образом мозг компенсирует потерю памяти. И чем больше я буду владеть какими-либо фактами из истории или математики, решая примеры без калькулятора, как дети-индиго, тем меньше вероятность, что я что-то вспомню о тех людях, которых когда-то знала.
И вот наступил тот день, когда я после очередной операции на переломанном позвоночнике пошла. Эти ощущения я не смогу передать словами и никому не желаю их испытывать. Адская боль смешивается с диким адреналином. «А сколько я смогу пройти?!» Немного, чувак, совсем немного. Но постепенно расстояние увеличивалось, мышцы приходили в тонус, шрамы затягивались, позволяя мне оголять ноги и руки. Во мне было столько железа, что металлургические заводы отдыхают!
Вздохнув и отогнав неприятные мысли, я поднимаюсь с кресла и иду к шкафу. Спина ещё болит, руки не всегда слушаются меня, но в целом я чувствую себя хорошо. Социум встретил меня более чем удовлетворительно, но это, наверное, за счёт моего окружения. Я знаю истории — или знала, кто теперь разберёт — про несчастных, которые попытались влиться в общий коллектив, но общество не приняло их, а прожевало и выплюнуло, не забыв потоптаться и осыпать градом оскорблений.
Не знаю, что было в моём характере до аварии, но знаю, что есть теперь. Я не сдамся. И никому не позволю втаптывать меня в грязь. Да, я не совсем полноценна, но я такой же человек, как и все те, кто ещё более уродлив, чем я. Нет, не снаружи. Внутри, ребят, внутри.
Снимаю с плечиков весёленькой расцветки платье, нахожу плетёные босоножки и иду одеваться. Расплетаю волосы, а крайние пряди закалываю на затылке. Беру сумочку, кладу в неё телефон, кошелёк, ключи и наушники. Когда окончательно чувствую себя готовой, смотрю на своё отражение в зеркале в прихожей. Шрам на груди всё ещё немного виден, равно как на плечах и запястьях. Но я себя не стесняюсь. Я должна себя любить и такой, немного неполноценной.
Не забываю я и про часы. Ловко застёгиваю их с трудом сгибающимися пальцами и чувствую, что удача сегодня на моей стороне. Окрылённая, я выхожу из квартиры, закрываю дверь и делаю глубокий вдох.
Мир, встречай меня!
Поездка проходит без особых происшествий. Даже косящаяся на меня женщина не портит моего настроения. Рассчитываюсь с водителем и лёгкой походкой, иногда прихрамывая из-за быстро проходящих судорог, иду к площади, встреча на которой и была мне назначена моей хорошей подругой. Почему я уверена, что она такая хорошая? Только, наверное, потому что эта девушка стала тем фрагментом, который полностью восстановился в моей памяти. Я немного слукавила, когда сказала, что все воспоминания кажутся мне выдуманными. С этой девушкой они мне кажутся более, чем реальными. Лилия — а именно так её зовут — приходила ко мне каждый день и рассказывала кучу историй про меня, себя и нас. Если когда-нибудь я смогу вернуть ей этот долг, то я обязательно это сделаю.
На площади уже установили аппаратуру, кавалеры и дамы — кто в платьях, кто в юбках, а кто и вовсе в джинсах — прогуливались по площади и готовились к предстоящим танцам прошлых веков. В толпе я отыскиваю Лилю и Макса — закадычную пару, которая только недавно сказала мне, что они встречаются. Вообще, встречались они ещё до моей аварии, но сказали только тогда, когда я начала что-то вспоминать о наших походах в лес, побегах от злых строителей, на чьей базе мы лазили, о песнях у костра и покосе в деревне у Макса.
— Приве-е-ет! — Сперва меня сдавила Лиля, а после — и сам Макс. Тупая боль поселяется в груди, но я терплю.
— Привет! Как тут здорово! — Я всегда восхищалась танцами прошлых столетий, и когда выдался шанс станцевать что-то и стать своего рода частью истории, я не могла отказаться! Ведь своей-то истории почти что и нет.
Тем временем ведущий объявляет начало вечера. Я машу друзьям рукой и отхожу. Танец подразумевается без разбора, только с теми, кто знает, как танцевать. Встаю в стороне и завороженно наблюдаю. Плавность дам, уверенность кавалеров и общая атмосфера происходящего — мне кажется, что я попала не в тот век. Да что там век! Не в ту реальность!
Между тем, музыка всё звучит и звучит, заставляя меня расслабиться и будто бы отдаться этому звучанию. Людские разговоры, доносящаяся из колонок на площади какая-то попса, которая стремится перекричать или даже перепеть музыку с площади, — всё смешивается в единое звучание. Я поддаюсь ему, а мой взгляд становится всё более расплывчатым. Я уже не фокусируюсь на чём-то, просто смотрю одновременно на всё. И вдруг замечаю всего на пару секунд, что тоже кружусь среди дам в общем вальсе. Рядом со мной кавалер, он уверенно держит меня, и мы кружимся по линии танца. Но это длится всего лишь мгновение. Я моргаю и цепляюсь взглядом за ближнюю пару.
«Что это было?»
Не думаю, что это было наваждение или какая-то иллюзия. Да и среди дам я не нахожу похожих на себя. Наверное, просто показалось.
Вдруг краем глаза замечаю, что рядом со мной встаёт какой-то юноша. Он тоже следит за развернувшимся действом, а после поворачивает голову и смотрит на меня. Но я слишком увлечена и не смотрю на него в ответ. Я прикована к тому, что перед мной, к кружащимся в вальсе парам.
— Хотели бы станцевать? — обращаются ко мне, и тогда я отвлекаюсь.
Он не выше меня, даже немного ниже. Светлые глаза, борода, редкие усики и длинные блондинистые волосы, собранные в хвост. На нём рубашка, хлопковые брюки и туфли. За спиной — бежевый рюкзак. Юноша красив. Тонкие губы, растянутые в лёгкой улыбке, красиво очерченные скулы — отмечаю, что мне он в чём-то даже приятен.
— Было бы неплохо, — отвечаю я, улыбаюсь и снова слежу за танцем, который уже подходит к концу, потому как музыка начинает сбавлять темп.
— Тогда позвольте «занять» Вас на следующий танец, — неожиданно говорит мне он, широко улыбаясь.
— Хорошо, — смеюсь я.
Он кивает мне и устремляется к скамейкам и столикам. Там оставляет свой рюкзак, перекидывается парой слов с другими парнями и возвращается ко мне. Встав от меня слева, он протягивает мне руку. Я снова улыбаюсь и вкладываю в неё свою ладонь.
Мы направляемся сперва в центр, откуда уже разошлись танцующие пары, но долго не стоим и идём дальше. Когда подходим к группе людей, между моим кавалером и другим юношей завязывается разговор, по которому я понимаю, что танец ещё не объявили. Однако у меня пара уже есть. Удивительно, не правда ли?
Немного постояв среди других танцоров, — я так окрестила их ещё на подходе к ним, — мы отходим.
— Так, первыми лучше не вставать, — смеётся мой кавалер, и его звонкий смех оказывается настолько заразительным, что я поневоле подхватываю его, смеясь следом.
Наконец, объявляют танец, звучит фраза: «Кавалеры приглашают дам. Дамы приглашают дам» и мы выходим в центр. Когда нужное количество пар — или просто те, кто захотел — выходят, начинается разбор схемы танца. Вдруг я понимаю, что какие-то шаги и термины, что произносит ведущий, мне знакомы. Как будто я это уже делала. Надо будет выловить Лилю и Макса, которые пропали почти тут же, как я обзавелась кавалером, и спросить, могла ли я раньше заниматься танцами вместе с ними.
