Цирк зажигает огни

Представление шло второй час

 Второй час Стэн стоял за форгангом и с жадным восторгом смотрел на выступления. Неважно, что он уже по сто раз видел каждый номер, что при нем эти номера придумывали, у него на глазах репетировали… Все равно это было чудо.

Стэн всегда любил цирк. Сколько себя помнил. Цирк был чудом, сказкой, праздником. От одного вида расклеенных на заборах, на уличных тумбах афиш на душе становилось светлее. Стэн прогуливал школу, чтобы смотреть, как растет шатер шапито, как циркачи выгуливают усталых после переезда животных, Счастьем было, если кто-нибудь из цирковых просил его подержать натянутую верёвку, или принести воды, или подсказать, где тут магазин…

На следующий день Стэн спешил к заветному окошечку кассы, сжимая горсть монет, сэкономленных на школьных завтраках. Праздник начинался заранее, ещё на подступах. Вьющиеся на ветру флажки и вымпелы, музыка, огоньки гирлянд, липкие нити сахарной ваты и запах воздушной кукурузы… Стэн специально приходил пораньше, чтобы побродить среди этого великолепия. Всех его сбережений едва хватало на билет, но радостью было просто смотреть, слышать, обонять… А главное чудо, конечно, ждало за полотняными стенками шатра.

— Стэн, следующий выход твой, — сказал ему седой и строгий шпрехшталмейстер.

— Я помню, — отозвался Стэн, улыбнувшись. Готовиться ему было незачем. И реквизит был весь при нем.

<center>***</center>

В детстве Стэн даже и не мечтал, что будет выступать в цирке. Циркачи, даже униформисты, даже конюхи, казались ему не такими людьми, как он сам. Другой породы. С другой планеты. Почти богами.

А когда ему исполнилось пятнадцать, он взял и сбежал из дома. От брани и побоев вечно пьяного отца, от равнодушного взгляда усталой до безразличия матери. Он пришел в цирк — тощий долговязый мальчишка с цыпками и заедами, готовый заниматься чем угодно, самой трудной и грязной работой, лишь бы не расставаться больше с этим праздником.

Первые годы он и занимался чем угодно. Ходил за лошадьми, чинил реквизит, подметал, мыл, грузил, таскал… Должность униформиста представлялась ему счастьем. Стать чьим-нибудь ассистентом — недосягаемой мечтой…

<center>***</center>

Номер закончился. Мимо Стэна испанской рысью, красиво поднимая передние ноги, пробежали попарно шесть лошадей, на первых двух стоя ехали наездники. За форгангом они спрыгнули, чтобы выйти обратно на арену, на комплимент.

— Стэн! — снова напомнил шпрехшталмейстер. Стэн улыбнулся и поправил на голове цилиндр.

С этого цилиндра началась когда-то его нынешняя карьера. Он помнил, как впервые назвался фокусником. Он тогда подошёл к директору цирка и, сгорая от смущения, сказал, что умеет вынимать из шляпы кроликов.

— Мальчик мой, — рассмеялся директор, — этим ты нынче даже школьников не удивишь! Вынимать кроликов из шляпы умеет любой дурак.

Впрочем, на тридцатом кролике директор изменил свое мнение.

Публика до сих пор хорошо принимала этот номер. И цилиндр был все тот же — строгий, черный, блестящий. Стэн не расставался с ним, словно тот был волшебным талисманом. Никого это не удивляло — цирковые склонны к суевериям.

Стэн вышел на арену — в строгом костюме под стать цилиндру, в черных очках. В его одежде, внешности не было ничего яркого, бросающегося в глаза, сверкающего. Так было задумано. Зрители встретили его овацией. Его номер был гвоздем программы, половина зрителей пришли посмотреть именно на него.

Стэн снял цилиндр и, взмахнув им, поклонился почтеннейшей публике. Потом словно с недоумением посмотрел внутрь цилиндра — зрители заранее оживились. Он сунул внутрь шляпы руку — сначала кисть, потом по локоть, по плечо… И вынул кролика. И ещё одного. Голубя. Фазана. Яркий платок. Воздушный шарик.

Разноцветные платки устилали уже всю арену, по ним прыгали кролики, голуби и попугаи летали между шариков, и те лопались, осыпая зрителей пёстрым конфетти.

