Кажется, это было очень давно. Кажется, прошла целая вечность. И в то же время, будто это было вчера.
Его слова все также ясны в памяти, его лицо — уже не слишком. Она помнит, как упрямо склонила голову, будто собиралась атаковать, и сказала, что не отступится. Он тогда только покачал головой и ушел.
Эта болезненная нежность такая неправильная.
И чем сильнее все закручивалось, чем веселее было разгоняться, тем горше было падать. Сеновал, ночь и густое одиночество.
Она так и не простила.
Тогда, в камере, бросила что-то обескураженное про невезение и ушла. Командор, кажется, говорил, что ему жаль. Она бы запомнила лучше, если бы в ушах не начала бухать кровь.
Если бы не зазвенела сталь.
Его доставили в Скайхолд ночью. Днем был суд. Никого лишнего: она, он и посол, огласившая суть проблемы. Он будто разочарован, зол. "Ты ничем не лучше меня". В первый раз за все это время он прав. Она хуже.
Одних власть перемалывает в труху, сгибая под себя, другим вскруживает голову, а третьих — закаляет. Счесывает все мясо, наливает кости жидким металлом, заполняет внутренности тяжестью принятых решений. А на голову, прямо сверху — лучше любой короны — расплавленное золото последствий. Тогда ей казалось, что это золото медленно ползло по рогам,капля за каплей, стекало на лоб и ласково огибало глаза — любуйся. Любуйся, смотри, что ты сделала с миром. Довольна?
Сейчас, спустя столько лет, эта корона тянет ее к земле.
Она слилась с властью, переделывала ее под себя и себя под нее, отдаваясь делу, смиряясь с обязанностями. Женщина, полюбившая неожиданно неробкого на возвышенное слово воина, переросла в женщину, приговорившую его к отдаленной смерти. Его смирение… понимал ли он? Понимал ли он, что это будет так? Закончится так?
Значок стража-констебля не мог ответить на эти вопросы. Грифонье перо колко хрустнуло под пальцами, и она разжала кулак. Чистомордая, магичка Хиира, наемница Адаар, вестница Андрасте.
Леди Инквизитор.
Только Леди Инквизитор.