И начинается музыка. В круг, из круга, шаг, ещё шаг, арка, руки в центр, даму под аркой, променад⁶, смех, путаница, большие круги из четырёх пар вместо малых из трёх — столько положительных эмоций я не получала уже давно. Хотя Жерар — не знаю, почему он называется именно так, — и говорит, что важно для меня сейчас получить эту гамму положительных «чуйств», я отказываюсь наотрез куда-то ходить. В кино у меня начинает болеть голова, в кафе я быстро устаю от большого количество разных лиц, на прогулке я боюсь — или, вернее, боялась — потеряться. И грузить этими проблемами друзей кажется мне верхом эгоизма. Поэтому мы имеем то, что имеем.
В конце пары путаются окончательно, и возвращает меня другой кавалер. Я сдержанно его благодарю и, потеряв к нему интерес, равно как и он ко мне, ищу взглядом того симпатичного парня, пригласившего меня на танец, но не нахожу. Не буду скрывать: во время променада мы должны были встать в круг к случайным парами, и я очень хотела попасть в круг к «своему» кавалеру. Хотя минутку. Почему моему?
Моргаю и ищу лавочку. Когда нахожу, уверенным шагом двигаюсь к ней. Но, не дойдя до неё примерно метра полтора, мои ноги внезапно слабеют и подкашиваются, в глазах темнеет, я теряю равновесие и падаю вперёд. И если бы всё было так просто! Я падаю, а перед глазами, вокруг меня, в моей голове и ушах предстаёт странная сцена.
— Хватит, — спокойствие женского голоса заставляет вздрогнуть, потому как не может человек говорить так спокойно, — давай прекратим это.
— О чём это ты? — спрашивает мужской дрожащий голос. — Ты же не серьёзно, да?.. Скажи, что не всерьёз!
— Нет, я вполне серьёзно. Давай прекратим это. Я устала бороться за место под твоим солнцем. Может, было бы лучше нам и не начинать всё это по сотому кругу за раз.
— Нет, нет, нет! — быстро. — Нет, пожалуйста! Я… Я изменюсь! Я… Мы справимся! Мы!..
— Я это уже слышала. Хватит. — И от всей сцены разит такой тоской и болью, что кажется, будто бы лучше уже не будет никогда.
— Лира! — звонко, надрывно. — Лира, я люблю тебя!
— Нет, ты любишь всех, кроме меня.
Хлопок — как будто закрылась дверь. Звук работающего двигателя, а следом разносящийся по улице отчаянный крик.
Я открываю глаза и вижу склонившихся надо мной Макса и Лилю. Чувствую влагу на лице и замечаю в руках парня бутылку с водой.
— Обморок? — Я пытаюсь сесть.
— Причём ни с того, ни с сего, — Лиля подаёт мне платок. — Лучше?
Я киваю, стараясь не думать о посетившем меня видении. Не ходила никуда — всё нормально было. Стоило выбраться из своей конуры — нате, распишитесь! Что за чёрт?!
Сажусь на лавочку и присасываюсь к бутылке, которую дал мне Макс. Они с Лилей опять куда-то делись, не сказав и даже не намекнув. Ну, ладно, не маленькие, чай. Всё равно выясню необходимую мне информацию, только позже. Как оказалось, я пробыла без сознания порядка двух минут. За это время уже успели собраться новые пары и станцевать танец «для профи». Теперь, как было сказано, кавалеры приглашали дам, дамы приглашали дам на следующий танец с разбором. Надеюсь, никто не слышит, как я скриплю зубами? Эх, что такое «не везёт»?..
Взглядом ищу «своего» кавалера, а когда нахожу, вдруг вижу, что он смотрит на меня в ответ. Не придумав ничего лучше, улыбаюсь. А вот он не спешит. Смотрит так напряжённо, а когда начинают объяснять шаги — теряет ко мне всякий интерес. Немного обидно. Ну и ладно.
Пока сижу, решаю подумать о видении. Это, очевидно, была ссора между парнем и девушкой. Если рассуждать логически, то это могу быть и я, а само видение — отрывком из моего прошлого. Вывод напрашивается сам собой: у меня был молодой человек, если не ошибаюсь и героиней этого видения являюсь действительно я. Надо бы поговорить с Жераром на эту тему.
На самом деле, Жерар — мой наставник в одной онлайн-игре. Пока игра не надоела, мы мило общались, а когда я заявила, что ухожу и продаю аккаунт, то Жерар изъявил желание пообщаться со мной ближе. И наши разговоры больше велись обо мне, чем о чём бы то ни было ещё. Против я не была. Наоборот, мне это было нужно. День за днём. Сперва почта. Потом социальные сети. И в конце концов мы перешли на скайп. Правда, говорила я, он же мне отвечал текстом, объясняя это отсутствием микрофона. Я не настаивала. Так было даже проще. Все же знают, что говорить как будто в пустоту, полагая, что тебя никто не слышит, гораздо легче: ты не видишь осуждения, не видишь никаких эмоций. Лишь получаешь сухую текстовую оценку на сказанное и не более того. Это раскрепощает.
Вскоре меня вновь приглашают на танец с разбором. Пока объясняют шаги, стараюсь уловить взглядом «своего» кавалера, но нигде не нахожу. Какая-то странная грусть овладевает мной, но я стараюсь гнать её прочь. Включается музыка, мы отдаёмся ей и самому танцу. После меня провожают до скамейки (видимо, все видели моё эпичное падение), я сажусь и жду следующего танца с разбором. В таком ключе протекает весь оставшийся вечер. Я успеваю даже с Максом станцевать и с Лилией, в обоих случаях за даму. Когда они, уже переодетые, подходят ко мне, я пристально смотрю на стоящего спиной ко мне «своего» кавалера. Тот иногда вертит головой в мою сторону, но не поворачивается полностью. Только когда ко мне подходят ребята, он разворачивается и смотрит на меня, но парочка загораживает его от моего взгляда и разрывает наш зрительный контакт.
— Пойдём?
— Да, идём, — рассеянно отвечаю я, вставая. А когда смотрю туда, где только что стоял «мой» кавалер, то никого не обнаруживаю.
***
Ночью мне снится престранный сон. Я стою в толпе, напротив нас — сцена. На сцене выступает юноша с электрогитарой. У него длинные для парня волосы — своими кончиками они касаются плеч. На нём белая рубашка, чёрная «бабочка» и такие же брюки. На парня ярко светят прожектора, что я замечаю реденькую бородку на его лице и усы. «Мой» кавалер. Он начинает играть. Но мелодия, доносящаяся до меня, слышится вовсе не от его гитары. Кажется, что она отдаётся звонким эхом от стен, потолка, пола, даже каждого из присутствующих здесь, доносясь словно бы сразу отовсюду. Мелодия была везде. Но это лишь вступление. Внезапно мне становится так больно, как не было, наверное, никогда с момента выписки из больницы. Я слышу голос. Он пленяет меня, сковывает и заставляет упасть. Рухнув, как подкошенная, я упираюсь руками в пол и часто дышу. Это сон. Это просто, чёрт побери, сон! Но когда начинается припев, я чувствую ком в горле, а следом по моему лицу текут слезы. Голова становится неестественно тяжёлой. В груди стреляет тупой болью, которая нисколько не отрезвляет, но постепенно увеличивается, будто бы сердце выедает кислотой. Мне кажется, что мимо проносятся светлые фрагменты моей утерянной памяти. Что-то близкое, родное и безумно дорогое. Мне хочется сорваться, побежать, удержать и спасти, но я прикована к полу и даже не могу шевельнуться. Песня набирает обороты. Куплет за куплетом, вокалист поёт, не жалея ни себя, ни меня, с надрывом, что мне кажется всего на мгновение, будто бы этот вокалист — «мой» кавалер. Но это не так. Всё, что я слышу, будто бы идёт в какой-то обход тому, что я вижу. Певец кричит. Мне хочется тоже закричать от накатившей тоски и боли. Хочется вопить, крушить, рвать кожу на себе, лишь бы наваждение отступило и позволило мне сделать хоть что-нибудь. Что-нибудь!
