Эрен Йегер

находиться в комнате эрена без самого эрена всегда подпрыгивающе-колко. армин вроде как знает все его секреты, например какой именно порно ролик был оставлен в открытой вкладке (и он правда не хотел его обнаружить). но армин приносит сюда свою собственную болючую тайну и не показывает ее так же честно и доверительно, как эрен открывает для армина свою комнату без задней мысли, просто потому что знает, что армин никогда ничего плохого не сделает. и это нечестно и стыдно, армин упрямо не отводит лишний раз взгляд от двери, боится заметить новые детали и изменения — он знает эту комнату, как свою собственную, и осмотр ее ощущается так же, как если бы армин открыл ящик с нижним бельём эрена. оно чистое, аккуратно сложенное, и все же нормально, у всех есть такие ящики, но есть в этом определённый момент интимности, в который армин залезать не заслужил. армин знает, в какой угол эрен кидает вечером свои носки, изучил вдоль и поперек огромный плакат ланы дель рей с её автографом на стене рядом с кроватью, читал все марвеловские комиксы с полки над столом, которые не особо нравились ему, но нравились эрену, у армина в этом доме своя зубная щетка, и табуретка с кухни обитает под компьютерным столом уже лет пять, потому что он часто остаётся до самого вечера играть с эреном в овервотч. разбросанной спортивной формой и заброшенной в углу гитарой комната буквально кричит, что тут живёт именно эрен, и от этого одновременно очень тепло и нервно. армин зажмуривает глаза и падает головой на подушку. его мозг, который позволяет ему выигрывать олимпиады по математике, сейчас потихоньку закручивается в тугой узел повторяющихся беспокойных мыслей, и самая пугающая из них та, в которой маячит вероятность однажды зайти в эту комнату и, после обнаруженной сегодня пачки презервативов, увидеть женскую футболку, оставленную с ночевки, или забытую резинку для волос девушки, которую эрен когда-нибудь сюда приведёт. армин в какой-то момент ощущает её призрачное присутствие так живо, что его мутит от осознания своей беспомощности перед таким будущим, и он не сомневается, что оно обязательно наступит, просто до сих пор не понятно, что ему нужно будет делать дальше. конечно, армин скажет, как он счастлив за них, и будет искренне иметь это в виду, он скорее всего привыкнет видеть её на общих семейных праздниках, он согласится быть шафером на их свадьбе и не отвернется, когда они будут говорить клятвы друг другу. только за эти несколько лет армин ни разу не пытался ходить на свидания, ни разу не дал себе возможности рассмотреть другой вариант, даже когда у эрена варианты были, не увлекался с кем-то общением настолько, чтобы хотя бы подумать о том, чтобы любить не эрена. он был эгоистом. и эгоизм заключался не в ревности или желании обладать, а в том, что армин выбрал эрена и отказывался отказываться от него. и это всё отдавало совершенно дурацким детским упрямством. как когда он со слезами на глазах отталкивал чужую руку помощи, поднимался с пыльной земли и поднимал велосипед, с которого только что обидно упал.

— эй, ты спишь что ли?

армин дёргается и открывает глаза. эрен стоит на пороге в одной из своих любимых футболок с большой красной надписью «not all those who wander are lost» на груди. армин помнит её, помнит, как эрен почти рыдал, когда не удалось урвать такую на концерте, помнит, как заказывал её онлайн и как дарил эрену на день рождения, и какие счастливые были у него глаза. армин отрицательно качает головой на озвученный вопрос и улыбается. с отросших до плеч волос эрена капает после душа вода, и он собирает их на затылке в свой привычный пучок. а армин немного загипнотизированно смотрит, как под пугающей чёрной татуировкой множественных глаз кишина на его шее двигается кадык, и как по-своему эрен сначала закусывает зубами резинку, а потом небрежным и очень характерным движением заводит руки за голову. он вообще всегда был особенно по-мальчишески сложенным, даже будучи подростком в нем проглядывал этот высокий, сильный эрен йегер, каким он был сейчас. и в груди армина всегда сжималось, когда были видны косточки его плеч, когда эрен крутил головой и разминал шею, когда снимал футболку и расстегивал рубашку — во всем этом была какая-то глубинная мальчиковость, которую невозможно было объяснить словами. конечно, армину нравилось в нем не только это, но глупо было отрицать, как скручивало трепетом у него в животе каждый раз, когда эрен в раздевалке после душа наносил дезодорант, поднимая руки в каком-то своём пацанско-эреновском жесте. и даже эти кишиновские сумасшедшие глаза на шее, и остальные мелкие, какие-то подвально-грязные татуировочки с шипами-ключами-черепами, которые складывались цельным хаотичным рукавом на правом плече, и это его серьёзное обожание ланы и всех её альбомов, – все идеально вписывалось в то, что есть эрен, которого армин нежно любил.

— ...мин? армин, — эрен кладет руку на плечо, и армин с испугом растерянно фокусируется на его лице, — ты опять отлетел.

