всё твоё - моё

Улыбнись. 

Гето поднимает уголки в снисходительной улыбке. Годжо хмурит брови, а за плотными солнцезащитными очками его взгляд не увидеть. Выглядит недружелюбно, даже недовольно. Мрачный, как дождливый день.  

Гето решает сделать первый шаг. 

— Да ладно, улыбнись мне хоть? — он протягивает руку. Годжо опускает голову, буравя взглядом ладонь.

— У тебя чёлка отстойная. 

Гето надеется, что кривится как можно более прилично. А Годжо в ответ гогочет ему в лицо. 

Расскажи.

Гето находит Годжо на крыше покосившегося разрушенного здания. Когда-то на этой крыше была площадка для гольфа, ныне — заброшенные руины. Годжо лежит на грязной дорожке, сбросив пиджак униформы, и смотрит в небо, закрытое тучами из-за близкой грозы. 

Гето садится на его пиджак под недовольный крик. 

— Моя форма!

— Гроза скоро. 

— Вижу, — Годжо тычет пальцем в сторону чернеющей тьмы, откуда пару секунд спустя к земле прыгает молния, а пространство разрывается грохотом грома. — Чё дернул? 

— М-м?

— Чё дёрнул? Я бы расправился с тем проклятием в секунду, — Годжо поправляет очки, чтобы не показать взгляда, направленного прямо на Гето. — Мне всё равно. Я сильнейший. 

Гето не уверен, что может сформулировать причину. Говорит: “Ну, ты же сильнейший человек” — и замолкает. Ложится рядом и сосредоточенно смотрит в небо. Годжо убирает с глаз очки, а его алмазные голубые глаза сияют в ночи сильней рассекающей небеса молнии. 

— Я не человек, я молния! 

— В таком случае, кто я? Облако? Гром? Дерево?.. 

Годжо пинает Гето в бок: “Громоотвод”. 

Начинается дождь, от которого они убегают внутрь здания. 

Попробуй. 

Сигареты Сёко тонкие, ментоловые, скуриваются в три затяжки и очень дорогие. 

Как раз подходят Годжо. Гето протягивает ему сигарету. 

— Будешь? 

Сёко подшучивает и велит вернуться к картам. Годжо застыл с немым вопросом. Голубые глаза как в тумане. Он сидит, схватившись за талию Гето, разморенный и податливый. Вокруг них вещи Сёко и её же алкоголь — уже пустые бутылки и банки, которые Годжо собрал в башенку, отказавшись играть в карты на раздевание. 

Гето проигрывает и хочет курить. 

Годжо кивает и приоткрывает рот. Сжимает губами фильтр и проводит пальцы Гето невесомым поцелуем. Он опускает голову над зажигалкой, совсем хмельной и уставший. Гето убирает его волосы назад, чтобы не подпалить, и прижимается лбом ко лбу. Кончики сигарет соприкасаются, и огонь опаляет лицо теплом. Гето делает затяжку, а за ним зеркально повторяет Годжо. 

Шальная мысль.

Надо было без сигарет. 

Годжо затягивается дорогой сигаретой. Сжимает фильтр тонкими пальцами, облизывает губы в перерывах между затяжками, глубоко вдыхает дым снова и снова, неотрывно и жадно впившись опаляющим взглядом в Гето. 

Надо было без сигарет. 

Коснись. 

В какой-то момент объятия Годжо начинают казаться другими.

Вместо ощущения рук на плечах Гето чувствует прикосновения.

Они аккуратные, будто небрежные. Годжо задерживает руки на чужой талии чуть дольше, чуть крепче жмётся к груди. Он утыкается лицом в шею Гето, и от этого всё тело пронзает неясным ощущением радости и удовлетворённости. Годжо доверчиво обнимает и гладит по спине, а каждое касание кажется чем-то бóльшим и страшным. Так не обнимают однокурсников. Так не обнимают ни знакомых, ни даже друзей. 

Даже любовников и любимых обнимают иначе. 

Годжо сам открывается для объятий Гето. Делай, что хочешь. Отшатнутся — всё равно что ударить. 

Все Годжо боятся. А Гето боится его спугнуть. 

Поцелуй. 

Если это не то, что Годжо хотел, то… Гето лучше исчезнуть из этого мира. 

— Это… — бормочет Годжо, касаясь исчезнувшей с губ улыбки. Оторопело смотрит на Гето: — Ты… 

Гето нависает над ним, лишь для вида упираясь ладонью рядом с плечом. Годжо ничего не стоит отползти и уйти от опротивевшего ему парня. Сам же говорил, что сильнейший!

Гето чувствует, как мерзко и гадко на душе от молчания. Его переполняет ворох мыслей и чувств — это всё сдавливает грудь тревогой. Весь мир сужается до одной комнаты в заброшенном здании, до пыльного грязного дивана, где Гето нависает над своей единственной причиной бессонницы, одержимости… всего.  

Годжо должно быть мерзко.

— Поцелуй...

— Да, я поцеловал тебя, закончим на этом, — ощетинивается Гето и поднимается, чтобы уйти без разговоров. Но мир вдруг переворачивается, а спина тяжело встречается с обивкой старого дивана. 

У Годжо глаза всегда ясные, а сейчас только их Гето и видит над собой. У него горят плечи и спина от удара. У него горят уши и щёки от стыда. 

— Нет. Поцелуй меня, — шепчет Годжо. Гето чувствует, как чужие пальцы неспокойно сжимают пиджак униформы. Годжо склоняется над его губами. Чужое сердце бьётся так оглушительно громко…. Носы соприкасаются, как будто единственное, что Годжо знает в свои подростковые года — это невинные и неуклюжие прикосновения!.. 

Гето наклоняет голову только чтобы зацепить губами уголок нервной улыбки.

Гето не задумывался. А может, и правда, только это и знает.

Гето забирает его первый поцелуй. Забирает взбудораженный стон. Забирает жаркие признания, забирает всё, что Годжо не знает. Его невинность, его интерес, всю его юность. 

Оставляет в пустотах лишь себя.

Поверь.

— “Смысл”... Это так... важно? 

Годжо опустошённо смотрит в толпу людей. На их месте видит мясо. Он не глядит в сторону Гето. Он не прячет своих ясных глаз. Стоит, глупо застыв в ожидании.

Отвечай.  

Гето думает, что одно его слово может начать бойню. 

Он говорит: “Это очень важно. Особенно для шамана”, а потом провожает взглядом спину Годжо. 

Гето забирает себе ответственность за их будущее. Он провожает сильнейшую молнию, так и не ударившую в землю. 

Убей. 

— Тебе следует хотя бы проклясть меня напоследок... 

Если любовь — это проклятие, проклинай меня всю жизнь.

Пообещай, что останусь твоим первым и единственным. 

Кэндзяку мерзко ухмыляется губами Гето. Его руками он прикрывает рот, когда вдруг начинает дрожать от смеха. Его хохот эхом наполняет заброшенное здание. Как потешно ему присматривать чужую жизнь, как потешно помнить каждую деталь чужого сердца и души...

Он слушает остатки души Гето и глумится, повторяя, как в сумасшествии:

— Всё твоё — моё. Всё у тебя — от меня.

Ты тоже.