Обессиленная, я поднимаю глаза на юношу. «Мой» кавалер продолжает перебирать струны и зажимать аккорды. Прожектора всё ещё направлены на него, что мне больно смотреть. Но вскоре я будто бы вижу его с помехами. Какие-то полосы проходят по белоснежной рубашке, руки его замирают, а после снова играют, как ни в чём не бывало. Я моргаю, щурюсь, превозмогая боль во всём теле, но нет, помехи не исчезают. А когда певец кричит последнюю фразу, всё гаснет, словно кто-то выдернул вилку от телевизора из розетки.
И я просыпаюсь. В поту и со скомканным одеялом.
***
— Как сегодня Ваши дела?
В воздухе витает запах подожжённой ароматической свечки. Чувствуется ваниль, персик и тонкий шлейф женских духов. За окном вечереет, но в комнате ещё светло. Летом же вообще поздно темнеет, нежели в другие времена года. Из открытой форточки приятно тянет дымом от костра, слышна «Осень» из уст собравшейся компании и гитара, где-то на фоне различается собачий лай и громкая музыка из чьей-то машины. Людской смех перемежается с мелодией гитары и треском дров, а внутри что-то ноет в приятной истоме.
Я закидываю ногу на ногу и с лёгкой улыбкой отвечаю:
— Как и всегда: всё просто замечательно.
— Лжёте. Вы мне лжёте.
Улыбка сходит с моего лица. Я сажусь ровно, прочищаю глотку и тихо говорю:
— Извини.
— Ничего. Так что случилось?
— Я не выспалась, — потираю шею и блуждаю взглядом по комнате в поиске «воротника»⁷.
— Кошмары?
— Не совсем, — я мнусь. — Видишь ли, я была вчера на прогулке. Меня Лилия позвала. Там были танцы, люди, весело очень. — Я замираю, увидев значок набора текста.
— Люди?
— Да, представляешь? Думала, чокнусь, но всё оказалось гораздо легче. И я танцевала! А потом… — вспоминается та сцена, увиденная мной во время обморока, и я обрываю себя на полуслове.
— Что такое?
— Знаешь, — снова мнусь, — я упала в обморок и, пока была без сознания, увидела странную картинку.
— Опишите.
Я покорно рассказываю всё, что видела и слышала, а когда смотрю на монитор и не вижу значка набора текста, продолжаю:
— А сегодня он снился мне, этот парень. С гитарой, на сцене. И я была перед ним в толпе. Вдруг начала играть песня, совсем не та, какую парень играл. Я слышала голос вокалиста и… Мне стало так плохо и больно, что я… я проснулась в поту. — Я сглатываю, понимая, что бо́льшую часть от Жерара утаила. Но он, кажется, не улавливает этого.
— Вы просто перенервничали. Сейчас же время обеда. Поспите днём, пока Вам это позволено. Когда выйдете на учёбу, со стрессами бороться будет сложнее.
— Жерар, а почему ты мне всё ещё "выкаешь?" — Я смотрю точно в глазок камеры.
Он не любит, когда я называю его по имени. В последний раз, когда я так сделала, он неделю не выходил на связь. Я едва не свела счёты с жизнью в конце той недели. Когда же он соизволил появиться, в первую очередь, я врубила трансляцию, и он во всей красе рассмотрел моё исхудалое лицо, багрянец под глазами и бритву в руках. «— Что Вы хотите сделать?!». «— Умереть. Я думала, Вы меня бросили!». И больше мы к этой теме не возвращались, а Жерар покорно выходил на связь каждый день. И я никогда не задумывалась о его семье, о его жизни и планах. Просто принимала его присутствие как нечто само собой разумеющееся. Будто бы так и должно быть.
— А почему бы и не на «Вы»? Вас это смущает? Однако, такой разговор уже был, и, насколько я помню, мы решили оставить всё как есть.
— Да, смущает. Давай на «ты». Всё-таки почти родные люди, — бегающий карандаш исчезает, как будто Жерар перестал набирать текст. — Или нет?
— Это не то, о чём нам стоит сейчас говорить. Заварите себе чаю и поспите днём. До свидания!
Он выходит из сети, я даже не успеваю ничего сказать ему в ответ.
Но совету всё же следую. Заварив чаю с мятой, сперва долго вдыхаю аромат мяты, после разбавляю чай молоком и почти залпом осушаю кружку. Когда ложусь в кровать, вспоминаю, что мне скоро и в самом деле выходить на учёбу. Как же не хочется! Зевнув, поворачиваюсь на бок и постепенно проваливаюсь в дрёму. Когда засыпаю окончательно, то почему-то слышу мужской голос, говорящий мне «До свидания!»
Просыпаюсь я около шести вечера. Однако чувства бодрости и тяги к новому у меня не прибавилось. Наоборот: я чувствую себя разбитой и снова хочу спать. Но нет. Нельзя. Иначе голова будет несколько дней болеть. По пробуждению я принимаю душ, переодеваюсь и снова пью чай с мятой. После второй кружки отмечаю, что неплохо было бы прогуляться, несмотря на неприятный опыт днём ранее. Взяв телефон, набираю номер Лили. Когда девушка берёт трубку, я слышу на заднем фоне мужскую ругань. Всего услышать не успеваю, лишь отдельные отрывки, но и от них мне становится не по себе. «Зачем ты пришёл туда?! Ты знаешь, что она чудом выжила!». «Я должен с ней поговорить! Не дадите её контактов — сам найду!»
— Алло, — судя по голосу, Лиля на взводе.
— Привет. Не хочешь прогуляться? — Я улыбаюсь и стараюсь придать интонации соответствующий оттенок.
— Прости, но я не могу. Сейчас не лучшее время.
— Хорошо. Как скажешь. Пока.
Не прощаясь, Лиля сбрасывает. Я кидаю телефон на диван и хмурюсь. Судя по голосам, один из ругающихся — Макс, первый, который я услышала. А вот второй… Он мне знаком. И, кажется, я даже сперва понимаю, чей он, но, когда эта мысль в полной мере осознаётся мной, я трясу головой. По позвоночнику прокатывается шарик из боли, я морщусь. Это похоже на паранойю! Я вбила себе голову, что «мой» кавалер — исключительно мой! И теперь всё, что с ним связано, будет постоянно вторгаться в мою жизнь! Но это ведь глупости!
Фыркаю и быстро переодеваюсь в джинсы и футболку. Никто не идёт гулять со мной? Тогда я пойду одна! Когда оказываюсь на улице, чувствую безграничную свободу. Вот только девать её некуда. Сперва иду до магазина. Покупаю там питьевой йогурт и иду в парк. Сев на скамейку и скрестив ноги, пью свой напиток и наблюдаю за гуляющими, проходящими и просто заглядываю в окна девятиэтажки напротив. На улице душновато, поэтому мой лоб, щёки и шея быстро покрываются по́том. Изредка дует ветер, но облегчения он не приносит. Тогда я решаюсь прогуляться по относительно знакомым улицам.