Многие собратья по ремеслу пытались выведать у него, откуда он все это достает и куда оно потом исчезает. Самое смешное, что Стэн и сам этого не знал. Он расспрашивал Дона, тот честно пытался ответить, объяснить… Одному не хватало слов, другому знаний.

Стэн взмахнул шляпой, и в нее втянулись, бесследно исчезая, голуби и шарики, платки и кролики… На арене осталась только россыпь разноцветных перьев и конфетти. Стэн демонстративно потряс цилиндром, водрузил его себе на голову, выпрямился и вытянул руку вперёд. Наступила тишина. Свет в зале померк.

И в этом сумраке отчётливо было видно, как на кончиках пальцев Стэна вспыхнул огонек.

<center>***</center>

К тому времени, когда Стэн дорос до униформиста, цирковые уже перестали ему казаться небожителями. И становиться ассистентом в чужом номере было уже неинтересно. Теперь мечталось о своем собственном номере. Он учился джигитовке и эквилибристике, пробовал жонглировать и ходить по канату… И все это у него получалось, в общем-то, не так уж плохо.

Не так уж плохо…

Лучше оставаться униформистом, чем стать не таким уж плохим артистом.

<center>***</center>

Стэн подул на огонек, и тот стал расти, расти. А потом с руки сорвался огненный шар, взлетел под самый купол, там взорвался салютом, рассыпался сотнями искр. Искры, в свою очередь, снова собрались вместе, превратившись в огненную птицу. Птица покружилась, почти задевая зрителей длинным хвостом, опустилась Стэну на плечо, перепорхнула на руку. Взметнулась высоким и узким языком огня и исчезла. Стэн переждал аплодисменты, встряхнул рукой, словно сбрасывая что-то. Огонек упал на опилки арены, мигом разросся до приличного костра, обернулся огненным львом, отскочил, припал к полу, размахивая хвостом. Выбежал на арену униформист, бросил обруч. Стэн поймал его, поставил перед огненным зверем…

<center>***</center>

Чуть ли не последним, что он решил попробовать, было ремесло клоуна. Долговязый, нескладный, он и сам по себе вызывал смех — и привык к этому. Так что, казалось, только и надо, что придумать «репризу».

Он придумал какой-то сюжет, как ему тогда казалось, в меру смешной, в меру нелепый. Про волшебника-недоучку, пытающегося вызвать демона. Текст заклинания он состряпал сам — по смутным воспоминаниям о детских сказках, о прочитанных книгах. Оно не могло сработать, никак не могло! Это же не так делается!

Впоследствии, обсуждая это с Доном, они нашли только одно объяснение — то, что Стэн был неудачником. Заклинание сработало у него потому, что он этого совершенно не хотел.

 Ну и, очевидно, сам Дон был ещё менее удачливым.

Стэн репетировал в свободные минуты прямо в вагончике с реквизитом — другой возможности уединиться у него не было. Начертил пентаграмму, помахал руками, изображая магические массы, прочитал заклинание… Раздался хлопок, запахло дымом, и на полу перед Стэном вспыхнуло пламя… нет, появилось живое существо, вроде котенка. нет, пламя в виде котенка… или котенок из пламени?

Существо не издавало ни звука, но Стэн как-то понял, что оно испуганно и растерянно. И голодно.

Что заставило его схватить зажженную свечу и поднести к огненному котенку?

Тот жадно ткнулся мордочкой и стал всасывать в себя пламя, словно молоко.

Два месяца Стэн кормил «котенка» пламенем свечей. Потом тот начал питаться самостоятельно — солнечным светом, вспышками молний, чужим гневом. Ещё через месяц он «заговорил». Беззвучные слова возникали прямо в голове Стэна.

«Котенок» с звучным именем Деобедон оказался детёнышем ифрита. К сожалению для Стэна, о своем мире он почти ничего не мог рассказать — слишком маленьким был, когда заклинание вырвало его из родного гнезда. Сам он без конца расспрашивал Стэна о месте, в котором оказался.

В полгода Деобедон первый раз попросил Стэна пустить его в себя. И потратил на уговоры целый месяц.

Очень странно и не слишком приятно было ощущать рядом чужой разум, сознавать, что его собственным телом может управлять кто-то другой. Но Деобедон так радовался возможности выйти за пределы вагончика, самому увидеть небо, людей, деревья, птиц — и Стэн старался скрыть свое недовольство. А потом и совсем привык. И темные очки носить тоже привык — а что делать?

