Не позволяй мне

Полный дождя город видит сокрытое огнями окон. Вытащи это из меня, заставь исторгнуть крик, напугать поздних галок на крышах; ночь, сырой кирпич, ты все ближе ко мне. Ниже надо бы, но ты говоришь "нет". Извивается неон в корчах, в кармане шуршит билет в кино, вчерашний.

Зашей мне рот, а после распори нитки, дай вдохнуть светодиодный пар, прижми крепче. К стене, к себе. Нечем дышать... Чу, тачка едет мимо, я мог бы позвать на помощь, но не кричу. Слепая на один глаз машина дает по газам, твои руки повсюду, но только не там. 

Это не секс.

Погоня за удовольствием, в которой ты тормозишь меня, узда рвет губы, сердце толкает по венам жар, моя участь — покорно ждать: ты подаришь мне боль-снисхождение, желанный дар.

Но шкатулка из нервов трепещущих рассыпается в пустоту раз за разом, то пеплом, то пикселями, трикселем жжет лопатку клеймо; в груди громко, в горле тесно, на языке солоно.

Давай, подари хоть выдох, один толчок, не прошу о стоне, это — моя вотчина, перекрои полностью словом остро заточенным, бритвой твоих серых глаз, нет, не бросай меня, стой... Больше не буду, честно... Я здесь, падше-размазанный, хриплый и как никогда — живой.

Мертвые поэты, смотрите, завидуйте: вот то, что вы мечтали, но не смели выразить строками, лишь намеками.

Можете осуждать, тыкать сухими пальцами, говорить "игрушка", "дурак", но разве при жизни хоть раз ваше сердце билось так? Сладко, замирая на грани, словно прося разрешения продолжать...

Ты возвращаешь меня строгим "Иди в кровать".

Буйволова кожа ложится на кожу, в руку впивается сталь кольца, я здесь и сейчас, нет ничего кроме твоего лица, остальное — сон, марево, тлен. В плен твоих ласк попадают все куски меня поочередно, это, как обычно, невыносимо, а мольбы — мимо.

Пресекаешь любые мои попытки. Послушай, может, наиграешься в другой раз, на сегодня достанет? Мир тяжелый, горячий, зыбкий. Читаю отказ в глубине твоей ехидной улыбки, в прищуре глаз. Тебе и правда идет роль палача, как всегда, ты — воплощенное "нет", я — текущее, жалкое "да".

Это не секс, а штормовое море, заключенное внутри двоих, тонкими струями-стрелами пронзает навылет.

Ты говоришь "Дыши", но я не могу, это слишком, нельзя шлепать мокрыми комьями легких, когда на мизинец накручивают часть души.

В вакуумной немоте я слышу каждое твое движение, еще миг; точками пальцев открываешь огонь на поражение. Я кричу, срывая голос, да, боже, чёрт, слышу улыбку "Это всего лишь я", но ты для меня — оба, я рассеян в пространстве, стерт, но мне не страшно.

"Хороший мой".

Ты соберешь меня по крупицам, слепишь в теплый комок, вложишь в грудь, и я буду там биться.

Вечно.