Когда мы приехали из больницы, я ведь вообще обстановку не узнавала. Каждый дом, поворот или сквер казался мне чем-то новым, неизведанным. Как будто я впервые оказалась в этом целом огромной мире! На самом деле, это ужасное чувство: ты видишь своих сверстников, которым, как и тебе, **дцать с копейками лет, но они смотрят на всё более осмысленно, нежели ты. Для тебя каждое слово, каждый взгляд и каждое чужое движение — уже целая история! Испытывать это чувство — дикость. И, как я уже говорила, я никому не пожелала бы подобного.
Поворот, ещё один, ещё. Это даже становится увлекательно, потому как в первый раз своей одиночной прогулки я заблудилась в дворах и перепутала дома: вместо пятиэтажки, в которой я живу на третьем этаже, я зашла в десятиэтажный дом с двумя коридорами квартир на каждом этаже. Благо, какой-то дедок меня вывел и, спрашивая прохожих, не их ли я родственница, довёл меня до моего двора, где собрались уже родные и друзья. А то и не знаю, что было бы со мной.
Я уже подхожу к своему подъезду, как замечаю, что по пандусу⁸ к двери подбегает юноша в толстовке с изображением какой-то славянской руны и с покрытой головой капюшоном, и быстро нажимает номер квартиры. Домофон пикает, но никто не открывает дверь. Тогда парень сбрасывает и ещё раз набирает. Я к этому времени уже поднимаюсь по ступенькам, каждая из которых — моя маленькая победа даже после долгой реабилитации.
— Давайте я открою, — негнущейся рукой я вынимаю ключи из кармана джинсов. — А то…
Но пока я мешкаю, парень сбрасывает номер квартиры и убегает обратно по пандусу. Я несколько секунд смотрю ему вслед, а после просто пожимаю плечами и, открыв дверь, вхожу в подъезд.
Принимаю душ, переодеваюсь и ложусь звёздочкой на диване. Во мне бурлят какие-то чувства, которым я не могу дать описания. Мне хочется куда-то идти, что-то делать, но мысль о путешествии куда бы то ни было в одиночку кажется дикой, а разговаривать с Лилей на эту тему мне не хочется. Не то чтобы я хотела скрыть от неё и Макса своё реальное состояние. Просто мне хочется сделать это одной. Закусываю губу и напряжённо думаю.
Однажды Жерар сказал мне, что в истории есть много случаев, когда потерявший память человек идёт на место случившегося, что, собственно, и унесло его память, и вспоминает какие-то отдельные детали, фрагменты, будто бы оказывается в каком-то иллюзорном сне, где память к нему возвращается. Может, именно это мне и надо? Взглянуть на ту часть дороги, где всё произошло?
Сажусь и складываю руки в замок. Пальцы слушаются плохо, но я упорно добиваюсь желаемого, а когда чувствую боль в запястьях от натуги, расслабляю руки. Да, так мы и поступим. У меня ещё есть около двух недель до возвращения на учёбу — незапланированный отпуск, ибо спустя два месяца после курсов я чувствовала себя почти так же паршиво, как после аварии. Ну, может, не так сильно. Теперь надо навёрстывать упущенное.
— Вы прогулялись?
Жерар оставляет сообщение для меня, пока я была в оффлайне.
Набираю ему, а когда связь устанавливается и он принимает вызов, рассеянно говорю:
— Я хочу сходить на место аварии.
— Неплохая идея. Может, что-то вспомните.
— А что, если всё не так? — Горестная мысль не даёт мне покоя. — В том видении я слышала гул работающего двигателя. Стало быть, я уезжала от своего бывшего молодого человека — мы вроде как расстались. Что, если это и послужило причиной нашей аварии? Кто меня вёз? Почему я решила уехать? Кто он был — человек, которого я любила и, быть может, люблю до сих пор?
— Не говорили об этом с друзьями и семьёй? Не узнавали детали случившегося?
— Да кто мне что скажет! — всплескиваю я руками и тут же морщусь.
— Что такое?
— Да тело болит. Я гуляла, да, ты верно заметил, — я подозрительно прищуриваюсь. — А с чего ты взял, что я пойду гулять или что я вообще гуляла?
— Я бы пошёл после дневного сна. Это очищает голову и приводит мысли в порядок.
Ага. А мне как раз чистка нужна!
— Простите! Я не это имел в виду!
Видимо, что-то появилось на моём лице, раз Жерар решает извиниться. Но я, несмотря на затрагивание неприятной темы другим человеком, не обижаюсь.
— Так что же мне делать? — Я провожу руками по волосам. — Это принесёт хоть какую-то пользу?
— Несомненную. Но лучше сказать хоть кому-то, что Вы собираетесь сходить на место аварии.
— Ага, — фыркаю я. — Чтобы они меня остановили. Да и сказала я уже.
— Я не считаюсь.
— Это почему ещё? — выгибаю бровь.
— Если что-то произойдёт, я не смогу Вам помочь.
Я замираю и вспоминаю тот случай, когда заплутала в собственном районе, в нескольких минутах ходьбы от дома.
— Всё будет хорошо, — я сглатываю. — Уверена, ничего не произойдёт.
— И всё же советую с кем-нибудь поделиться. Извините, мне пора. Расскажите потом, как всё прошло! До свидания!
И снова он уходит так же быстро, как и в прошлый раз. Я даже сказать ему ничего не успеваю.
Жерар — интересный человек. Живёт на другом конце нашей планеты от меня, любит синий цвет и предпочитает проводить спокойные вечера в одиночестве. Можно подумать, что это фейк⁹ кого-то из близких или друзей, но нет. Я знаю, как выглядит мой Жерар: фотографиями мы обменивались ещё на этапе онлайн-игры. Наверное, от того мне и проще с ним говорить. Помимо отсутствия прямого контакта, я знаю, что не встречу его на улице. И это тоже раскрепощает, раскрывает.
Когда компьютер отключается, я всё же решаю сходить к месту аварии. Собрав сумку с необходимым — лекарства и всё для первой помощи, вода, деньги — и приготовив одежду, с приятным и между тем пугающим предвкушением ложусь в постель, надеясь, что сегодня я буду спать без сновидений.
Так и получается. Проснувшись утром от сигнала будильника, я наконец чувствую прилив бодрости. Решаю не тратить лишнее время, поэтому уже через час после пробуждения я надеваю кеды, медленно негнущимися пальцами их шнурую и, сделав глубокий вдох и медленный выдох, выхожу из квартиры.
Место, куда мне предстоит добраться, находится в получасе езды. За то время, что я провела дома, мысли об этой аварии почти не посещали меня. В больнице меня убедили, что в целях обеспечения себе спокойной жизни и выздоровления лучше забыть о произошедшем и не возвращаться к этому. Если память вернётся, хорошо. Нет — но люди живут и так вполне себе нормально. Только вот меня это не устраивало.
Тем временем автобус уже везёт меня по направлению моего, по идее, самого страшного кошмара. Волнительно, не спорю, но страха как такового нет. Нетерпение перед неизведанным, восторг от возможных знаний и разрешение одной из множества проблем: что же тогда произошло?
