Жан буквально вываливается из вагона на перрон. От ночной прохлады кожа покрывается мурашками, а остатки сна как рукой снимает. После набитого битком плацкарта, где о кондиционерах и открывающихся окнах никогда не слыхали, свежий воздух приятно кружит голову. Для полного счастья не хватает только пары затяжек.
Ухмыляясь неизвестно чему — то ли подсвеченному зданию вокзала напротив, то ли самому себе, — Жан лезет в карман за пачкой сигарет. Сигареты он находит, а вот зажигалка будто испарилась. Может, дома оставил, может, выронил, пока отчаянно опаздывал на поезд, заскакивал в последний вагон и тащился до своего места через половину состава.
Разочарованно зажав сигарету между зубами, Жан оглядывается. Вокруг ни души. Только из соседнего вагона с нелепо бодрым «оп-па!» выпрыгивает парень и тут же обхватывает себя за плечи. Накинуть куртку поверх футболки он не додумался.
— Ночи, — бросает Жан, приблизившись к нему. — Огоньку не найдётся?
Тот расплывается в широкой улыбке.
— Тоже не спится?
Они стоят под фонарём: парень роется в карманах штанов, Жан слушает, как в них периодически позвякивает связка ключей. От нечего делать он разглядывает случайного знакомого. Подмечает взъерошенные черные волосы, сигарету за ухом и россыпь веснушек на носу, который парень то и дело морщит, очевидно недовольный столь долгими поисками.
— Смотри-ка, — почти всерьёз удивляется он. — Посеял.
Тяжело вздохнув, Жан сквозь зубы тянет ругательство. Парень смущённо чешет в затылке и со смешком разводит руками.
— Вот и встретились два неудачника. Марко Бодт.
Он протягивает ладонь, которую Жан, чуть помедлив, чтобы убрать бесполезную теперь сигарету, крепко пожимает.
— Жан Кирштайн