он говорит это с беззлобной усмешкой и, рухнув рядом на кровать, пытается еле дотягивающимися пальцами стянуть телефон с тумбочки. армин смотрит на его потуги с отстраненной внимательностью, просто потому что в принципе привык смотреть и цеплять детали, и, с громким охом вспомнив, говорит:

— микаса писала, что вышла с тренировки и уже едет. будет, наверное, минут через двадцать, с остальными встретимся уже на вокзале.

эрен лениво и задумчиво, как будто доставая из своих внутренних глубин звуки и мысли, повторяет «минут двадцать» и бегающим взглядом читает что-то с телефона. скорее всего впитывает в себя сто с лишним сообщений в общем чате, которые приходили все полчаса, пока эрен был в душе.

— дедушка сказал приезжать в любое время. только мы в машину не влезем все, придётся до озера идти пешком.

— как же жан заноет, — эрен, не поднимая глаз от экрана, растягивает гласные, чтобы показать, насколько претензии жана его якобы задолбали, и следом смеется с таким гыгыканьем, которое чаще можно услышать от конни, когда тот особенно плохо шутит.

— я сдамся первым, — армин смеется тише и украдкой цепляет взглядом улыбающееся лицо напротив.

эрен вообще-то красивый. его не уродуют ни дурацкие татуировки, ни растянутые в коленках старые отцовские треники, в которых он сейчас сидит, ни мелкие свежие царапины на подбородке, оставшиеся после бритья с утра. армин, пока на него не смотрят, пользуется шансом и разглядывает смуглую кожу, которая к концу их двухнедельной поездки покроется красивым ровным загаром, и эрен будет похож на сказочного разбойника или пирата, с которым армин пошёл бы грабить торговые суда и может даже преданно сложил бы за него голову в битве. но сейчас без сережек в ушах, без колец на пальцах, в домашней одежде эрен выглядит таким родным и таким открытым, какой ощущается его комната, как будто чуть-чуть более настоящим, как будто немножко не для всех, а только для одного армина, пришедшего с самого утра, просто чтобы побыть вместе подольше. армину немного стыдно от того, как хорошо становится после этой мысли, и маленький червяк того самого жадного эгоизма внутри успокаивается. и видимо внутренняя радиостанция армина, проигрывающая его бесконечные монологи, снова не успевает включиться вовремя, поэтому он не замечает движение напротив, и через секунду эрен уже валится всем своим телом сверху, вдавливая армина в кровать, и это настолько же тяжело физически, насколько и нервно. не из-за момента близости тел или неожиданности, а из-за того, что эрен рядом, такой понятный, знакомый, изученный со всех сторон, но волнующе новый, живой, горячий и соблазнительно осязаемый. стоит только протянуть руку чуть вперёд, и можно будет реально его коснуться. армину страшно от того, насколько сильно он хочет этого прикосновения, и как быстро сокращается список причин этого не делать. конечно, они трогали друг друга множество раз за всю жизнь, но рот высыхает и язык прилипает к нёбу от осторожной фантазии, как ощущалось бы это прикосновение, если бы армин имел на него право. в том смысле, в котором всегда хотел – как будто бы эрен был только его целиком и полностью.

— ты сегодня на связи с космосом весь день, — голос у него тихий и размеренный, вибрацией проходящий по ребрам армина.

— эрен, слезай! ты тяжелый, — армин неловко, скованно смеется и кряхтит под чужим весом, пытаясь спихнуть его с груди.

— denkst du?

эрен поворачивает голову и смотрит взглядом, сложным для понимания. как если бы он о чем-то думает и ждет от армина чего-то конкретного. армину хочется закрыться и спрятаться, потому что неожиданно лицо эрена гораздо ближе, чем можно сейчас вынести. армину хочется податься вперёд и узнать, что это такое, когда вот-вот поцелуешь эрена йегера, и вызывает трепет не столько сам поцелуй, сколько пять секунд до и сама возможность это сделать. и это стыдные мысли, наверное, самые стыдные из всех, какие когда либо бывали в голове армина, но ему становится почти больно от громкого нельзя, сказанного беззвучно самому себе.

— э..эрен..? слезь, пожалуйста... — становится страшно и неуютно находиться внутри себя и быть таким собой на глазах эрена, страшно, что вдруг на какое-то мгновение армин выдаст себя мимикой или красными щеками, а эрен все поймет. и сразу пропадают все отчаянные картинки о поцелуях, потому что никакие призрачные надежды не стоят потери самого особенного друга.

эрен молча кивает и встаёт, и тот его странный взгляд больше не появляется.

***

армин не считает себя несчастным человеком, потому что с самого детства чувствует себя выбранным эреном. как будто это особая заслуга – быть его самым близким другом.

и эта мысль греет изнутри тихим, ровным спокойствием – эрен здесь с ним сейчас и будет с ним завтра, послезавтра, через месяц, год.