Когда я выхожу из автобуса, понимаю, что место аварии находится под мостом на развязке. В аккурат на место я не попаду, но могу подойти на максимальное допустимое расстояние. Перейти дорогу, затем ещё одну, пройти метров десять вдоль трассы и добраться до колонны — дорога после аварии меня увлекает. Вот только там, где хотела встать я, уже стоит группа из пяти человек, у двоих я замечаю за спиной чехлы от гитар. Насколько я могу судить, группа состоит из парней, они смотрят на отметины на асфальте, периодически о чём-то переговариваются. Видимо, их тоже что-то связывает с этой аварией. Знать бы, что именно?
Один из них — лидер, скорее всего — что-то говорит ребятам и они идут дальше. Я сперва немного пугаюсь, думая, что они сейчас пойдут мне навстречу. Но нет, пронесло. Когда они отходят на достаточное расстояние и исчезают за стеной надземного пешеходного перехода, я подхожу к месту, где они стояли, и осматриваюсь. Но прежде, чем отдаться обстановке в целом, я смотрю под ноги и обнаруживаю лежащую там брошь. Цветок с чёрными лепестками и серебряным стеблем, украшенным белыми переливающимися камешками наподобие алмазов. Пожимаю плечами и убираю находку в рюкзак.
Здесь нет ничего такого, что могло бы мне напомнить о произошедшем. Разве что отметины — белые, местами чёрные, но они больше похожи на свежие, а не те, почти что пятилетней давности. За это время прошло пять смен сезонов. Тут просто не должно было что-то остаться. Однако я не хочу уходить. Витающий в воздухе запах мужского парфюма смешивается с придорожной пылью и выхлопными газами проезжающих машин. После того, как мимо на оглушительной скорости проносится грузовик, обдавая меня пылью, я начинаю чихать, а сама пыль — скрипеть на зубах. Но стоит мне услышать визг покрышек тормозящего перед пешеходным переходом грузовика, как меня будто бы выбрасывает с этой трассы.
Я словно во сне. Мне холодно, вокруг лежит снег, но сейчас не зима. Может, ранняя весна или поздняя осень. Я будто бы возвышаюсь над общей картиной, словно стою на каком-то постаменте. Но опустить взгляд и посмотреть не могу, ибо перед собой замечаю сидящего с гитарой того самого юношу, который снился мне не так давно. Он в сером вельветовом плаще, брюках и ботинках. На его голове нет шапки и ветер задорно треплет длинные до лопаток волосы. Он что-то сосредоточенно играет, не отрывая взгляда от грифа электрогитары, и улыбается. Я не слышу мелодии, но снова начинаю видеть общую картинку будто в помехах. Рябь проходит по снегу, парень искажается, помехи оставляют гитару без грифа, а вскоре картинка будто бы исчезает.
Я обнаруживаю себя стоящей у дороги и зажимающей нос и рот платком. Из глаз хлещут слёзы от пыли, я захожусь в тяжёлом кашле. Когда приступ сходит, ещё прочищаю глотку и иду туда же, куда ранее ушли те парни. Впереди замечаю свободную лавочку. Сажусь, вынимаю из сумки влажные салфетки и начинаю приводить себя в относительный порядок. Выпив необходимые по лечению таблетки, делаю ещё несколько глотков воды и достаю телефон. Мне звонила Лиля. Но сейчас я не хочу с ней разговаривать. Выключаю телефон и убираю его на дно сумки.
Сегодня выдаётся жаркий день, а я села ещё на самое пекло. Проходит минут десять, и я решаю всё же ещё немного погулять. Как раз до следующей остановки меня хватит. Долгие прогулки сразу дают знать о себе болью в ногах. Так что лучше лишний раз себя поберечь. Пока иду, думаю об увиденном. Скорее всего, все эти всполохи в моём сознании — это часть моей утерянной памяти. Уже второй раз я вижу «своего» кавалера, однако допускаю, что мои видения, те самые обрывки, искажены. Я могла вбить себе в голову, что нас с «моим» кавалером что-то связывает. И он просто-напросто заменил кого-то другого в моей памяти. Может, стоит ещё раз сходить на танцы и поговорить с ним? Хотя нет. Глупость! Как это будет? «Привет. Мы не знакомы, но ты мне чудишься вот уже неделю как и снишься столько же времени. Я тут память лет пять назад потеряла. Может, расскажешь, почему я вижу именно тебя, а не человека, который был в моей жизни?»
Но что, если этот парень и есть тот самый, с кем я когда-то состояла в отношениях? Если попробовать доказать это, то на ум не приходит ни один факт. Значит, я всё-таки себе чего-то надумала?
— Осторожно!
Меня резко дёргают в сторону за плечо, не позволяя сделать шаг вперёд. В ту же секунду мимо проносится на бешеной скорости мотоциклист и затем исчезает в колонне других машин.
— С-спасибо, — неизвестный меня отпускает, позволяя мне растереть место захвата.
— Вы не смотрите на дорогу от слова «совсем»?
Это высокий коротко стриженный юноша, без растительности на мощном лице, с большим носом и пухлыми губами. На нём коричневая кожаная куртка, чёрная футболка — самое оно в такую жару, — джинсы и кеды.
— Задумалась просто, — я улыбаюсь и пожимаю плечами. — Спасибо Вам! — благодарю я его и тихо добавляю: — Ещё одной аварии я бы не пережила.
— Сами дойдёте, или помочь Вам чем? — спрашивает он, улыбаясь мне в ответ.
— Нет, спасибо огромное. Я дойду сама.
Мы прощаемся. Парень убегает к мосту, я же перехожу дорогу и иду в сторону остановки. Прихожу вовремя: как раз подъезжает мой автобус, даже почти пустой. Когда мы трогаемся, я обращаю внимание на переход, у которого мы столкнулись с тем парнем. Он снова там стоит, на этот раз разговаривает с кем-то по телефону, причём разговор очень оживлённый: он машет руками, ярко жестикулирует и, судя по его лицу, очень сильно злится. Впрочем, что в этом такого, чтобы я волновалась?
Дорога плавно двигается, меняется картинка за окном. Я абстрагируюсь от всего на долю секунды, буквально, а когда фокусируюсь, понимаю, что мы сейчас проедем мою остановку. Вскакиваю и бегу к водителю по салону. Почти бросаю ему деньги, и он с неохотой и бурчанием, что надо раньше готовиться к выходу, останавливается. Я выхожу из автобуса и иду на переход. Когда загорается зелёный, я начинаю неторопливо идти, а когда уже приближаюсь к подъезду, замечаю мнущуюся у крыльца Лилию.
— О, привет! — машу я ей.
Девушка переводит на меня взгляд и сперва смотрит с явным непониманием, а когда до неё доходит, улыбается и машет в ответ.
— Я звонила тебе, звонила. А потом решила сама приехать. Думала, ты куда-то ненадолго. Как погуляла?
— Хорошо, — вру я, — размялась. Пойдём чаю, что ли, попьём.
Мы поднимаемся ко мне в квартиру. Лиля без умолку рассказывает о проведённых выходных с Максом, о том, как они съездили в другой город к его родителям, как ходили в лес. Даже когда мы вошли и уже разулись, она продолжала говорить. Замолкает только тогда, когда я уже накрываю на стол. Отпив немного из кружки, девушка вдруг восклицает:
— Ты смотри, что я нашла! — И быстро извлекает из недр своей сумки альбом. — Это с нашего выпускного в девятом классе! Посмотри, какая прелесть!