Цирковые представления нравились Дону почти так же, как и Стэну. Как-то Стэн признался:

— Я раньше тоже хотел выступать на арене…

И ответил, казалось, сам себе — только другим голосом, напоминающим басовитое мурлыкание:

— Так почему не выступаешь?

— Потому что я бездарь. Ничего у меня не получилось! Только вот тебя сюда притащил…

— А что ты хотел делать? Может, я помогу?

Сначала Стэн не стал его слушать. Потом не поверил. Потом согласился попробовать. А через несколько месяцев надел черный цилиндр и пошел к директору цирка…

<center>***</center>

После своего выступления Стэн не торопился уходить, досмотрел программу до конца. Потом вернулся в свой вагончик, сел в кресло, намереваясь немного почитать перед сном…

Раздался хлопок, запахло дымом. И посреди вагончика вспыхнуло пламя… нет, появился огненный лев. Почти такой, какого Дон совсем недавно изображал на арене — но крупнее и явно опаснее.

«Верни мне моего ребенка!» — эти слова возникли, казалось, прямо в голове у Стэна.

— Какого ребенка?! — он вскочил, растерянный и испуганный.

«Не притворяйся! Ты украл моего сына!»

Хвост в ярости хлестал из стороны в сторону, и ковер на полу уже начал тлеть.

Стэн соображал, что ответить. Как оправдаться, как объяснить, что ни сном ни духом не собирался никого воровать…

Не понадобилось. На его руках вспыхнуло пламя, и в следующий миг Деобедон кинулся к огненному зверю.

— Мама!

Зверь бросился ему навстречу. Стэн не поверил бы, что эта чудовищная тварь способна издавать такое нежное мурлыкание.

А потом они оба исчезли, оставив только запах дыма.

Стэн упал обратно в кресло, вытер пот. Потом поспешно вскочил снова, стал затаптывать дымящийся ковер, заливать водой из графина. Почему-то дым вонял на редкость отвратительно. Стэн выбросил остатки ковра за дверь, распахнул окно.

И только после этого задумался о произошедшем.

Ясно было, что его карьера фокусника на этом завершилась. Ну что же, не очень-то и жалко. Аплодисменты и восторги всегда казались ему незаслуженными, крадеными, что ли, сам-то он всегда сознавал, что своим успехом обязан не таланту и даже не труду, а слепой удаче.

Что же, придется вернуться к тому, с чего начинал — цирковым рабочим, конюхом, если повезет, то униформистом. Не здесь, конечно, не в этом цирке. Уехать подальше, выбросить цилиндр, сменить строгий костюм на футболку и джинсы, снять темные очки… Никто и не узнает.

Стэн с легким удивлением понял, что эта перспектива его почти не огорчает. Все равно он останется в цирке, это главное. А кем именно… конюхи тоже нужны, и без униформистов представление не получится.

А вот расстаться с Деобедоном было жаль. С котенком, которого он с рук выкормил, с другом, понимавшим его с полуслова.

Но с другой стороны — Дону в родном мире, с родной матерью явно будет лучше. Он же еще, оказывается, совсем маленький! Так что жалеть не о чем.

Надо было собираться вещи и уходить.

Стэн вдруг почувствовал себя жутко усталым. Сил едва хватило добраться до кровати. Что же, собрать вещи он успеет и завтра.

Жаль, что придется уходить тайком, ни с кем не простившись и ничего не объяснив. Но с другой стороны — что он может объяснить?!

Первое, что ощутил Стэн, проснувшись — было чувство потери. Потом вернулись воспоминания о вчерашнем вечере.

Ох, Дон, котенок… вспомнит ли он об их недолгой дружбе?

Стэн посмотрел на часы. И что его разбудило в такую рань? Но это к лучшему, пока все спят, можно уйти незаметно.

Он встал, зачем-то подошел к окну. Постоял, бессмысленно глядя на серое небо. Обернулся и увидел огненного котенка, свернувшегося клубочком в кресле.

— Дон?!

Деабедон встал, потянулся, размахивая хвостом. В голове у Стэна прозвучало:

«Я решил остаться. Здесь интереснее.»

Стэн осторожно, словно не веря своим глазам, протянул руку, коснулся пламени — горячего, но не обжигающего.

— Я рад, что ты остался. Я… я бы скучал без тебя.

«И я без тебя скучал бы, » — рыжий зверек взмахнул огненным хвостом. — «И без цирка тоже. Знаешь, я новый трюк придумал!»