Я беру из её рук альбом и медленно начинаю листать. Многих из этих ребят я не помню. А свои фотографии кажутся чем-то совсем ирреальным. Особенно, если на них я в обнимку с кем-то или на моих коленях кто-то сидит или я сижу на чьих-то. Однако внимание привлекает моя одиночная фотография. Она по пояс и видна только блузка, на вороте которой по иронии судьбы и всех вселенных, какие только существуют, приколота та самая брошь.
Я смотрю на эту брошь как баран на новые ворота. Лилия что-то спрашивает меня, даже тянет ко мне руки, но я отшвыриваю от себя альбом, едва не ошпарив Лилю чаем, и быстро иду к сумке. Когда всё содержимое оказывается на диване, я начинаю искать брошь. От волнения руки меня почти не слушаются, но поиски венчаются успехом.
Когда я сажусь обратно, бережно держа брошь, то перевожу взгляд на фото, чтобы сравнить. Но нет. Это она. Иначе просто быть не может.
— Откуда она у тебя? — голос Лили дрожит.
Я молчу, не зная, соврать или сказать правду. Но девушка меня опережает с этим решением:
— И не думай лгать! Я знаю, где она должна быть, поэтому спрашиваю ещё раз: откуда она у тебя?
— И где же она должна быть? — Я хмурюсь. — Ты что-то знаешь, но упорно не хочешь мне говорить!
— Лера, это ради твоего же блага, поверь! — оправдывается она. — Я...
— Скажи мне правду! — Вскакиваю, игнорируя растекающуюся по телу боль.
— Какую правду ты хочешь знать?! — кричит девушка и вскакивает следом. — Эта брошь была утеряна тобой ещё до аварии! А сейчас волшебным образом она оказывается в твоей сумке! — Она обессиленно падает на стул. — Лера, просто скажи мне, где ты её нашла?
— Неважно. Нашла и нашла, — бурчу я, сев, и беру кружку в руки, отложив брошь в сторону.
— Ты что-то знаешь, но упорно не хочешь мне говорить, — повторяет Лилия мою фразу. — Ладно, я, на самом деле, ненадолго заглянула к тебе. Хотела проведать тебя, убедиться, что всё хорошо. Я зайду ещё на днях, ладно?
Я киваю. Девушка встаёт, подходит ко мне и обнимает. От неё пахнет женскими духами, которые щекочут мне ноздри. Когда подруга уходит, я снова беру в руки брошь. Странное совпадение. Группа ребят на месте аварии оставляет брошь и уходит. Я её нахожу, а после сталкиваюсь с каким-то парнем на обочине, который убегает… Не туда ли? Не за тем ли?
Вздыхаю и откладываю украшение в сторону. Вместо этого решаю посмотреть альбом. Тут много фотографий, причём не только с выпускного. Есть и я, и Лиля, и Макс, и какие-то другие ребята, наверное, когда-то мы были друзьями. Листаю дальше и замечаю, что несколько страниц пустует. Тогда решаю листать дальше и тут натыкаюсь на фотографии себя в платье. За моей спиной видны танцующие пары, от дам с пышными юбками рябит в глазах, однако я смотрю на себя. Так, выходит, я раньше занималась этим? Я раньше танцевала? Поэтому уверенно чувствовала себя на том вечере?
Жадно листаю дальше и вижу Лилию с Максом, нарядных и красивых. А за ними, аккурат за правым плечом девушки, я вижу «своего» кавалера, который танцует… со мной. Теперь мозаика начинает складываться. Я начинаю понимать, что к чему. Он никого не заменял! Он сам был в моей жизни! И судя по реакции Лили на брошь, она могла быть у него. Тогда, выходит, та группа — это его группа? И смотрел он на меня в тот вечер не просто так? А чувство «своего» по отношению к нему у меня было абсолютно оправданным?
Стоит только этой мысли попасть в мою голову, как я вскакиваю и начинаю ходить по комнате. Так это мы ругались в моём первом видении? Чем больше думаю, тем страшнее мне становится. Пусть я и начала понимать какие-то вещи, которые не понимала до этого, но воспоминания ко мне не вернулись. Даже если мы и были вместе, почему он отказался от меня после аварии? И если отказался, зачем танцевал со мной? Нет, сейчас, на воспалённую ещё одним видением голову, ничего делать не стоит. И решать тоже. Вздохнув, начинаю убирать со стола. Надо себя чем-нибудь занять, иначе я не успокоюсь и не усну.
Но кто же знал, что спать я не смогу ещё несколько дней?..
Когда ложусь и закрываю глаза, снова оказываюсь в пучине своих кошмаров, которые преследовали меня в больнице. Скрип покрышек, пламя, адская боль во всём теле, сирены, жар на лице, руках, жжение, мой собственный агональный крик, разрывающий ночную тишину палаты и чернота как венец всего этого. Всепоглощающий страх окутывает, затмевает всё. Я пытаюсь проснуться, но не могу. Мне не хватает кислорода. Кажется, что выхода уже нет, но тут раздаётся звонок в дверь, который и вырывает меня из кошмара. Но на самом деле это звонит телефон. На проводе Лиля. В суть разговора не вникаю — учитывая, что время близится к полудню, не могу упрекнуть девушку в столь раннем звонке. Изредка вставляю какие-то односложные комментарии и всё на этом. Когда разговор заканчивается, Лиля спрашивает:
— С тобой всё нормально?
— Да, я просто задремала.
— Ну и соня ты, — засмеявшись, она прощается со мной и тогда только кладёт трубку.
Я встаю и иду в душ. Может, вода смоет с меня это наваждение?
Немного помогает. Я возвращаюсь к конспектам, беседую с Жераром, занимаюсь повседневными делами, а когда ложусь спать, молюсь, чтобы и в эту ночь мне ничего не приснилось.
Но нет. Вселенная против моих планов.
В таком ключе проходит несколько дней. Я почти не сплю, постоянно думаю о «своём» кавалере и пытаюсь что-то вспомнить. Но всё тщетно. На исходе недели такой жизни я решаю прогуляться. На этот раз не так далеко от дома. Сегодня довольно пасмурно и дует прохладный ветер. Застегнув толстовку, медленно бреду вокруг двора. Дети резвятся на площадках, ветер развевает чьё-то бельё на балконной верёвке, бабушки щебечут на лавках. Наверное, жизнь кажется классной штукой, пока не теряешь часть её фрагментов. Когда я прохожу энный круг и иду по направлению к подъезду, замечаю у домофона юношу. Он смутно похож на того же парня, что и приходил сюда неделю или чуть больше дней назад — толстовка на нём та же. Медленно поднимаюсь по ступенькам и пытаюсь уловить его голос. Он что-то шепчет. Я разбираю только «чёрт» и «ну же!»
— Давайте открою, — громко говорю я и быстро подхожу к двери подъезда, стараясь уловить его лицо, но парень бормочет что-то и снова убегает.
— Эй! Это же ты сюда приходил в прошлый раз! — кричу я ему вдогонку, и стоит парню услышать эту фразу, как скорость его шагов увеличивается.
Что за чёрт? Уж не в мою ли квартиру он так хотел попасть?..
Открываю дверь подъезда и медленно начинаю свой подъем. Стоит мне только дойти до моего этажа, как вдруг слышу скрип подъездной двери и следом шаги, которые поднимаются вверх. Я чуть прислоняюсь к своей двери, чтобы пропустить соседа или гостя, но он останавливается рядом со мной.
— Привет! — бодрый голос раздаётся так громко, что я непроизвольно отшатываюсь.
— Макс? — Я удивлённо вскидываю брови. — А ты чего здесь?
Он улыбается во все тридцать два зуба и смотрит на меня. Я снова хочу задать вопрос, но слышу скрип двери и торопливые шаги, сопровождающиеся женским голосом:
— Нет, конечно, нет. Я понимаю. Но и Вы должны понять: мы и так делаем всё возможное, чтобы… — она останавливается у подножия последнего лестничного пролёта. — Всё, я перезвоню. — Сбрасывает и, улыбнувшись, поднимается ко мне.
— Мы подумали, чего зря время терять. К тому же, я обещала заходить к тебе чаще, а так и не пришла на деле. Ты с прогулки или только собираешься? — Лиля встаёт на одну ступеньку с Максом. Как будто блокирует выход.
— Нет, пришла уже. Но мы можем попить чаю. Мама мне там холодильник забила, так что и покушать сварганим, — я подхватываю их настрой и открываю дверь.
Весь вечер мы проводим в готовке и поглощении собственных кулинарных изысков под интересный сериал. Когда время на часах переваливает за полночь, ребята начинают собираться.
— Э! Я думала, вы с ночёвкой ко мне! — «Пожалуйста, не оставляйте меня! Я не могу спать по ночам!»
Сказать, что я боялась спать одна, значит, совсем ничего не сказать. Но не стоит ребятам это заявлять так прямо. Если узнают они, узнает и мама. А если узнает она, снова начнётся врачебная канитель с МРТ¹⁰ и прочей лабораторной лабудой, которую я больше не хочу переносить.
— Да, Лиль, давай останемся. А то давно мы бой подушками не устраивали! — Макс полон сил, а вот меня валит с ног из-за бессонных ночей. Но я стараюсь выглядеть огурцом.
— Ох, ну ладно, — нехотя соглашается девушка. — Мы тебя не стесним?
— Нет, конечно, вы что!
Боя подушками так и не состоялось. Ребята легли на полу, я — на диване. Стоило нам улечься, как тут же сон сваливает нас всех. И мне снова снится какая-то чертовщина.
***
Я нахожусь в бревенчатом доме, где уже затопили печь берёзовыми дровами. На кухне пожилая женщина что-то готовит, немногим старше мужчина ей помогает. Я иду дальше и подхожу к комнате. Светлые стены, большое окно, шкаф и деревянный стол, заваленный нотами. В углу на специальной подставке стоит электрогитара. На диване у окна вижу сидящего «моего» кавалера. Он одет в свободные штаны и бежевый свитер. В его руках — толстая книга. Сборник фэнтези-историй, понимаю я, взглянув на обложку. Стоит мне войти, как юноша откладывает книгу, встаёт и идёт ко мне навстречу, протягивая руки для объятий.
— Привет, моя Лира, — мурлычет он, обнимая меня.
Я отчего-то понимаю, почему он немного коверкает моё имя и делает из него музыкальный инструмент. Тяга к творчеству — та нить, которая прочно связала и привязала нас друг к другу. Это я тоже понимаю.
— Привет, — я вдыхаю аромат его тела. — Ты из бани? — От него пахнет гелем для душа, а волосы — едва касающиеся плеч — ещё влажные.
— Да. — Он робко целует меня в шею, отчего я прикрываю глаза и сжимаю его свитер в руках, натягивая ткань на плече.
Он снова целует, поднимаясь выше и касается губами кожи за мочкой уха.
Я чувствую, что сейчас рухну прямо здесь, поэтому сглатываю и начинаю дрожащей рукой, без шрамов, щекотать юношу, пока мы оба не оказываемся на диване.
— Ты же… же знаешь, что я боюсь щекотки, — он, смеясь, нависает надо мной, своими руками прижимая мои к кровати.
— А ты знаешь, что я чуть в обморок не падаю от таких поцелуев!
Но аргумент оказывается неубедительным, потому как «мой» кавалер снова целует меня в шею, подбородок и замирает в нескольких миллиметрах от моих губ.
— А если так, то тоже упадёшь? — Он хитро улыбается, а я, кажется, краснею.
— Не зна…
Стоит мне выдохнуть, как кавалер целует меня в губы и, углубляя поцелуй, перехватывает мои руки своей одной, освобождая другую. Я чувствую его запах, его вкус, его тепло, а затем ощущаю, как его рука движется по моей талии, от бедра, снизу-вверх, касается груди, от чего я чуть выгибаюсь к нему навстречу, и сильнее её сжимает, заставляя меня почти прогнуться в спине. Я стону, не разрывая поцелуй, и чуть сдвигаю ноги, стараясь унять разыгравшееся возбуждение. Но «мой» кавалер не настаивает, даже чуть сдвигается в сторону, продолжая меня целовать. Это длится целую бесконечность, пучина разрывает меня, мне жарко и холодно, я лечу и с грохотом падаю вниз. Всё заканчивается, когда в комнате раздаётся ехидный голос Макса:
— Ну вы сожрите ещё друг друга, ага!
А за его спиной маячит красная от смеха Лиля.
***
Я просыпаюсь и резко сажусь в постели, уже готовясь отбиваться от кавалера, который с такой пылкостью и жадностью целовал меня во сне. Но никого нет. Я сглатываю и падаю обратно, но сон не приходит. От нечего делать, я встаю и иду на кухню — там что-то оставалось от наших приготовлений. Но стоит мне встать, как я вижу красную точку на стене от лазерной указки. Посмотрев на неё и пристально проследив до окна, понимаю, что свет идёт через него. Я медленно, стараясь не разбудить ребят, подхожу к нему и вижу такую же точку, только шире. Смотрю вниз, но никого не вижу. Тогда поднимаю взгляд на стоящее напротив моего окна дерево. Раскидистое, с широкими ветками и полное свежей листвы. Красивое дерево, несмотря на то, что там на ветке кто-то в данный момент сидит.
Я прикладываю ладонь к стеклу и завороженно наблюдаю, как в темноте листвы загорается два фонарика почти одинаковых размеров. Они мигают каким-то кодом. Короткий. Потом два длинных. «Морзянка», что ли? Умно. Вот только единственное, что я знаю на морзянке, это «СОС», но не более того! Впрочем, те, кто так жаждет со мной пообщаться, продолжают мигать. Так. Первой буквой было: короткий, длинный, длинный. Значит, пока ищу листик и ручку, смогу сориентироваться. Когда нахожу предметы, мигание переходит на третий или даже четвёртый круг. Слово, видимо, короткое. Когда всё сделано, вижу, что неизвестные остановились. Прикладываю бумажку к окну и, когда на неё падает свет, начинаю быстро записывать шифр, стараясь писать каждый ниже предыдущего.
Никаких дополнительных знаков они не делают. Просто на две-три секунды идёт пауза, за которой «мигается» следующая буква. По моим подсчетам получается пять букв. Осторожно переступая между Лилей и Максом, иду в ванную, не забыв захватить телефон, чтобы найти алфавит «морзянки».
Всё происходит слишком быстро. Я даже не успеваю получить удовольствия. Хотя и написала всё очень коряво и с трудом разбираемо, слово у меня вышло. И внутри снова появляется та приятная истома, которая будто бы велит следовать навстречу каким-то приключениям.
«В» «Ы» «Й» «Д» «И»
И как я это должна сделать, позвольте спросить?!
Однако, когда я выхожу из ванной, натыкаюсь на нисколько не сонных ребят.
— Оу, вы чего встали? — От неожиданности я говорю первое, что приходит в голову. — Я вас разбудила?
— Пожалуйста, Лера, не надо, — Лиля смотрит умоляюще. — Пожалуйста.
— Чего «не надо»? — Я смотрю сперва на неё, потом на Макса. — Вы о чём вообще? — Может, сейчас мне всё расскажут?
— Об этом, — он вырывает у меня из руки лист бумаги. — Ты же не знаешь, кто к тебе обращается. Вдруг это маньяк какой-то? Или просто чокнутый? И ты просто возьмёшь и выйдешь к нему?!
— А вы, ребят, не очень похожи на только что спящих, — вдруг понимаю я. — Ваш приход как-то связан с тем парнем, с которым я танцевала на вечере? Или с тем спором, что я услышала в трубку, когда звонила Лиле?
— Послушай… — начинает Лиля, но я её прерываю:
— Так связано всё это или нет? — с нажимом спрашиваю я, чувствуя, как начинают ныть мышцы рук от напряжения. Скажите же это, ну! Я устала жить в догадках о том, могло быть такое в моей жизни или не могло!
— Да, — тихо говорит Макс.
Постоянство — неотъемлемая часть жизнь, когда кажется, что всё летит в глубокую пропасть. И стоит только хлипкому мирку, построенному на обычном постоянстве, рухнуть, как начинает казаться, что всё идёт не так и не по тому сценарию. Хочется взвыть, но изменить уже ничего нельзя. Баста. Финита. Конец. И только остаётся либо строить всё заново с опорой на прошлый опыт или забить на всё.
Сдерживая злобу и ярость на друзей, я срываюсь и, распахивая дверь, бегу к выходу из подъезда. Вдогонку мне летят крики ребят, но я уже оказываюсь на первом этаже. Мышцы горят, мне не хватает кислорода, но я уже вылетаю на улицу и почти лоб в лоб сталкиваюсь с «моим» кавалером, который держится за бок и, явно превозмогая боль, стремится попасть в подъезд.
— Ты! — Одновременно выдыхаем мы, и он отшатывается.
Я подхожу к нему ближе и вовремя: дверь за спиной распахивается, заставляя «моего» кавалера ещё больше отшатнуться. Разъярённые Макс и Лиля цепляют меня под обе руки и стараются удержать на месте, хотя я никуда не бегу.
— Какого чёрта ты пришёл?! — шипит Лилия, а часть её слюны попадает мне на щеку.
— Я должен поговорить с Лирой, — спокойно поясняет «мой» кавалер.
Тем временем, за его спиной появляется ещё один человек, в котором я узнаю того самого юношу, что спас меня от мотоциклиста. Парень угрюмо косится на Макса и Лилю, однако продолжает стоять за кавалером.
— Тогда, может, ты расскажешь, как после двух лет отношений ты бросил её, а потом вдруг понял, что ошибся?! — напирает Макс. — Расскажешь, как ты обошёлся с ней накануне Дня всех влюблённых, а потом перед её днём рождения, а?! Или поведаешь сам, как находил время для всех, кроме неё?!
— Лира! — Звонко, надрывно. — Лира, я люблю тебя!
— Нет, ты любишь всех, кроме меня.
Короткий диалог довольно живо звучит в моей голове, и я начинаю всё больше понимать суть происходящего.
— Хорошо. Пустите её. Мне нужна лишь она, — он отворачивается и спускается по ступенькам.
Нехотя, ребята разжимают хватку и позволяют мне идти следом за кавалером. Тот останавливается в нескольких метрах от крыльца и покорно ждёт.
— Я ничего не понимаю, — мне хочется истерически засмеяться, но, завидев лицо юноши, я проглатываю смешок.
— Сейчас поймёшь.
Он поворачивается ко мне и, быстро преодолев расстояние между нами, одной рукой хватает меня за шею и столь же быстро целует в губы. Небрежно, сухо и неприятно, но этот его поцелуй словно что-то включает во мне. Щелчок, и на меня обрушивается целый шквал. Я вижу всё. Наша встреча на первом танцевальном вечере. Совместный танец. Потом его предложение прогуляться. Обмен номерами. Дальнейшие совместные вечера. Первый поцелуй. В гостях у Макса в деревне. Город и знакомство с его друзьями. И между тем постоянные ссоры и разрывы отношений, мои уходы и мои же возвращения.
«Ты любишь всех, кроме меня!»
Фраза летит в него столько раз, что я, стоя сейчас рядом с ним, удивляюсь, почему он вообще хочет видеть меня.
Но поцелуй не заканчивается. Я расслабляюсь, отдаваясь ощущениям наполнения утерянных фрагментов памяти, а «мой» кавалер обнимает меня и углубляет поцелуй. Теперь это смачно, грубо, до боли в искусанных губах, пылко и… знакомо. Я обвиваю его шею и прижимаюсь к нему всем телом. Из глаз брызжут слёзы от чувственности всего происходящего. Я вспоминаю, как дала ему свою брошь и сказала, что она — символ того, что я всегда буду рядом. Я вспоминаю, как он случайно назвал меня Лирой и сказал, что это имя мне идёт даже больше, чем Лера или Валерия. Я вспоминаю, как сильна была боль после первого разрыва и как долго я приходила в себя. Я вспоминаю, как возвращалась после каждого расставания, и мы начинали сначала. Я чувствую, что разрываюсь от всех этих чувств. Мне больно, приятно, страшно, стыдно; я люблю, ненавижу, радуюсь и ликую. Кажется даже, что человек просто не может столько чувствовать одновременно. Но нет. Может. Особенно человек, у которого не было памяти.
«Мой» кавалер прекращает наш поцелуй и касается своим лбом моего.
— Мы поругались с тобой тогда. Я понял, что важнее тебя у меня ничего и никого здесь нет. Но ты решила всё прекратить. Такси уже ждало тебя. Ты села в машину, а через час с твоего номера звонит человек и говорит мне, что ты разбилась, — он сглатывает и продолжает говорить. — Твои друзья обвинили меня в той аварии, а я вскоре согласился с ними. Ведь если бы я изначально относился к тебе иначе, ничего это не произошло бы. Прости меня!
Я молча слушаю и пытаюсь унять пожар в груди. Единственное моё желание — быть рядом с ним. Видимо, бабы и правда дуры, что возвращаются к одному и тому же человеку, ошибочно полагая, что всё будет иначе. Не будет. Но я, видимо, мазохистка. А ещё я хочу поверить в людей. Поверить в «своего» кавалера.
— Я, видимо, человек, который всегда возвращается, — шепчу тихо, вдыхая позабытый аромат любимого человека.
— А я, видимо, человек, который всегда будет держать возвращающегося человека и никогда не отпустит. — Он улыбается и снова меня целует.
А ведь толстовка на нём та самая, со славянской руной на спине.
— Как сегодня Ваши дела?
В воздухе витает запах мандаринов, хвои и новогодних забот, который смешивается с ароматом мужских духов. За окном уже стемнело, в небе появились первые звёзды и луна. Из открытой форточки приятно тянет морозной свежестью, слышны крики людей, все поздравляют друг друга с Новым годом, где-то на фоне различается собачий лай и громкая музыка из чьей-то машины. Людской смех перемежается с звуком фильма «Один дома» по Первому каналу, а внутри что-то ноет в приятной истоме.
Я закидываю ногу на ногу и, смотря на красивое кольцо на безымянном пальце с аккуратным камнем, с лёгкой улыбкой отвечаю:
— Как и всегда: всё просто замечательно.
Кстати,
Ты ушла, не сказав
Мне "до свидания".
Теперь когда ты далеко,
Все, о чем могу я думать,
Это ты и я,
Ты и я¹
23.06.2017